Неспешно прогуливаясь с женой, мы забрели в сосновый околок. Небольшой такой лесок. С одной стороны его отделяла от деревни Шубенки пышущая от жары асфальтированная трасса, идущая до райцентра. А с другой стороны грунтованная накатанная дорога, по которой шубенские ездили на сенокосы, расположенные сразу за околком. Поля, поля, примерно на километр, а там опять лес, тайга. В общем-то околок, как околок. Пару раз я заходил в него в поисках грибов после дождей. Грибов не нашел. Но поразил он меня девственной чистотой. Никаких следов пребывания человека на грешной земле…. Ни тебе окурков, ни пивных банок и бутылок, ни кусочка полиэтиленового пакетика, или обертки. Мне это показалось странным, необычным. Ведь тайга в окружности пяти километров была испещрена следами человеческой жизнедеятельности, на которые вольно или невольно натыкаешься. Вот и повел я в околок супругу, чтобы вместе со мной насладилась чистым сосновым воздухом, и первозданной лесной чистотой.
Ольге понравился. Тем более, что была в околке ещё одна странность. Не было слышно шума пролетающих по трассе машин, и те, что объезжали по грунтовой дороге, были слышны еле-еле, и то, если прислушаться. А так… тишина… Оглушающая тишина. Когда слышишь не только хруст старой хвои под ногами, но и биение собственного сердца. Говорить не хотелось. В свете последних событий, уже столько было обсуждено и пересказано, что нашла некая апатия от слов. Отвращение к словам. И наступила внутренняя пустота. Когда гонишь от себя всякую мысль, всякое переживание. Отрешенность от существующего положения, которое мы почти не в силах были изменить. Поэтому отдохнуть от всего было просто необходимо.
Мы шли. Дышали. Смотрели на густо поросшие сосны. В жаркий летний день, казалось, здесь было прохладней, чем на солнце. Вездесущий папоротник практически не рос. Да и молодой поросли низкорослых кустов практически не было. Странное место. Прислушавшись, я понял, что ни птиц, ни белок здесь не слышно. И тут впереди, где-то посередине околка, мы увидели дом. Большой такой двухэтажный сруб, метров двадцать на десять в периметре, и высотой на метров на десять. С четырехскатной крышей, покрытой темно коричневым кровельным железом и резными ставнями на окнах. Ставни были закрыты.
Очень интересно, — подумал я, осматривая дом. Было полное ощущение, что он вырос вместе с густорастущими вокруг соснами. Никаких дорог, и даже тропинок к нему не вело. А соснам, вплотную подступающим к стенам дома, судя по толщине стволов, было лет сорок, как минимум… Почему я не увидел его в те времена, когда искал тут грибы? — поселилась в голове навязчивая мысль. И тут я стал вспоминать…. Видел я это дом, видел раза три в своих снах. Только во сне он был недостроенный. С незаконченным перекрытием второго этажа. И окон не было. Оконные проемы были забиты пленкой и досками. И во сне я отчетливо помню, что дом этот мне очень понравился, и что даже был заинтересован, как бы этот дом достроить и в нем поселится…. Мы с женой были беженцами, и если честно, хотели бы иметь свой дом, именно такой дом в глуши, подальше от людей.
Народа в заведении почти не было. Окинув газами, шумную компанию, любителей пива, расположившуюся у столика в углу бара, я шагнул к стойке. Давно тут сидят, отметил я. Уже хорошо употребила эта троица. Мысли метались в голове, как угостившиеся дихлофосом тараканы. «Хвост или мне померещилось? Если это все-таки хвост, он сейчас зайдет следом за мной в бар. Чтобы убедиться, не воспользуюсь ли я черным входом». Пройдя к стойке, я по возможности вымученно улыбнулся бармену, изучив витрину за его спиной:
— Пятьдесят грамм виски Колли…
Бармен кивнул и налил стопку.
— Ещё что-нибудь будете? Есть бутерброды с колбаской сырокопченой, семгой?
Отрицательно махнув рукой, я пригубил рюмку. И уставился в зеркальную витрину за его спиной. В ней мне очень хорошо была видна входная дверь. «Успокойся, говорил я себе, успокойся. Если через три секунды он не зайдет, значит у тебя приступ паранойи. Раз. Два. Три». Пригубив стопку, я увидел как тяжелая расшатанная посетителями дверь, со скрипом открылась, и в помещение вошел парень лет тридцати. ОН! Значит, мне не померещилось, это именно хвост. А что если он вызвал группу захвата? Надо торопиться, пока не поздно. Но руки были холодными и потными. А покалывания в кончике пальцев, никак не приходило.
Меж тем, зашедший за мной хвост, с фирменной безликой улыбкой прошел к стойке, и заказал бармену кружку темного «Крюгера». На меня он даже не посмотрел, словно не было меня тут. Угу… учтем., подумал я. Прикидывая свои возможности. Нет. Выскочить опрометью из бара, я не планировал. Не мальчик в догонялки играть. Да и физически ему не ровня. Он лет на двадцать меня младше, и скорее всего при оружии… Надоело мусолить виски. Хлопнул стопку залпом и взглядом указал бармену повторить. Тот повторил. В мои планы не входило напиваться, но для выхода силы в руки алкоголь был необходим. Конечно, проще было бы воспользоваться энергетиком, но выпить три банки энергетика залпом очень плохо сказывается на сердечной деятельности. Уж не знаю, причем тут энергетик и алкоголь… Они разные, и действуют по-разному. Склоняюсь к мысли, что это самовнушение. Могу я, могу это делать и без костылей, только алкоголь снимает мою внутреннюю неуверенность в своих силах.
— Не знаешь, как наши сегодня сыграли? — спросил хвост, у бармена, пытаясь примерить личину эдакого своего парня.
— Продули три-один, — ответствовал бармен, протирая фужер в руках.
После второй стопки я, наконец-то ощутил знакомое покалывание в кончике пальцев. Словно вы неудобно спали, руки затекли, и онемение отдается в пальцы.
— А хотите, я вам сейчас футбол покажу? — благодушно предложил я. — Вот смотрите…
Бармен и мой преследователь вяло, и без интереса посмотрели на меня. А я, тем временем достав из кармана плаща коробок спичек, выложил шесть спичек на барной стойке в форме шестиугольника, и обратился к бармену:
— Можно хлебушка?
— Бутерброд с колбаской будете? — предложил бармен, видимо подумав, что с двух рюмок я уже окосел.
— Давай, — кивнул я.
Отломив от протянутого бутерброда краешек, скатал пальцами шарик и положил в центр шестиугольника из спичек. Шарик немного постоял, и покатился. Стал, вращаться по часовой стрелке вдоль спичек, словно в поисках выхода из тесной площадки…
— Вот, пожалуй, и всё на этом, — негромко произнёс я, самому себе, доставая сигарету и, прикуривая, чиркнул спичкой.
Но меня уже никто не слышал. Ни бармен, ни мой преследователь… Они как зачарованные смотрели на вращение хлебного шарика.
— Посмотри, — произнесла Оля, указывая взглядом на дом, — Здесь кто-то живет…
— С чего ты так решила? — удивился я, имеющий совершенно противоположенное мнение.
— На втором этаже ставни открыты…. Если люди уехали, вряд ли бы оставили…
— Может быть, — задумчиво произнес я, рассматривая полуоткрытую ставню окна на втором этаже. Стекло в окне было не разбито, что не в традиции местной шпаны. Нам в заброшенном доме пришлось стеклить все окна….
— А давай зайдем? — предложил я, завидев оббитую фигурной рейкой, входную дверь.
— Вряд ли…. Закрыто, наверное…, - с сомнением ответила жена.
Но дверь, без каких либо признаков внутреннего замка, и без наружных петель по оный, легко и без скрипа открылась….
— Ого! — сказала супруга, когда я рассматривал просторную гостиную, ярко освещенную электрическим светом люстры, свисающей с потолка. Не знаю, что там «ого»… То ли размер гостиной, в конце которой был устроен гигантский камин, то ли вешалка на стене слева, полная всевозможных вещей, мужских и женских, виноградными гроздями висящие на крючках, то ли кожаная мягкая мебель небывалых размеров (на которой спокойно разместился бы взвод десантников в полной разгрузке), расположенная посреди комнаты. То ли стена над камином украшенная чучелами рогатых и не очень животных….
— Кхм, — только и смог выдавить я из себя, предполагая — откуда сюда мог идти кабель для электропитания. Ведь до ближайшей КТП минимум километр…. А неизбежного шума электрогенератора слышно совсем не было.
— Свет горит, может и хозяева дома? — произнесла жена, заглядывая за ворох вещей на вешалке.
— Хозяева? Есть кто живой?
— Есть, кто дома? — спросил я, присоединяясь к жене. Хотя тишина в доме стояла гробовая. Ни звука, ни откуда. Прошла минутная пауза. Мы потоптались у вешалки, и я предложил:
— Давай осмотрим дом… Нет никого.
— Да, неудобно без хозяев… Вдруг объявятся, потом скажут, что пропало что-то…
Супруженция как всегда считала, что лучше перебдеть, чем недобдеть. И часто оказывалась права, поэтому к её советам я прислушивался.
— Да ладно…, - отмахнулся я, прислушавшись к царящей в доме тишине, — Нет никого. Пройдемся. Интересно же…
На самом деле меня терзало не любопытство. Я вдруг стал вспоминать сны… Вот помню второй этаж был не достроен. Там щели были между бревнами на улицу, там пленка была натянуто вместо оконных рам. И половые доски на втором этаже частично уложены примерно наполовину. В открывавшуюся в полу дыру можно было посмотреть на большую комнату первого этажа. И уже тогда во сне, мне жутко дом понравился. Заброшенный. Недостроенный. Что как бы замечательно было его достроить и в нем поселиться. И первый этаж именно такой, с большой гостиной и камином, и большим диваном, чтобы вся наша семья могла на нем поместиться, а на большой медвежьей шкуре перед камином возились бы наши внуки. Всё было так, как я представлял себе во сне… Всё по моему внутреннему плану. Вот и дорога грунтовая рядом. Помню во сне, там мотоцикл с коляской мимо протарахтел… Первый этаж помимо большой гостиной, должна быть большая кухня, санузел, и столовая… Кладовки какие-то. А на втором этаже спальни. Четыре спальни. Для нас, для детей, для внуков, для всех… Блин. Аж зачесался весь от предчувствия. Вот этот коридорчик точно ведет на кухню. И двинулся в том направлении… Ольга последовала за мной.
— Точно кухня! — произнес я, оглядываясь по сторонам на довольно современный кухонный гарнитур, к которому удивительно вписалась русская печка, с аккуратной березовой поленницей в углу и стоящим рядом у печи винтажным ухватом для казанка.
— А что ты ожидал увидеть? — не поняла Оля. — Бабу Ягу?
— Ага…, — согласился я, — не садись на пенек, не ешь пирожок… Или это их другой сказки?
— Точно, из другой…
Пока мы рассматривали интерьер, состоящий из подвесных шкафчиков, стола для готовки, на котором лежала бамбуковая разделочная дощечка, стоял в бамбуковой же подставке набор швейцарских ножей «Wenger», фирмы закончившей своё существование ещё в прошлом веке. На газовой плите между шкафами стояли вызывающе блестящая кастрюлька из нержавеющей стали и, контрастирующий с ней, закопченный узбекский казан для плова…
— Тут вообще всё непойми из какой сказки, — ответил я супруге, когда из прихожей донеслись звуки… Хлопнула входная дверь.
— Кто-то есть? — сказал молодой женский голос.
— Брось ты, кто может сюда зайти? — ответил хрипловатый мужской, принадлежащий мужчине в годах.
Мы с женой переглянулись. Хозяева! Надо идти сдаваться! И не сговариваясь, поспешили на выход.
— Здравствуйте! — мы произнесли с Ольгой почти хором.
— Извините, что зашли без приглашения, — начала оправдываться супруженция, кидая на меня недобрые взгляды, мол, я же говорила.
— Стучали, никто не отозвался, дверь дернули, открыто, — виновато улыбнулся я, разводя руками.
У хозяев тем времени лица были не сказать удивленные, но немного опешившие.
— Вы как? Как? Как смогли зайти? — спросила, немного заикаясь, девушка небольшого роста с длинными каштановыми до плеч волосами, лет двадцати.
— Так отрыто же? — отозвался я.
Высокий седовласый старик (лет на 10 старше меня, отметил я про себя), с лицом расчерченным морщинами как топографическая карта, поморщился, от чего низменности на карте превратились в овраги…
— Вы как увидели дом? — произнес он, вглядываясь в нас, словно в микробов под микроскопом.
— Он стоит, как его не увидеть? — отозвалась Ольга.
— Пап, она варела… — произнесла девушка, дергая отца за рукав дождевика. Только сейчас я обратил внимание, что они все мокрые от дождя. А ведь, когда мы шли к дому, не было ни облачка, отметил я.
Седой по очереди окинул нас с женой взглядом, словно взвешивая на невидимых весах.
— Не она, он… — кивнул он на меня.
— Она увидела же? — заспорила дочка.
— Цыц! — поднял руку хозяин, указывая дочке, — Ты видел его раньше? Видел это дом во сне? — вскинулся на меня старик. Буквально пронзая серыми, глубоко посаженными глазами, прячущимися под густыми с проседью бровями.
— Да, — промямлил я, ловля на себе недоумевающий взгляд Ольги.
— Нашелся! — всплеснула руками девушка.
— Женщины, оставьте нас…. у нас есть разговор….
Мы с Ольгой переглянулись, и я кивнул.
— Что было дальше? — спросил сидящий в офисном кресле, мужчина в хорошо пошитом костюме, уже поношенном, но всё ещё приличном. Коротко подстриженному мужчине, было далеко за пятьдесят. Среднего роста, весьма упитан, но старался изо всех сил втягивать растущий живот. И хоть пиджак уже еле застегивался на одну пуговицу, и обычно в положении сидя он его расстегивал, но сейчас он был застегнут на эту несчастную пуговицу, которая норовила оторваться и выстрелить в сидящего напротив подчиненного. А все потому терпела бедная пуговица, что белоснежную рубашку портило кофейное пятно. Утром мужчина пил кофе, и капнул на выступающий живот. Опять вечером супруга будет ворчать. Своё неважное расположение духа перед починенным владелец кресла не скрывал, был хмур, как небо за окном кресла, в котором стянулись тяжелые серые тучи, грозя холодным дождем и окончанием теплого лета. Но в целом походил скорее на добродушного дворового пса, которому случайно прищемили лапу, который хоть не в духе, но никакой угрозы для окружающих не представляет.
— Товарищ полковник, — виновато насупился молодой подчиненный. — Дальнейшее видно на камере наблюдения… Вот…
И Сергей повернул перед шефом, лежащий до этого перед ним ноутбук и включил воспроизведение файла.
— И что? — мельком взглянув на видео, спросил хозяин кабинета, терзая в руках пишущую авторучку.
— Этот шарик из хлеба стал бегать внутри шестиугольника по кругу, по часовой стрелке….
— Потрясающе! — фыркнул, полковник. — Гипноз?
— Нет. Это по факту было, — мотнул головой Сергей, — Это и есть запись с камеры наблюдения… Только вот, там ещё посетители были, они шарик не видели, но находились в ступоре… Такое ощущение, как в детской игре — «замри-отомри».
— Допустим, верю. На то он и Колдун, — хмыкнул хозяин кабинета. — Что ещё?
— Кхы., — Сергей кашлянул в кулак и замялся, подбирая слова, чтобы обрисовать мутную ситуацию. Ему сейчас было стыдно, как не было стыдно очень давно. Когда в детском садике, на тихом часе, он сходил под себя по маленькому.
— В общем, мы с барменом смотрели за движением хлебного шарика, пока дежурный охраны не озаботился, что тишина в зале, и не вышел из подсобки… … … К тому времени Колдуна в баре уже не было… Кхы…
Лейтенанту Сергею Краевскому, было жутко признаться, что он попал в такую ситуацию, провалился как ребенок, на первом же порученном ему деле. А ведь, днем так радовался, что Колдун вдруг включил телефон. И как на крыльях кинулся по его GSM координатам.
— Что ж, тебе предстоит большая работа, — вздохнул товарищ полковник, и сделал авторучкой какие-то пометки в ежедневнике на столе, — Кому он звонил, выяснил?
— Он не звонил, отправил смс на незарегистрированный номер. «Место и время тоже».
— Плохо…, - полковник постучал кончиками пальцев по столу, — Номер нужно пробить.
Проверить все камеры наблюдения в округе. Куда пошел Колдун после бара? Не может быть, что он не засветился. Это надеюсь понятно? Расширь зону поиска. По возможности установить место временного проживания. Доложить мне. И только! В контакт не вступать. Никакой угрозы применения оружия!
— Так точно, работа в этом направлении проводится, — с облегчением кивнул Сергей, он уже отослал сержанта Петренко проверить записи с ближайших камер. А на языке вертелся вопрос, и лейтенант решился:
— Олег Алексеевич, разрешите обратиться?
Полковник вскинулся:
— Ну?
— А почему его просто не взять? Не подключить, посты ДПС, СОБР? И почему нельзя угрожать оружием?
— Гым, — произнес Олег Алексеевич, теряя вид добродушного такого домашнего барбоса, и превращаясь в цепного пса с железной хваткой, — на первый раз прощаю,… Лейтенант ты у нас недавно, вроде как пару недель, но должен усвоить, что прежде чем вести дело, надо его хорошо изучить. Ваш предшественник вел его полтора года, и в материалах всё есть…. Чему вас только в академии учили?…, - проворчал полковник, а затем рыкнул — О результатах сообщать мне и только мне! И вот ещё что…. — подумав, произнес Олег Алексеевич, — Это, что ещё за мода у сотрудников расспрашивать, над чем они работают?! Ни какого панибратсва среди сотрудников, никакой информации лицам, не ведущим дело!
За окном громыхнуло. И холодные дождевые капли застучали и змейками поползли по оконному стеклу.
— Ты варела! — придвинувшись ко мне вплотную, доверительно сообщил хозяин дома, когда мы остались на кухне одни, словно для меня это было исчерпывающим объяснением. Мы сидели за столом на деревянных табуретках с точеными фигурными ножкам.
— И? — кивнул я, и ожидая продолжения исковерканному имени Валера.
— Если ты действительно Варела, ты выйдешь в ту дверь. Там кладовка, но для тебя это ДВЕРЬ! Там люди, они давно ждут твоей помощи! Им нужно открыть другую дверь, иначе они погибнут. Найди им правильную дверь…
— У меня тут жена, я как бы не могу пойти не зная куда один, и особенно не зная, когда вернусь… — пожал я плечами. — Может, сам откроешь?
— Когда бы ты ни вернулся, это произойдет через секунду, после того, как ты уйдешь… За это время с ней ничего не произойдет. Если же с тобой что-то случится, я клянусь заботиться о ней до конца своей жизни! Я двери не открываю! Я Векхтер! — хлопнул ладонью по столу хозяин дома.
— Ты не особенно хорошо выглядишь, — с сомнением и улыбкой произнес я, разглядывая хозяина и понимая, что он наверняка постарше меня не на десять лет, а как бы не больше. Смущала только молодая дочка, лет двадцати. Это во сколько же он её соорудил? Если моему сыну двадцать пять, как мне было при зачатии сына?
И хозяин, кажется, прочитал мои мысли.
— Я родился в тот день, когда умер Иван Грозный.
— Мои соболезнования, — брякнул я. Не люблю пафосный тон. И прикинул в уме, что это было лет пятьсот назад.
— Но пока я живу в этом доме, — продолжил векхтер, игнорируя мои соболезнования — то бессмертен, поскольку дом вне времени, и вне пространства. Увидеть дом, и попасть в него может только векхтер, который живет в нем, или варела! Бессмысленно объяснять, о функциях и возможностях варелы, ты сам должен их вспомнить, почувствовать.
— Исчерпывающее объяснение, — кивнул я. То, что предлагает мне этот старик — это шанс реально проверить, кто же я такой, тем более, что слишком много в моей жизни было малообъяснимого и необъяснимого вовсе. И что-то мне приходилось додумывать, дофантазировать себе, и жизнь каждый раз опровергала мои фантазии. Как же я устал от этой чехарды, от жизни, от самого себя. Внутренняя опустошенность, можно сказать, превалировала в душе. И хоть, я не мог сказать, что на сто процентов поверил старику, но его предложение несло надежду, наконец, со всем этим разобраться.
Проследовав до двери кладовки, ощутил знакомое покалывание в кончике пальцев и взялся за ручку двери. На меня нашло. Словно волной окатило последними воспоминаниями поездки по дороге в Шубенку. Такая была тоска на душе… …
Живу в автобусе, который едет по разбитой дороге. Стою, прижатый лицом к дверям, на задней площадке под завязку набитого автобуса. И вижу, как мелькает жизнь. Одни картинки сменяются другими. Бегут и пропадают за задним стеклом, замазанным грязью. И автобус подпрыгивает на ухабах и колдобинах и плюхает мутными лужами. Их брызги залепляют стекло и оно становиться всё более мутным и грязным. Сквозь сетку рыжей грязи всё больнее смотреть на прошлое. И трудно одним глазом смотреть в прошлое другим в будущее. В будущее через головы пассажиров. В будущее такое смутное и кряхтящее. И я смотрю в настоящее, в те образы что проходят. Но я не хочу их видеть. Не хочу, чтобы автобус вез меня неизвестно куда, туда … Туда, где меня никто не ждёт. Не хочу прокладывать себе дорогу локтями и ползти по головам, чтобы стать водителем и изменить маршрут. Откройте двери и дайте мне выйти! Дайте мне выйти….
Ох! Не о том мечтал Сергей Краевский, когда поступал в академию. То, что погони и перестрелки, это хреновая романтика проваленной работы, он узнал уже на первых этапах обучения, но в глубине души всё еще мечтал работать Штирлицем, где-нибудь за бугром, и желательно в штатах.
Вышло совсем иначе. По окончанию, он вернулся в родной Мухосранск (как с ненавистью именовал родной город), где в одноименном подразделении и занялся непонятно чем. Четырехэтажное здание областного отделения комитета, располагалось на улице Комсомольской, прямо напротив областного драматического театра имени Максима Горького. Мало того, что в отличии от благолепия театрального здания украшенного колоннами и лепниной на фасаде, фасад же комитета венчала серая бетонная выпуклость, весьма напоминающая массивную человеческую часть тела, хорошо хоть не разделенная посередине на ягодицы. А уж то, что за парадным входом были лишь плохо освещенные коридоры, да разбросанные вдоль них маленькие кабинеты, он совсем не ожидал. От обилия же документов, ему стало плохо. …. В сейфе его предшественника, скопилась такая груда папок, что разгребать её и изучать надо было бы пару месяцев. А этого совсем не хотелось.
— Что ж, — скрипнув зубами, сказал сам себе Сергей, — Надо, так надо… За пару ночей изучу.
И стал изучать…. Дело ему было поручено одно, это он знал точно. Но тут, же впал в ступор, поскольку не видел никакой связи между своим делом и тому, что он прочитал. Поскольку первой и самой старой папкой, оказалась папка из прошлого века, и имела явно милицейский вид внешне и внутренне, ведь речь шла о краже грузовой автомашины ЗИЛ, и о без вести пропавшем Иване Николаевиче Карпуке 1956 года рождения, уроженце деревни Семеновки. Оба происшествия тогда были объединены в одно дело, поскольку машина пропала вместе с водителем. Дело было закрыто за давностью лет ещё в двадцатом веке. Всё это было очень интересно, но на самом деле перед глазами Сергея всё еще крутился и крутился шарик из хлебного мякиша, и он никак не мог избавиться от ощущения, что это самое интересное, что он видел в жизни. Он понимал, что это бред, это наваждение, чушь, но что-то сидевшее глубоко внутри — утверждало обратное… Там что-то было за этим шарикам, что-то очень важное должно было открыться за его вращением….
Было полное ощущение, что я оказался в переполненном зале ожидания железнодорожного вокзала где-нибудь в Барнауле. Даже на миг померещились аналогичные деревянные сиденья. Нет… Показалось. Похожие, но не такие. Вот я зашел, и ничего не произошло. Никто из присутствующих, не кинулся мне на шею, как солдату освободителю, вернувшемуся с войны, никто не пал ниц, и не встречал как мессию. На меня покосились и только. Зашел человек, значит ему надо.
Цыгане, почему-то решил я, оглядев присутствующих. Черные с синим отливом, как крылья ворона волосы, некоторые носатые лица, у всех большие глаза, темные. Карие или черные вроде. В целом впечатление, что все присутствующие одного рода-племени. Ребятишки бегают и лопочут что-то на своем, только им понятном языке. Протянутые веревки с развешенным на них мокрым бельем, там и сям пересекающие помещение, немного скрадывали размеры огромного зала, уставленного рядами лавок. На лавках лежали, сидели люди. На лавках же громоздились какие-то тюки, узлы, чемоданы, сумки, мешки. Ощущения кочующего табора. Детишки визжали. Женщины громко на весь зал выясняли отношения. На лавках лежали в основном мужчины что постарше, да старики и старухи. Большинство на лавках спали, некоторые просто бездумно таращились в высокий потолок, украшенный большой люстрой со стеклышками под хрусталь. В углу молодежь азартно резалась в карты. И периодически что-то выкрикивали. И что делать? Вывести их туда, откуда я пришел? Я обернулся, но двери, через которую я вошел за спиной не оказалось. Её просто не было… Стена.
Меня кто-то дернул за рукав плаща, я обернулся и увидел высокого черноглазого мальчишку лет четырнадцати — шестнадцати.
— Дядя, тебе на второй этаж, к шаману надо, — указал мальчишка рукой и, развернувшись, убежал вглубь зала.
Нет, на самом деле он сказал: zu bigarren solairuan xamanari. Но я понял. Кхым… Всё страннее и страннее, сказала Алиса падая в кроличью нору. Вроде до сих пор языками не владел, ваше благородие, а тут понял… Кажется происходит то, о чем говорил вахтер, он же векхтер… Я вспоминаю… Вспоминаю.
Я пошел через зал в том направлении, куда указали, и услышал как за спиной, детский голос спросил: — Ver iz das?». (Кто это?)
— Boszorkány — ответил женский… (Колдун).
Теперь я понимал, что они говорили. Понимал, что в конце зала нет никакой лестницы. Как не было и двери. Дверь появилась, когда я дошел до стены, проявилась, словно на фотобумаге в ванночке с проявителем. Ещё не открыв дверь, я уже видел сквозь неё ведущую наверх бетонную лестницу. … И я поднялся по ней, чтобы оказать в небольшой комнатке метра три на три. Вдоль стен на грубо сколоченных из неструганных досок топчанах, на трухлявых грязных матрасах лежали трое. Четвертый топчан, рядом с дверью был пуст. Всё это я увидел разом, войдя в комнату, не приглядываясь и не изучая. Но привлекло меня не это…. А светящийся синим светом шар размером с яблоко, висевший в воздухе посреди комнаты. И я протянул к нему руку, чтобы коснуться.
— Не трогай! Это наш глаз! — вскрикнул один из лежащих на топчане и поднялся, уставившись на меня незрячими бельмами глаз. Седой, высохший как мумия старик, в рваном тряпье. Впрочем, они все трое такие… Двое, лежащие на топчанах, даже не изменили позы, словно это их не касалось.
— Понятно. — кивнул я. Эти трое пошли добровольцами за шаманом, в открытый им мир, и ослепли. Шаман сделал им одно око на всех.
— Сам шаман где?
— Он не вернулся. Векхтер обещал прислать тебя. Мы давно ждем…, - прошамкал беззубым ртом старик.
— А почему вам не вернуться к своим?
— Потому, что там глаза не будет…. Да и зачем мы им? Здесь не надо, ни есть, ни пить, а там мы будем обузой….
Оглядевшись, я заметил призрак двери, а за ней лестницу ведущую выше…
Открыл дверь и шагнул на лестницу. Поднял глаза и увидел на верхнем пролете лестницы двух демонов пространства. Я узнал их, вспомнил. Они были в черных строгих костюмах, в белых рубашечках при галстуках, словно офисные работники. Надо же как вырядились! Только куда девать их тыквообразные головы и широкие пасти, усеянные акульими острыми зубами. Взбежав по лестнице, я быстренько свернул демонам их тыквы, и открыл дверь…
Второй древнейшей милицейской папкой РОВД Советского района, оформленной в ветхий скоросшиватель, было дело о мелком хулиганстве. Некий гражданин Н.Рагулькин, находясь в своем гараже, получил легкое ранение в верхнюю часть туловища, а именно в нижнее ребро слева. Вкратце, впилась ему в ребро свинцовая пулька, выпущенная из ижевской пневматической винтовки, какие тогда были во всех тирах. Всё бы ничего, бывает, баловались детишки, да промахнулись, как бы не одно обстоятельство…. Получил ранение гражданин Рагулькин, когда по его утверждению гараж был закрыт, а злонамеренные мальчишки стреляли из винтовки по заранее проделанному отверстию в стене гаража, чтобы попасть в него. Участковый капитан милиции Гончаров В.И. провел расследование, и выяснил, что в пристрелке воздушки участвовали учащиеся школы № 9 Никифоров Э.,Федоров С., и ученики школы № 2 Яковенко В, и Листопад М., проживающие в домах № 16, № 18 по улице Революционной. Из показаний мальчишек, никто к дяде Коле не подкрадывался, стреляли честно только по мишени, прикрепленной к внешней стороне кирпичной стены гаража. Мишенью служил журнал «Огонек», благо в нем много было больших фотографий. А последним стрелял Листопад М. Почему точно он, потому, что после его выстрела они услышали как дядя Коля закричал, вот они и разбежались.
Далее, следовал рапорт участкового, что им было проведено исследование означенной стены, в которой было обнаружено сквозное отверстие. С внешней стороны стены гаража отверстие было пять миллиметров, с внутренней стороны — восемь миллиметров. На верстаке в гараже обнаружена отвалившаяся штукатурка. Следовало признать, что отверстие было специально просверлено либо пробито стальной проволокой соответствующей длины, не менее пятидесяти сантиметров. И выстрел был произведен через оное отверстие, дабы напугать хозяина гаража. В чем подозреваемые никак не хотели сознаваться….
Дело было прекращено и закрыто, за примирением сторон. Означенное пневматическое ружье было изъято в воспитательных целях.
Тут Сергею было все понятно, поскольку фигурировала фамилия подозреваемого. И пробой полметра кирпичной кладки впечатлял. Эти его колдовские штучки видимо проявились впервые. Потерев лоб, Сергей понял, что явно что-то упускает. Вроде все ясно, но есть ещё что-то, что-то лежащее на поверхности, но он это не видит. Чтобы отвлечься, он включил чайник, и, достав кружку из стола, решил слегка перекусить. Мельком глянул на телефон. Блин…. Седьмой час шел.
Набрал номер:
— Мама, привет. Ты мне не грей там ничего на ужин пока, я задержусь немного…. Да, нет, не беспокойся, не умираю я тут с голоду. Тут чай есть с печеньем… Да, приду через часик или два. Хорошо, зонтик не забуду, знаю, что дождь идет…
Мельком глянув на мутное стекло в окне, Сергея вдруг осенило, что именно он упустил. Аж ладошки зачесались…. Так, значит, проживали они все в одном квартале. Перекресток Революционной с проспектом Победы. А последние свидетели, видевшие пропавший грузовик с водителем, жили по ул. Делегатской, район слободки, туда Карпук заезжал к родственникам, а выезжал он из слободки либо по ул. Карла Маркса, либо по Революционной. Мог, конечно, и по Ленина, но на Ленина был знак, запрещающий проезд грузовикам. Точно по Революционной! Сергей готов был поклясться, что иначе первая папка к делу бы пришита не была.
Знаете, смотрю на этот мир, словно через мутное стекло, которое не только скрадывает резкость, но и превращает в черно-белое кино. Мир, открывшийся мне, оказался крайне скучен… Сплошной серый камень, серая каменная крошка, серые каменные скалы. Даже дом, из которого я вышел, сложен из камня. По виду и размеру коровник, сложенный армянами умельцами из подручного материала. Длиной метров сто, и высотой метра четыре… И никаких вторых этажей, не наблюдается. Через большие оконные проемы, закрытые мутной слюдой, или какими-то матовыми стеклами видны снующие внутри люди. Никаких следов растительности, под ногами. Ни единого зеленого пикселя на горизонте. Серое тусклое, бездонное небо над головой. Неимоверный холод и отсутствие воздуха. Мертвый мир, мертвая планета, и в подтверждение этого покрытый инеем труп шамана, рядом с домом. Сколько он прошел? Два? Три шага? А почему же я ещё жив? Я дышу и мне даже не холодно?
Я поднял руки и посмотрел, словно видел их впервые… Над руками шло марево. Словно вокруг они были покрыты какой-то толстой прозрачной оболочкой. Граница оболочки была не четкой, сантиметров десять от тела. И видимо, я целиком покрыт, и нахожусь в эдаком мыльном пузыре, четко обтекающем вокруг тела. Именно это не дает мне погибнуть. Почему? Потому, что это не просто пленка мыльного пузыря, а моё собственное пространство, которое и снабжает меня воздухом и теплом. Именно энергия этого пространства и дает возможность делать мне невозможные вещи.
— Так вот ты, какой… северный олень, — произнес я, посмотрев на свою тень на земле. Легкая серая тень на серой щебенке, была в два раза толще меня, и в два раза длиннее. Развернулся. По глазам ударило светом тусклого красного светила. Оно было маленьким как горошина и далеким. Посмотрев на неизвестную звезду, я объяснил ей:
— Я варела! Понятно? А то все колдун, колдун….
И неожиданно для самого себя рассмеялся…
Вечером того же дня, Олег Алексеевич придя домой, выслушал от супруги нелицеприятные вещи о своей неаккуратной персоне, поужинал макаронами по-флотски, и, достав из письменного стола маленький дешевый телефон, и отправил sms по одному ему известному номеру, с коротким сообщением «Он в городе».