Варела

Глава 9

Фото охота устроенная Краевским в аэропорту проходила планово. Спрятавшись на сиденье в зале ожидания, справа от входа за искусственной пальмой в большом горшке, он методично снимал входящих. Просто изображая одного из сотни клиентов увлеченно ковыряющихся в телефоне. Особо на чудо, что он узнает кого-то, он уже не рассчитывал, но надеялся, что методичность и тщательность проведенной операции даст результат потом, после поиска личностей по фото. Можно было поступить проще, просто запросив список пассажиров на рейсы. Но агент, назначивший свидание Колдуну в аэропорту вряд ли собирался куда-то лететь, и был в этом списке.

Единственно, что смущало Сергея, это не очень удачные снимки на телефоне. И лица входящих с улицы были темные, а вспышку включить было нельзя, и ракурс не всегда удачный. И хоть он пытался заснять несколько кадров сразу наудачу, но был не доволен результатом. Оставалось надеяться, что некоторые посетители выходили из здания на улицу покурить, и их можно было снять повторно. Продолжалась его несанкционированная охота примерно минут сорок, когда к нему подошел охранник, и попросил предъявить документы. Лейтенант понял, что его засекли, и был крайне раздосадован. Удостоверение пришлось засветить и очень надеяться, что среди толпы встречающих и отлетающих агента либо ещё не было, или он этот момент не увидит. Охранника удостоверение удовлетворило, и он ушел. А Краевский в крайне раздраженном состоянии духа, продолжал начатое, пока на пороге аэропорта не возникла неожиданная фигура. Сергей его даже не сразу узнал, поскольку никогда не видел в старых джинсах, кроссовках, кожаной куртке, а темные солнцезащитные очки, просто скрывали большую часть лица. Краевский даже сначала не поверил своим глазам. По его мнению, такого просто не могло быть. Но было… И самое отвратительное в этой ситуации было то, что вошедший сразу увидел Сергея и направился от входа прямо к нему.

— Какой засады? — негромко спросил я, поравнявшись с Федотовым, идя по полю и наматывая комья грязи на сапоги.

— Ты датчикам веришь? — бросив косой взгляд на меня, произнес капитан.

— Каким датчикам?

— Глушилкам, — сплюнул Федотов, — Прошлый раз они в деревне отказали…

— В смысле?

— В коромысле! Когда подошли прошлый раз к деревне, и обходили дома. Проверяли, нет ли кого живых, нас атаковали разом со всех сторон, словно глушилки не работали. Словно их вообще нет! Видишь вон тот дом крайний справа?

— Который без окон?

Окна в доме были все разбиты, и осколки стекол редкими зубами поблескивали на свету. Федотов кивнул.

— Такого количества зверья мы раньше никогда не встречали… А тут просто лавина. Мы укрылись в том доме и держали круговую оборону….

Начавший говорить Федотов вдруг замолчал, прислушиваясь и приглядываясь к приближающимся домам.

— А потом?

— Потом кончились патроны…, - хмуро ответил капитан, он жалел, что стал рассказывать мне. Воспоминания захлестнули его, и он опять переживал те события, — Взяли вилы, лопаты, что нашли… Предохранитель сними..

— Что?

— Автомат с предохранителя сними, — облизнув пересохшие губы, произнес Федотов, — Держись рядом, не отставай… ….

Он боится, до ужаса боится, понял я и ускорил шаг, идя рядом с капитаном. Вот уже поравнялись с первыми домами. В деревне царила мертвая тишина. Ни птица не крикнет, ни кошка не мявкнет, собака не тявкнет, не скрипнет калитка у дома, ни какого признака ничего живого. Кажется, даже воздух замер и дрожит от напряжения. Боится шевельнуть листвой на деревьях. Только звуки наших чавкающих по грязи сапог. Мы прошли в полном молчании до середины деревни. Мне уже было видны кучки звериных трупов у крайнего дома. А нос уловил идущую отвратительную вонь. И тут это началось…

Словно по команде, со всех сторон молча и почти беззвучно к нам ринулись желто-зеленые тела. Тяжелые лапы застучали по земле. Автомат Федотова застрекотал, разрывая тишину невыносимым грохотом. Я вскинул ствол и два раза выстрелил в тело справа от меня, но тело не мишень, оно двигается, и очень быстро двигается, и я промахнулся. Взглядом уловил движение сзади… И понял. Всё!

И тут все замерло.

Отпускаю из рук автомат, и он повисает на плече, а я вижу зверей медленно летящих ко мне сзади, спереди, справа. Выставив вперед правую руку, открытую ладонь, словно в пантомиме изображаю невидимую стену, и начинаю разворачиваться вокруг себя, рисуя круг. Капитан недоуменно оглядывается на меня. Почему я не стреляю. А я, схватив его левой рукой за плечо, роняю его в грязь. Он мне мешает, мешает дорисовать стену ладонью. И все-таки она дорисована. Круг замкнут. И время возвращает свой бег…

Федотов с нецензурным ревом поднимается с земли и легким движением отправляет меня в кратковременный отпуск. Он вскидывает ствол, стреляет, и делает ещё два или три выстрела, а потом замирает. Понимает, что уже не надо стрелять. А я медленно поднимаюсь с земли, держась за нос. Кровь ручьем льется у меня с носа по губам, и капает с подбородка. Капитан стоит памятником самому себе с автоматом в руках, а его глаза распахнуты так широко, как никогда в жизни. Он смотрит, как мечущиеся к нам со всех сторон звери, прыгают и прыгают, бегут и бегут, но, ни один из них до нас не достает. Достигая невидимой стены, они входят в неё и исчезают, растворяются в воздухе. Так длится, кажется, вечность. А я стою, высоко задрав нос, чтобы остановить поток крови и улыбаюсь. Потом Федотов опомнился и, опустив калаш, обернулся ко мне:

— Ты кто такой мать твою?!

— Хома Брут, современное прочтение… Видишь как панночки беснуются, — продолжаю улыбаться я. Мне было беспричинно смешно, словно анекдот кто рассказал.

— Та какого х… раньше не сказал, что так можешь?

Я промолчал. Мне нечего было говорить. Во-первых, и сам не знал, что так можно, а во-вторых, вряд ли доблестный капитан бы поверил. Проходит, наверное, минут пять, и поток жаждущих нашей крови зверей иссякает. Никого. Ничего. Опять тишина и мертвая деревня.

— Ну, что? Пошли дальше? — говорю я капитану.

Капитан, покосившись на меня, кивнул. И мы пошли. Медленно, не торопясь, приближаясь к последнему дому, и нарастающему запаху разлагающейся плоти. Всё ещё держа автоматы наизготовку. Мало ли….

— Извини, — буркнул Федотов, протягивая мне кусок туалетной бумаги, чтоб я вытер кровь на лице.

— И что ты тут расселся? — сердито произнес полковник Кудряшов, подходя к лейтенанту, — Ты бы ещё табличку на грудь повесил: Жду агента ЦРУ!

— Олег Алексеевич, разреши…, - начал оправдываться Сергей.

— Не разрешаю! Быстро за мной! И не оглядывайся! — буквально прошипел полковник.

Краевский, поднявшись с места, поспешил следом за шефом, к эскалатору, поднимающему на второй этаж.

— Как понимаю, запись разговора прослушал?

— Так точно.

— Выводы?

— Агент может не знать, что Колдун не придет и прийти сам.

— Что у входа ты делал?

— Фотографировал всех подряд, с целью потом по фото опознать входящих.

— Это что блядь за партизанщина? — проворчал шеф, — Ты про камеры наблюдения вообще слышал? Говорят, их уже изобрели.

Поднявшись на эскалаторе на второй этаж, Кудряшов быстрым шагом проследовал налево до дверей с надписью: «Служебное помещение. Вход запрещен!» И открыл дверь, чуть ли не пинком ноги. До того он был не в духе. За дверью оказался узкий коридорчик с рядом дверей слева и справа. За третьей справа дверью при виде Кудряшова, сидящий за стеной из мониторов дежурный, подскочил:

— Товарищ полковник…

— Сиди, сиди… Акопян, — Кудряшов прочитал фамилию дежурного на бэйджике на груди. — Записи видео с одиннадцати утра до …., - полковник, взглянул на часы на левой руке, — до трех дня, чтобы все скопировал, со всех камер. Завтра утром за копиями заедет вот этот вот… — Олег Алексеевич, хмуро смотрел на Краевского, подбирая ему эпитет, но ничего не подобрал, — лейтенант… Краевский. Задача ясна?

— Так точно. Будет сделано товарищ полковник.

— Работайте, — кивнул Кудряшов и подался на выход. Краевский поплелся за ним. Олег Алексеевич, ни слова не говоря, проследовал до выхода на регистрацию, и, кивнув охране, прошел через барьер с цепью, которую ему предусмотрительно отстегнули. Проскочивший следом Краевский все-таки осмелился спросить:

— Олег Алексеевич, а вы сюда….?

— На встречу с Колдуном, конечно, пришел, — криво усмехнулся Кудряшов, подходя к отделу Дьюти Фри.

— Блок Мальборо, красные, — сухо сказал он улыбающейся продавщице на кассе, и полез во внутренний карман куртки за бумажником.

— Тебе, зачем этот дом? — спросил капитан, когда мы подошли.

— Хочу, кое-что проверить…

— Мои слова?

— Твои слова нет нужды проверять, и так видно …, - ответил я, морща нос.

Десятка четыре вздутых трупов зверей украшали огород перед домом. При нашем появлении с них с карканьем взлетела стая ворон.

— Давно это было?

— Неделю назад, — мрачно ответил Федотов, — Нас четверо было. Вернулся я один…

— Понятно…

— Чего тебе понятно? — психанул капитан. — Не могу я в этот дом идти! На твоих глазах твоих друзей живьем сожрали? Это тебе понятно?

— Не ходи, — согласился я, — Здесь постой, я быстро…

Мне главное было проверить возможность открытия перехода. Не хотел я это капитану объяснять, и действительно дурака свалял, надо было ближайший дом проверить, а не переться сюда, где у Федотова куча неприятных воспоминаний. Но не возвращаться же назад? И я медленно не торопясь дохожу до входных дверей… Мельком отмечаю, как тут жили… Не то, что внутреннего замка, для наружного даже петель нет. Дверь закрывалась снаружи просто на ржавый гвоздик. Повернул, чтобы дверь сквозняком не открылась, пока хозяев нет, да живность какая из леса в дом не заскочила… А так. Зачем замок? Чего тут воровать? Все одинаково жили. Да и деревня маленькая три десятка домов.

С трепетом в сердце берусь рукой за дверную ручку, и чувствую да… Вот сейчас могу шагнуть, неведомо куда, туда, где центр падения этого метеорита. Сейчас шагну и сказочке конец… Только вот, что с капитаном делать? С собой взять или тут оставить? С собой, а вдруг там радиация или еще что? И он быстренько скукожится. А здесь оставить, тоже не факт, что вернувшись назад, застану его живым.

— Дяденьки! Дяденьки! — вдруг как гром среди ясного неба раздался тонкий пронзительный голосок.

Я мгновенно обернулся, обернулся и Федотов, стоящий у изгороди дома, а там, вдоль улицы к нам бежал ребенок.

— Дяденьки! Заберите меня!

Из под вязаной шапочки на голове, выглядывали соломенного цвета волосы закрывая глаза ребенка. Черные резиновые сапожки на ногах, темная куртка, грязные джинсы, и такой же грязный игрушечный мишка, которого ребенок с силой прижимал к себе на бегу.

— Дяденьки!

На крик ребенка сзади, из кустов выскочил пятнистый зверь и помчался по улице, настигая беглеца.

— Ложись! Падай! — Закричал что было силы, Федотов, беря зверя на прицел.

Ребенок понял и упал, плашмя распластался на дороге.

— Тах! Тах! Тах! Тах! Тах! Тах! — задергался автомат в руках капитана. Федотов дал длинную очередь. Зверь споткнулся и кубарем пролетел по дороге, прорычав:

— Уа-у! Вжах!

И остался лежать дрыгающейся в конвульсиях тушей. А малец тут же подскочил с земли, и побежал к нам, не оглядываясь. Сколько ему? Шесть? Семь лет? Как он тут выжил?

— Дяденьки! Миленькие! Возьмите меня с собой! — прокричал уже в двух шагах от нас ребенок, размазывая грязными руками слезы по лицу.

Не знаю, как у Федотова, а у меня сердце оторвалось и ухнуло в пропасть, а в глазах потемнело от жалости.

— Конечно, возьмем, конечно…, - Федотов присел и протянул руки, подхватывая малыша и прижимая груди. И тот крепко прижавшись к капитану, зарыдал всем телом.

А я подошел и, взяв ребенка за маленькую ручку, стал гладить по спине, успокаивая, и с трудом сдерживаясь, чтобы самому не заплакать, спросил:

— Как тебя звать малыш?

— Настя… — отозвался тот сквозь слезы.

В автомобиле шефа на обратном пути из аэропорта Краевский сидел, как мышь надувшаяся на крупу. После выволочки, устроенной полковником, он хранил гробовое молчание. Не потому, что сказать в своё оправдание было нечего. Нельзя было говорить. Нельзя было сказать, что он не в партизанщину играл, а просто старался провести расследование не привлекая официальные каналы. И совсем не потому, что не знал о камерах наблюдения. А потому, что внутри засела убежденность, что иностранный агент где-то рядом, и вполне возможно это крот в самой конторе. В голове царил полный винегрет. И отвернувшись, и смотря в окно, попытался разложить свои мысли по полочкам.

Первое. Кто знал о перемещениях Колдуна? Кто мог сливать секретную информацию? Кто убил Старостина? Слишком много всего… Это были лишь подозрения, но внутренне чутье говорило, что он прав.

И второе. И это пожалуй главное… Главное было то, что он подозревал именно Кудряшова. И эту мысль, засевшую как заноза в мозгах, подкреплял маскарад шефа. Какого хрена он переоделся, прибыв в аэропорт? И что было бы не увидь Сергея он сразу? Дело Колдуна он сдал наверх, но почему Краевский решил, что и самого Колдуна они забрали? Может быть, Краевский ошибся? И Колдун так и сидит дома? Ведь столичный автомобиль у входа был пуст. Там кроме водителя никого не было. И очень сомнительно, что столичные гости приехали сначала за документами, а потом поехали за клиентом. А дальше в голове опять пошла чехарда…

Всплыл неприятный момент со Старостиным. Он слишком много узнал, узнал о встрече в аэропорту. И Кудряшов был очень обеспокоен, чтобы запись разговора была доставлена ему в руки, и никто не знал. Чего он опасался? Нет, конечно, там компромата на флэшках хватало бы полгорода в тюрягу засадить. И естественно такие вещи ментам никак не должны были попасть. Но интересовал его именно записанный разговор Колдуна с Новиковым. А как сказал Кудряшов тогда на совещании: «Старостин по собственной инициативе решил проследить за Новиковым, находящимся в розыске». Откуда он это мог узнать? От кого? Старостин ему сказал сам? Когда?

Новиков после разговора с Колдуном мог встретиться для отчета с Кудряшовым, и привести за собой на хвосте Старостина. Для полковника это был нежданчик. Участь Старостина была решена.

Здесь всё сходилось. А теперь это переодевание…. Для чего? Для кого? Полковник явно не предполагал, что встретит в аэропорту Краевского. Он переоделся, чтобы не привлекать внимание, и ещё солнцезащитные очки. Всё для того, чтобы не быть узнанным сразу. И наверняка бы он подошёл к Колдуну, если бы тот появился. Сергей поломал ему все планы, и тогда полковник на ходу переобулся и повел Сергея к камерам наблюдения, и Краевский своим присутствием обеспечил ему алиби.

И потом…, сдавая дела Колдуна, Краевский совсем забыл про флэшку с записью разговора. Она была у Кудряшова, и Сергей очень сомневался, что тот отдал её столичным гостям.

Всё сплошные предположения, писанные вилами по воде. При одном «Но». Но если Колдун сейчас дома, то все эти версии имеют право быть.

— О чем задумался студент? — прервал размышления Сергея, вопрос полковника. Кудряшов как-то смягчился, и подобрел, после ругани.

— Да, так… разное, — скривился Краевский.

— Жалеешь, наверное, что не арестовал меня как агента иностранной разведки?

— Никак нет! Товарищ полковник! — ответил опешивший лейтенант.

Мы шли молча. Как всегда капитан спереди, я чуть сзади. Только теперь на плечах капитана сидела Настя. У меня уже не было слов… Этот капитан, он не Федотов, он скорее Ослов, а в лучшем случае Баранов. Это надо же быть таким упертым! Мое простое предложение отсидеться им в доме, или в подполе, где пряталась Настя, до моего возвращения, было отвергнуто напрочь. По одной простой причине — приказ будет не выполнен. А приказ гласил, «разместить на границе ужаса датчики, и провести замеры всевозможных излучений». А если я погибну и не вернусь за ними, то значит, «приказ будет не выполнен». С этой точки зрения прошли зазря. Поэтому, никаких отсидеться не будет. Мы идем, проводим измерения, а там видно будет.

А то, что к тому времени будет видно, если наступит ночь, а? А ночью звери выходят на охоту. И ребенку тоже прикажешь на дереве ночевать, а? Эти звери какая-то помесь тигров с волками. Морда, не вытянутая, как у волка, но и не кошачья. Лапы широкие, но когтей, чтобы они могли лазить по деревьям, не наблюдается. Шерсть по виду леопардовая, но расцветка от Дольче Габана. О чем это я?

Ах, да… А там граница ужаса, и как я понимаю сильное психологическое давление, следовательно, надо будет идти назад, до комфортного уровня, чтобы переночевать. И то, что в лесу я просто не смогу открыть портал, и перешагнуть в центр аномалии его не убедило. Один хрен нужно будет в эту деревню возвращаться. Меня одного он тоже отпустить отказался. Он за меня отвечает, и вообще… он тут главный. Главный осел, сказал я, когда устал спорить. Теперь капитан прет впереди, и хоть по спине видно, что уже притомился, но идет, не сбавляя темп, на упрямстве держится. Настя сначала была очень довольна, буквально светилась от счастья при встрече с нами, и болтала, как синичка без остановки, то потом явно приуныла, что мы не идем из страшного леса к людям, а идем в ещё более страшный лес. Мне видится по её спине, недовольство, прям сквозит. И если она ещё не стала хныкать, и капризничать, то это дело времени… Да и не нравится ей Федотов, у меня на плечах веселее ехала. Как удалось узнать капитан наш холостой, ни жены, ни детей не имеет. А на мой вопрос: «Почему?» Ответил: «Жена не тараканы, заведешь, хрен выведешь».

А я иду, кляну себя за мягкотелость, что не сделал по-своему. Что меня удержало, никому не говоря, просто шагнуть через стену в центр аномалии? Ответственность за них. Было бы страшно вернуться и не застать их живыми. Это же невозможно будет самому себе простить до конца жизни… Поэтому, иду, бурчу про себя, и пыхчу как паровоз.

А тут смотрю среди осенней листвы вдоль тропинки, что-то блеснуло металлическое. И тут понял: Оно.

Я остановился, чтобы подобрать эту блестящую металлическую штуковину. Согласитесь, металлическая не ржавая вещь в лесу смотрится вызывающе чужеродно. Нагнулся, подобрал, и по дороге стал рассматривать. Размер трубки из нержавейки был примерно сантиметр в диаметре и на пять сантиметров длиной. Заканчивалась трубочка загогулиной. По виду какое-то крепление байонетного типа, когда сочленения деталей, происходит путем защёлкиванием двух составляющих посредством их поворота относительно друг друга. В общем-то, ничего сверхъестественного в трубочке не было, кроме одного…. Отчего она могла быть? И как она тут оказалась? Какой местный грибник или охотник мог потерять? Пути господни неисповедимы, и я хотел было положить её в карман, как заметил странное. Держа трубку в левой руке, заметил в кисти правой — заметно похолодало, словно в морозильник руку засунул, или под струю холодной воды. Холод стал нестерпим, и тут кисть правой руки вспыхнула огнем. Зеленое неяркое пламя поднялось сантиметров на тридцать вверх. Я заворожено уставился на пламя, держа его на открытой ладони, вытянутой вперед правой руке. Ведь обжигающим оно не было, только холод в руке протянулся от кисти до локтя. И тут мои сотоварищи, идущие впереди, обернулись. Видимо подсветку сзади заметили.

— Брось нахрен! Немедленно брось! — заорал капитан, увидев пламя на моей руке.

А я остановился, но был в несколько заторможенном состояние, и поэтому бросил не сразу, а лишь когда к крику Федотова присоединилась Настя.

— Брось! — сказала неожиданно серьезно девчонка, надув щёки.

И я отпустил трубочку, та упала под ноги, а пламя на руке тут же потухло.

— Ты меня понял?

— Так точно, — без энтузиазма ответил Краевский.

— Вечером в аэропорт, а завтра утром с видеозаписями к айтишникам, пусть прогонят все фото, и прояснят каждого.

— Так точно.

Лексус шефа уже подъезжал к конторе, и лейтенант понятия не имел, чем ему теперь до вечера заниматься на работе. До шести оставалось два часа. Если только фото с телефона скинуть и подредактировать на ноутбуке, авось пригодятся. У входа в контору шефа встречало знакомое лицо. Краевский не запомнил фамилию, одно из тех полицейских, кто ведет дело по убийству Старостина.

— Добрый день Олег Алексеевич, — произнес мент, когда Кудряшов вылез из машины.

— Добрый, — по-деловому кивнул полковник, пожимая протянутую руку — Есть хорошие новости?

— Есть, — согласился полицейский, — Новикова нашли…

— Замечательно! Надеюсь, мне можно будет присутствовать на допросе?

— Боюсь, не получится..

— Это ещё почему?! — возмутился шеф.

— Новиков мертв, по предварительным данным самоубийство.

Так, я и предполагал! — охнул про себя Краевский, — Вот и обрублены все концы!

— Ты что-то знаешь про этот артефакт?

— Первый раз вижу…

— А чего тогда?

— А ты видел трупы все выгоревшие изнутри?

— Рассказывали…

— А теперь сам представь, как это могло быть?

— Н, да…, - согласился я. Пламя было холодное, но могло ли оно сжечь моё тело? Это вопрос. Только как это холодное пламя? А как же благодатный огонь на пасху? И что мы собственно знаем про плазму?

— Я устала, — сообщило дите на моих плечах, прерывая наш разговор.

— Капитан, может, привал устроим? Настя устала?

— Тяжесть в голове чувствуешь? — спросил Федотов, не оборачиваясь.

— Угу, — констатировал я, думая, что тяжесть у меня в голове вторые сутки, а после ночи на дереве, так вообще ощущение, как после долгой и затяжной пьянки.

— Это первый признак, что мы близко. Скоро начнется…

— Писать хочу… — заявила Настя.

— Сейчас, — отозвался я, и снял её со своей шеи. Шея затекла с непривычки. Не каждый день детей таскаю. Если бы Ленку сейчас нес, вообще бы отвалилась, через десять метров. Высокая у меня дочка вымахала, видная.

Оказавшись на земле, Настя тут же устремилась в какие-то кусты чуть в стороне от тропы.

— Эй! Ты куда! — крикнул я ей в след. Она промолчала, исчезая из вида, только кусты шевельнулись.

— Ты зачем её отпустил?

— А что надо было? Сказать пусть в штаны писает?

— Пусть бы здесь..

Ага, подумал я, она уже взрослой себя считает и стесняется. А ты совсем капитан дитя казармы, если элементарных вещей не понимаешь.

— Она же девочка, — ответил я, вместо пояснения.

— Заметил, — кивнул Федотов, подходя ближе, на лице его были заметны, какие-то затаенные мысли, которые он все боялся высказать. — Беспокоюсь, как бы не напал, кто на неё…

А потом он вдруг решился:

— Как ты думаешь, мне разрешат её усыновить?

Я чуть воздухом не поперхнулся от удивления.

— Думаешь, не разрешат? — прищурившись, посмотрел на меня капитан, — У неё родители погибли, у меня никого нет…

— Думаю не разрешат, — ответил я честно, — Был бы пацан, ещё какие-никакие шансы, и то, это после того как в детский дом определят. А девчонку…. Ты же не родственник. Кто же знает, какие у тебя наклонности?

— Ты на что намекаешь? — ощерился Федотов, — Это же ребенок!

— Заметил, — сплюнул я в пример Федотову, — Сложно это… И зачем тебе с твоей жизнью? Ты же дома не бываешь? Одна служба?

— Ты знаешь, она мне в душу запала…., - скосив глаза в сторону, произнес капитан, — Как увидел, как бежит ко мне, как слезы утирает. А когда обнял, понял, что никому в обиду не дам, и вообще не отдам… Пусть дочкой будет.

Краевский, сидя за ноутбуком и не заметил, как быстро пробежало время. Никакой программы для обработки фото у него не было, только приложение в офисном Пикчюре Менеджер. Но хоть так…. Следовало на этой стадии сразу отсеять личности заведомо не причастные. Например, молодые девушки. Жалко. Фото девушек, улетающих на курорт, было много, но вряд ли они были с Колдуном знакомы. Значит в отдельную папку. Затем фото мужские личности гораздо младше Колдуна. Таких было меньше девушек, но тоже в отдельную папку. А теперь основная категория подозреваемых — примерные по возрасту ровесники. Вот их бы надо по соцсетям пошарит…

Сергей рассматривал фото, и думал, что теперь найти агента, после устранения Новикова будет нереально. Если криминалисты не докажут, что это не самоубийство, то дело ляжет мертвым грузом на полку. Вернее будет закрыто. А как тут доказать? Единственный выстрел произведен в голову, в висок, в упор. О чем говорит ожог от пороховых газов на кожном покрове. Синяков на теле нет. По крайней мере, видимых следов телесных повреждений. Конечно не факт, что нельзя человека застрелить, когда он, например, спит, или находится без сознания. Тип пьян в усмерть. На счет пьян понятно. Там запах перегара за версту чувствуется. Хотя находясь в нетрезвом состоянии, человек может совершить любую глупость, даже застрелиться. И никакая экспертиза не докажет, что это не он сам. И то, что нет никакой прощальной записки ни о чем не говорит. Но если трезвый? Если просто спал? И что тогда?

И тут Сергей вспомнил, что при огнестреле на руке должны оставаться следы пороха, которые обнаруживаются экспертизой смывами. И ему остро захотелось позвонить в экспертизу, чтобы сделали смывы. И он тут же представил, как он позвонил, и что скажет. И то, что ему ответят — сразу представил. Как поблагодарят за ценное указание, и пожелают отправиться в короткое сексуальное путешествие на три буквы.

С другой стороны, и что, если смывы выяснят, что следов нет? Что это докажет? Что покойный на момент самоубийства был в перчатках. Застрелился, а потом перчатки снял.

Данная информация переведет дело из разряда самоубийство, в раздел убийство. И всё.

Всё — с большой буквы Ё. Поскольку: «Ёкарный бабай!» Дальше эта информация ни на миллиметр, ни приблизит к личности убийцы. Висяк.

Такой же безнадежный висяк, как и эти личности в аэропорту. Сергея посетила простая мысль, что агент мог не прибыть в аэропорт персонально, как он подумал, а опять послать какого-нибудь знакомого Колдуна, типа покойного Новикова.

Гораздо раньше, чем я обнаружил внутри какое-то беспокойство, сработал наш переносной индикатор ужаса.

— Не хочу туда, — захныкала Настенька, которую я вел за ручку — мне страшно….

— Всё будет хорошо, не бойся ты с нами… А мы знаешь какие страшные? У-у-у! Нас ёжики за версту чуют и разбегаются…

— Я не боюсь ёжиков! Я туда боюсь! — начала упираться ножками дивчина.

— Как это ты ёжиков не боишься? — притворно удивился я, — Они же колючие?

— Не боюсь! — фыркнула Настя, — У нас ёжик дома жил, молоко пил и мышек ловил…

— Так он тебя не боялся, ёжик?

— Нет, — затрясла головой девочка, — Он только Бобика боялся… Колобком скручивался и фыркал.

Я промолчал, не зная, что сказать дальше.

— А Бобика тигры съели… Он так визжал, так визжал..

О! Боже мой! — подумал я, бедный ребенок, сколько ей всего пришлось увидеть.

— А я подпол спряталась, но все равно слышала… продолжила говорить девчонка, вспоминая о пережитом, — И сейчас мне страшно. Там что-то страшное…

— Ты чувствуешь? — перебил её капитан, обращаясь ко мне.

— Ничего, — ответил я, чуть помедлив, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Голова только стала сильнее болеть.

— Я не пойду! Не пойду! — Настя внезапно изо всех сил уперлась ногами в землю. Но поскольку я держал её за руку, и по инерции ещё шагнул вперед, то девчонка пропахала ногами дерн, словно якорь корабля.

— Всё! — скомандовал Федотов, — Доставай датчики! Делай, что учили!

— Хорошо, — покорно согласился я, — но вам наверное лучше отойти немного назад… Чтоб спокойней было.

— Делай что говорят! Не хрен мне указания давать! — взорвался капитан, тревожно озираясь по сторонам. В лесу уже порядочно стемнело. Происходило то, о чем я предполагал. Назад по темноте, мы вряд ли сможем вернуться. Не теряя времени, скинул рюкзак со спины и начал распаковываться. Интересные электронные табло на датчиках. Включил на одном диапазоне, побежали ряды цифр, переключил на другой, потом на третий. И как всегда эти цифры бегали, и не могли остановиться. И как тут показания были на самом деле? Какие из них? Ненавижу за это долбанную китайскую электронику! Куда надежнее советские измерительные приборы цешки с зеркальной шкалой. Где стрелка стала, то и есть. У меня был надежный мультиметр Ц43101, отличная вещь, долго пользовался, пока один придурок не воткнул её в сеть, включенной на диапазоне миллиамперы.

Так, с этим ладно… Хоть не надо в блокнот записывать. Меня предупредили, что после каждого переключения диапазона нажимал кнопку сбоку, и произойдет автоматическое сохранения измерений в памяти устройства. Пусть сами разбираются, что тут наизмерялось. Достал второй прибор, его полагалось донести насколько возможно вглубь, там включить, и оставить на месте включенным. Судя по немалому весу, в нем был внутри аккумулятор довольно большой ёмкости. Только вот насколько это далеко занести? Никакого страха я не испытывал. Голова болела, но это терпимо.

— Значит так, — обратился я к попутчикам. Вы сейчас отойдете назад, метров на двести, чтобы вас страхи не мучили. Я сотворю вам купол, будете там, в безопасности от всякого зверья, и подождете моего возвращения… Я постараюсь побыстрее…

К моему глубокому удовлетворению, хоть в этот раз Федотов спорить не стал. Он был в курсе указания по второму датчику. Хотя наверняка пошел бы вместе со мной, стараясь преодолеть свой страх. Но тут ребенок, о Насте тоже надо было подумать..

Остановились на довольно большом относительно чистом пространстве. Ну, как чистом… подлеска не много, и явного бурелома нет. Они присели на упавший ствол трухлявой сосны, а я стал колдовать. А если говорить прямо, то создавал небольшое замкнутое пространство иной реальности. Собственно и не пространство даже, а открытый портал, только был он цилиндрической формы, и всякое внешнее воздействие к внешним стенкам невидимо цилиндра, приводило к тому, что существо нарушая границу, оказывалось черте знает где. Построив его чисто интуитивно сегодня утром, я потом только сообразил, что сделал. Отправил напавших тигров на луну, пусть охладятся немного. Повторив процедуру сейчас, с единственно разницей, постарался сделать размер побольше, чтобы Федотов и Настя могли развести костер, и погреться. И теперь самое главное им ничего снаружи не угрожает, только мне, чтобы к ним назад подойти нужно будет барьер разрушить. А костер, это хорошо. Всю эту ночь мечтал о костре. Ночи нынче не то, что холодные, а ледяные. На рассвете зимой пахнет.

— Не скучайте, я скоро, — доложил я командованию, и отбыл, оставив свой рюкзак капитану.

— Ты смотри там поаккуратнее! — сказал напутственное слово Федотов, когда я уже отошел метров на десять.

Забрав видео, Краевский уже в восьмом часу вечера, домой не спешил. И видео просматривать не спешил. Он вообще никуда не спешил. Наверное, от того, что версия с причастностью Кудряшова, отваливалась сама собой. И подозрения казались напрасными и глупыми, мало ли для чего шеф переоделся. И до того на душе было пакостно, что ничего не хотелось. Сейчас придет домой, мать начнет расспрашивать как дела, и почему настроения нет. Посвящать её в рабочие дела, он не имел права и никогда этого не делал и не собирался. А рассказать о своих неудачных детективных потугах и сомнениях без рассказа обо всем было невозможно. Отмалчиваться — мать обидится. Уж кого-кого, а маму он знает.

Однако, сам не зная, как получилось, но на обратном пути из аэропорта, Сергей вылез на остановке у магазина «Буратино» и пошел к дому Листопада М. Наверное для того, что бы отмести последние сомнения, и убедиться. Было уже около девяти часов, когда он подошел до дома номер сорок четыре, по улице Гагарина. Стоял последний день лета, тридцать первое Августа. Небо заволокло тучами, и на улице стемнело. Зажглись фонари уличного освещения, а в окнах многоэтажных домов стал загораться свет. Окна квартиры Колдуна были темны. Вот она, восьмая квартира, всего лишь на втором этаже. Кодовый замок на двери подъезда, отсутствует. Вместо него зияет дыра. Дверь настежь. Как бы намекает зайти. Значит, всё-таки Колдуна забрали, подумал Краевский, с грустью рассматривая темноту окон. И он уже было развернулся уходить, но тут он вспомнил, что Колдун был в розыске вместе с женой. Неужели вместе с женой забрали? Могли. А если нет? Чего гадать, надо подняться и постучать в двери. Если никого нет, тогда да. И Краевский тенью метнулся по лестничному пролету и, увидев цифру восемь на второй двери справа, постучал.

— Тук! Тук! Тук! — гулко прозвучали короткие удары, по железной двери.

Сергей стучал довольно сильно, чтобы внутри наверняка услышали. Он с первого взгляда не заметил, что кнопка звонка расположена прямо под дверным глазком. А потом Краевский чисто инстинктивно нажал на дверную ручку. И ручка повернулась. Дверь со щелчком открылась. Дыхнуло запахом жилья. В квартире ничем особенным не пахло. Не было такого обжитого духа как у некоторых, когда в прихожей стоит бочонок с квашеной капустой, а на стене, на гвоздике висит венок из лука, связанного косичкой, а в комнатах полные шкафы вещей, пересыпаны нафталином. Ничего такого не было, в обед, кажется, что-то жарили, но запах почти пропал. В квартире было тихо и темно. Незакрытая дверь при пустой квартире очень насторожила. Открытая дверь бывает, при ограблении, когда жильцов долго нет, и изредка бывает, когда жильцы есть, но они уже не жильцы…

С замиранием сердца, лейтенант включил фонарик на телефоне, и шагнул в квартиру, прикрывая за собой дверь. Посредине прихожей на полу вызывающе лежал белый лист бумаги формата А4, на котором была напечатана короткая надпись. «Нехорошо быть непослушным. Одумаешься, звони». Далее четыре цифры. 0933.