В шаге от бездны

Глава 18

Течение времени никак не замечалось внутри раскалённого кокона. Энлиль не был уверен, пробыл ли он под атакой минуту, или же этот беспрерывный поток чужеродной энергии вскрывал его душу уже часами. Боль – то немногое, что он ещё осознавал, и её медленное возрастание косвенно указывало, что это избиение началось недавно, ведь наёмник ещё мог хоть как-то закрываться и отвечать, но недавно относительно чего? Энлиль с трудом удерживал в памяти ближайшие события, боль была такой сильной, что он даже толком не помнил, как попал в западню. Всё необъятное мироздание сейчас сдвинулось для него до этого места, а за его пределами, казалось, больше ничего нет, только эти рыхлые стенки чужой силы и новые удары.

Скольких ему удалось достать, скольких прикончить, кто вставал на их место – всё это ускользало от командира. Тактика Слепней была новой, они не делали передышку все одновременно, часть из них, свежая, всё время оставалась на подхвате, готовая сменить выдохнувшихся собратьев. Их конвейер вертелся вокруг уже редко встававшего с земли наёмника. Каждая цепкая нить энергии ближе и ближе касалась самого истока жизни Энлиля. Цель была достижима, она дурманила существ, как сводил с ума запах крови дикое животное. Некоторые, поддавшись опьянению смерти, сами умирали, становясь порывистыми, глупыми, нарываясь на ответный удар. Но чем дольше продолжался этот тёмный вихрь вокруг Энлиля, тем меньше он предпринимал контратак. Попытки вырваться прекратились, постепенно все остатки сил командира перешли в защиту.

Спрятаться. Закрыться, хоть немного ослабить натиск, остудить этот жар боли внутри, подумать, найти решение. Но каждый раз, когда Энлиль был близок к построению плотной защиты, рабы жертвовали самих себя, переступали все возможные черты – лишь бы разбить новые преграды. Панцирь один за другим разлетался вдребезги, оголяя уязвимое физическое тело наёмника. Счёт гибелям своей оболочки Энлиль даже не начинал вести. Со стороны казалось, что его тело только и делало, что распылялось, рвалось на куски, сгорало или сплющивалось, а потом вновь появлялось. Физическая боль была ничем по сравнению с тем, когда удары касались разума, вторгались в душу, били в самое средоточие поддельного бессмертия наёмника.

Он терял своё превосходство. Его душа всё больше оголялась, превращаясь в ничем не защищённый голый ствол дерева. И каждый удар заставлял её чернеть, кукожиться, покрываться новыми шрамами. Мучение безраздельно властвовало в его мыслях, резало любую здравую идею, не давая выхода.

В какой-то момент Энлиль ясно понял, что осталось недолго. Ход обратной эволюции оказался беспощадно быстрым, и недолговечное бессмертие в любой момент было готово оставить наёмника.

Мысль о смерти не испугала, но придала последней решимости. Догадываясь, что на большее ему уже не хватит сил, Энлиль вновь попытался закрыться. Избивавшие его существа уже явно не приписывали ему подобных запасов энергии. Они наслаждались медленным крахом своего врага, не заметив нечётких перемен в нём.

Один рывок. Всего одно действие, тяжёлое, словно он толкал вперёд не свою энергию, а весь Аккад. Выходило всё так медленно, что Энлиль уже успел поставить крест на своём решении, но погружённые в бесноватое настроение Слепни ещё не замечали его потуг. Последние резервы убийственно вяло и не спеша оседали вокруг наёмника, формируя защиту. Лишь капля внимания, и этот неготовый панцирь мог отправиться вслед за уже десятками ему подобных. Медленно его границы уплотнялись, энергия начинала преображаться, жить своей кратковременной жизнью, защита поглощала чужие удары, и часть из них впитывала в себя, чтобы ещё более срастись. Слепни продрали глаза, но было уже поздно. Энлиль находился внутри своего последнего рубежа.

Поняв свою ошибку, Слепни подняли складный ор, их движения стали сбивчивыми, связи непрочными. Будь у Энлиля хоть ещё немного сил, лучшего момента, чтобы воспользоваться слабостью противника, он бы ни придумал. Но вместо попытки контратаковать, вместо того, чтобы попытаться разорвать ослабленные сети его ловушки, наёмник безвольно упал на землю. Тонкая и пока ещё прочная защита облегчила его боль, как холодная вода ненадолго могла утолить жар обожжённой плоти.

Это ненадолго. Энлиль уже замечал первые бороздки поверх своей преграды. Частично построенная оборона подпитывалась за счёт ударов чужеродной энергии, но большое количество этих ударов всё равно вело к её разрушению. Этого командир изменить не мог, ни замедлить, ни исправить. Он лежал на расплавленной чёрной земле, бессильно смотря вверх. Зрение немного прояснилось. Энлиль уже мог видеть и замечать движения Слепней, особенно тех, кто вертелся рядом, внутри кокона. Твари скреблись, извивались, лезли со всех сторон его небольшой защиты, зарывались под него, наскакивали сверху, но преграда ещё сохраняла относительную однородность.

Несколько раз Энлиль отвечал на прямые взгляды Слепней. Он читал в них то же самое, что было в его мыслях.

Это ненадолго.

Полные ненависти расширенные зрачки неотрывно следили за ним. В них угадывалась похоть, которую может дать только чужая боль. Слепни наслаждались даже временной изоляцией своей цели. Это растягивало их удовольствие, отодвигало момент мести.

Энлиль отвёл взгляд, разочарованно закрыв глаза. До последнего он искал в этих рабах остатки тех существ, которыми они были ранее, но ничего не переменилось, Слепни по-прежнему хотели мстить, и по-прежнему не знали и не хотели знать, зачем им это. Видеть их, как самое последнее, что будет в твоих мыслях – это ли не худший финал жизни?

Командир растянулся на изуродованной земле, ненадолго закрыв лицо руками. Боль спала, отодвинулась на задний план, гул первородных рабов едва касался слуха наёмника. Он был практически растоптан, слаб для того, чтобы притупить эмоции, закрыться от всех этих звуков и импульсов, вытравить их из своих мыслей, но хоть не смотреть он мог. Меньше всего ему хотелось уходить с отражением Слепней в своих глазах.

Оставив рабов без внимания, Энлиль отвлечённо уставился в небо, намеренно не замечая вертящихся сверху существ. Был день, но следы утерянной силы ещё давали наёмнику возможность заглянуть дальше горизонта. Сражение в космосе представлялось ему двухмерным рисунком: только отдельные штрихи, скопления войск, их перемещения. И на таком расстоянии было заметно: никакой обороны более не существовало. Что в этой мешанине являлось республиканским флотом, а что армиями пришельцев – было не разобрать.

Энлиль напряг каждый нерв, стараясь дотянуться туда, в самую черноту этого сражения, но эта способность разорвалась, ей не хватало ни энергии, ни сосредоточенности командира. Мыслями наёмник вернулся на Аккад.

Теперь он видел только помолодевшие, сбросившие с себя серость дождей облака, позади них проступала синева нового дня, такая неестественная и яркая, не принадлежащая ни этому времени, ни этой покалеченной планете. Память наёмника накладывала на эту картинку приходящие откуда-то воспоминания. Все его жизни умещались на этом полотне. Ненадолго мысли перескакивали от одного образа к другому. Воскресшее воспоминание отступало перед следующим так скоро, словно их подгонял ветер. Энлиль касался каждой детали, мгновения, чем дорожил в этих жизнях: он видел лица друзей, он помнил всех своих родителей, и только один образ задержался с ним дольше. Это была Кали – его последнее воспоминание.

Взятое из ничего воспоминание даже не казалось таковым. Энлиль не мог сообразить откуда оно, в какой из жизней это было, придумал ли он его сам, или смотрящие на него в упор вишнёвые глаза и правда когда-то дарили ему этот взгляд. Он всматривался в глубину красноватых вод, и умиротворение постепенно исцеляло его мысли. Кали улыбалась…

Треск собственной защиты резко отвлёк командира, стирая картинку. Энлиль оторвался от земли, видя, как его тонкая преграда проседает под очередным ударом. Ещё усилие, и голубоватая рука потянулась внутрь, а вместе с ней вернулась и боль. Энлиль поспешно закрыл глаза, стараясь уцепиться за рассеявшийся образ, но вместо покоя любимого взгляда он провалился в новую жаровню ударов.

К нему продолжали тянуться. Одно существо с уродливой плоской мордой несло в себе силу остальных рабов, их общие побуждения и страсти. Оно даже кривило тонкий рот, визгливо кричало, брызгало чем-то наподобие слюны, настолько неистовым было его желание коснуться беспомощного врага.

Зрение наёмника быстро затягивалось. Звуки и краски вновь смазывались, тонули в болезненных импульсах. Очередная волна чужеродной энергии вторглась в глубины его сущности. На миг Энлилю почудился короткий щелчок, как сработавший выключатель. Бессмертие угасло в нём, эволюция вернулась к прежним берегам. Какие-то остатки прежних способностей ещё находились в сознании командира. Он ощутил победный стон приблизившегося раба, его короткую запинку. Слепень аккуратно стягивал силы для завершающего штриха, демонстративно закинув за голову долговязые руки.

Энлиль неожиданно для себя громко рассмеялся. Непонимание отразилось в линии рта существа, оно замерло, уставившись на заливающегося хриплым хохотом наёмника. Командир и сам не понял, что такого смешного было в облике его будущего убийцы. То ли надрывные движения Слепня, то ли его настойчивость, заставляющая его впалые щёки вздуваться над лицом как воздушные шары, то ли странные глаза существа, выпуклые, налитые влагой…

Смех перешёл в кашель, и Энлиль затих. Он явственно видел сжатую между пальцами раба силу, которой оставалось только опуститься к нему. Её было много, гораздо больше, чем нужно для ликвидации примитивного существа. Хватило бы и пинка ногой. Слепень же продолжал неподвижно стоять, и только щёки ещё порывисто вздымались и опадали после каждого его вздоха. Как прикованный, раб не шевелился. Сквозь серость притупившегося зрения Энлиль видел позади него остальных Слепней. Их движения обрывались, тела исчезали, но не от перемещения. Командир ещё мог ощущать пространство, и оно оставалось нетронутым их проникновениями. Слепни просто растекались по нему. Всего за миг их не стало вовсе.

Инстинктивно Энлиль начал отползать от нависавшего над ним раба. От первых же движений физическое тело показалось наёмнику чужим, ничтожным. Мысль его порывалась вдаль, но якорь был неумолим, он держал его здесь, внутри заново обретённого старого тела. Кое-как Энлиль поднялся на ноги, не переставая пятиться от неподвижного раба. В том ещё концентрировалась сила исчезнувших Слепней, но само существо глупо бездействовало, будто забыв, как ею пользоваться.

Энергия в его руках сдавливалась, сжималась. Она искала выход и нашла. Медленно выпущенная сила потекла вниз, прямиком на голову раба. От её касания плоть существа смялась внутрь туловища. Наёмник даже не успел рассмотреть его лица. Гибель была скорой, через мгновение энергия добралась уже до ступней Слепня, поглощая его всего, и ударила в землю.

Энлиль запоздало сообразил, какой силы может оказаться этот удар. Он стоял на том же месте, бежать было бессмысленно. Рождение ударной волны уже протекало в эти доли секунды. Её вихрь рвался во все стороны. Молниеносно он оказался практически рядом с командиром. Энлиль отшатнулся, но дальше ударная волна не пошла. Она давилась и глотала всё, что было ей доступно, теснясь в замкнутом пространстве. Её запасы быстро израсходовались, и уже несколькими секундами позже барьера не стало.

Внутри эпицентра мелькало смутное очертание тёмного силуэта. Вглядевшись в высокую, полуматериализовавшуюся фигуру, наёмник крикнул:

– Антарес!

Фигура колыхнулась, окончательно обретая трёхмерные параметры. Владыка галактики обернулся на голос Энлиля. Увидев наёмника, он начал браниться.

– Что за беспредел вы тут позволили устроить! – порядком переигрывая, ругался он. – Я вас такому не учил!

Энлиль хотел ответить, но слова приветствия не шли в голову. Внешность Владыки галактики отталкивала. Его первородная красота теперь соседствовала с кривыми шрамами и открытыми язвами. От самого Антареса, казалось, осталась половина.

– Что с тобой случилось? – тихо спросил Энлиль.

– Заигрался, – отмахнувшись, ответил он.

Наёмник внутренне почувствовал барьер между собой и своим наставником. Это была закрытая тема, и Энлиль не стал её развивать.

– Помоги Энки, – устало заметил Антарес.

Энлиль спохватился, к своему стыду только сейчас вспомнив о друге. Владыка галактики указал куда-то за вал сплавившихся груд камня и песка. Энлиль быстро, насколько это позволяло ещё чужое, одеревенелое тело, перелез через завалы. Энки лежал неподалёку, его попытки встать возвращали наёмника обратно на землю.

– Подожди! – подбегая, крикнул Энлиль.

– Энлиль? – напарник неуверенно смотрел на приближавшегося командира. – Это ты?

Зрение возвращалось к нему ещё хуже, чем к товарищу.

– Да. Ты ранен?

Энлиль наспех ощупал тело напарника.

– Нет. Я другой.

Подхватив его под руку, командир помог Энки встать, но тот вновь безвольно начал клониться вниз.

– Я тоже. Вставай!

– Ноги, руки не слушаются, – пожаловался Энки.

– Это ломка. Поднимайся!

К ним подошёл Антарес.

Энки не смог рассмотреть ужасные изменения в его внешности. Он узнал его только по голосу, отчего приветствие бывшего наставника выдалось более радостным.

– Что? Тяжело без власти? – не пытаясь издеваться, спросил Владыка галактики.

Потрёпанные, едва дышавшие, наёмники кивнули.

– А будет ещё хуже.

Друзья промолчали.

Антарес покачал головой, отвечая на какие-то свои мысли и не соглашаясь с собой. Он мимолётно коснулся парней, исцелив их тела.

– Большего не ждите, – предупредил он. – Хотите вернуть власть – живите. Череда смертей – и она ваша по праву.

Прозрев, Энки неловко замолчал, но ему хватило такта не пялиться на то, что теперь было лишь блёклой тенью совершенного существа.

– Где она? – не называя имён, тихо спросил Энлиль.

Антарес молча возвёл руки к небесам.

– Смотрите.

Энлиль попытался проникнуть мыслями сквозь расстояние, но заработал лишь головную боль.

– А! Ну да! Вы же теперь другие во всем, – спохватившись, вспомнил Владыка галактик.

– Прежние, – поправил его Энлиль.

– Смотрите! – снисходительно повторил Антарес.

Ненадолго Владыка галактики позволил им обоим видеть своими глазами. Зрение Антареса и близко не походило на утраченное зрение наёмников. Оно являлось куда масштабнее и ярче. Увидев через подобную призму, можно было вообще усомниться, а видел ли ты раньше? Не был ли ты слеп?

Антарес коротко хмыкнул, довольно почувствовав восторг парней. Он обратил внимание на участок между орбитами Аккада и его спутником, где ещё совсем недавно находились республиканские армии и гражданский флот эвакуации. Всё это огромное пространство полностью попадало в поле зрения Владыки галактики, во всех слоях и оттенках. От нахлынувших деталей наёмникам было сложно сконцентрироваться, и Антарес перевёл восприятие к трёхмерной картинке.

– Примитивнее некуда, – недовольно проворчал на них он, но друзья его не слышали.

Картинка прояснялась, и Энлиль уже мог воспринимать на этом холсте все трёхмерные объекты. Было такое ощущение, что ему удавалось следить за каждым из них в отдельности, хоть их численность переваливала за несколько миллионов, и при этом наёмник ощущал ещё и живые точки во всём этом хаосе быстрой и немой битвы. Вскоре он чётко отделил остатки республиканского флота и гражданских судов. Вопреки его опасениям, армии ещё не сдались окончательно, что-то похожее на оборону было выстроено вокруг разбитого на фрагменты эвакуационного флота. Не будь зрение Антареса настолько всеобъемлющим, многие детали вряд ли оказались бы заметными. Ставшее ареной событий, тесное пространство сплошь и рядом было усеяно обломками разбитых судов, они кружились в вакууме, отлетая от дееспособных кораблей, как мячики, меняя направление и ускорение, и издалека напоминали плотное астероидное поле. Сквозь эти заторы, подобно ледоколам, шествовала недавно прибывшая к Аккаду крупногабаритная ударная флотилия пришельцев.

Некоторые корабли были такими огромными, что, казалось, должны были смяться внутрь под давлением собственной гравитации, но неизвестное наёмнику инженерное решение сохраняло суда в стабильном состоянии. Ещё внушительнее выступали смотрящие из отверстий орудия этих громил. Все они разворачивались в сторону нескольких группировок кораблей гражданской эвакуации. Остальные войска спешно отступали, уходя из-под радиуса поражения, удар мог последовать в любую секунду. Зная это, Энлиль грубовато толкнул Антареса, не понимая, почему тот медлит.

Владыка галактики снисходительно не заметил вопиющей фамильярности.

– Это не моя игра, – кратко ответил он.

Энлиль силился хоть что-то толком прочувствовать в изменениях пространства. Он помнил, как это сделать, но и на малую часть не хватало энергии. Смертное тело не являлось лучшим источником сил, а почерпнуть их извне он уже не мог. Вместо результата наёмник получил очередную порцию боли, но так и не пробудил утраченные ощущения. Заметить Кали ему не удалось. Она была где-то там, возможно, такая же молчаливая и выжидающая, какой запомнилась ему на Цесне. Тогда с большим трудом ей удалось смять многотысячную армию пришельцев грудами разрушенных скал. Та победа далась ей непросто, но в те дни Кали и не была самой собой – лишь отражением своего подлинного могущества. По какой бы причине она ни медлила сейчас, Энлиль не думал, что это было связано с многомиллионным противником. Помня грани её силы, он ещё мог представить, насколько незначительными были для неё эти вражеские войска, особенно здесь, в её доме, подле её главного источника энергии – солнца.

Не встречая препятствий, крупные суда пришельцев выстраивались в боевом порядке. Похоже, армии ещё не знали об уничтожении Слепней, никто не мог предупредить их, кроме Тёмного Кочевника, но тот, видимо, вовсе не собирался спасать второсортных рабов. Не ведая, насколько быстро из завоевателей они становились мишенями, суда продолжали стягиваться к разобщённым республиканским группировкам.

Мысли пришельцев, их действия, движения кораблей мелькали перед глазами Энлиля. Ближайший строй в шахматном порядке сделал первый прицельный выстрел лазерными установками. Мощные, годящиеся и для уничтожения небольших космических тел, размытые лазеры неожиданно прошли мимо всех целей. Это могло бы насторожить пришельцев, но вместо отступления суда лишь начали перезарядку орудий для второго удара. Они ещё не понимали.

Последовали новые выстрелы, не принесшие ожидаемого результата. Траектория лучей искривлялась, а их длина становилась в разы меньшей той, на которую были способны выпускающие залпы подобные установки. Сколько бы ещё захватчикам потребовалось примеров, чтобы оценить своё положение, так и осталось тайной. Антарес быстро указал наёмникам на множественные участки подле республиканских войск – это были только что построенные порталы. Возникшие коридоры в пространстве во многом отличались от построенного Энлилем и Энки прохода, и их вовсе нельзя было сравнивать с тем убожеством, что ранее поддерживали Хранители. Они были компактны, стабильны, а их границы не являлись опасными. Точное число проходов Энлиль не успел сосчитать. Стоило им открыться, как неведомая сила словно подтолкнула к ним авиацию Сеннара. Флот Республики быстро утекал в темноту проходов. Скорее всего, пришельцы так и не успели этого заметить. Закончив построение порталов, эта же невидимая сила обратила внимание на них.

Армии захватчиков ожидало нечто похуже лавины разбитых гор. Это надвигалось на них беззвучно, появляясь в тылах. Издали летящие сферы были похожи на вошедшие в атмосферу небольшие метеориты, они окутывались огнём, а их длинные раскалённые хвосты петляли позади красочными искрами. Но восприятие Антареса позволило видеть подлинность происходящего. Сферы не были грудами какого-нибудь раздробленного космического тела. Появившиеся внезапно вокруг армий пришельцев, горящие шары больше всего напоминали миниатюрные светила, крохотные звезды. Оторванные от солнца, эти неспособные существовать в естественных условиях сгустки солнечного вещества теперь проживали свои короткие жизни, чтобы осветить собой последние секунды существования многомиллионного флота.

Их яркость пронизывала темноту, ненадолго выхватывая у той очертания скопившихся в боевом порядке отрядов. Корабли проступали перед светом, но лишь затем, чтобы в тот же миг войти в него, слиться с поглощающими всё на своем пути красноватыми, оперёнными искрами шарами. В размерах эти выбросы казались мизерными в сравнении с наиболее крупными судами пришельцев, но, достигая авиации захватчиков, яркие сгустки прошибали их насквозь, следующие после этого вспышки стирали всё в пыль, очищая занятое космическое пространство и возвращая ему первоначальный незапятнанный вид.

По мере возрастания количества подобных вспышек поверхность солнца отчётливее бурлила и покрывалась быстроисчезающими красно-чёрными пятнами. Стоило возникнуть такому пятну, как в то же мгновение, сразу после его исчезновения, рядом с пришельцами выбрасывался новый сжатый ком. Эта последовательность продолжалась значительно дольше, чем того требовалось. Кали увлеклась. На сей раз ни одному судёнышку не удалось улизнуть от её внимания. Флот противника обратился в ничто, но и после этого солнце ещё не скоро утихомирилось. Уничтожив противника, его энергия теперь в полном объёме касалась порталов. Множественные проходы словно сливались в несколько крупных. Их пропускаемость могла за несколько минут обеспечить республиканской авиации то, чего Энлилю и Энки пришлось бы добиваться часами.

Движение кораблей внутрь порталов было стройным и быстрым. Энлиль не ошибся, посчитав, что оно происходило даже без участия экипажей и командования. Кали сметала их в ямы проходов, не желая тратить время на их самостоятельную организацию. Времени, чтобы всё закончить, практически не оставалось: новые изменения в пространстве указывали на близость Кочевника, и Кали, как могла, спешила завершить начатое до его вмешательства. Последние манипуляции она делала уже с заметным усилием, давление сковывало её, и это же давление ещё в большей степени ощущал Антарес. Владыка галактики мрачнел и сутулился. Окутывалась не только солнечная система, но и его владения, что уже постепенно лишало его прямой власти над собственным источником энергии, подавляло волю и быстроту мыслей.

Внезапно его зрение резко утратило остроту, получилась нечёткая расфокусировка, в которой и сам Антарес мало что мог определить, не говоря уже о наёмниках. Их связь разорвалась.

Дальнейшее бегство кораблей друзья уже не видели. С поверхности планеты заметить хоть что-то при свете дня было невозможно, Антарес же более не предпринимал попыток наблюдать. Из хмурого его лицо постепенно превратилось в болезненное. Бледно-серое, с проступившими шрамами, оно напоминало часовой механизм, вот-вот готовый взорваться криком.

Энлиль и Энки хотели поддержать Антареса, но тот их резко оттолкнул.

– Бегите! – еле сдерживая внутреннюю боль, прокричал он! – Найдите любой корабль и летите к порталу!

Энлиль осмотрелся, но на многие километры вокруг не было ничего, кроме оставшихся после их битвы со Слепнями оплавленных развалин. Ни одно судно не могло уцелеть после случившегося здесь.

– Телепортируй нас! – поспешно предложил Энлиль. – Перенеси на какой-нибудь корабль эвакуации или флота.

Антарес едва расслышал его слова. Он неуверенно покачивался, но как только друзья поспешили поддержать его, оттолкнул их вновь.

– Не мо-гу, – начав растягивать слова, тихо произнёс Владыка галактики. – Он… вцепился… не…

– Кочевник здесь?! – громко спросил Энки.

Больше Антарес ничего не ответил.

Его начало трясти, и при этом физическое тело то исчезало полностью, то обрисовывалось какими-то странными красками, потёками боли. Он не был способен исчезнуть, ухватившие его тиски хоть и оставались невидимыми для наёмников, но оба ещё могли частично ощущать движение подобного рода энергии в пространстве. Оно было чудовищно подавляющим. Власть Антареса для Кочевника казалась не большей преградой, чем яичная скорлупа перед ударом молота. Не спеша, выборочно, этот молот с неслышимым треском опускался на сущность Владыки галактики. Вибрация последнего удара отбросила наёмников назад. Оба ненадолго лишились сознания, не сразу заметив появление Кали.

Она возникла совсем рядом с Антаресом, ухватившись за его плечи, и сходу дёрнула на себя. Это ослабило его оковы, но высвободить друга из них полностью ей удалось лишь после третьего усилия. Треск разрываемых связей звуковой волной покатился по Аккаду. Кали и Антарес отлетели на землю. Девушка практически сразу поднялась. Она хотела помочь Владыке галактике встать, но тут её окликнул Энки.

Кали вздрогнула, быстро повернувшись.

– Что, во имя всего мироздания, вы здесь делаете!? Порталов больше нет! – двинувшись в их сторону, закричала она.

Физическое воплощение Кали полностью стабилизировалось, и теперь она в точности походила на ту девушку, пришедшую несколько месяцев назад к ним в ангар. Энлиль неуверенно сравнил эти два образа, и недавние события показались ему невероятно далёкими, словно после них наёмник успел прожить ещё одну жизнь.

Кали коснулась его лица, ненадолго задержав руку.

– Смертны? – спросила она.

Энлиль кивнул, и прежде чем Кали отвела руку, успел перехватить её ладонь.

– Я помню, – тихо, но чётко сказал он.

Кали отвела глаза, но Энлиль осторожно развернул её лицо.

– Не сейчас. Молчи, – почти умоляя, прошептала девушка.

Энлиль не послушал, и Кали нервно мотнула головой, догадываясь, что услышит.

– Везде и всегда решения принимала ты, – твёрдо заговорил наёмник. – Ты звала меня за собой в новые жизни, и я подчинялся! Оставался таким, – Энлиль презрительно провёл руками вдоль своего тела, – ничтожным! Недостойным!

– Проклятье! – внезапно закричал он. – Я пошёл бы за тобой хоть в Небытие! И ты знала это, Кали!

Девушка молча соглашалась одним взглядом.

– Ты не позволила мне!

Кали вновь виновато отвела глаза.

– Да, – просто согласилась она. – Я не могла. Не жду, что ты поймёшь меня…

– Но я понимаю, – прервав её, заговорил Энлиль.

Девушка вернулась к его глазам.

Наёмник сердито улыбнулся ей.

– Смертен вновь – это так, – продолжил он. – Но, будучи другим, я многое осознал: и твою связь с моим народом, и твоё наивысшее горе из-за этой связи. Я всё ещё не понимаю многих причин твоих решений, не понимаю до конца, что ты такое, и несмотря на это, я прощаю тебя за наше с тобой прошлое.

Стоявший неподалёку Антарес неловко отвернулся. Он хотел что-то сказать, но о его присутствии было забыто.

– Нашёл время, – ехидно проворчал он в сторону Энлиля.

Рядом остановился Энки, не дав Антаресу вмешаться.

– Другого не будет, – заметил он.

Антарес переглянулся с наёмником, и оба повернулись к солнцу. Светило менялось, оно становилось ярче, но света от этого почему-то было всё меньше. Постепенно день на Аккаде серел, перетекая в истинную темноту.

– Он уже начал поглощать её солнце, – беззвучно указал Антарес.

Энки упорно давил подступающую тошноту страха. Бурлящее яркое и одновременно темнеющее светило могло привести в ужас и подготовленный ум. Начавшийся процесс проникновения массивной чёрной дыры был ужасен, он не мог не влиять на мысли, но, обернувшись и взглянув на командира и стоящую рядом с ним девушку, Энки невольно улыбнулся: рушился мир, а они не замечали ничего.

Нервное напряжение, державшее их двоих уже столько времени, внезапно спало. В глазах Кали играло тепло, в её внешности не произошло перемен, но лицо девушки теперь было таким естественным, что детально напомнило Энлилю его недавнее воспоминание. Именно такой она была в одной из его жизней, когда позволила себе смертный удел и многие годы рядом с ним в облике обычной женщины. Это была его Кали.

Её рост, тело, даже запах теперь полностью повторяли воспоминание. Энлиль с трудом подавил порыв обнять её. Разговор был ещё не окончен. Он не сказал главного.

– Сейчас я прошу тебя, – тихо вернулся к нему он.

И Кали вновь попыталась запретить ему говорить.

– Я не смогу, – читая его мысли, наперёд ответила она.

– Уйдём, – упрямо закончил Энлиль. – Идём со мной, Кали. Сейчас.

Вместо ответа Кали медленно качнула подбородком.

– Как только он подчинит твоё солнце, будет короткий промежуток, когда ваша с ним связь станет наиболее уязвимой, – не обращая внимания на онемевшее лицо девушки, быстро заговорил он. – Ты сможешь оборвать её, – настаивал Энлиль. – Ты знаешь, о чём я говорю! Не ври, что не сможешь этого сделать! Я достаточно побыл в шкуре первородного существа, чтобы понимать твои пределы. Освободись от солнца, и бежим! Антарес поможет нам пробиться через заслон. Всего-то и нужен один рывок.

– Но сам он сбежать не сможет. Он станет его рабом, Энлиль, – перебила его Кали. – Я ещё могу отрезать от себя солнце, а галактику? И что потом? Он настигнет нас быстрее, чем ты можешь представить, он до последней секунды своего существования будет ходить по нашим следам, но перед этим он заберёт себе твой народ. Ты хочешь их рабства?

Внезапно Энлиль почувствовал себя невероятно уставшим. Весь это разговор покатился в другую сторону, всё шло не так.

– Нет, – глухо согласился он. – Я никому не желаю такого.

Кали отстранилась, отступив назад и повернувшись в сторону своего светила.

– Никто больше не превратиться в его раба, – тихо, но уверенно произнесла она.

Энлиль взбесился то ли от её фанатичного тона, то ли от своей беспомощности. Что ещё ей сказать? Она стояла такая близкая и одновременно непонятная ему, и те несколько шагов между ними показались наёмнику огромной пропастью. Сколько бы он ни тянулся, он не сможет: не будет ей ровней никогда.

Все эти эмоции попеременно мелькали в его глазах. Заметив мысли Энлиля, Кали отвлеклась.

– Верь мне, – смягчив голос, потребовала она.

Он не хотел ей отвечать, но возникшая тишина продлилась недолго. Прерывистая череда инородных звуков заставила всех обернуться к их источнику. Где-то рядом искривлялось пространство, а позади ещё не открывшихся проходов вырисовывалась тёмная стать. Она быстро стекалась в ещё невидимый силуэт. Шум утих, уступив первенство ровным глухим звукам шагов. Какое-то время только эти приближающиеся шаги косвенно указывали на присутствие Архонта, но как бы за ним ни следили, ни Кали, ни Антарес не смогли заметить физического проявления Владыки.

Массивная и по-своему грациозная фигура возникла рядом с собравшимися, словно находилась здесь всё время. Ни движением, ни взглядом угольные глаза не отреагировали на то, как быстро присутствующие шарахнулись в стороны. Их не интересовало ничего, кроме увядающего в небе солнца. Он смотрел на светило, но и без того было понятно, что видел он только Кали.

– Милая, Илтим-Кали, здравствуй! – красивым тембром обратился к ней он.

Облик его был молод и прекрасен, лишь незначительные усилия скрывали под ним проступающий подлинный вид Архонта, его немощь и увечья. Но и будучи ослабленным, Кочевник вовсе не казался уязвимым. Он продолжал впиваться в солнце, захватывая те невидимые нити между ним и Кали, он тянул их к себе, не скрывая удовольствия от этого процесса порабощения.

Тёмный Кочевник грациозно повернулся к девушке, припечатав её взглядом к месту.

Кали застыла под силой этих глубоких чёрных глаз. Их магнетизм был сравним с действием притяжения, казалось, он останавливал течение времени, занимал собой все мысли. И между тем взгляд не был эмоционально окрашен, ни злой и ни добрый, но от этого отсутствия эмоций он представлялся ещё более ужасающим и глубоким.

Кали нервно выдохнула ненужный ей воздух.

– Милая, – ровно повторил он, – вот мы и встретились.

Около минуты, показавшейся Кали веками, Кочевник оценивающе блуждал по ней взглядом. Весь его облик напоминал гранитную статую, неподвижную, несокрушимую. Плавные движения совершали только яблоки его глаз, медленно скользя снизу вверх, то возвращаясь к лицу девушки, то бросая его. Таким взглядом торговец мог бы осматривать племенное животное, и последующая после ухмылка Кочевника только подтвердила его потаённые мысли. Похоже, Владыка остался доволен увиденным.

– Сильна и прекрасна, – коротко похвалил он Кали.

Остальных он игнорировал, но никто и так не спешил привлекать его внимание. Все ещё оставались под давлением и впечатлением от исходящей от него силы, и пусть в ней отчётливо ощущалось гниение, такая мощь всё равно одинаково взывала к самым низменным уголкам души любого существа, пробуждая страх и отчаянье. Не важно, кем ты был по рождению – Владыкой галактики или простым смертным, но не бояться Архонта ты попросту не мог. К этому страху нужно было привыкать, и в какой-то мере Антарес, как и стоявшие без движения наёмники, наспех приспосабливался к новым чувствам.

Тем временем Архонт медленно двинулся в сторону Кали. Остановившись ненадолго напротив неё, он не спеша обошёл девушку, застыв сбоку. Его близость мучением отразилась на её лице, сладковатый запах разложений резко ударил в само сознание девушки, и та немного качнулась. Проступившая холодная бледность выдала Кали. Тёмный Кочевник довольно оскалился, намеренно приблизившись ещё ближе. Его холёные пальцы пробежали по щеке девушки. Из уст полился мёд тёплых слов, но в голове Кали он отдавал мертвечиной.

– Как же ты заставила меня побегать, милая, – нежно ворковал он.

Его лицо практически касалось её шеи, а тонкие пальцы вновь поднимались к щеке. Лёгкие прикосновения, почти нежные, но от них оставался яркий алый след, будто руки Кочевника обжигали всё, к чему прикасались.

Раскрытая ладонь легла на подбородок и внезапно сжалась до такой степени, что губы девушки сильно выпятились вперёд. Кали вскрикнула, и это как-то подействовало на Антареса и наёмников. Все трое одновременно ринулись к Кочевнику, но Архонт не потратил на них и лишнего движения. Не сделав полного шага, Антарес гулко рухнул рядом, Энлиль же и Энки оказались отброшенными метров на десять.

Кали нервно оглянулась одними глазами, пытаясь рассмотреть, живы ли они.

Кочевник грубо дёрнул её лицо.

– Смотри на меня! – диким голосом заорал он.

Владыка несколько раз резко тряхнул головой, словно пытался остудить гнев, но, передумав, он без усилия поднял девушку, тут же бросив её на землю. От удара Кали не могла издать и звука, словно в лёгких не хватало воздуха. Она беспомощно смотрела вверх. Кочевник быстро приблизился.

– Прости. Не сдержался, – без тени сожаления проговорил он.

Архонт было потянулся к ней, чтобы поднять, но в последний момент его рука сжалась в кулак. Последовало ещё два удара. Их вибрация расколола под Кали землю, глубоко уйдя вниз. Эхо выпущенной силы задело саму тектонику планеты, и поблизости охнул давно почивший вулкан. На поверхности началось небольшое, дрожащее землетрясение.

– Ну вот опять! Не сдержался! – почки крича, рявкнул он. – Видишь, до чего ты меня довела?!

Гневный вопрос Архонта остался без ответа. Кали лежала без единого движения, голова её изломано запрокинулась назад, вид её тела был неестественный и отталкивающий, а в широко открытых глазах не светилось и тени осознанности. Боль загнала её в тупик, и девушка не могла реагировать ни на что вокруг.

Увидев, насколько перестарался, Кочевник отвернулся к солнцу.

– Потерпи, милая, – вновь ласково заговорил он, – осталось немного.

Окутанное его властью светило всё явственней менялось, оно словно существовало уже в нескольких вариациях: в привычном трёхмерном состоянии и в ином, постепенно появляясь в качестве своего сжатого и видоизменившегося отражения где-то внутри кочующей чёрной дыры. Яркость солнца могла бы ослепить и сжечь всю Солнечную систему, но этот инородный свет разливал странный холод и темноту. Он противоречил законам трёхмерной Вселенной. Само же светило, казалось, только сохраняло видимость присутствия, на самом же деле на его месте уже практически ничего не было.

Быстро темнело. Кочевнику явно нравилась эта сгущающаяся тьма. Она являлась его домом. И чем меньше становилось света, тем довольнее казался Архонт. Всё протекало с большой скоростью. Поглощение солнца близилось к концу, но на Аккаде это действо длилось всего пятую минуту. И даже это время представлялось Кочевнику длинным. Он нетерпеливо посматривал на угасающую звезду, сжимал сильные руки, всматривался в них, отмечая очередные нити власти над порабощённым им существом. Он неистово жаждал полного единения, связи, которая бы открыла ему доступ в закрытые участки сознания Кали. Там жило его спасение. Привкус этих сакральных знаний уже щекотал его нёбо, но Архонт усиленно сопротивлялся ринуться на его зов, и старательно завершал начатое.

Только полное подчинение – вот чего он хотел. Близость желаемого настолько затуманила его мысли, что Архонт не заметил приближения Антареса. Владыка галактики вцепился в Кочевника с яростью загнанного в угол существа. Его власть ещё не была подмята Архонтом, её было мало, но ярость удваивала её. На мгновение Архонт даже просел под этим давлением, скатившись на колени. Антарес молотил его так, как ни бил никого ещё ни в одной своей жизни. Если бы выпущенная им энергия не находила цель, она давно бы покрыла все ближайшие системы, но и малой доли того, что отлетало от сущности Кочевника, оказалось достаточно для множественных расколов планеты. Аккад треснул как хрустальный шар. Разломы тектонических плит уходили до самой магмы, вопль недр громогласно застилал всё вокруг, планета кипела, разваливаясь изнутри. В любой миг она могла разлететься на фрагменты, взорваться, как небольшая звезда. Каждый новый удар Антареса только приближал её катастрофу.

Это была битва с заведомо известным концом. Архонту потребовалось не более минуты, чтобы вернуть своё превосходство. Какое-то время Тёмный Кочевник просто закрывался от ударов, но пропустив треть из них, Архонт изрядно разозлился, призвав в ответ доступные ему могущественные силы. Очередной удар Антареса был перехвачен, Владыка галактики оказался в руках Кочевника.

Антарес чуть не лишился ощущений и связи с реальностью, когда когтистая рука сомкнулась на его шее. Архонт оторвал его от земли, высоко подняв.

– Неблагодарный ублюдок! – закричал он.

Антарес сморщился от режущих звуков старческого, хриплого голоса.

Сквозь наползающую на глаза муть боли он всмотрелся в лицо Кочевника. Оно было подлинным. Растрата энергии заставила Архонта позабыть о внешнем виде, и сейчас перед Владыкой галактики стояло уже известное ему дряхлое, мерзкое существо, вобравшее в свой облик отражения всех возможных первородных рас мироздания. Лик его стал ещё более гнилым и затхлым с тех пор, как Антарес в последний раз видел его таким.

Архонт продолжал изливать ругань, но Владыка галактики слышал его через слово. Слух, да и все другие чувства искривлялись в руках Кочевника. Тот, даже не замечая этого, ломал некогда нравившуюся ему игрушку.

Продолжая мучить Антареса, Архонт мимолётом заметил Кали. Она ещё лежала, но боль уже не затмевала её рассудок. Девушка понимала всё, что происходило на её глазах, и это отражалось ужасом на её лице. Гримаса её страха придала Кочевнику ещё большей злости. Замолчав, он судорожно сжал кисть. Физическое воплощение Антареса резко исчезло, развеваясь беловато-красным отсветом в темноте.

Кали коротко вскрикнула, зажав ладонью рот. Она начала медленно вставать, отдаляясь от Архонта.

Кочевник приблизился. Он более не прятал своей внешности. Дряхлое существо уверенно наступало, сокращая расстояние между собой и девушкой.

– Бежать некуда, – глухо напомнил он. – Ты уже моя.

Архонт коротким кивком указал девушке на небо, и Кали проследила за ним. Торжествовала густая темнота, только отблески тусклого звёздного неба говорили о том, что вокруг ещё существовала эта Вселенная. Солнца не стало.

– Видишь? – тихо спросил Кочевник.

Он легонько повёл рукой, но это вызвало немыслимую боль в мыслях Кали.

– Моя!

Архонт ещё раз дёрнул за невидимые цепи власти над её душой, сдавливая, раня, заставляя девушку кричать и биться в агонии.

– Всё могло бы быть иначе, милая, – приблизившись к ней, прошептал Кочевник.

Его разум влезал в глубинные уголки памяти Кали. Поверхностные знания из носителя уже перетекали в память самого Архонта. Это не мешало попутно причинять ей новую боль. Без осторожностей и жалости Кочевник грубо вырезал из разума девушки нужные ему пазлы.

Его нити тянулись дальше, касаясь всё более и более глубинных кодов. Нетерпение Кочевника росло. Он быстро касался каждого воспоминания о кристалле и решительно перескакивал дальше. Он искал то, в чём нуждался, небрежно оставляя ценнейшие догмы на потом. Сейчас ему требовалось всего одно решение. Ещё никогда Архонт не ощущал такой близости к стремлению всего своего существования, к тому, чтобы стать совершенным!

Скоростной поток новой информации куражил его состояние. Его облик вновь вернулся к молодости и красоте. Но это был новый облик, ещё более утончённый и прекрасный. Таким Архонт представлял себя в те короткие мгновения, когда позволял мечтам об идеале занимать свою голову. Он уже перекраивал самого себя, уже неосознанно применял некоторые коды, но заветные решение, его исцеление ещё оставалось впереди, и Тёмный Кочевник с новой жадностью набрасывался на сознание девушки.

Такое быстрое и жестокое проникновение свело бы с ума и равное ему по силе и энергии существо, но влияние пробывших в памяти Кали уникальных знаний и её необычное происхождение ещё оберегали её от безумия. Сознание её разрывалось с той же быстротой и необратимостью, с которой погибала под их ногами планета. Разум терял способность просчитывать и анализировать, но, несмотря на нарастающее давление, какая-то часть её сознания ещё оставалась неприступной для Кочевника.

Стены жалкого убежища сужались под натиском Архонта. Кали принадлежала ему по всем порядкам установленной им власти и не могла выстоять долго. Каждое касание его мыслей разрывало сущность девушки, уменьшая эти стены и давая ему доступ к новым виткам её памяти. Возможно, будь у него больше терпения и выдержки, он не действовал бы так опрометчиво и несдержанно. Он постарался бы растянуть эти моменты на долгие-долгие прелюдии пыток и истязаний. Это он умел, как и умел получать удовольствие, находя его в безысходности и страдании своих рабов. Когда-то он ещё обещал себе, что не станет торопиться и с Кали. Сама по себе она его мало интересовала, но то, что скрывал её разум, лишало Кочевника любых границ сдержанности. Так что Архонт даже не старался себя обуздать.

Он осушал её сознание, заглатывая содержимое, давясь им. Даже для его пределов информации было чрезмерно много. Он не давал ей времени устаканиться, осесть в своём сознании. Старое и новое беспорядочно перемешивалось в его голове, создавая нагромождения и хаос. В какой-то мере это сталкивало к безумию и самого Архонта.

Жадность его только возрастала. Тёмный Кочевник одурманенно пил чужую память. Он давно перестал замечать Кали. Её руки покоились в мёртвой хватке его ладоней, лицо девушки находилось практически впритык к его лицу, но Архонт видел лишь то, что втекало в его разум. Любые не относящиеся к знаниям ощущения он пропускал мимо внимания, ни звуки стонущей планеты, ни нарастающее колебание землетрясений, ни вой поднявшихся ветров, ничто не долетало в его мысли. Неистовая жадность ослепила его. Последняя стена в разуме девушки отделяла его от наиболее важных сакральных познаний этого мироздания. Тонкая на вид преграда упорно выдерживала попытки пробраться внутрь. Это бесило Архонта. Злость всецело забрала у него остатки рационализма. Единственное в своём роде могущественное создание существующих миров теперь походило на разъярённого зверя: рычащего, извергающего проклятья, кидающегося на свою добычу. Но злость и сила казались бесполезными против этой преграды.

А потом произошло то, чего Кочевник вовсе не ожидал. Стена покрылась разломами, он успел увидеть за ней залежи скрытой информации, но в следующий момент тихая вибрация с силой отбросила его прочь из сознания девушки. Отдача перешла и на его физическое тело. Архонт отступился, упав на спину. Только сейчас он заметил отсутствие рук девушки в своих руках. Её не было рядом.

Кали находилась на небольшом удалении, укрытая гудящей ветрами темнотой. Увидев её, Кочевник быстро поднялся, бросившись в её сторону. Но какое-то внутреннее потрясение заставило его резко остановиться. Архонт замер, рассеянно коснувшись груди. Долгое время его взгляд обращался внутрь. Растопыренные пальцы вскользь перебегали по грудной клетке, пока неожиданно резко не схватились за одежду, разрывая её, будто та мешала дышать.

– Что это? Что? – тихо спросил Архонт.

Кали молчала, но Кочевник и не к ней обращался. Его взгляд всё ещё тянулся вглубь самого себя, тормоша своё переполненное сознание, не понимая появившегося странного ощущения.

Рука Архонта добралась до кожи, оголив грудь. Он сильно тёр её, словно пытался что-то содрать. Внезапно его зрачки взметнулись к Кали.

– ЧТО ЭТО?! – закричал он.

В нём пока не было страха, только его начало и искреннее непонимание происходящего, Архонт ещё не успел испугаться. Со странным равнодушным спокойствием он заметил непонятные преображения в Кали: тонкая линия пролегла от её левой ключицы по диагонали вниз, прорезая грудную клетку. Края линии разошлись в разрез, образую рваную паутинку трещин. Из неё подобно крови засочился сжатый красноватый свет. Непроизвольно рука Архонта вернулась к своей груди. Кочевник нащупал что-то вязкое и холодное. Опустив голову, он увидел схожий порез, но свет из раны сочился тёмный, почти чёрного цвета.

– Что? – удивлённо повторил он.

Страх коснулся его мыслей, и лишь потрясение ещё не давало ему завладеть Архонтом. Как под гипнозом, Кочевник медленно следил за появляющимися новыми ранами. Он ненадолго сравнивал себя с Кали. Тело девушки также постепенно покрывалось трещинками.

Какое-то время Кочевник бездейственно молчал, глупо рассматривая уродливые трещины. Но искра просветления всё отчётливее разгоралась в его глазах. Неожиданное прозрение исказило его лицо.

– ОСТАНОВИСЬ!

Его приказ прозвучал громче любых взрывов, раздирая искалеченное сознание девушки. Кали сморщилась от боли, но не отступила.

Кочевник быстро приблизился к ней, схватив за плечи. Он силился тряхнуть её, но энергия отчего-то утекала из его рук, движения становились вялыми и медленными. Вместе с его физическим телом совсем рядом, лишь за невидимой мембраной соседней Вселенной, подобно гнойнику раздувалась и преображалась его чёрная дыра. Нестабильное вместилище распиралось, подгоняемое неизвестной Кочевнику силой, и он совершенно не мог ни помешать ей, ни даже определить её состав.

– Остановись, – блёкло потребовал Архонт.

Кали заметила в его тоне что-то похожее на мольбу.

– Это необратимо, – беззвучно ответила она.

Барьеры её сознания упали, и Кочевник теперь мог видеть недостающие фрагменты. Он с усилием пробежался по наиболее ценным знаниям. Его мысли ненадолго заискрились надеждой, когда на поверхность выплыл способный исцелить его код. Попытавшись применить его, Архонт сжался от боли, энергии на преображение уже не было.

Кочевнику хотелось кричать. Но и на подобное ему уже не хватало сил. Он ощущал разрушения своего вместилища, каждую новую язву поверх границ раздувшейся чёрной дыры, и апатично понимал необратимость происходящего.

– Нет. Это не коллапс души. Уничтожение души не способно тебя убить.

Голос Кали словно снимал его мысли с языка и доносился до него тонким эхом. Тело Кочевника исчезло, растворяясь внутри чёрной дыры. Его сознание витало в своём вместилище, но и тут он слышал ровный голос девушки.

– Даже если бы кто-то из твоих рабов нашёл способ ненадолго ослабить твоё влияние и попытался уничтожить свою сущность внутри дыры, это не навредило бы тебе. Ты поглотил бы и подобного рода энергию, и она не была бы тебе чуждой, – медленно говорила Кали. – Но носитель – это другое. Он инороден для нашего мироздания.

Слова каплями падали в оголённые мысли Тёмного Кочевника. Его ум лихорадочно искал выход.

– Ничего не исправить, – заметив его метания, сухо напомнила Кали.

Но Кочевник ещё не был готов к смирению. Его прорвало бранью. Он угрожал и приносил непомерные клятвы. Исполнение и малой доли его обещаний могло бы сулить руины всем мирам, но Кали оставалась спокойной. По мере того как скуднел и притихал голос Архонта, его угрозы перетекли в торг. Он вновь обещал, но теперь слова вплетались в искусную лесть. Он щедро сыпал предложениями, отдавая Кали как минимум место подле себя в правлении этим и, возможно, другими мирозданиями.

В конце концов, когда голос его стал едва долетать до сознания девушки, Кочевник подчинился страху, но получил ли он смирение, этого Кали не ощутила.

– Ты во всём был прав, Архонт, – не думая, слышит он её или нет, заговорила она, – лишь одно упустил из виду.

– Ты так хотел этих знаний, – продолжила Кали, – что отказался думать сам. А ведь ты один из немногих, при ком Создатели вручали нашим мирам носитель. В итоге ты мог бы догадаться, мог бы понять, в чём моя роль по отношению к кристаллу.

Кали надолго замолчала, прислушиваясь к себе. Её сущность покрывалась новыми паутинами ран, но девушка не чувствовала боли. Запущенный ею код оказался милосердным по отношению к ней. Его действие протекало в самой гуще чёрной дыры, там, где, поглотив её солнце, Тёмный Кочевник беспорядочно вбил цепи её рабства, приковав к себе её душу и разум, и теперь это место воспалённо гноилось, выделяя инородную энергию, отравляя вместилище Кочевника, ведя к его разрушению.

Там же гнездилась сущность Архонта. Он пытался скрыться, но бежать от самого себя не мог. Служившая ему с его рождения чёрная дыра предавала своего хозяина. Она безжалостно удерживала его внутри, и всё то, что происходило с ней, в том или ином виде происходило с самим Кочевником.

Кали показалось, что Кочевник застыл, ловя долетавшие до него звуки её мыслей. Девушка не могла разобрать исходящих от него импульсов.

– Ты не понял одного, – вернувшись к прерванному рассказу, продолжила она. – Я —это код. Всего-то код, записанный в носителе. Я – инструмент.

Поражённый участок чёрной дыры быстро сжимался, но границы её не прекращали расширяться.

– Скажи мне, что делают с инструментом, когда он уже не нужен? – тихо спросила Кали.

В местах наибольшего напряжения начинало трещать туловище чёрной дыры. Если бы в той Вселенной находились свидетели, способные это видеть, то перед ними предстала бы ужасающая картина: перекрученное и вытянутое многомерное вместилище, распёртое до невиданных пределов и при этом угрожающе сжатое, пульсирующее скрытой внутри энергией. Оно страдало в последних мгновениях, приближаясь к катастрофическому взрыву.

– Его прячут на полку, – продолжала Кали. – Убирают за ненадобностью.

Действие кода рушило дыру подобно тому, как маленький камушек был способен породить лавину груд. Кали уже не ощущала Тёмного Кочевника. Его сознание затерялось где-то среди этого камнепада, неспособное выбраться и остановить крушение.

– Вот это ты чувствуешь. Код в действии, – ни к кому не обращаясь, подвела итог она.

Код отыгрывал финальные нотки в разуме девушки. Кали непроизвольно сжалась, когда комбинация приблизилась к концу. Она ждала боль, ждала ужас смерти, но не получила ничего. Взрыв остался для неё недосягаемым ни ощущением, ни взглядом. Необычная гибель чёрной дыры растекалась совсем рядом, тонкая мембрана между мирами не давала ей выплеснуться на галактику. Там же, вместе со взрывом, на волю утекали израненные души пленников. Те, кто мог пережить подобное, рвались прочь, но все порабощённые Владыкой примитивные виды даже не замечали своей недолгой свободы, они крошились в пыль выбрасываемой из эпицентра энергией. Возможно, им суждено будет стать строительным материалом для нового мира, воскресить свет угасшей Вселенной, или когда-нибудь в иных обликах вернуться самим. Ждёт ли их хоть что-то впереди – этого Кали не знала.

Мысли её теперь всецело утекали внутрь теряющего краски сознания. Девушка прислушивалась к себе и ощущала странную внутреннюю лёгкость. Не было цепей, не было для неё ни свободы, ни неволи. Не было её самой. Она исчезала с той же неизбежностью, с какой в средоточии взрыва сейчас растворялось её бессмертие: сущность стиралась, забирая с собой все возможные воспоминания, словно обнуляя каждую жизнь, каждое воплощение. Чем дальше шёл этот процесс, тем большую невесомость ощущала Кали.

На миг ей вспомнилась манящая Пустота аномальных разломов. Вот что обещала ей невесомость. Последние сопротивления судьбе уступили накатившему покою. Страх ушёл. Место всех эмоций постепенно занимало чарующее небытие. И Кали падала в него, тело её продолжало покрываться новыми трещинками. Паутина красноватого света расползалась по нему, медленно поглощая остатки уничтоженной сущности – последнее физическое воплощение. Лишь одна зудящая мысль не позволяла ей полностью отдаться Пустоте – Энлиль. Она магнитом тянула искореженное сознание обратно.

Собрав воедино остатки утекающей энергии, Кали усилием воли вернулась к осознанному состоянию. Она с трудом открыла веки, повела головой, осматриваясь. Тело уже отказывалось служить ей, и каждое движение отдавалось механической болью, будто эта оболочка не принадлежала ей больше.

Вокруг царил мрак ночи. Исчезновение светила в центре Солнечной системы ещё мало сказывалось на её объектах, но все они уже потихоньку меняли траектории, устремляясь вглубь космоса, к какому-нибудь другому источнику притяжения. Только Аккаду было суждено остаться здесь. Планета не могла оправиться от нанесённых ей ран. Прокатившаяся по ней энергия первородных существ оставила фатальные повреждения, и если расколы тектонических плит и расцветающие ненастья на поверхности ещё не повлияли бы на существование сферы, то это бы завершило раскалившееся ядро. Напитавшиеся чужой энергией, внутренности Аккада вскипали. Очнувшись, Кали уже чувствовала напряжение в недрах сферы, близость катастрофы. Её эхо разрасталось гулом в самом ядре, стремясь пробраться к поверхности. Счёт шёл на минуты.

Густая темнота и ухудшающееся зрение не сразу дали рассмотреть окружение. Заметив тела наёмников, Кали как могла, непослушным шагом направилась к ним. Оба лежали рядом, обожжённые, почерневшие от копоти и запёкшейся крови, но ещё живые. Неуклюже опустившись на колени, девушка застыла между ними. Она бережно коснулась их рук, медленно исцеляя.

Энлиль начал приходить в себя. Чёрная, гудящая землетрясениями и ветрами ночь предстала перед ним тягучим кошмаром. Командир не сразу понял, что увиденное реально. И в этом мраке, как облик призрака, витало белое лицо Кали. Идущий от неё свет немного разгонял тени. Её голос тихой музыкой достигал его мыслей. Она говорила что-то о перемещении. Об ограниченных возможностях, неспособности отправить их в тот мир, где сейчас находился их народ.

В голове Энлиля ненадолго возник образ голубой, покрытой широкими океанами планеты, чем-то напоминающей Аккад. Планета находилась между внешними рукавами спиралей галактики Антареса, подле небольшого жёлтого солнца. Короткие видения обрывками показывали красоту её пейзажей, привычную аккадскую синеву неба, крутость гор и уходящие за горизонты моря. Планета была прекрасной, девственной. Разумная жизнь на ней лишь обретала своё первое право голоса, не успев изгадить первозданный лик своего дома.

Кали обещала отправить их туда.

Её мысли наспех передавали наёмникам какие-то наставления, что-то об их роли в судьбе всех миров и великом предназначении их народа. Энлиль практически не вникал в услышанное. Боль от удара Кочевника ещё раздирала его, исцеление проходило медленно, короткое движение влекло помутнение в голове, но и поверх всего навалившегося до него доходил скрытый смысл слов девушки. Она прощалась.

Кали продолжала говорить, когда тонкая паутинка проползла по её щеке, практически повторяя рисунок когда-то находившегося в том месте шрама. Дотянувшись, Энлиль прикоснулся к исходящему из новой раны свету. Энергия немного жгла кожу, но наёмник не чувствовал ничего, кроме переполнившего его отчаянья. Сейчас ему как никогда во всех своих жизнях стало плевать на любые свершения будущего и судьбу мироздания. Он не являлся более совершенным, его искусственная эволюция окончательно обратилась к истокам, но и глаза обычного смертного могли понять то, что видели: Кали больше не было, она уходила, обращаясь в ничто.

– Я останусь с тобой, – твёрдо сказал Энлиль.

Девушка незаметно убрала его кисть, завершая их исцеления. Она коротко посмотрела на Энки, улыбнувшись тому. От потрясения наёмник не смог улыбнутся в ответ, но его взгляд был искренним. Глаза девушки вернулись к Энлилю. Он напряжённо ждал. Ощущения указывали командиру на изменения вокруг: их с Энки влекло, будто они уже сделали шаг вперёд, ступив в многомерное пространство.

Энлиль попытался сказать что-то, но его голос предательски смазался. Он ещё видел лицо Кали, чувствовал прикосновение её руки и такое жёсткое и короткое «Нет». Темнота Вселенной поплыла перед ним, отгораживая всё физическое, превращая его сознание в распёртый шар, а его тело в крохотную несущуюся точку. Он старался докричаться до Кали, хоть и знал, что это бесполезно. Скачок молниеносно навсегда отдалял их от Аккада. Шёпот слов тихонько доносился до сознания Энлиля. Ещё какое-то время девушка обращалась только к нему, затем наступила тягучая, заполнившая собой все мысли тишина.

Кали осталась одна.

Просидев недолго на земле, она медленно подалась вперёд. Утекающий от неё свет всё ярче озарял сплющенные развалины Аккада. Он болезненно обжигал взгляд, и Кали с облегчением закрыла глаза.

Паутина разрушения упорно разбредалась по её телу, разрезая плоть. Не хватало только малости, чтобы в один миг выпустить вырывающуюся через множественные трещинки энергию. Одновременно планета будто соревновалась с Кали, стремясь первой исчезнуть, освободить горячее ядро. Поверхность Аккада всё больше обрастала ненастьями, громко приветствуя скорую погибель.

Кали не стала ни подгонять, ни затормаживать происходящее. Она просто ждала приближавшуюся к ней Пустоту. Ветер развивал побелевшие, ставшие полупрозрачными, длинные волосы, срывая с них красноватые нити энергии, ветер приносил ей звуки задыхающегося материка, резвые, горящие мысли умирающих жизней обречённых обитателей вод, лесов, неба, их подлинный страх и желание скрыться от ненастий. Кали кривилась от чужой боли, утешением ей было лишь то, что страдания Аккада будут недолгими.

На короткое мгновение в канонаде этих воплей девушка расслышала внятный разумный голос. Удивление быстро сменилось грустной радостью.

– Дильмун! – крикнула она и обернулась.

Через гущу темноты к ней приближалась поникшая, сгорбившаяся фигура старика. Когда Хранитель поравнялся с ней рядом, Кали не сдержала упрёка:

– Мне стоило всех вас уничтожить самой! Вы никогда меня не слушались!

Старик возмущённо закачал головой.

– Все в тебя, – тихо ответил он.

– Почему ты остался?

Дильмун обвёл взглядом своё посеревшее от недуга тело, но зрение девушки заметило то, что было скрыто – практически умершую душу старика. Такое не исправило бы никакое исцеление.

– Да и подумал, не лишней будет компания друга, – добавил он.

Кали попыталась улыбнуться, но яркая паутинка добралась до её губ и век, и она поспешно закрыла глаза. Не видя Хранителя, девушка благодарно кивнула. Она в неведенье встречала приближающиеся перемены. Ветер торжественно нёс к ней звуки последнего хрипа планеты. Раны побежали по её голове, вторя образовавшемуся внутри ядра нарыву. Сфера гортанно застонала, окунаясь в пламя внезапного яростного взрыва, но в мыслях Кали оставалась тишина. Где-то впереди её уже встречал прекрасный и чистый облик Вечности…