В шаге от бездны

Глава 9

Мгла увеличивалась. Гнилой пористой губкой она впитывала окружающую её материю и подобно пористым фильтрам высасывала из той любого вида энергию, оставляя после себя практически стерильный след. Размеры мутантов стремительно разрастались, а энергетические всплески в их черноте молниями разрезали и освещали невообразимых многоликих и огромных существ. Но их голод не утихал.

Захмелевшие и глупые сросшиеся твари издавали лишь один понятный для восприятия импульс. Он квантовыми волнами моментально разлетался во всех направлениях видимой и невидимой Вселенной, проникая даже за пределы этого измерения. И каждый, кто находился в достаточной близости от мглы, кто мог не только услышать данный импульс, но и почувствовать присутствие субстанции, породившей его, начинал покрываться зловонными вибрациями страха, что ещё сильнее, как вкусная, ароматная приправа, манило к себе голодных тварей.

Антареса уже порядочно мутило от этого тошнотворного импульса. Он громко и без такта барабанил в его разуме совокупностью сросшихся, одичалых умов, остатки которых поблёскивали в населяющих мглу тварях.

– Убить, убить, – стонали сиплые вибрации. – Туда! Здесь! Дави, дави…

Мгла всё быстрее поглощала подбрасываемые ей Антаресом энергетические куски, и, не успевая заканчивать трапезы полностью, слепо выискивала новую привлекательную цель.

– Есть! Есть! Убить! Голод, голод! Ещё! – кричала темнота, распространяя короткое послание.

Её чрево, казалось, не имело логического строения или элементарного предела. Впитанная энергия ни во что не преображалась, нисколько не влияла на духовное или физическое положительное восстановление бывших рабов, а лишь сильнее сжималась и прессовалась внутри тварей, становясь сдавленным грузом. Мгла полнела и вздувалась от не переваренной мощной силы, которую попросту не могла усвоить, но азарт и резвость, с которыми мутанты набрасывались на очередные выпущенные Антаресом всплески энергии, только увеличивались.

Когда Владыка галактики начинал уводить мглу в открытый космос, нынешних порций энергии хватало на значительно больший отрезок времени, нежели теперь, когда с тем же объёмом мутанты справлялись в разы проворнее.

Антарес замечал, что такой голод невозможно утолить, даже будь в их рационе вся галактика и бесконечность времени на её поглощение, ведь нужда была иллюзорной для тварей. Они заглатывали ценную энергию, но не ощущали её настоящего вкуса, и уже давно не могли воспользоваться ею, отчего их неудовлетворённость и злоба только возрастали. Из-за своего приобретённого в деградации скудоумия, твари не могли в должной степени анализировать происходящее с ними. Всё, что им оставалось, – это распалять горькую ненависть и подчиняться всё тому же стучащему импульсу в их атрофированном уме. И мгла не прекращала вынюхивать бесполезную для себя пищу.

Изначально Антарес посчитал, что несовместимое с существованием количество приобретённой энергии должно разорвать и уничтожить мутантов изнутри. Он надеялся на вероятность такого решения и щедро, не жалея себя, закармливал следующих за ним тварей. Дошло до того, что каждый из мутантов поглотил в себя энергию, равную кумулятивной силе двадцати сверхмассивных звезд. Их чрева представлялись огромными бурлящими сферами, набитыми нестабильными энергетическими процессами, которые бы в нормальных условиях давно б вылились в различные преобразования.

Впитав последнюю каплю, мгла действительно вспыхнула и достигла пика перегруженности, но это вовсе её не уничтожило. Сжатая энергия покинула не только их тела, но и эту Вселенную, преобразуясь в неожиданный квазар-выброс в каком-то другом мире.

Когда колебания растревоженного пространства успокоились и вернулись к плавности и стабильности, Антарес с разочарованием заметил струившихся позади себя уже измотавших его мутантов. Ни объёмный внутренний взрыв, ни предшествующее ему чрезвычайное сингулярное сжатие не навредили сросшимся переродкам. Единственное отличие заключалось лишь в том, что их ещё недавно треснувшие, вывернутые наизнанку желудки вновь были целы, идеально пусты и, как и прежде, ныли холодным голодом.

Пока Владыка галактики осматривал разлетевшуюся в момент яркого взрыва на несколько фрагментов мглу, одна из групп тварей набросилась на самого Антареса, вторая же исчезла, перемещаясь к ближайшему источнику энергии. Антарес отреагировал быстрее, чем понял, что происходит. Он не успел телепортироваться, но выстроил вокруг себя панцирь. Мгла облепила его, повторяя силуэт защитного поля, и ещё яростнее разгорелась разрядами. Щит, как и сам Владыка галактики, так же состоял из своеобразной энергии, преобразованной в разновидность материи, и являлся для мутантов на данный момент, пожалуй, самым желанным, лакомым блюдом.

Антарес опять уловил возобновившийся грубый импульс. Остатки мглы испускали его отчётливо, громко, и не разобрать его смысла было невозможно.

– Дави! Его, его! – мгла взволновано вилась и покусывала ещё крепкий щит, но жаждала она не защитного поля, а того, что было под ним.

– Сожрать его! – копошились твари. – Хотим его!

Щит начинал ослабевать под натиском и постоянными укусами, выбивающими из него энергию. Антарес видел, как ветшают его границы, а вместе с тем уязвимым становился и он. Но его прогноз собственной выносливости не оправдался. Владыка галактики не продержался и половины отведённого себе срока, не сумев переместиться из-под укрытия. В следующее мгновение одному из мутантов удалось образовать отверстие. Оно было небольшим, на молекулярном уровне, но для сросшихся тварей, способных в незначительной мере неосознанно трансформировать под себя окружающую реальность, такого изъяна оказалось достаточно. Одна из тварей просочилась под панцирь защиты и до того, как Антарес успел повторно загородиться, её сотни клыкастых ртов впились в разум и плоть Владыки галактики.

Антарес кричал и трепыхался внутри утратившей пользу защиты, как в жалящем каменном мешке. Для мутантов его совокупная внутренняя энергия оказалось чрезмерно огромной для мгновенного поглощения, и тварям удавалось отхватывать лишь небольшие кусочки. Но с каждым укусом Владыка галактики безвозвратно терял самого себя, а его суммарная сила падала.

Пытаясь стряхнуть уродливые пасти, Антарес перепробовал практически все возможные удары, но твари не реагировали. Между тем боль от ран начинала возрастать, пылать огнём, как и увеличивался объём потерянной с каждым укусом энергии. Мгла приспосабливалась поглощать загнанную в тупик ещё барахтающуюся сильную и вкусную дичь.

Действия Антареса не приносили видимой пользы. Во многих решениях он уже не отдавал себе отчёт. Пытка заполняла его сознание и тормозила скорость. Каждый его удар попадал в тварей, но мгла вбирала в себя содержащуюся в них энергию, без которой удары безрезультатно вибрировали и отлетали от мутантов.

Теряя самообладание, Антарес умышленно остановился, не оказывая сопротивления. Противостоять истинному, затравленному голоду было бессмысленно, как и оценивать тварей известным мерилом. Мутанты не являлись ни существами высшего порядка, ни какой-либо первородной расой, они походили на принципиально новый всё ещё мутирующий вид, и действовать против такого вида требовалось так же по-новому.

Только Владыке галактики было известно, каких страданий ему стоило ничего не делать. Твари бесстрашно грызли и отхватывали его силу, но Антарес продолжал не шевелиться. Разум же его ткал обширную многоуровневую иллюзию, что требовало от него последней сосредоточенности в уже окровавленном уме. Не исключено, что Владыке галактики так и не удалось бы отделаться от мутантов, не будь те настолько тупы. Хоть йота анализа уже раскрыла бы перед ними его примитивный план, но мгла восприняла законченную иллюзию Антареса именно в тех ракурсах и объёмах, в которых это было выгодно художнику.

Минутой позже её ослепшие, но всё видящие глазницы повернулись в противоположную сторону от жертвы. Твари завертели уродливыми мутными многообразными мордами. Ещё немного, и Антарес бы закричал, не сдержавшись более, но мгла отпустила его. Её клыкастые пасти оторвались от истерзанной плоти. Укусы прекратились, будто твари более не видели перед собой, за что ухватиться.

Сдавив все чувства, каждый импульс, Владыка галактики замер. Рядом с ним раздражённо и демонстративно вертелись мутанты, и любая поспешная неосторожность могла выдать его. Неподалёку, куда теперь было обращено чутьё мглы, виднелся иллюзорный энергетический почерк Антареса. Ещё немного, и мутанты проворно прильнули к нему, принимая его за исчезнувшую дичь.

Антарес усилил иллюзию и снабдил её значительным количеством энергии. Твари не видели различия и воспринимали подсунутую им куклу за живое существо. Но только убедившись, что его замысел действует, а мгла впредь следует за иллюзией, Антарес взглянул на свои раны. Множественные неглубокие язвы покрывали тело и душу. Твари не успели прогрызться глубже, но вред, нанесённый ими, останется непоправимым. Аккуратно Владыка галактики заживлял язвы до их рубцевания. Раны оставляли рваные, кривые ниточки-шрамы, от которых, понимал Антарес, ему не избавиться уже никогда.

Мгла доедала содержащуюся внутри иллюзии энергию, и Антаресу пришлось вновь наполнить её. Помимо этого, он не забыл об убежавших ранее тварях. Ведя за собой мутантов, Владыка галактики построил проход к тому месту, куда стремился след беглецов. Но, прежде чем ступить в другие координаты Вселенной, он дождался, когда мгла заметит передвижение иллюзии и последует за ней через проход.

Недлительное путешествие вывело его ко второй по близости к его кластеру совокупности галактик, расположенных на миллионы световых лет от его дома. Данное расстояние от источника его силы только усугубило общие болевые ощущения и усталость, хоть до укусов мглы Антарес ещё не тяготился бы незначительной удалённостью от своей галактики. Свежие рубцы алели и жгли, а некоторые заново начинали обращаться в красные язвы. Но пока что Владыка галактики терпел свалившееся на него бремя пастуха. Часть его чёрного стада, отбившаяся ранее, бессовестно обгладывала пульсирующую выбросами остаточной энергии быстро вращающуюся нейтронную звезду, но основное внимание мутантов занимал компаньон в этот двойном образовании. Большая часть тварей примерялась к этой монументальной ярко-белой звезде, диаметр которой в тысячу раз превосходил диаметр Красной Звезды. Недолговечная звезда, к своему счастью, уже отживала последние тысячелетия в своей эволюции, и нападки мглы ускорили процесс, не позволив тем заполучить в своё чрево ещё и сущность того, кто управлял этим светилом. Антарес не успел вмешаться. В момент его появления коллапс был уже запущен. Все слои гипергиганта складывались вовнутрь, стремясь к ядру с невероятным ускорением. Действие заняло секунды, после чего последовала безголосая вспышка сверхновой.

Убийственные волны излучения, газа и космического вещества заполонили всё вокруг, и в этом адском пламени мгла ещё быстрее поглощала преобразованную материю, теряла её, вновь образуя яркие квазары в другие миры, и с неутолённым голодом налетала на щедрые, но быстро улетучивающиеся покрывала энергии.

Гибкость и скорость отчётливее проявлялись в приобретённых талантах ещё недавно заторможенной и медлительной мглы. Невозможность насытиться давала о себе знать, и твари с особым остервенением наскакивали на потоки энергии. Постепенно ранее разобщённая мгла сбилась в одну субстанцию, но теперь Антарес не полагался на их неделимость. Он внимательно следил за манёврами мутантов, не ослабевая действия иллюзии. В любой момент какая-нибудь тварь или вся свора могли в очередной раз попытаться схватить относительно невидимого для них пастуха.

Их увлечённость коллапсирующей распалённой сверхновой продлилась недолго. В той уже не было жизни, не было души, которую так же можно было бы впитать и добавить в клубок переплетённых душ, из коих состояла каждая тварь. К удивлению Антареса, мгла не всосала и сотой части окружающей её энергии. Блюдо, которое не подавляло нытье желудков, разонравилось тварям, и те уже вынюхивали энергию другого рода. Владыка галактики привлёк их внимание существенным восполнением своей иллюзии. Не успев телепортироваться, твари соблазнились всплеском и увязались по его следу. Энергия, выбрасываемая им, так же не могла дать им требуемого, но она была совершенно иного уровня, нежели энергия сверхновой, оттого твари ещё подкупались подачками Антареса. Но вскоре переродки будут способны адаптироваться настолько, что только их жажда останется для них настоящим пастухом и мгла увильнёт от нежелательного присутствия надоедливого попутчика. Он понимал, что нужда заставит мутантов метаться между всеми видами энергии, и этот круговорот может перерасти в годы. Столько выдержки у Владыки галактик не было.

Непрекращающаяся череда потерь внутренней энергии отрицательно сказывалась на Антаресе. Темп в их противостоянии задавала мгла, и ему приходилось подстраиваться. С каждым всплеском он становился слабее и не успевал должным образом восстанавливаться. Прожорливость и интуитивная находчивость мутантов не давали ему продыху. Их путешествие затянулось и не имело конечного пункта, но он крайне требовался Антаресу.

Однако он не мог бросить мглу. Стоило отвлечься, как твари с удивительной быстротой, несвойственной такой одичалости, замечали ближайшую жертву. Мутанты учились и приспосабливались. Их интеллект оставался прежним, умственное развитие не сдвинулось к улучшению. Мгла не восстанавливала действенность чистого разума, но её приспособляемость проявлялась и прогрессировала в обострении важных первичных потребностей и инстинктов выживания. Твари перевоплощались в хищных охотников – быстрых, ловких, пугающе неуязвимых и жадных. К чему приведёт подобного рода эволюция, Антарес уже просчитал. Злость и находчивость мутантов возрастут, превращая тех в самую совершенную молотилку для любого рода энергетической жизни во Вселенных.

Брось он их сейчас – и не исключено, что мгла возвратится к его галактике. В том, что твари вскоре научатся и мстить, Антарес не сомневался. К тому же, не только опасения за источник своей власти заставляли Владыку галактики продолжать утомительно ущербное для него шествие. Приемлемо было оставить переродков у порога соседнего кластера, выведя за пределы своего дома ещё до того, как мутанты начали что-то соображать, но настолько прогнившая подлость вызывала отвращение у Антареса. Он не мог обрекать кого-то на поглощение мглой и перерождение в частичку сросшихся тварей. Такая судьба казалась ему ужаснее любого, даже самого примитивного и неудачного воплощения в новой жизни.

Пока Владыка галактики тщетно изводил и тиранил натруженный, взвинченный ум, не находя путного решения, как бесповоротно избавиться от тварей, мгла обдурила пастуха, уловив подходящий момент, энный раз теряясь в удалённых координатах объёмного мира. Изнемогая от практически критической истощённости и открывшихся ран, Антаресу ничего не оставалось, как поспешно отправиться вдогонку.

Ночи и дни в Железных ущельях не имели чётких размежёванных границ. Казалось, что яркий, быстрый свет солнца недолюбливал горное отравленное образование и редко навещал эти одичалые места. Небо оставалось стальным и плотным, укутанным многими слоями нависших над долинами облаков грязного цвета. Из трещин в ледниках сочился тёмно-серебристого цвета вонючий смертоносный газ, ещё больше загрязняющий небосвод. Погожих и светлых часов здесь практически не бывало, отчего, когда такой день выдался, а вьюга и всегда суровый холод немного спали, Марсиус не удержался от свершения уже давно вертевшегося в его перепуганном уме плана. Едва луч скупого солнца забрезжил поверх посеревшей каменной клади разбитой башни, где уже четырнадцатые сутки находился Хозяин и собранные им остатки его некогда большой воровской свиты, как Марсиус уже вертелся с боку на бок, не находя себе покоя, будто размытые отблески светила значили для него много больше, чем может значит обычный луч света.

Про Железные ущелья ходили страшные и во многом правдивые слухи. Старые горы являли собой аномальный, плохо проходимый и опасный участок планеты. Добровольно сюда совались только хорошо оснащённые и вооружённые научно-исследовательские экспедиции, либо же непробиваемые дураки. Некогда Марсиус всерьёз мечтал о запрятанных в ледниках остатках эпохальных замков и крепостей, в особенности о богатствах, которые можно было бы извлечь из-под толщ ледяных настилов. Он долго готовился, прощупывал почву. Некоторые регионы, коих можно было пересчитать по пальцам, уже исследовались республиканскими миссиями, но и помимо занятых раскопками участков в ущельях оставалось множество похороненных, идеально законсервированных богатых построек прошлого, и они сулили весомую денежную выгоду. На подготовку и сомнения у вора ушли долгие месяцы, но Марсиус так и не набрался столь необходимой для подобного мероприятия смелости.

Отказавшись от покорения какого-нибудь подземного саркофага-замка, он поддался искушению, позарившись на щедрое предложение пожаловавшего ему постоянную высокую плату Хозяина. Так Марсиус оказался ещё в более жестоком и мрачном плену, чем тот, что могли ему сулить мёртвые серые горы. Теперь же его ужас удваивался. Наёмник не только находился в самом отвратном и пугающем его месте, но и пребывал в непосредственной близости от второго источника страха – Хозяина. Взвесив эти две величины, Марсиус пришёл к выводу, что, всё же, второго он боится значительно больше первого. Страх перед Железными ущельями и ужасами, скрытыми в горах, пока что оставался размытым, а вот страх перед Хозяином и его недобрыми замыслами становился изо дня в день ощутимым и явным, ведь он находился от вора всего в нескольких метрах за непрозрачной иллюзорной ширмой. Эта близость да внезапный, столь редкий в горах светлый день, и подтолкнули Марсиуса к действию.

Наёмник не считал себя особо образованным. Его учёности хватало ровно на столько, сколько требовала выживаемость в его воровском деле, и, вынашивая идею о скрытых богатствах ранних эпох, Марсиус детально изучал всё, что могло помочь ему выжить в Железных ущельях. Солнечный день в этом контексте был не просто красивой дымкой, щедро облагораживающей внешне неприглядный вид хмурых гор. Из-за редкости света в этих местах практически все виды тварей, населяющих их, были уязвимы перед ультрафиолетом и не показывались из своих пещер и нор до темноты. Но, главное, что давало солнце серо-белому пейзажу гор помимо тепла и защиты от их обитателей – это запуск химической реакции, в результате которой на поверхности начинал выделяться кислород. Его концентрация оставалась низкой, и дышать им можно было лишь, практически передвигаясь на четвереньках, либо сильно пригибаясь к земле. Марсиус помнил, что довольно и трёх часов света для накопления удовлетворительного количества столь важного для жизни газа в ядовитой экосистеме впадин, которого даже в том случае, если небо внезапно затянется, хватит на день-другой.

Сейчас существование наёмника целиком и безоговорочно зависело от энергии Хозяина и его поддержки. Без вмешательства Эн-Сибзаана он не смог бы ни дышать, ни терпеть холод. Правда, погожий день также не гарантировал настоящего тепла. Температура в освещённых участках Железного ущелья повышалась от силы на три-пять градусов, но именно это минимальное повышение позволяло перешагнуть смертельный для илимов рубеж.

Прокрутившись всё утро, считая про себя минуты, Марсиус понимал, что второго такого удобного шанса может не быть. Остальные наёмники пребывали в полукоматозном состоянии и не видели неспокойности своего коллеги. Когда утро клонилось к завершению, он, не создавая шума, собрал нехитрые пожитки, любые тёплые вещи, которые ему удалось стащить у невнимательного соседа, и быстро шмыгнул в переднюю башни.

От угла, в котором разместился Хозяин, веяло подозрительной тишиной. Проходя мимо, Марсиус не мог увидеть, спит ли Эн-Сибзаан или злорадствует, наблюдая за его метаниями. Зная, что стоит ему только задуматься об этой проблеме, и он уже ни за что не решится бежать, наёмник попросту опустил её.

Преодолев переднюю и оставив за спиной уютный схрон нанимателя, Марсиус кубарем перелетел через обрушившийся низкий вход и сполз на землю по острому обмороженному камню. Коснувшись седого снега, он издал глухой вздох-хлопок и тут же сжался, прислушиваясь. Башня по-прежнему молчала, а проснувшийся писклявый ветер разрывал и перемешивал в своей горловине все яростные звуки нарастающего вихря. Сделав три медленных шага, не оборачиваясь, наёмник засеменил уже увереннее и решительнее, переваливаясь на огрубевших за столько бездейственных дней ногах.

Покинув пределы развалин, он выбрался за последнюю торчащую из-под ледника шапку разбитого сооружения. Перед ним на все четыре стороны открывались одинаковые изрезанные горами и впадинами пейзажи. Неподалёку размытым пятном виднелась огромная, слегка наклонённая голова башни, в которой скрывалась цель Хозяина. Путь наёмника лежал в её сторону. Худо-бедно определив своё местоположение в хребтах гор, Марсиус помнил, что только в этом направлении на удалении в десятки километров должны находиться действующие сезонные станции или более ранние заброшенные пункты. Ориентиры этих перевалочных точек наёмник зазубрил ещё в прошлом. Соваться же в иные стороны не было смысла. На север, запад и восток тянулись практически непреодолимые хребты, обойти которые не удастся неделями. Марсиус же располагал теперь только парой дней.

К сожалению наёмника, в самом начале его бегства небо начало затягиваться панцирем туч. Подходящая температура продержится недолго, и до темноты придётся позаботиться об укрытии, а на большее беглец не рассчитывал.

Наклонённая серая башня была чуть впереди по левую руку от наёмника в сотне метров, когда Марсиус ощутил первичные признаки кислородного голодания. Оберегающее воздействие Хозяина ослабевало с расстоянием и вовсе резко оборвалось ещё через полсотни метров. Наёмник почувствовал этот разрыв накатившей пульсирующей болью в груди и голове. Ему показалось, что он ненадолго лишился сознания, но сразу очнулся. Привалившись к снегу и осторожно делая вдохи, Марсиус старался определить, сумеет ли он обходиться скопившимся у поверхности кислородом или ещё не поздно вернуться обратно. Его мучил холод, но к нему наёмник был готов, однако он совершенно позабыл о голоде. Желудок вора был пуст которую неделю, и теперь резко ныл и сжимался спазмами.

Пролежав минуту-вторую, Марсиус нетрезво поднялся, пригибаясь к низу. Зона с разреженным кислородом достигала полутора метров в высоту. В дальнейшем она будет снижаться к земле, но сейчас наёмник, как он думал, мог передвигаться с относительным удобством. Пошатываясь от изнеможения, он, петляя и шаркая, поплёлся на юг.

Ещё через каких-то двадцать метров куда-то подевались ранее запасённые бравада и уверенность. Марсиус упорно прокручивал в голове карту данного участка Железного ущелья, но реально думал лишь о расположенных впереди станциях и возможных припасах.

После преодоления пологого спуска и небольшого подъёма, на которые отчего-то ушло до получаса, к неуверенности наёмника незаметно прибавились опасения, вытесняя рациональные мысли. Невесёлое солнце окончательно затушевалось тучами, всё померкло и прикрылось напускной темнотой, из-за чего и без того подрагивающие мысли вора раскричались. Вдобавок ко всему Марсиусу начал мерещиться какой-то диковинный вой. Ветер дурачился с несчастным путником и забавлял того многоголосыми, холодными порывами.

Время неумолимо бежало, хоть этого и нельзя было определить по чернеющему небосводу. Наёмник кутался в наброшенную поверх одежду, представляя собой нелепое, покачивающееся чучело. На окружающий мир остекленевшим взглядом взирали только его спрятанные под тонкий пластик очков глаза янтарного цвета. Он передвигался наподобие гуляющему в пустыне сорняку, сгорбленный и безвольный, и только бесноватый, разгулявшийся ветер определял его дорогу.

Дышать становилось отвратно и противно. Марсиус клонился, заглатывая воздух и давясь подмешанными в него противными разреженными ядовитыми кислотами. Теперь ни холод, ни голод не изводили наёмника. Суровые горы не позабыли про путника, но ещё сопротивляющееся сознание было забито другой фобией – задохнуться и удушиться воздухом, который после полудня скитаний представлялся Марсиусу живым. Окутанный острой заботой ветров, вор уже не реагировал на телесные ощущения.

Пугающее стенание непогоды в стальных прекрасных небесах разрасталось. Свободное, несущееся в просторах своих владений. К звукам иногда примешивался гулкий, режущий вой, и наёмник прибавлял скорость, бежал, спотыкаясь, думая, что несётся во всю прыть. На деле же Марсиус всё медленнее и неуклюже семенил, не осознавая ни того, как часто падает, ни того, как подолгу не хочет вставать.

Острые льдинки вздымались ввысь небольшими вихрями и воссоединялись в непрозрачные нависшие над землёй хмурые небесные гардины. Только известными им путями маленькие, вездесущие летающие ножи пробирались под одежду наёмника, проскальзывали под рукава и за шиворот, умудрялись миновать очки, леденя всё, к чему прикасались. Кожа горела колючим, неприятным жарким холодом, от прикосновения режущего нарастающего ветра слезились и покрывались льдом поблёкшие глаза. Непогода усиливалась, и видимость постепенно падала. Марсиус останавливался и подолгу всматривался в ожидающие его впереди глыбы. Поначалу он обманывал себя, уверяясь, что ещё не сбился с пути, выискивая признаки правильного направления, но стоило горизонту окончательно слиться с тяжёлым небом, как наёмник очутился в закрытой, непроглядной мути взъерошенного снега.

Давно пора было возвращаться. Опустившись на колени, Марсиус пополз обратно, с трудом рассматривая недавно оставленные следы. Он добрался до того места, где десятью минутами ранее переводил дух. На придавленном сером снегу ещё виднелись вмятины рук и спины, но как бы наёмник не силился, ему не удалось определить, куда двигаться дальше.

К удивлению вора, его ноги сами поплелись в случайно выбранную сторону. Марсиус не стал останавливаться, вдруг поняв, что если ещё хоть раз присядет, более уже не сумеет подняться. Везло ему в том, что голова наёмника уже давно опустела и оставалась относительно чистой – ветер выдувал из неё обрывки фраз, копошащихся в его мыслях, и Марсиус не успевал додумать одно, когда ум панически перескакивал на другое.

То ли провидение, то ли слепой случай вмешались в неказистую судьбу вора. Незаметно он забрёл в радиус действия спасительной силы Хозяина, правда, это стало для него открытием лишь после того, как Марсиус разглядел в метели очертания башни. В этом месте всё то же провидение толкнуло наёмника совершить очередной необдуманный шаг – поспешить. Не разобравшись, подчиняясь только желанию спрятаться от колючей пурги и холода, он быстро направился в сторону постройки, но только когда до той оставалось каких-то пять-шесть метров, заметил, что башня немного отличается от оставленного им убежища.

Подобравшись ближе, Марсиус увидел одинокую маленькую бойницу на северной стене трапециевидной, немного сутулой постройки, но заглядывать вовнутрь не стал. Новый сильный порыв ветра, переросший в глухое рычание, действенным приёмом сбил его на снежную землю, и наёмник суетливо пополз подальше от башни, опасливо косясь на её чернеющий камень. В такой позе через полсотни метров он и уткнулся в ноги своего Хозяина.

Эн-Сибзаан ловким рывком поднял затрясшегося, сутулого слугу, но перепуганный воришка повалился на пятую точку, стараясь теперь отползти и от Хозяина. Обойдя его, наниматель преградил тому путь отступления.

– Что мы здесь делаем? – спокойно поинтересовался он.

Марсиус закашлялся. Слова не шли из осипшего горла.

– Д-для вас, милостивый Хозяин, стараюсь, – кое-как прохрипел он.

– Вот как! – изобразил удивление Эн-Сибзаан, вновь поднимая наёмника.

На этот раз Марсиус устоял. Позади Хозяина находились его подельники, и все недобро поглядывали на бывшего предводителя, в особенности те, кого он лишил верхней одежды.

– Караулю, – протянул наёмник, минуя прямой взгляд Хозяина и указывая на башню. – Чтоб не убежали.

Голова Марсиуса от переохлаждения и пережитого шока по-прежнему работала с натугой, что только уберегло вора от пронзительного опального Советника. Посверлив бедолагу взглядом ещё с минуту, Хозяин не нашёл в его мыслях хоть какой-то связности и несбывшегося желания сбежать. Ничего не ответив побелевшему от страха наёмнику, он обратился к остальным, приказывая возвращаться в оставленное убежище.

Когда Марсиус увязался за сворой, Хозяин одёрнул вора.

– Куда же ты без меня, – невесело протянул он.

Наёмник нерешительно последовал рядом. Непогода переворачивала и рвала небеса, но перепуганный вор более ни о чём не мог думать, ненадолго помешавшись умом, что и в этом случае хоть отчасти спасло Марсиуса от необдуманного поведения. Будь его мозги не повёрнуты набекрень, а голова яснее, наёмник наверняка бы заметил не сводящего с него взгляда Хозяина, и на сей раз отрицательные намерения нанимателя прочитывались на его лице, как на страницах открытой книги.

Сам же Эн-Сибзаан, раздражённый, уставший и тосковавший от затянувшегося ожидания, тормозил себя последними крохами сдержанности, чтобы не раздавить идущего подле наёмника. Его радовала мысль о том, что с этим пресмыкающимся случится в момент мести его Владыки, но и самому опальному Советнику хотелось приложиться к будущему невольнику темноты.

Он бесил его изрядно, с завидной регулярностью, и терпение Хозяина таяло. Не будь наёмник нужен ему для прикрытия собственной шкуры, он дал бы умереть тупице, не отправившись за ним в такую лютую пургу. Да ещё ко всему прочему этого недотёпу угораздило приплестись прямо к башне Хранителя. Мало того, что Эн-Сибзаан столько дней кряду беспрерывно тратил силы на поддержание жизней наёмников и сокрытие себя и их от всех глаз, так теперь ему ещё и пришлось усилить защиту.

Отправившись за Марсиусом, Хозяин опасался практически выздоровевшего Эн-уру-гала. Атаковать мальчишку было рано. Требовалась ещё пара дней, и Эн-Сибзаан высвободил немало важной для себя энергии, чтобы прохаживаться рядом с убежищем парня, не выказав своего присутствия. Теперь Хозяин нуждался в отдыхе. Но и незапланированная вылазка оказалась неожиданно полезной для опального Советника. Используя свою защиту на максимуме, Хозяин не упустил возможность незаметно детально обследовать не только убежище наследника и состояние Хранителя, но и самого парня, обнаружив в том несколько слабых мест. Вот для них-то Эн-Сибзаан и собирался поднакопить сил.

Вернувшись в свою башню, он приказал своре ждать и не покидать укрытия, после чего молча укрылся в своём углу, чем немало удивил начинающего трезветь Марсиуса. Он-то ожидал взбучки, но никак не пугающего равнодушия. Однако уже через мгновение наёмник позабыл о неполученном нагоняе от нанимателя. Его подельники в полней мере принялись за предавшего их коллегу.

– Тихо! – безмолвно крикнул Хозяин на обступивших побитого наёмника.– Ни звука мне, убогие твари!

Свора, гомоня, быстро разбрелась по своим местам, содрав предварительно с бывшего предводителя украденную им одежду. Одарив вора ещё парочкой пинков, наёмники презрительно оставили Марсиуса в одиночестве, вытолкав бессознательного подельника подальше от их ниши.

– Тихо, мрази! – уже с применением тумаков потребовал Хозяин.

Получивший по головам отряд наконец-то замолчал, но не столько от хлёста нанимателя, сколько от нового, внезапно мощного порыва ветра, и ветер этот странно хрипел. Стихия ворчала и огрызалась, пробираясь за стены ненадёжного укрытия, а незначительные подачки Хозяина не были способны уберечь преступников от её колкого холода.

Множественные порывы ветра согнали отряд ближе друг к другу, заставив отвлечься от желания ещё крепче поколотить предателя.