В самом Сердце Стужи. Том IV

Глава 9 Виктор

Мы шли по землям барона Фитца уже несколько дней, но пока никакого сопротивления не повстречали, хоть объявление войны по всем правилам было отправлено соседу почтовым голубем за моей подписью и подписью и печатью королевского стряпчего.

Да, я бы мог отправить послание гонцом, чтобы выиграть время и напасть внезапно, но господин Камус заявил, что такие действия королевскими властями не приветствуются, ведь требования объявить междоусобицу для решения конфликта выполняются лишь формально.

Так что пришлось отправлять голубя.

Я всю дорогу судорожно думал, как мне выполнить ту часть плана, которую мы обсудили с Эрен, и при этом сохранить жизнь Арчибальду. В послании было четко указано, что если заложник будет казнен или изувечен, то наша война перейдет в непримиримую фазу. А значит, мы будем воевать до полного истощения сил одной из сторон. Или до физического устранения одного из воюющих лордов.

К моей удаче мы уже начали запасать зерно на будущий голод, который предсказала кровавая луна, так что даже если люди Фитца начнут разорять поля Херцкальта, надел протянет всю осень и зиму на припасах. Я же смогу нанести ущерб южному соседу несравнимо больший — пахотные земли у него обширнее, стояло несколько скотоводческих и свиноводческих ферм, имелась торговая пристань. Сжигать и грабить целей было в достатке, так что Фитцу провоцировать меня казнью Арчибальда совершенно не с руки.

Что не отменяло моих планов касательно мельниц соседа.

Эрен в своей жестокой расчетливости была совершенно права. Хоть моя жена и презирала купцов, но рассуждала она категориями будущих выгод крайне ловко, как опытная хозяйка надела. И ударить по мукомольным центрам, чтобы замкнуть на своей потенциально простаивающей мельнице весь хлеб не только Херцкальта, но и хлеб соседей — отличный план. Но сжечь мельницу будет недостаточно, ведь поставить новое здание и изготовить валы и механизмы, которые делались, в основном, из местной древесины — дело пары месяцев. Но вот если я уничтожу или украду жернова, это будет совершенно другой разговор.

Хотя термин «украду» тут неуместен. Я веду феодальную междоусобицу, а значит всё, что я возьму на землях соседей, можно будет считать военным трофеем. Не я обеспечил мне Casus Belli, высокомерно полагая, что сумею без проблем раздавить две дюжины воинов, а барон Фитц.

Да, за вычетом троих арестованных, Ларса, который сменил сословие и двух оставшихся в замке бойцов для охраны моей жены, а так же меня любимого, в моей дружине оставалось ровно двадцать четыре бойца. Две полные конные дюжины, вооруженные мечами, щитами и копьями, плюс восемь арбалетчиков на случай, если потребуется держать оборону.

На самом деле дружина лишилась не пятнадцати, а всех тридцати процентов своей боевой мощи. Ларс был гениальным воином, который двигался, словно опасный мелкий зверь и сражался с такой яростью и напором, что выстоять против него не мог даже я. При этом он умудрялся держать противоположный фланг и отдавать команды там, где я просто не мог уследить за сражением. А ведь дрались мы всегда в рассыпном строю — у нас было слишком мало бойцов для плотного римского построения или других типов атак, которые требовали большой численности.

Арчибальд же, не являясь талантливым солдатом, всегда зорко следил за бытом отряда, а во время драки — держался в тылу, составляя боевой резерв и командуя группой молодняка максимум из трех-четырех бойцов. Двоих из которых я, кстати, и оставил в замке, потому что без своего патрона ребята могли сгинуть в грядущей рубке.

И вот теперь двух ключевых людей отряда, двух моих заместителей, у меня под рукой не было. Остался только верный Грегор, который не только помогал мне существовать в условиях похода, но и прикрывал мою спину на поле боя.

— Как-то вы невеселы, милорд, — заметил едущий рядом со мной Петер.

— А какое веселье может быть от войны? — хмуро ответил я, поднимая забрало, чтобы не орать и не глохнуть в этой кастрюле одновременно. — Или вы считаете смертоубийство забавой?

— Упаси меня Алдир от таких мыслей! — воскликнул Петер. — Но то война у нас праведная же, милорд Гросс. Едем вызволять заместителя вашего, управляющего. Арчибальд многие дела решает нынче в Херцкальте, без него город, что тот отрок без направляющей руки будет.

— Да, без Арчи туго придется… — согласился я. — А что вы, сакратор, думаете касательно моего плана?

Я не стал говорить никому, что идея сжечь мельницы принадлежала Эрен. Но как только я огласил план боевых действий на границе владений, все мои бойцы мигом согласились, что затея здравая.

— Я не воин, а простой жрец… — начал юлить Петер.

— Вы образованный человек в первую очередь, — осадил я жреца. — С головой на плечах, которая нужна не только для того, чтобы в нее есть.

От этой шутки Петер едва не навернулся с коня, но все же сумел, не иначе, как с божьей помощью, удержаться в седле.

— Ох! Милорд Гросс! Чуть не случилась первая потеря! — утирая слезы, проговорил Петер. — Но тут вы правы, образован ваш скромный жрец.

— И что думают ученые мужи касательно нашей затеи? — спросил я.

Петер призадумался, а потом стал говорить:

— Не знаю, милорд, как дела обстоят в Атритале да Кемкирхе, но явно видно, что война эта не про честь, а про торговлю. А значит, развязали ее купцы, и воевать надо не против люда Атриталя или самого барона, а с купечеством. Пусть ответ Фитца стряпчему был оскорбителен для вас, как для аристократа, это лишь провокация. Само собой, если это не претит вашей чести, милорд.

Это были дерзкие слова. Говорить аристократу, что на него замахнулся даже не равный, а кто-то из более низкого сословия? Крайне опасно. Но Петер понимал, что я не типичный барон, да и чего уж греха таить, говорил он чистую правду.

Эту войну развязали купцы, а не барон Фитц. Вспоминая два моих визита в его город, лорд южного надела был ко мне скорее… безразличен. Ни разу Фитц не попытался вытащить меня на встречу или как-то познакомиться, хотя бы чтобы лично обозначить свое превосходство над вчерашним наемником. Ему будто бы было удобнее меня игнорировать, полностью отрицать мое существование и в этом тоже был свой смысл. Так Фитц показывал, насколько разнятся наши реальные статусы, пусть мы оба были пограничными баронами с небогатыми наделами.

— Не претит, — кивнул я Петеру, намекая, что жрец может продолжать говорить без опаски.

— Тогда следует делать всё, как и задумано, — продолжил Петер. — Ударите по первой большой мельнице, и купцы взвоют так, что барон Фитц лично отправится умертвлять вас, милорд. Думается мне, сосед наш на широкую ногу жил и не слишком в финансовых делах сведущ, точно не как вы с миледи. А значит, купцы могут его крепко за брюшко ухватить и вертеть, как вздумается… Впрочем, уже вертят.

— Невысокого вы мнения, сакратор, о нашем соседе, — я специально называл Петера в походе именно титулом боевого жреца, что доставляло толстяку немало удовольствия, а мне это делать было несложно. — Чего же вы так принижаете славного и благородного барона Фитца?

Услышав издевку в моих словах, Петер только хмыкнул, бросив на меня короткий, но многозначительный взгляд. С этим толстяком я почти не прятался, совсем как с Эрен, понимая, что намного выгоднее показывать перед ним свой реальный уровень интеллекта и знаний, чем корчить из себя дурачка. Хотя бы потому, что Петер был приятным собеседником, а по статусу духовенство находилось ближе всех к аристократии и, вроде как, в наших товарищеских отношениях не было никакой проблемы. Наоборот, когда лорд и местный настоятель водят дружбу — так оно даже и лучше. Хуже, когда аристократы и духовенство на ножах.

— Не принижаю, а трезво смотрю на мир, милорд, — с достоинством ответил Петер. — Послание то, что господин Камус зачитал, было написано под подлую диктовку купцов. Как бы барон Фитц не был на вас зол, а разбрасываться подобными оскорблениями, не зная человека лично… Науськали его, вот что я вижу и думаю. Ну, ничего, мы вернем соседа на путь праведный, Отцу нашему угодный…

Петер демонстративно положил ладонь на грудь, шепча слова короткой молитвы, а после опять взялся за поводья.

В одном толстый жрец был прав — едва Фитц поймет, что мы не дурачки и напролом в Атриталь не полезем, он начнет нервничать. А как только полыхнет мельница, которая находилась в нескольких часах езды от города, его нервозность перерастет в легкую панику. Ведь мы обойдем город и двинем дальше вдоль русла реки, на юг, в сторону второго стратегического объекта его надела.

Так как были мы уже на территории противника, то и перемещались какими-то боковыми тропами и оврагами.

Обозные телеги, которые демонстративно выехали вместе с нами из Херцкальта, мы оставили на границе надела. Припрятали мы их за сараем на одном из хуторов, который жил за счет функции перевалочного пункта меж городами, так что теперь отряд перемещался налегке вопреки возможным ожиданиям атритальцев, что мы будем тащиться с гужевым транспортом основными дорогами. Которые, впрочем, не особо-то и отличались от малых троп. Просто была еще колея для повозок, вот и вся разница.

Взял я на испытания и горшочки с консервами, которые плотно уложили на вьючных лошадей в седельные сумки мои бойцы, переложив хрупкий груз тканями и другими вещами. Чем больше мы двигались, тем четче я понимал, что текущий формат хранения не самый удачный и надо переходить хотя бы на толстое стекло.

Перед переходом границ надела мы уже один раз сытно позавтракали теми самыми консервами, что бойцы восприняли чуть ли не с восторгом. Нежное, хорошо посоленное волокнистое мясо вместо гадкой солонины, которую приходилось грызть в рейдах и на переходах. А если есть время в котле каши сварить? Так это вообще пиршество получается, а не простая солдатская еда! А то, что такое блюдо можно перевозить по летней жаре, а приготовлено мясо и вовсе было еще в холода… Я ловил на своей фигуре удивленные взгляды дружинников во время приема пищи, но ничего не отвечал. А вот Грегор, который заведовал в замке консервным цехом, светился как начищенный самовар. Оно и понятно, ведь эти консервы, в основном, плод его трудов, а не моих. Я так, организовал и пошел другими делами заниматься…

Подошли мы к мельнице на третий день нахождения на землях барона Фитца. Конечно же, местные нас уже давно обнаружили и, думаю, доложили в город, что барон Гросс движется на юг, но это можно было принять за попытку упереться лбом в городские стены, чтобы вызвать Фитца на честный бой.

Интересно, как вообще представлял мои действия барон? Что я буду брать приступом шестиметровые стены Атриталя? Или соберу две штурмовые башни, в которых нас бы и сожгли? Или просто пойму всю тщетность борьбы и позволю барону Фитцу меня обезглавить?

Чем дольше я размышлял над этой ситуацией, тем четче понимал, что живым меня видеть сосед не хочет. И если у него появится возможность, он обязательно отправит меня на тот свет, и ничего у него не дрогнет, и никаких мыслей о цеховой аристократической солидарности не появится.

Мои парни действовали четко, ведь все, что надо, мы уже обсудили. С собой у нас было пара сосудов с ламповым маслом, ветоши по сумкам хватало, как и пустых глиняных горшочков, которые выбросить рука не поднялась. Так что быстро разлив масло по горшочкам, замазав горловину свежей глиной и обмотав всю конструкцию чуть промасленной ветошью, мы получили с десяток зажигательных мини-снарядов.

Ничего нового в подобной конструкции для моих орлов не было, единственное, что некоторые нервничали, ибо в междоусобицах отряд не участвовал уже довольно давно, нанимаясь чаще в королевские рейды, потому что платили лучше, да и в качестве дружинников это были первые столкновения.

Наемник всегда может сбежать, дабы сохранить свою жизнь. Его будут осуждать, но не слишком сильно и не слишком долго. А вот дружиннику бежать некуда — ты дал присягу, и если предашь ее, то прослывешь предателем и станешь преступником. И если до этого момента путь назад был, то как только первые языки пламени коснутся строений на мельничном дворе, междоусобная война перейдет в активную фазу.

Да, перед нами раскинулся целый мельничный комплекс, за которым мы наблюдали из небольшой ивовой рощицы на берегу реки.

Здание мельницы стояло на самой воде, по-моему, даже, частично на сваях. Довольно большое колесо водяного привода, едва-едва опущенное в воду, лениво вращалось. Причем неизвестно, это был холостой «разомкнутый» ход, или на мельнице сейчас шла работа.

Сам же мельничный двор состоял из конюшни, пятка навесов и нескольких амбаров, в которых хранились зерно на помол и готовая мука. Конкретно с мукой я приказал быть максимально аккуратными и особо к амбарам не подходить, потому что если поднять мучную пыль в воздух, то может неплохо так бахнуть. Правда, какая для этого нужна концентрация муки в воздухе и насколько мелким должен быть помол, я не знал, но рисковать не хотелось. И потом на эту тему надо будет провести испытания, ведь у меня тоже скоро будет своя мельница…

— Выгоняйте всех со двора, начинайте поджигать, — коротко напомнил я бойцам, которые сейчас сидели по седлами. — Никого не рубить, мельника с семьей не трогать, зря кровь не лить, понятно?

Мои орлы оскалились. А что тут непонятного? Они были военными профессионалами, а не скучающими опричниками, так что особой забавы в охоте на простых селян парни не видели. Да и фигура Петера за моим плечом как бы намекала, что мы тут с праведной войной, а Алдир бессмысленного кровопролития нам не простит, так что действовать нужно аккуратно.

— Мельницу подожгу я сам, — продолжил я раздавать команды, — как закончите со двором, строимся за частоколом и ждем моей команды. Трофеев не берем, да и нечего тут брать, мельница же… Понятно?

Нестройный гул голосов, в котором переплелось «ага», «понятно» и «будет сделано, милорд», стал ответом на мой вопрос. После чего я опустил забрало своего шлема, поднял над головой боевое копье и дал команду к атаке.

Двадцать шесть полностью вооруженных всадников накатились на мельничный двор чудовищной волной.

На мельнице была охрана. Четыре мужика, которые стерегли зерно и муку, да подрабатывали грузчиками. При виде несущейся на них конницы, несчастные тут же побросали свои короткие дубинки и, на ходу срывая с себя любые знаки отличия — шлемы-шишаки да наручи — дали деру. Героем становиться никто не хотел.

Из дома мельника вывалили женщины и дети, когда мы уже заехали на двор, а сам мельник показался на пороге главного строения.

— Кто такие⁈ Проваливайте, разбойники! — бесстрашно заорал мужик, размахивая руками. — Это мельница атритальской купеческой гильдии и я тут начальник! Проваливайте, пока дел не натво…

Мельник осекся, когда все же смог разглядеть в солдатской толпе мой вороненый доспех. Сразу же как-то поник и бочком, бочком стал двигаться в сторону домашних, справедливо опасаясь, что сейчас начнется показательная расправа.

Я мужика проигнорировал. Господин Мюллер — если я правильно помнил его имя на чеке, благодаря которому я и арестовал Легера — просто делал свою работу. Ему не повезло, что работодатели оказались первосортными придурками.

— Действуем по плану! Сначала вывести людей! — рявкнул я, выпрыгивая из седла и направляясь в сторону главного здания.

Следом за мной поспешил и Петер, а мои бойцы, словно погонщики гусей, стали сгонять обширное семейство мельника и работников двора в большую гурьбу, которую потом, опять же, как тех гусей, погнали за пределы ограды, в чистое поле.

— Удивительно, что ваш замысел не разгадали, милорд, — тихо проговорил Петер, поднимаясь со мной по скрипучим ступеням внутрь мельницы.

— Они невысокого мнения о моих способностях, сакратор, — едко ответил я, заходя внутрь.

Собственно, вся мельница состояла из огромного амбара, разделенного на пару подсобных помещений и зала, в котором размещался механизм и жернова, и где происходил процесс помола зерна в муку.

Сейчас привод был разомкнут — то есть жернова были остановлены, а колесо крутилось просто так.

Я подошел к огромным каменным дискам, которые были уложены бутербродом. Оценил железные оснастки, размеры валов, какие-то качели и корыта для подачи зерна… Здесь было уйма всего ценного, вообще, весь этот зал хотелось выдрать с корнем и перенести на свой надел. Словно я был британцем и охотился за экспонатами для национального музея.

— Начинаем, милорд? — спросил Петер.

Я только молча кивнул жрецу.

Белокурый толстяк сложил ладони на груди, прикрыл глаза и начал нараспев читать текст боевой молитвы. За шумом воды от колеса я толком не мог разобрать слов, да и сами храмовые тексты были на какой-то старой, не слишком понятной и одновременно торжественной версии донского языка, так что о содержании молитвы я мог только догадываться. Что-то про дарование сил и милости к детям своим.

Светлая шевелюра Петера стала испускать золотистое свечение, а в мельничном зале стало светло, будто бы кто-то зажег электрическое освещение. Я же, наблюдая за тем, как жрец полнится сверхъестественными силами, с сожалением размышлял о том, свидетелем чему я сейчас стану.

Восстановить мельницу при наличии камней, особенно такой конструкции, дело месяца, может двух, не больше. А еще простой пожар мог не взбесить Фитца и атритальских купцов в достаточной степени. Так что нам придется сделать то, что мы спланировали, чтобы сосед вышел за пределы городских стен и отправился вслед за нами в погоню, как только пламя утихнет, и он увидит, на что способна сила сакратора.

Петер перестал молиться, когда вся его фигура начала ровно светиться целиком. Жрец, отняв ладони от груди, сделал несколько шагов вперед, к мельничным жерновам, и замахнувшись, ударил кулаком по верхнему, самому ценному жернову.

Камень под кулаком Петера хрустнул, во все стороны полетела пыль и осколки, а через жернов протянулась длинная трещина. Жрец, помня наш уговор, ударил по каменному кругу еще дважды, пока самая важная часть вражеской мельницы не раскололась на три неравных части.

Вот это уже было настоящим объявлением войны. Наблюдая за тем, как огонь распространяется по мельничному залу, я подумал, что теперь у барона Фитца просто нет другого выхода, кроме как попытаться убить меня. Все прочие исходы будут для него слишком позорными.

Ведь он не смог защитить то, из-за чего, в общем-то, и началась наша междоусобица. То ли по недосмотру, то ли по собственной глупости.

Для меня же дело осталось за малым — добраться до второй мельницы и повторить трюк с раскалыванием жерновов, победить в прямом столкновении барона Фитца и, самое главное, выжить в процессе. Ведь в ушах почему-то настойчиво звенела угроза моей жены о том, что если я проиграю, она доберется до меня и в следующей жизни.