В самом Сердце Стужи. Том III

Глава 15 Виктор

На создание принципиальной конструкции сеялки ушло три полных дня, но благодаря тому, что делалось это сразу с мастерами, то и первый прототип вышел на поле уже на вторую неделю посевной.

Я понимал, что сложные инженерные конструкции не для меня, ведь я ограничен не только материалами, но и измерительными приборами — каждую деталь надо ковать и лить вручную, а после подгонять напильником — так что вместо тотальной экономии зерна я сосредоточился на второй функции сеялки, то есть на обеспечении равномерной всхожести.

Пообщавшись в последние дни не только с Эрен, но и с другими людьми, я выяснил, что всходили семена обычно неравномерно, отчего крестьянам приходилось подгадывать момент для того, чтобы начать жатву, то есть ждать, когда больше всего зерна уже выспело, но еще не успело осыпаться. В итоге теряли едва ли не треть урожая, потому что жать начинали, когда просто вызрела большая часть поля.

Как так получалось, местные не очень задумывались, но я догадывался, что проблема была как раз в методе сева разбрасыванием. Семена укоренялись на разной глубине, по-разному развивались и, вроде бы, произрастая на одном и том же поле, вызревали в разное время. И даже примитивное еловое боронение — это когда поле после пахоты и сева выравнивали метровым еловым стволом с обрубленными сучьями — не помогало исправить ситуацию.

Так что от борьбы за расход посевного материала я перешел, скорее, к борьбе за всхожесть этих самых семян, хоть мой опыт в агрономии был ограничен шестью дачными сотками, которые мама засаживала огурцами, помидорами и, конечно же, никому не нужными кабачками. Но семечки-то от огурцов я пальцем в банки запихивал с малых лет! И точно знал, что они должны быть на одной глубине. Так что методом проб и ошибок была собрана небольшая тележка на ширину одной борозды. Под тележкой — примитивные регулируемые плужки на расстоянии около двадцати сантиметров друг от друга, которые закапывались в землю, дай боже, на указательный палец. За ними деревянная канавка, по которой спускалось зерно, а за телегой была сразу приспособлена примитивная борона, собранная, по сути, чуть ли не из граблей. Единственное, борону пришлось делать кованную, из железа, потому что деревянные зубья не прошли испытания и быстро обломались, но материалов хватило, а работа не требовала большой точности, так что с ней справились едва ли не подмастерья.

Во всю эту конструкцию запрягался всего один вол, и хоть мастера скептически относились к подобному подходу — животных у селян всегда было впритык, чтобы не кормить лишнюю скотину — я решил, что стоит попробовать. Тем более, вся конструкция вместе с ящиками и семенами была довольно легкая, по меркам зарытого в землю плуга, а у меня в хозяйстве было минимум с десяток лошадей, обученных ходить в оглоблях и тащить тяжелые военные телеги. Так что можно приспособить нашу сеялку и под коня, если волов будет не хватать.

— Милорд, вы уверены, что ваша затея сработает? — осторожно спросила Эрен, когда я довольный ужинал с ней накануне первых больших испытаний.

Сегодня как раз распахали солидный участок барского поля, а посмотреть на новую сеялку планировали прийти едва ли не половина мастеров Херцкальта. Все они были любопытными и талантливыми людьми, а то, что эта сеялка вовсе увидела свет, больше заслуга колесника и кузнеца, чем моя. Потому что я-то хотел сделать передаток и механическую подачу через винтовой вал, но мне быстро объяснили, что такую конструкцию делать долго, а еще дольше — подгонять. Да и то, любой перекос или смещение приведет к тому, что зерно будет расплющиваться или забиваться в канале, так что решили для начала испытать сеялку способом самотека. Задача была простая: засеять столько же или чуть меньшее количество земли тем же объемом посевного материала, как если бы использовали ручной сев. А потом, как меня уверили мастера, можно будет отрегулировать и угол подачи зерна, и ширину канала подачи за маленьким плужком, который отвечал за заглубление.

— Не уверен, — ответил я. — Но сама мысль о том, чтобы все семена залегали на одной глубине и всходили одновременно, мне кажется здравой. И меня поддержали и несколько общинников, с которыми я советовался. Мужики сетовали, что боронить приходиться еловым стволом вручную, а загонять волов обратно на поле, просто чтобы протащить борону, было накладно, да и не успевали они это делать в срок. А тут и посев, и боронение… Должно получиться.

В своем собственном голосе я услышал нотки неуверенности, да и ей было, откуда взяться. Конечно же, засеять не пойми сколько гектаров полей и натыкать пальцем семян огурцов в банки из-под сметаны — это совершенно разные вещи. Но я почему-то был уверен, что любая автоматизация в этом деле будет лучше, чем ручная работа.

Я кстати выяснил у Эрен, сколько это — хуф, и был неприятно удивлен масштабами. Если я все правильно понял, для одной крестьянской семьи, чтобы прокормиться, нужен был один хуф земли. В одном хуфе укладывалось шестьдесят югеров, из которых засевалось тридцать, а еще тридцать оставалось на выпас под паром. И площадь всей этой земли составляла квадрат со стороной примерно тысяча двести футов, то есть четыреста метров.

Сколько это было в гектарах, я не знал, но вот квадрат четыреста на четыреста представлял довольно хорошо. В нашей части в плац умещалось двенадцать площадок, как по учебнику. Каждая из площадок для строевухи была размером восемь на шестнадцать метров. Плюс проходы, плюс трибуны — подсчеты несложные. То есть сам плац был примерно сто на шестьдесят метров, а тут на одну крестьянскую семью среднего достатка аэродром четыреста на четыреста… А барское поле в Херцкальте вовсе было размером в четыре хуфа — то есть больше чем пол квадратных километра…

— Вы же понимаете, что все равно не сильно выиграете на урожайности? — продолжила говорить Эрен, при этом ловко орудуя серебряной вилкой и ножом.

Я с интересом посмотрел на девушку. После того, как решился вопрос с Ларсом и Хильдой, моя жена подобрела, но в дела касательно сеялки не влезала. Держалась в стороне, сняв с меня большинство задач по управлению наделом, позволяя днями пропадать у мастеровых.

— А кто сказал, что я хочу вырастить больше зерна? — спросил я.

Эрен как-то резко побледнела, но ничего не сказала, я же в очередной раз убедился, что шуток моя жена совершенно не понимает. Так что потянулся через стол и легко коснулся ее тонких пальчиков, которыми она сейчас судорожно сжимала вилку.

— Эрен, пожалуйста, не воспринимай все так буквально, — спокойно проговорил я. — Но ты и сама должна понимать, что вырастить двухгодовой запас хлеба на этих землях, учитывая, что чуть ли не половину мы и так закупаем…

— Вы хотели сказать, что ничего не выйдет? — строго спросила Эрен, не поднимая глаз.

— Я хотел сказать, что нам нужно будет просто закупить больше зерна, — улыбнулся я. — Как там дела со свадьбой? Ларсу скоро придется ехать по делам, если мы захотим продать сеялку южанам.

От этих слов Эрен замерла, а после — удивленно подняла на меня взгляд. В нем смешалось всё: вопрос, восторг, восхищение, надежда и благодарность. Ну и капелька недоверия, куда уж без нее.

— Вы собираетесь продавать этот механизм в житных регионах? — проговорила жена.

— Ага, — просто кивнул я. — Я еще и собираюсь подать в торговую палату и цех колесников прошение о привилегии.

— Такие документы выдают только за новые сорта или породы, — покачала головой Эрен. — А колесники… Не слышала, чтобы они занимались подобными вещами.

— Значит, пора выдавать и на изобретения, — улыбнулся я. — Спрятать сеялку от мытаря невозможно, так что если на нее не будет документов, владелец должен будет уплатить дополнительный налог. Который будет делиться между мной и государством, само собой. Но я думаю, проще всего будет распространить эту информацию через цеховое объединение мастеров. Они не станут грабить одного из своих, это против правил цеховой солидарности. А уже наш цех будет отчислять выплаты барону Гроссу, автору идеи… Но это планы на грядущий год…

— Звучит очень сложно, милорд, — поджала губы Эрен. — Да и вам получать отчисления с мастеровых? Как будто бы вы сам мастер? Это очень повредит вашей репутации…

— А она у меня есть? — удивился я. — Мы еще и консервами планируем начать торговать. Эрен, если печься о собственной чести, то можно остаться без штанов. А если моя затея приживется на юге, то каждый из мастеров будет отчислять десятину с каждой произведенной сеялки в кассу цеха, которая потом придет в Херцкальт. Ты же понимаешь, что лучше иметь серебряную монету с каждой сеялки, которую будут собирать в сотне мастерских по всему королевству ежегодно, чем делать их самостоятельно? Тем более, мы можем поставлять для сеялок запчасти и древесину. Собрана-то будет первая версия на местной сосне. Валы, доски на корпуса, просто лес-кругляк. Все это потечет вверх по течению реки Херцфлюсс, а обратно будет возвращаться зерном…

Жена с недоверием посмотрела на меня, но я уже видел, как ее губы тронула легкая улыбка. Я много времени провел в размышлениях, как монетизировать сеялку с максимальной выгодой. Даже думал делать какую-нибудь техническую закладку или сложную деталь, чтобы ее трудно было повторить. Но потом понял, что цеховая солидарность — это не пустой звук. Если наш мастер-кузнец и колесник подадут соответствующие запросы в объединения Кэмкирха, Дуримора и Патрино, то они смогут несколько лет, а может и десятилетие, получать отчисления за свои инновации. Которыми они, само собой, будут честно делиться с бароном Гроссом. Бюрократия в Халдоне была довольно развита, и пусть они еще не дошли до концепции полноценного патентования и авторского права, но уже двигались в этом направлении. И любая заметная новинка защищалась цехом в пользу своего члена, вне зависимости от его прописки. За приятный процент, само собой.

Конечно, если бы в Халдоне существовали полноценные патенты, то мне бы не пришлось делиться с мастеровыми, но лучшего варианта я все равно не видел. Разворачивать большое производство в Херцкальте, чтобы через год узнать, что точно такие же сеялки вовсю делают по всему югу? И кому я продам тогда свои изделия? Так что лучший вариант — это лицензирование через цеховиков и получение отчислений за саму технологию, пока она не приживется настолько, что станет народным достоянием.

Жаль, что я оказался в теле простого командира наемников, а не какого-нибудь герцога или наследника престола. Несколько очевидных для меня и революционных для местных жителей реформ смогли бы толкнуть Халдон на сотню лет вперед. Лицензии, патенты, нормальный уголовный и гражданский кодекс, он же судебник. Развитие банковских чеков, может, даже, открытие примитивной биржи. Все это крайне серьезно разогнало бы не только экономику королевства, но и стремление людей к заработку. Сейчас же изобретатели были больше безумцами, большая часть из которых оседала в алхимии в попытках превратить свинец или железо в золото. Остальные жили, как их отцы и деды, не придумывая ничего нового.

Да, неплохо было бы оказаться в теле принца, но тогда бы я был замешан в большой политике, а это грязное дело. На самом деле мне намного больше по душе был этот далекий северный надел и моя молодая жена…

При взгляде на Эрен у меня внутри все замерло. Мы уже закончили с едой, и сейчас моя супруга задумчиво потягивала вино, сверля меня внимательным взглядом. Я же сидел над пустой тарелкой и витал в облаках, погруженный в размышления касательно будущих перспектив. Не знаю, сколько принесут мне сеялки, но даже если это будет две сотни серебра в год — это две сотни серебра из ниоткуда. Что уже крайне приятно.

Уже в постели Эрен, поджав руки к груди, тихо мне шепнула:

— Виктор, все будет хорошо.

— К чему вы это говорите? — удивился я.

— Вы очень напряжены сегодня, — прошептала девушка. — Я даже отсюда слышу, как у вас колотится сердце.

Тонкие пальцы Эрен коснулись моей рубашки в левой части груди. Неужели я и в самом деле так нервничаю?

Очень хотелось обнять девушку и прижать к себе, но оказалось, что Эрен права. Меня буквально колотило от нервного напряжения, и я боялся, что она могла неправильно понять мое состояние. Так что единственное, что я сделал, это легко коснулся губами лба жены — это стало для нас на самом деле уже повседневным ритуалом — и пожелал Эрен доброй ночи.

— Запрягай!

Команда, которую дал старший из крестьян по обработке барского надела, прозвучала как выстрел на старт. Я, мастер-кузнец, колесник с подмастерьями, даже пара бондарей пришли, ведь у них мы срочно брали доски на обшивку коробов для зерна и у них же выпрямляли перегородку для подачи, которая не позволяла семенам высыпаться мимо желоба.

К нашей узкой тележке с двумя торчащими из-под нее плужками подогнали молодого кастрированного бычка и споро запрягли в оглобли. Я подробно объяснил старшему общиннику, что нужно делать — поймать плугами центр борозды, которая осталась после вспашки, специальным рычагом, который регулировал высоту плужков, заглубиться минимум на указательный палец, после чего «пахать» так, будто бы перед тобой плуг, а не телега. Сразу же за спиной крестьянина, на двух косых оглоблях, лежала наша железная борона, которая должна была закрывать две полоски зерна в один проход.

Несколько раз мелкие плужки вырывались из земли, разок бычок, не чувствуя привычной нагрузки от плуга, выскочил из борозды и едва не перевернул сеялку, но уже через полчаса крестьяне — а в процессе участвовало еще пять мужиков, готовых в любой момент подсыпать зерна или поднять перевернувшуюся сеялку — приноровились. После чего вол с удивительной скоростью пошел по свежей пашне, а за ним оставалась узкая полоска засеянного и сразу же забороненного поля.

Но я уже видел — сеять мы будем намного быстрее, чем пахать. Потому что вол почти не уставал — просто размеренно шел по борозде, мужики тоже особо не суетились. Прикинули расход зерна да расставили мешки впереди пути животного, подсыпая семена в деревянные ящики прямо на ходу. При этом крестьяне о чем-то активно переговаривались и даже смеялись, что было необычно для общинников. Не знаю, радовались они тому, что теперь можно сеять и боронить одновременно, или же потешались над дурачком-бароном — мне было строго фиолетово. Ведь я точно знал, что так лучше и правильнее. Тем более, на разных участках поля мы попробуем разное заглубление, чтобы в один год еще и проверить, при какой конфигурации плуга достигается максимальная всхожесть. Сейчас на плужках стояли перекладины, которые не позволяли опустить его в землю глубже, чем полтора указательных пальца, это примерно четыре дюйма или десять сантиметров. Глубоковато, я думаю, сеять нужно на глубине сантиметров пяти, то есть в два дюйма. Но это надо выяснять опытным путем.

— Всемогущий Алдир… Работает! — выдохнул кузнец, пялясь на продукт собственного труда в действии.

Похожая реакция была и у колесника. От переполняющих его чувств он даже шапку снял, в которой гордо потел под уже припекающим весенним солнцем.

Меня же больше интересовали не они, а одинокая фигура, которая, как мне казалось, виднелась в одном из окон арсенала на третьем этаже замка. Именно из него было видно барское поле, и именно в нем мне последние десять минут чудился силуэт Эрен.

Она не пошла со мной на испытания, сказала, что пашня не женское дело, и осталась в замке, хотя я и звал ее с собой. Мне хотелось, чтобы она увидела то, что было создано и моими трудами за последние две недели, чтобы посмотрела, какие удивительные вещи ждут ее впереди. Я хотел бы разделить с ней этот момент, но понимал, что тащить силком жену с собой не стоит. И позволил ей остаться заниматься делами замка и документами.

С такого расстояния было невозможно рассмотреть, на самом ли деле в узком окне-бойнице стоит моя жена, или это просто мое воображение разыгралось, но я все же поднял руку и помахал. Просто потому что мне очень хотелось.