В самом Сердце Стужи. Том III

Глава 13 Эрен

Праздник дня весеннего равноденствия, который знаменует реальный приход весны и начало посевной, наступил как-то внезапно для всего Херцкальта. Сначала учения барона, потом кровавая луна, а после — загадочный взрыв на верхних этажах замка, который слышал весь город. В итоге людям было о чем посудачить, так что когда настало утро праздничного дня, часть горожан даже не заметили этого, пока не вышли на улицы и не увидели, что трактирщики еще засветло стали выносить столы, а лоточники активно готовились к праздничному торжищу.

Проснулась я как обычно в пустой кровати. Виктор, который еще позавчера отнес кузнецу котел на ремонт, весь вчерашний день пропадал у мастеровых. Как рассказала мне Хильда, по слухам барон четко вознамерился собрать какую-то особую посевную телегу, и сейчас половина мастеров Херцкальта стояла на ушах, пытаясь угодить лорду земель в его задумке.

Я же была на Виктора обижена, и у меня были для этого причины. Его демонстрация силы и власти над Грегором мне совершенно не понравилась, а когда я увидела оруженосца с заплывшим глазом, то окончательно приняла тот факт, что мужчины не шутили. Нет, я и раньше знала, что это совершенно иные создания со своей непостижимой логикой, но большинство своих жизней после борделя я провела либо в одиночестве, либо в окружении женщин. Даже служба в Храме не заставила меня больше общаться с противоположным полом, а моим главным собеседником был Петер, но к тому моменту мы оба уже являлись седыми старцем и старухой.

Но самая большая причина для обиды на Виктора прямо сейчас ходила по покоям и вместе с Лили выбирала мне наряд для выхода в город. Хильда! Вчера купеческая дочь проболталась, что очень ждет свадьбы с Ларсом, и что-то было в ее тоне такое, что заставило меня задать уточняющие вопросы. И тут уже загнанной в угол дочери Морделов не оставалось ничего, кроме как вывалить на меня всю историю, начиная от того, как барон застукал их за непотребством и, заканчивая тем, что вообще-то Хильда Мордел присягнула Гроссам на верность, хоть и была из купцов. То есть теперь она служит не только мне, но и моему мужу.

Последнее меня должно было обрадовать. Купцы очень дорожили своим особым статусом в обществе и всегда держались особняком, а некоторые из них были богаче и влиятельнее большинства аристократов. Те же Морделы могли со временем занять место реальных правителей Херцкальта наравне с Легерами, если бы не решимость Виктора и наше с ним образование, что позволило раскрыть махинации бывшего бургомистра.

Но мне от этих новостей было только горько. Я понимала, что Виктор никогда не будет со мной откровенен, но считала, что всё, касающееся управления наделом, мы обсуждаем прямо и открыто!

Я не стала ждать, что муж и сегодня почтит меня своим присутствием, так что собиралась для выхода в город в одиночестве. Чем бы ни промышлял Виктор Гросс, хотя бы его жена должна посетить гуляния, чтобы обозначить вовлеченность лордов в дела надела. Я думала прогуляться по рядам, купить пару безделушек, а потом немного посмотреть выступление артистов, которые прибыли в Херцкальт. Мне не нравились кукольные спектакли, но всегда завораживало жонглирование или метание кинжалов по мишеням, так что и для меня на этом празднике найдется что-нибудь интересное.

Когда мы с девушками уже собирались выйти из покоев и направиться вниз, на пороге появился взмыленный Виктор. Барон выглядел откровенно плохо: небрежно собранные в хвост волосы, чуть отросшая борода и усы, за которыми он сейчас не следил, одежда в пятнах сажи, видимо, от кузнечного горна, рядом с которым он находился последние два дня.

— Милорд, — мои служанки тут же поклонились Виктору, я же только опустила подбородок, приветствуя мужа.

— Уже уходите? — спросил мой муж.

— Мы собирались прогуляться, милорд, — чинно ответила я, не поднимая глаз. — У вас много дел и я бы не посмела отвлекать вас такой безделицей.

Виктор бросил скользящий взгляд по трем нашим фигурам, после чего мотнул головой, выпроваживая Лили и Хильду из комнаты.

— Я как раз планировал составить вам компанию, — сказал мужчина, едва за служанками закрылась дверь. — Дайте мне десять минут, Эрен, мне нужно переодеться.

— Вам не стоит жертвовать своим временем на такие банальные вещи, — возразила я, пытаясь подавить внутреннее раздражение.

Еще неделю назад я много размышляла о том, как мы с Виктором выйдем под руку из ворот замка, отметить праздник весны. Как барон прикажет вытащить столы из главного зала во двор, как его дружинники откроют бочонки с пивом и устроят небольшое застолье. Как Виктор, на правах лорда, поднесет факел к чучелу и под крики толпы сожжет образ отступающей зимы. Как Петер прочитает вечернюю молитву для всего города.

Это был важный день, который я уже практически полностью распланировала еще до отъезда Виктора на учения, но теперь взорвавшийся котел и этот странный проект, с которым мой муж бесконечно возился у кузнеца и колёсника, превратил все эти планы в пыль. И пусть, я была умудренной годами женщиной, прошедшей через множество тягот, я смирилась с тем, что котел для варки и странное приспособление на основе телеги важнее, чем какое-то чучело и красование пред чернью, но вот чего я не могла простить Виктору Гроссу, так это истории с Хильдой. Я так долго терзалась мыслями о том, что сделала нас должными перед Морделами, попросив их подручных для ареста общинников! Так сомневалась, правильно ли поступила! А этот мужчина уже принял присягу от их единственной дочери и пообещал ей брак со своим вторым заместителем! И ни слова мне не сказал!

Так что теперь я вовсе не желала его видеть.

Нет, это была не детская обида, но скорее обоснованное раздражение. Я хотела дождаться, когда у моего мужа появится больше свободного времени и, может быть тогда, он соизволит ввести меня в курс своих дел. Ведь он сам обозначил мой статус — не просто молодой жены, но и полноценной хозяйки Херцкальта. Но вот только что я за хозяйка, если не в курсе столь важных решений, которые принимает мой супруг⁈

Пока же я копила злость и обиду на Виктора Гросса, мужчина, как ни в чем не бывало, перебирал свои вещи, выбирая, на его взгляд, наиболее нарядные экземпляры.

— Это небольшое свидание никак меня не отвлечет от работы, — проговорил мой муж, рассматривая на свету очередные штаны, — да и зачем работать, если нельзя сходить со своей женой погулять?

— Просто скажите, что мастеровые отказались заниматься вашими проектами в праздничный день, — фыркнула я, отворачиваясь к окну.

— И это тоже, — крайне легко согласился барон, хотя я только что подловила его на пустословии. — Но вместо того, чтобы пойти в кабинет, я решил вернуться к нашим старым планам. Вы же хотели поджечь в этом году чучело, так?

Я бросила на мужа короткий удивленный взгляд. Про чучело я упоминала лишь единожды, но и тут он все перепутал.

— Я говорила, что вы должны поджечь чучело, чтобы показать, что вы лорд и имеете на эту почетную роль больше всего прав, — ответила я, продолжая смотреть в окно.

Праздник же набирал обороты. Народ ходил меж лотков, выбирая безделушки или другие товары. Было сегодня на площади и много общинников, которые принесли на площадь веники, плетеные лапти, корзины и прочие продукты своего простенького ремесла. Зимой у крестьянина дел было не так и много, так что селяне старались заниматься в межсезонье тем, на что не хватало времени весной, летом и ранней осенью: ремеслами, починкой одежды и инвентаря, обучением младших. От всех этих занятий оставались побочные продукты. Тут успели лишних корзин наплести, тут остались снегоступы или веники, здесь — младшие дочери из обрезков нитей и пряжи наплели браслетов или простеньких шнурков для подвязки волос. Все это не пропадало даром, а собиралось и выносилось на вот такое сезонное торжище. В обычные дни за место на рынке требовалось уплатить городскую пошлину, но на время ярмарок, как сегодня, торговать могли все желающие, причем чем угодно.

Я не заметила, как барон подошел ко мне. Широкая мужская ладонь мягко легла на мое плечо, но от этого прикосновения становилось только горше; хотелось дернуться, вывернуться, избежать этого касания. Изо всех сил борясь с нахлынувшими эмоциями, я напряглась, а сама продолжила наблюдать за людьми и рыночной площадью, видневшейся из-за замковой стены.

Виктор будто бы что-то почувствовал. Как его рука появилась, так и исчезла. Словно разочарованно, барон скользнул пальцами по моему платью, но отступил. Ничего не сказал, ничего не сделал. Хотелось обернуться, высказать всё, что накипело за это утро, но я удержала себя в руках. Эмоции — это удел мужчин. Они помогают им побеждать и двигаться вперед, они дают им сил продираться к вершинам. Мужчина — это яростное пламя, а женщина же — тихая заводь. Нам положено быть спокойными и смиренными, терпеливыми и добродетельными.

Мы должны быть той опорой, тем спасительным уголком, который поможет мужчине не сгореть в пламени своих страстей. И сейчас Виктора обуяло то самое пламя. Он погрузился в дела надела, он правил землями, которые получил, так, как умел. Он прислушался ко мне касательно голода, он принял мои тревоги и сейчас работал над тем, чтобы увеличить посевные площади, ведь в этом была суть этой странной телеги-сеялки, которую барон вместе с колесником и кузнецом пытались смастерить.

Я все это понимала и мне бы радоваться, но перед глазами стояла картина того, как грудастая, пышущая здоровьем, белокурая Хильда становится на колени перед моим мужем и своими пухлыми губами касается его пальцев. Это был всего лишь обряд принесения присяги — поцеловать руку и приложить свое чело, но так делали мужчины. Так они выражали свое подчиненное положение. Женщины присягу не давали, а если таковое и случалось — то это было крайне редкое явление. Совсем как с дочерью Морделов и моим мужем.

Но перед глазами стояла совершенно иная картина, я видела в этом жесте другой окрас. Разговор, который был у нас с мужем касательно его вкусов и предпочтений в женщинах совершенно выветрился из головы, остались лишь обрывки фраз. Единственное, что я четко запомнила из его слов, и что сейчас раскаленным гвоздем пронзало мою голову, так это то, что Виктор Гросс больше всего ценил в женщинах ум. Хильда была умна и образована. Не так умна и образована, как я, но она, как дочь зажиточных купцов, была полезна для Виктора намного больше, нежели внебрачная дочь графа Фиано. А учитывая нравы свободолюбивого Ларса…

Спираль моих раздумий почти затянула меня на самое дно той самой омерзительной черной зависти, которая разъедала мою душу с момента восхода красной луны. Я уже было хотела обернуться и заявить, что я никуда не пойду, и Виктор может вернуться к своим делам, а лучше — пусть идет на празднование один, но обнаружила, что все это время муж стоял за моей спиной. Стоял и очень внимательно наблюдал.

— Итак, что происходит? — спросил Виктор Гросс.

Он достал лучшие штаны и рубашку, которые у него были — в них он получал титул в Патрино, как он сам рассказывал — а на плечи барон накинул то самое теплое шерстяное пальто, которое мы с Лили сшили специально для него и по его меркам. Погода уже была слишком теплая, так что большие костяные пуговицы барон не тронул — оставил пальто нараспашку, используя его больше как плащ с рукавами, чем как верхнюю одежду.

— Ничего такого, — уклончиво ответила я, пряча глаза.

Смотреть на мужа не хотелось. Я должна быть тихой гаванью. Я, как порядочная жена, должна держать свои эмоции под контролем, я…

— Не хотелось бы звать Лили и устраивать ей допрос о том, что случилось этим утром, — спокойно проговорил барон. — Я бы хотел услышать все от тебя.

Мне все же пришлось посмотреть на мужа. Широкие тени залегли под его глазами, а сам взгляд стал усталым и тусклым, потерял былую остроту.

— Не думаю, что мои тревоги это то, на что вам следует тратить свои силы, вы выглядите утомленным, — чинно ответила я. — А вам еще сжигать чучело и приветствовать людей. Не беспокойтесь обо мне, давайте лучше пойдем…

— Ах, вот как, — глаза Виктора опасно сузились, а я почувствовала, как от фигуры мужа исходят волны недовольства. — Ну, вы правы, Эрен. Если я настолько устал, чтобы выслушать, чем так недовольна моя жена, то мне следует поберечься…

Даже не снимая пальто, барон подошел к кровати со своей стороны и рухнул на спину поперек нашего ложа, раскинув руки широко в стороны.

— Что вы делаете⁈ — возмутилась я, моментально выходя из оцепенения.

— Эрен, я лишь следую вашему совету, — невинно ответил Виктор, чуть задрав голову и глядя на меня вверх тормашками. — Если я не могу с вами поговорить, то как же я выйду к жителям надела? Не дай бог еще и рухну на полпути от изнеможения!

После этих слов барон демонстративно поднял ноги и, даже не прибегая к помощи рук, сбросил свои сапоги. Обувь гулко рухнула на каменный пол, затем мужчина перекатился на бок и устроился уже по диагонали, занимая почти все пространство кровати.

— Буду отдыхать! — заявил барон. — Составите мне компанию?

После чего призывно хлопнул ладонью по пустому месту на кровати рядом с собой.

От подобного поведения все во мне всколыхнулось. Насколько же это было неприлично! Валяться на кровати! Посреди дня! Да еще и в верхней одежде!

— Вы совершенный хам! — вспыхнула я, подходя к кровати. Непонятно зачем, ведь силой стащить такого крупного мужчину, как Виктор, я была просто неспособна. — Милорд, вам нельзя так себя вести! А если кто-нибудь увидит⁈

Только сказав эти слова, я поняла, как их сейчас слышал Виктор. Давление, тяжкие мысли, раздражение — все это будто бы сбило с меня легкий налет доверия, который установился между мной и этим мужчиной, и сейчас мы вернулись на три месяца назад. В самое начало.

Вот только мой муж оставался в настоящем, он не возвращался в прошлое. Едва я подошла слишком близко, с ловкостью кота он поднялся с кровати и, с ехидной улыбкой схватив меня за руку, потащил за собой.

От неожиданности я взвизгнула, даже чуть не ударила Виктора, но в последний момент сдержалась. Все же какие-то крохи здравого рассудка во мне еще оставались.

— Вот так и проведем остаток дня, — заявил барон, закутывая меня в полы своего пальто, словно в пеленки. — Будем набираться сил…

— Немедленно отпустите меня, барон Гросс, — прошипела я.

Раздражение и гнев, которые зрели в моей душе все утро, никуда не делись, а эта ребяческая выходка в исполнении взрослого мужчины только подливала масла в огонь. Может, с его точки зрения это и выглядело забавно, но сейчас он совершенно не понимал, что делает. И насколько оскорбляет меня подобным поведением.

— Эрен, — устало выдохнул Виктор. — Сейчас я расскажу, что будет дальше. Если я вас отпущу, вы будете дуться на меня еще несколько дней. В итоге я не выдержу, позову Лили и узнаю, что случилось, потому что дыма без огня не бывает. А если не знает Лили, то я по очереди допрошу всех работников замка, а потом и всех жителей надела. После этого мы с вами поговорим как два взрослых человека, и окажется, что всё, что нам было нужно, это просто прямо рассказать о своих тревогах и задать нужные вопросы. Чтобы получить на них ответы. Я же вижу, вас что-то тяготит, но вы не решаетесь спросить. Так может, вы отбросите вашу гордость и воспитание в сторону, и скажете прямо, что случилось? Это сэкономит нам массу сил и времени. А самое главное, мы не будем в ссоре несколько дней.

— Потому что у нас много работы… Посевная, ваш проект, консервы… Да, все так… — эхом ответила я, чувствуя, как ослабевает хватка барона и я теперь могу двигаться. Хоть все еще и была заключена в тюрьму, построенную из его верхней одежды и сильных рук.

— Причем тут работа?

Я почувствовала искреннее удивление в этом вопросе, а сам барон даже немного выпустил меня из своего стального захвата, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Конфликт между нами негативно скажется на ваших трудах, — осторожно ответила я. — У нас много дел и проблем и не время мне создавать подобные…

— Эрен, — Виктор перебил меня, а я почувствовала, как губы барона касаются моего лба. — Я просто не хочу ссориться с вами. Не потому что мне нужно работать, а просто не хочу ссориться. А любая ссора решается только разговором.

— Вообще-то порядочные мужья ради примирения покупают женам подарки, — возразила я, пряча вспыхнувшее от смущения лицо. Я буквально чувствовала, как начали пылать мои щеки, едва барон поцеловал меня, пусть и так невинно. — Платье, украшение или еще какую безделушку…

— Хотите новое платье? — тут же спросил Виктор.

— У меня еще достаточно тканей на пошив.

— Тогда серьги?

— Зачем?

— Могу купить вам четыре вола. Чтобы вспахать больше земли.

— Это будет лишнее. И вы недавно подарили мне воротник.

— Но ведь идет лето.

— Милорд, я не требую от вас подарка.

— Но заговорили о нем.

— Я лишь указала на то, что вы не понимаете, как мириться с женщиной.

— С помощью слов?

— Когда слова имели ценность? Слова это просто слова. Подарком же можно подчеркнуть важность женщины.

— Или просто откупиться от неудобного разговора. Хотя это вы, Эрен, избегаете говорить сейчас со мной.

— Я не избегаю, просто не хочу.

— Тогда как я могу узнать, в чем причина такого настроения? Мне Алдир оракулов не посылает. Да и мужчинам в целом.

Я затихла, стараясь унять колотящееся в груди сердце. Уткнувшись носом в грудь барона, я чувствовала его дыхание на своей макушке. Горячее, немного тяжелое. Ему уже становилось жарко в этом пальто, но он все равно упорствовал — не желал отпускать меня. Так что мы лежали в этой нелепой позе, оба медленно изнемогая от жара.

Но он даже не знал, даже не понимал, в чем его промашка! Как он мог забыть сказать мне настолько важную вещь⁈ Чем дольше я слушала речи супруга, тем больше понимала — он на самом деле не осознавал причин моего подобного настроения. Но в тоже время он считал себя совершенно невиновным!

Если бы барон хотел сокрыть от меня факт того, что Хильда Мордел присягнула ему, а вопрос с браком Ларса уже решен, он бы наказал девице держать язык за зубами. Значит, таких мыслей у него не было. А из этого следовало, что он просто забыл, отчего становилось еще горше…

— Ладно, я позову Лили и начну допросы… — сдался барон, а я почувствовала, как он окончательно размыкает руки.

В моей груди появилось чувство неправильности. Как тогда, когда этот мужчина сидел напротив меня и говорил о взаимности. Может, дело не только в сердечных чувствах? Может, он имел в виду и просто возможность общаться прямо, без этих недомолвок, которые я сейчас породила, упорно игнорируя его вопросы? Сколько раз он прямо спросил о причинах моего недовольства? Два? Три?

Гадкая, липкая обида схватила меня за горло, не давая вымолвить и слово. Случись эта ситуация в одной из первых моих жизней, даже случись она месяцем раньше — я бы промолчала. Потому что женщина должна держать свои эмоции под контролем, потому что такова суть благовоспитанной барышни.

Но я все же смогла извернуться и вырваться из этой хватки. И опять прыгнуть вперед через эту пропасть, потому что знала, что если на другом конце стоит Виктор, он обязательно меня поймает, не даст сорваться.

— Вы не сказали про Хильду и Ларса, — прохрипела я, поднимая глаза на барона. — О том, что будет свадьба, и что дочь Морделов вам присягнула. Вы не сказали мне ни слова.

Лицо моего мужа моментально стало каменным, а сам Виктор замер, словно застигнутый врасплох зверь. Губы барона сами собой пришли в движение, но единственное, что я услышала, это какое-то недлинное, но протяжное слово на Сорогском. Несколько мгновений мой муж неотрывно смотрел на меня, и я видела по его глазам, как лихорадочно мечется мысль внутри головы Виктора Гросса.

По его реакции я увидела и поняла все, что мне было нужно. Он на самом деле забыл, не умолчал, не скрыл, просто забыл, закрутившись в бесконечных делах и хлопотах, ведь все случилось накануне его отъезда на учения, а тогда у нас были темы для разговора. А после другие проблемы…

Сейчас меня больше интересовало, почему в момент подобного потрясения Виктор перешел на иностранный язык, и что это было за слово?