Сэм внимательно смотрела из окна поезда на однообразный сельский пейзаж, на реку Хэмбер, темная вода которой напоминала чернила, разлившиеся по школьной парте; на горизонте проплывали кирпичные дымовые трубы, похожие на шесты для палаток, подпиравшие темный купол неба.
Какой-то мужчина, проходя по вагону, приостановился и на мгновение выставился на нее, а потом двинулся дальше, и тут поезд вошел в туннель, Сэм испугалась, что дверь может незаметно открыться, и этот тип войдет в ее купе в темном капюшоне. Гулкое эхо туннеля, отражаясь от стен, громыхало вокруг. Наконец поезд снова оказался на свету, миновав закрытый шлагбаумом переезд, за которым вереница машин дожидалась, пока он проедет.
Сегодня среда, вторая половина дня. Встречалась ли в понедельник снова та группа сна? Во главе с этим Барри, молчаливым мужчиной в черном каратистском костюме? Неужели они встретились и обсуждали ее сон? Черт их знает, что они там себе напридумывали? Она что же, для них своего рода ведьма? Или же никому из них и в голову не пришло связать случившееся с ее сном? А может, они слишком поглощены своим дурацким резонированием?
Тот мужчина прошел обратно, снова уставился в ее купе, и она в ответ со злостью посмотрела на него. Убирайся. Убирайся, Слайдер, или кто ты там еще. Оставь меня в покое. Отвали. Мужчина приостановился, потом развернулся и ушел восвояси.
А МОЖЕТ БЫТЬ, У ТЕБЯ ЕСТЬ ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЕ АНТЕННЫ, КАК УШИ У КРОЛИКОВ ИЛИ УСЫ У ТАРАКАНОВ.
Разумеется, ну конечно же, Кен. Ведь каждый, кому снится рушащийся балкон, на самом-то деле знает, что это означает. Уж Фрейд-то наверняка знал, так? И Юнг тоже. В книге «О чем в действительности рассказывают ваши сны» говорилось, что балкон – это, мол, материнская грудь. Ну, разумеется. Мамочка умерла. Я лишилась ее груди. Просто. И уж конечно, Фрейд знал, что балкон все равно что строительные леса. Проще пареной репы, старушка.
КУДА ЛЕГЧЕ ОТДЕЛАТЬСЯ ОТ СНОВ, СОЧТЯ ИХ ПРЕДВИДЕНИЯМИ, ЧЕМ ОСОЗНАТЬ ИХ ИСТИННОЕ ЗНАЧЕНИЕ.
Разумеется.
Ричард решил, что она сбрендила, отправляясь сюда. Сказал, что после сотрясения мозга сознание выкидывает странные штуки, ей просто необходим отдых, тишина и покой, надо на несколько дней забыть обо всем, отключиться, и тогда она придет в себя настолько, что сможет поехать с ним в Швейцарию. А в Швейцарии ей станет еще лучше. Вне всяких сомнений. Прекратятся ее пророческие сны, ей будет работаться легче, да и их отношения поправятся. Словом, поездка в Швейцарию несет с собой столько плюсов, что невозможно отказаться.
А вся проблема в том, что когда вы пытаетесь рассказать о своих предвидениях уже после того, как они сбылись, то люди полагают, что вы немного тронулись. Ах, бедняжка Сэм. Шлепнулась с каких-то лесов, и прямо головой. И до сих пор никак не придет в себя. Ну, понятное дело, она уже была слегка выбита из колеи интрижкой мужа…
Истинное значение снов?
Из окна вагона Сэм увидела поток вагонеток, пересекающих подвесной мост. Потом мимо промелькнула погрузочная станция, а за ней плавучий маяк посередине дельты реки, подъемные краны, сгорбившиеся на фоне неба, словно старики с рыболовными удочками, но вот поезд замедлил ход, и в окне проплыло слово «ХЭЛЛ».
Истинное значение снов заключалось в том, что дети могут быть застрелены – слава богу, что такое не случилось. А ее могли изнасиловать и убить, она спаслась только потому, что видела это во сне. Она, черт подери, едва не погибла, упав с этих лесов, потому что… потому что… потому что она не сумела верно истолковать свой сон о балконе?
И сто шестьдесят три человека с того самолета остались бы живы, и Таня Якобсон была бы до сих пор жива. Пока этот Бэмфорд разглагольствовал о Фрейде, о зависти и боли, о крушении желаний и ревности женщин к пенису, о прочих разных вещах, которыми можно объяснить все на свете. Очень удобно объяснить все и ничего. Группа сна. Ступеньки, ведущие вниз, на станцию подземки. Это, мол, влагалище. Только и всего. Не имеет значения, если вас изнасиловали и убили, главное – понять свой сон, резонировать в унисон с ним.
Она вышла из такси на улице, застроенной вплотную, стена к стене домами 30-х годов, напротив главных ворот Университета Хэлла. «Звонок не работает. Пожалуйста, поднимитесь на второй этаж и покричите», – говорилось в написанной от руки записке на двери.
Держа в руке свой небольшой чемоданчик, с вещами всего на один день, Сэм поднялась по узкой лестнице и оказалась на темной, обшарпанной лестничной клетке. Сзади открылась какая-то дверь.
– Миссис Кэртис?
Сэм обернулась и увидела невысокого бородатого мужчину лет сорока с небольшим. На нем были мятые вельветовые брюки и аккуратный свитер. Он нервно ерошил свои и без того растрепанные, неопрятные волосы, будто что-то отыскивал в них. Над правым глазом у него белел кусочек лейкопластыря.
– Доктор Хэйр?
– Ох! – У него был смущенный, слегка ошарашенный вид мужчины, по ошибке забредшего в дамскую уборную. – Да-да. О… Колин, пожалуйста.
Она улыбнулась:
– Сэм.
– Сэм, точно. – Он размахивал руками, словно ветряная мельница, и смотрел вверх на потолок, как бы опасаясь, что он вот-вот обрушится на него. – Боюсь, что лампочка снова перегорела.
Сэм почувствовала мимолетный озноб. Еще одна лампочка.
Ну, давай же, девочка, не будь идиоткой. Нельзя бояться привидений всякий раз, когда перегорает обычная электрическая лампочка.
Хэйр хлопнул в ладоши и потер ими одна о другую.
– Хорошо. Ваш поезд… я-то думал, что вы будете здесь чуточку пораньше. Он опоздал?
– Да, немного.
– Что ж… м-м-м… заходите. Боюсь, что это немного… довольно-таки неудобно вообще-то… ну, вероятно, оно и к лучшему. Я вот только что принялся за уборочку…
Она прошла за ним в большую комнату и отшатнулась в изумлении. Помещение выглядело так, словно по нему только что пронесся ураган.
Повсюду разбросана одежда, книги валялись по полу, некоторые из них раскрыты, суперобложки отогнуты назад. Около стены с кофейным пятном посередине, напоминающим своими очертаниями паука, лежала лыжа-доска, а рядом разбитая чашка. Вдребезги разбитый проигрыватель для компакт-дисков соседствовал с обломками стандартной лампы. Здесь же валялся радиоприемник с разбитым корпусом, с проводами и батарейками, вывалившимися наружу. Над ним, на стене, недоставало большого куска штукатурки. Старенькая печатная машинка «Оливетти» лежала на полу вверх дном рядышком со сломанным деревянным столиком, а листы какой-то рукописи были разбросаны по всей комнате. Окно с треснутым прямо поперек стеклом выходило в небольшой, ухоженный, но довольно унылый сад.
Доктор Хэйр беспомощно воздел руки вверх.
– Я прошу меня извинить за этот жуткий беспорядок. Мы с моей… – Он ссутулил плечи. – Мы с моей женой тут вот только что чуточку посражались. Разводимся, видите ли. – Он снова взъерошил свои волосы, с опаской потрогал пластырь над глазом, смущенно озираясь вокруг. – Я не совсем уверен, что смогу все как-то объяснить квартирной хозяйке. – Он осторожно пощупал бороду, а потом закрыл за собой дверь и запер ее. – Это на тот случай, если она вернется. Она, видите ли, такая собственница. Извините.
– Я не могла бы помочь вам с уборкой? – спросила Сэм.
Из-за чего же, черт подери, они затеяли подобную драку и учинили такой разгром? Погуливал ли он на сторону от нее? Жил ли здесь с любовницей? А может, несмотря на свой ученый, не от мира сего вид, он был дебоширом? Взгляд Сэм наткнулся на цветную фотографию, стоящую на доске электрического камина. Две маленькие девочки в школьной форме, стекло на фотографии тоже с трещиной.
Доктор Хэйр сдвинул стопку книг и какое-то барахло с одной стороны старинного дивана на другую, потом принял у нее пальто и перекинул его через руку. Походил туда-сюда, подергал свой пуловер, поскреб бороду и проверил концы воротничка рубашки.
– Я очень ценю, что вы согласились принять меня так быстро, – сказала она.
Он снял ее пальто со своей руки, подержал его в воздухе и внимательно посмотрел на него, словно фокусник, у которого заело его хитроумное приспособление.
– Я вот только повешу его. Через минуту буду в полном порядке. Я, видите ли, чуточку взволнован. Вы чая не хотите?
– Благодарю вас.
– Есть и кофе, что вы предпочитаете?
– Лучше кофе.
– Так. Хорошо. Я только… если вы желаете воспользоваться… это дальше по коридору.
Он пошел через комнату к небольшой кухоньке, ступая очень осторожно, чуть ли не на цыпочках, словно пытаясь уравновесить тот шум, который, наверное, здесь был перед ее приходом.
Сэм слушала, как он звякает посудой, открывает холодильник, потом раздался пронзительный свист чайника. Ожидая возвращения Хэйра, она тем временем всматривалась в этот жуткий беспорядок. Может быть, так и нужно делать, когда вы обнаруживаете, что ваш муж завел любовную интрижку? Вот так взять все и разгромить?
Он вернулся в комнату, неся поднос с двумя дымящимися кружками и тарелкой сухого печенья. Что-то хрустнуло под его ногой, и он тоскливо посмотрел вниз, на раздавленную кассету.
– Кофе, вы сказали?
– Спасибо.
Она взяла у него кружку, поднесла к губам и подула, чтобы немного охладить. Запах не походил на кофейный. Сэм принюхалась снова так, чтобы Хэйр не заметил. Да, это был чай.
– Я принес печенье. Вы, должно быть, голодны. Вы ведь ехали довольно долго.
Он уселся напротив, неловко устроившись на краешке стула.
– Мне очень понравилась ваша книга.
Его глаза оживились, и он улыбнулся.
– А-а-а… «О чем в действительности рассказывают ваши сны».
– Она очень интересная.
– Вы нашли ее полезной?
– Да. Ну, кое-что из нее.
– В том виде, в каком они ее выпустили, это еще хорошо. Они там ужасно много выбросили. Просто взяли и подогнали к классическим интерпретациям. И чтобы поговорить о предвидениях, на это уже совсем не осталось места. О них я напишу в следующей книге.
Он размешивал свой чай и нервно поглядывал в сторону двери. Интересно, думала Сэм, что будет, если вдруг сюда вломится его жена, размахивая топором. Как справиться с сумасшедшей женщиной?
Хэйр посмотрел на свои часы:
– Я смотрю на время потому, что Ласло предпочитает, чтобы люди укладывались пораньше. – Он заметил, что Сэм нахмурилась. – Лаборатория сна. Мы отправимся туда примерно через полчасика. Я договорился, чтобы вы поужинали в столовой.
– Кажется, все высмеивают саму идею предвидений, – сказала она.
– Ну, еще бы – ведь это позволяет им чувствовать себя в безопасности. Им кажется, что если они что-то вычеркивают из своего сознания, выбрасывают, так сказать, на свалку, то тогда это не представляет для них никакой угрозы. – Он отложил свою чайную ложечку. – Они считают, что парапсихологи чокнутые. А я ученый – только и всего. Я ученый, которому не надвинешь шоры на глаза. – Он опять посмотрел на часы. – Давайте-ка поговорим о вас. Вы сказали мне по телефону, что ваша жизнь, как вы предчувствуете, в опасности.
– Да.
– Вы не возражаете, если я запишу наш разговор на магнитофон?
Она кивнула, и он вытащил из набросанной кучи вещей небольшой магнитофончик, включил его, поставил на стол перед ней, проверил, и, когда оказалось, что тот работает, на его лице появился оттенок торжества, будто он выиграл очко в поединке со своей женой, обнаружив нечто, что ей не удалось уничтожить. Он скрестил руки и откинулся на стуле.
– Расскажите все, что, по-вашему, мне следует услышать, а потом мы пройдем в лабораторию и проконтролируем на мониторе ваш сон и сопоставим с моделями снов, посмотрим, не обнаружится ли что-то необычное. А завтра мы сможем провести обсуждение. Утром у меня встреча, но время ленча свободно. Вы могли бы остаться до ленча?
– Да. Благодарю вас.
– Отлично. Ну, слушаю. – И он помахал ей, чтобы она начинала.
Она рассказала всю историю, а он слушал, кивая и время от времени что-то бормоча себе под нос, не переставая сжимать в кулак и разжимать пальцы рук, будто практиковался в новой форме ручной сигнализации.
– Какая досада, что все это не было зафиксировано раньше, – сказал он. – Очень интересные примеры. Два из них очень яркое выражение предварительного знания: авиакатастрофа – я знаю нескольких человек, которые ее видели во сне, – и убийство этой несчастной девушки в «Хампстеде». Говоря о предварительном знании, я имею в виду то, что вы ясно видели будущее. Остальные сны мне кажутся скорее предвидениями – это предостерегающие сны, только не… – он сцепил руки вместе, – не вполне такие конкретные. Примеры, правда, хорошие, очень хорошие примеры. – Он поднял палец, наклонился и выключил магнитофон. – Скажите-ка мне… Вот этот мужчина в капюшоне, этот Слайдер, с ним связан тем или иным образом каждый сон?
– Да.
Она неуверенно, почти недоверчиво улыбнулась ему. Она боялась, что он будет насмехаться, придираться к ее снам. Но он не делал этого.
Он поверил ей.
Но теперь она вдруг поняла, что ей и не хотелось, чтобы он верил.
– Я не думаю, что вам следует так пугаться, Сэм. Вы наделены удивительным даром.
– Он мне не нужен. Я хочу избавиться от него. Я просто хочу вести нормальную жизнь.
Он улыбнулся, будто в ее словах был заключен какой-то скрытый юмор.
– Нормальная жизнь. А вам никогда не приходило в голову, что жизнь без предвидений – это ненормальная жизнь? Сны и предвидения помогают формировать мир. Кальпурния увидела во сне смерть Цезаря. Она могла бы спасти ему жизнь, если бы он не поднял ее на смех. Даже в Библии говорится, что все события имеют свои предзнаменования. – Хэйр осторожно пробирался среди разбросанных вещей к окну. Из-под его ног послышался жуткий хруст. – Проклятая баба, – пробормотал он. Добравшись до окна, он выглянул наружу. – Сэм, шестое чувство – психическое осознание, ну, или как вы там его ни назовите – оно часть нормальной жизни. Это так же нормально, как пить, дышать, думать. Мы подавляем его, потому что общество считает его бесполезным, что, мол, надежнее научить ребенка пользоваться телефоном, чем передавать какое-нибудь сообщение с помощью телепатии.
– А почему вдруг человек становится телепатом?
– Я не верю, что кто-нибудь действительно вдруг становится телепатом. Мы все рождаемся с этими способностями, вот только у большинства они исчезают очень быстро, потому что мы не используем их. Наше общество активно отбивает у нас охоту использовать их, что вы уже поняли по тем людям, к которым вы обращались за помощью. – Он повернулся к ней. – Большинство людей боится, что их будут высмеивать, вот они и оставляют все как есть, не дают своим психическим способностям развиться. Однако эти способности не улетучиваются, и мы по-прежнему владеем ими. В некоторых живет способность использовать их интуитивно, а иным необходим какой-то толчок извне, чтобы появилось своего рода дупло в голове для их активизации. – Он пожал плечами. – Они там. Мы все рождаемся с ними так же, как рождаемся с руками и ногами.
– Я что-то не припомню, чтобы у меня было дупло в голове.
– Дело не только в голове. Толчком может послужить и какая-то травма. Взгляните-ка на себя: кто-то пытался изнасиловать и убить вас, когда вы были маленькой девочкой, отвратительный тип в черном капюшоне… вы сразу потеряли и мать и отца. Очень серьезные травмы.
– Но ведь эти сны прекратились после того, как мои родители погибли. Прекратились на двадцать пять лет. Что же заставило вернуться их?
– Ну, как раз это положение мы и должны попытаться раскрыть. Есть некий спусковой крючок… нечто явно связанное с этим одноглазым в капюшоне. Возможно, мы узнаем что-нибудь после лабораторных испытаний.
Он снова нетерпеливо посмотрел на часы, будто стремился поскорее убраться из этой комнаты.
На тот случай, если его жена вернется?
– Я думаю, теперь нам бы лучше перебраться в другое помещение, на другую сторону улицы. Мы можем продолжить разговор там.
Он встал, принес ее пальто, помог надеть его, а потом напомнил, чтобы она взяла с собой свою сумку с вещами.
На улице стемнело, пошел снег. Они остановились у края тротуара, дожидаясь просвета в громыхающем, стремительном потоке транспорта часа пик, когда легковые автомобили, урча и завывая, плотной вереницей направлялись по домам, а грузовики мчались к докам. Щелкали стеклоочистители, ослепительно сверкали огни, гудели моторы. Хэйр не без напряжения старался перекричать этот рев:
– Если бы вы попытались перейти через эту дорогу с закрытыми глазами, вы бы погибли. Тем не менее именно так большинство из нас путешествует по жизни, как бы отключив сигналы своего сознания.
Промчавшийся грузовик ударил ее воздушной волной, наполнив легкие вонючим выхлопным газом. Тут же возник темный контур следующей машины с таким же вонючим выхлопом, из-под покрышек вылетали белые комья снега, превращаясь в бесформенную слякоть, брызги летели во все стороны. Они бросились через дорогу и прошли через университетские ворота.
Она почувствовала зависть к студентам, которые проходили мимо них в резком ярком свете огней университетского городка, ей вдруг захотелось снова стать студенткой, молодой и беззаботной, начать все сначала. Мимо них прошли парень с девушкой, они громко разговаривали и громко топали своими кроссовками на толстых подошвах. Уличная мода. Доверие улицы. Сэм подумала, что выглядела бы смешной в таких кроссовках. Она бы чувствовала себя в них смешной.
Студенты. Одна из мишеней рекламы. Будущие потребители. Придет осень, и все вы будете послушно лопать «Отверженный».
Сэм с Хэйром пересекли квадратный дворик, вошли в какую-то дверцу и поднялись по каменным ступеням на два пролета.
– Там не так уж просторно, но зато вполне уютно, – заметил Колин Хэйр, когда они добрались до лестничной площадки третьего этажа.
Он толчком открыл дверь, включил свет и отступил в сторону. Они оказались в небольшой аккуратной спаленке с новенькой, будто только что из мебельного магазина удобной односпальной кроватью и бежевым однотонным ковром. Обстановку дополняли гардероб, комод, телевизор и умывальная раковина. В комнате приятно пахло свежестью. Занавески задернуты, а край темно-синего стеганого покрывала на кровати был заботливо отвернут. Обычный спальный номер гостиницы, если не считать пучка проводов, свободно свисавших со стены над кроватью.
Они-то и напугали ее.
Что-то во всем этом было не так, но она не понимала, что именно. Очень напоминало интерьер спальни с фальшивыми стенами в мебельной секции какого-нибудь универмага. Все какое-то ненастоящее. У Сэм было такое ощущение, что ей предстоит раздеться и улечься в постель стеклянной витрины супермаркета. Только дело было не в этом.
А в чем-то другом. Она вздрогнула. Скажи ему: «Нет, спасибо». Скажи ему, что тебе надо немедленно уехать.
Но почему? Он же старался помочь.
Это ты так считаешь.
– Это совсем не похоже на то, что я себе представляла, – произнесла она. – Обычный номер. Очень мило. Куда милее половины гостиничных номеров, в которых мне приходилось останавливаться.
– Ну конечно, ведь нам необходимо, чтобы люди чувствовали себя здесь совершенно нормально.
– А я думала, что мне предстоит находиться в какой-то стеклянной кабинке.
– Нет, нам не нужно наблюдать за вами, пока вы спите. Мы получаем всю нужную информацию из распечатки. Я покажу вам комнату для наблюдения.
Когда они выходили из двери, мимо прошла очень прилежная на вид девушка со стопкой бумаг.
– Добрый вечер, доктор Хэйр, – поздоровалась она с заметным шотландским акцентом.
– Добрый вечер, Джейн. А это вот миссис Кэртис – наш новый объект.
Объект. Что-то вроде какой-нибудь лабораторной лягушки в формальдегиде?
– Добрый вечер, – вежливо ответила девушка, прежде чем исчезнуть на марше лестницы.
– Она одна из наших исследователей, в настоящее время учится в аспирантуре, – пояснил Хэйр. – Я покажу вам мой кабинет. Предпочитаю встречаться с людьми вне службы. Так спокойнее.
Они прошли по коридору, и он толчком распахнул дверь помещения, заставленного компьютерами, ящиками с карточками, заваленного бумагами. Здесь было немногим опрятнее, чем в той комнате у него дома.
Они проследовали еще дальше по коридору и очутились в небольшой, ярко освещенной комнате со множеством электрических приборов, компьютеров и двумя громоздкими приборами для построения графиков. Молодой человек лет тридцати сосредоточенно изучал листы с графиками. У него было угрюмое выражение лица, под глазами тяжелые черные круги. Он откинул со лба черные как смоль волосы и продолжал напряженно что-то изучать. Волосы опять упали ему на лоб, и он снова откинул их назад с некоторым раздражением.
– Ласло, я хочу вам представить…
Мужчина взглянул на них и устало потер глаза, явно недовольный тем, что его отвлекли.
– Миссис Кэртис? – произнес он отрывистым сухим тоном.
Не он ли вчера отвечал ей по телефону? Сэм улыбнулась:
– Да.
– Хорошо, – буркнул он и зевнул.
Она нахмурилась. Повисло неловкое молчание.
– Э-э-э… Ласло называет это помещение Хэлл-Хэлтоном, – сказал Хэйр, чувствуя неловкость.
– Вот как, – отозвалась Сэм.
Ласло опять уткнулся в свой график и снова принялся изучать его.
– Вы когда-нибудь бывали в лаборатории сна раньше, миссис Кэртис? – спросил он, не поднимая глаз.
– Нет, – ответила она.
– Ну, никаких проблем. – Он сделал авторучкой какую-то пометку на графике, сосредоточенно поджав губы. – Вам ничего не придется делать. Просто спать. – Он хихикнул, и это получилось у него неожиданно по-детски. – Просто спите. И смотрите сны. Вы будете развлекаться, а мы – работать. Правильно, доктор Хэйр?
Он произнес фамилию профессора так, словно в ней была заключена игривая шутка. Хэйр повернулся к Сэм.
– Люди не понимают, насколько утомительно исследовать сон, – сказал он. – Один из нас должен будет сидеть здесь всю ночь, наблюдая за графиком. Это очень обременительно для личной жизни исследователя.
Интересно, уж не из-за этого ли он и развелся, спрашивала себя Сэм.
– А нельзя оставить меня спать, а потом прочитать все это утром?
– Нет. Мы должны держать прибор под контролем. В ручках кончается паста, бумагу надо менять… – Он взял лист разлинованной бумаги, на котором она успела разглядеть голубые ряды, причудливые зигзаги прямых и извивающихся линий. – В каждой из этих линий заключено лишь двадцать секунд сна. На один ночной сон требуется две с половиной тысячи листов. Нам необходимо взаимодействовать со спящим. Если мы замечаем его необычную активность, то стараемся немедленно разбудить, выяснить, что происходит. А другая вещь, которую мы делаем, – это… – он гордо улыбнулся и легонько постучал по небольшой контрольной панели с рядом измерительных приборов и выключателей, – прозрачные сны, – сказал он. – Вам когда-нибудь снились прозрачные сны?
– А что это такое? – удивилась Сэм.
– Когда вы начинаете понимать во сне, что вы спите?
– У меня был один такой, – сказала она. – Очень давно.
– Правда? И вы смогли сделать с ним что-нибудь?
– Что вы имеете в виду?
– Вы были в состоянии контролировать этот сон? Воздействовать на него?
– Нет. Я просто понимала, что сплю.
– А вы много знаете о сне? Вообще о снах?
Сэм пожала плечами:
– Не очень, полагаю.
– А как часто вы видите сны?
– Обычно?
– Да.
– Ну, не знаю… раз или два в неделю.
– Нет. Вы видите сны каждую ночь. И все люди видят. В течение восьми часов сна у вас бывает от трех до пяти периодов сновидений продолжительностью от десяти-пятнадцати минут до тридцати-сорока минут. Но вы, по всей вероятности, не вспомните ни единого из них. Вы сможете вспомнить их, только если вы проснетесь посередине какого-либо сна или же сразу после него. – Он показал ей увесистую стопку листов с распечатками. – Вы настроены скептически. Вот, все это здесь. Если бы вы задержались подольше, я смог бы доказать вам это.
Она следовала взглядом за зигзагообразными линиями, а он по очереди пробегал пальцем вдоль каждой из них.
– Вот эта ровная линия фиксирует работу передней части мозга – немного активности в течение сна. А вот эта, паукообразная, – сканирование быстрого движения глаза. Ваши глаза мигают очень быстро, когда вы видите сны. Вот другие участки мозга: дыхание, сердечно-сосудистая деятельность, температура тела. – Он привычно поскреб в затылке. – Видите ли, когда вы припоминаете какой-либо сон – это замечательно, великолепно, мы можем проанализировать его, выкорчевать его из вас, посмотреть, не сбудутся ли какие-либо его фрагменты. Но вот как быть с теми снами, которые вы не помните? Целых пять периодов за каждую ночь? Два-три часа за одну ночь, из которых вы, может быть, запоминаете по нескольку секунд в неделю, а? Что тогда происходит? Нам известно, что вы видите сны, но что вы при этом делаете? Что происходит с вами? – Он легонько похлопал себя по голове. – Там-то, внутри, что творится? Возникают ли у вас предвидения, которые мы упускаем из-за того, что вы не помните своих снов? Или вы находитесь вне своего тела, в его астральной оболочке? Путешествуете во времени? Если вы начнете осознавать, что видите сон, то, возможно, будете в состоянии и вспомнить его. Вы сможете проснуться в его конце и рассказать нам о нем. У нас есть микрофон в той спальне и магнитофон с активизированной записью голоса.
– И вы в самом деле можете сделать это?
– Ну, это было бы большой удачей. Если вы сможете осознать, что видите сон, то тогда сможете и контролировать его.
– А как же вы заставляете человека осознать, что он видит сны?
Хэйр показал на серый ящик:
– Этот прибор испускает предельно низковольтный электрический сигнал. Мы передаем его по проводам к срединному нерву объекта, и, когда видим, что объект вошел в состояние сна, мы посылаем сигнал. Прибор помогает ему осознать, что он или она видит сон, не просыпаясь при этом, а потому они могут контролировать свой сон.
– А если ваш объект находится в самолете, который терпит катастрофу, возможно ли спасти его?
Хэйр засунул руки в карманы.
– Это помогает установить различие между сном с предварительным знанием и сном, который просто-напросто типичный ночной кошмар.
– И если вы останавливаете катастрофу самолета, значит, это был просто ночной кошмар?
– Мы не знаем, но это как раз та область, которую мы исследуем. В этом аспекте вы можете оказаться отличным объектом для нас. Когда я вернусь из Америки…
– Это дает простор вашим фантазиям, – вмешался в разговор Ласло, не поднимая глаз от своей работы. – Вам снится надоевший старый сон, а потом вы получаете сигнал, что спите. И вы можете делать во сне что вам угодно. Захотите, к примеру, перепихнуться с Томом Крузом – так вы только вообразите себе его и действуйте! – Он поднял взгляд. – И вы начинаете сомневаться, а стоит ли вообще просыпаться.
– Я и в самом деле сомневаюсь в этом уже некоторое время, – сказала Сэм.