В плену снов

19

Сэм сидела перед туалетным столиком, накладывая косметику. На ней был черный кружевной бюстгальтер, трусики и подвязки, которые Ричард подарил ей на Рождество год назад. Интересно, помнит ли он об этом и почему она до сих пор носит их. Как некий сигнал? Оливковая ветвь?

Она пристально осмотрела себя, потом наклонилась поближе к зеркалу, изучая предательские лучики вокруг глаз. Они становились все заметнее. Вот так-то, девочка, все с этого момента покатится под уклон. Скоро станешь совсем морщинистой, а потом рыхлой. Ну а потом… вообще ничего не будет. Пустота. Безбожное черное небытие. Она слегка прикоснулась к уголкам глаз, натянула кожу, морщинки на мгновение исчезли. Снова пристально посмотрела на фотографию, где она с Ричардом на яхте в Греции. Это через год после свадьбы, девять лет назад. Они выглядели тогда такими молодыми и беззаботными. Насколько же мягче, свежее было ее лицо. А теперь, кажется, что ни день, то появляется новая складочка. Она нахмурилась, глядя в зеркало, и тут же внезапно возникли совсем новые морщинки, которых она никогда прежде не видела.

А может, это фотография изменялась, а не ее лицо? Ее лицо всегда было вот таким, а фотография отступала в прошлое? Женщина на фотографии становилась все моложе и моложе, настолько теперь уже моложе, что порой выглядела совершенной незнакомкой. Сэм открыла тюбик с губной помадой.

Бэмфорд О'Коннел. Прав ли он? Кто знает. Кто знает… Она пожала плечами и откинула волосы назад. Пока еще ни одного седого волоса, но вскоре они появятся.

ВАМ НЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВЫ, БЫТЬ МОЖЕТ, ПРИПИСАЛИ СВОЕМУ СНУ БОЛЬШЕ ПОДРОБНОСТЕЙ, ЧЕМ ИХ В НЕМ БЫЛО? ЧТО ВЫ, ВОЗМОЖНО, ПОДГОНЯЕТЕ ВАШ СОН ПОД ФАКТЫ, А?

Нет-нет, никоим образом, определенно нет. А точно ли нет?

О, черт подери! Вы мне всю голову заморочили, Бэмфорд. У меня все шло в последовательном порядке. Не запутывайте меня – только потому, что я не подхожу ни к одной из ваших аккуратных коробочек.

– Куда ты собираешься, мамочка?

Она увидела в зеркале Ники, стоявшего в двери, и повернулась, улыбаясь ему.

– Мы собираемся в гости на обед.

– А к кому?

– К Ховортам. Ты их помнишь?

– А за город мы поедем?

Сэм старательно водила помадой по губам.

– Угу.

– А завтра уже выходные?

– Завтра пятница. Подойди и поцелуй мамочку.

Ники подбежал к ней, и она погладила его по волосам.

– Ты сегодня опять был первым в классе по арифметике?

– Ага, был.

– Очень хорошо. Твоя мамочка обычно в арифметике была последней.

Услышав, что открывается парадная дверь, он быстро оглянулся, а потом бросился вон из комнаты.

– Папочка! Папочка! Папочка!

– Привет, тигренок! – услышала она из прихожей голос Ричарда.

– Папочка! А мы можем сегодня поиграть на компьютере? Мы же на нем с Рождества не играли. Мы можем это сделать сегодня вечером?

– Да перестань ты, черт возьми, канючить.

– Ну, пожалуйста, папочка, мы сможем на нем поиграть?

– Господи, тигренок! Отвяжись ты от меня, черт подери, ладно?

Ричард ворвался в спальню и ногой захлопнул за собой дверь.

– Все канючит и канючит, черт бы его побрал! А какого хрена ты все это нацепила на себя? Выглядишь как шлюха.

– Это ты мне подарил.

– Трахаешься в этом с Кеном, да?

Сэм вскочила в ярости:

– Ты в стельку пьян?

– Нет, я еще не надрался, но собираюсь надраться в стельку.

Сказал это и как ненормальный выскочил из комнаты. Сэм в замешательстве посмотрела ему вслед. Ярость. Она никогда не видела его в подобной ярости. Он вернулся в комнату с высоким стаканом виски в руке и с грохотом захлопнул дверь.

– Что это с тобой случилось? – спросила она.

– Снимай это проклятое блядское тряпье и надевай что-нибудь приличное.

Угроза в его голосе испугала ее. Он был явно не в себе.

– Я думала, тебе понравится…

Ричард подлетел к ней, вцепился в бюстгальтер и рванул так, что тот лопнул, расцарапав кожу. Она взвизгнула от боли и со всего размаху ударила его по лицу.

– Ах ты, ублюдок!

Он заморгал и очумело уставился на нее. На мгновение Сэм подумала, что он сейчас набросится на нее и убьет. Но вместо этого он опять заморгал, словно выходя из какого-то транса, попятился и уселся на кровать. Отпил немного виски, потом наклонился и развязал шнурки на туфлях, сбросил их, глотнул еще виски и откинулся на спинку, прикрыв глаза.

– В котором часу мы должны там быть?

– В восемь, – ответила Сэм.

Она стянула с себя разодранный бюстгальтер, внимательно оглядела его и достала из ящика новый.

– Может, тебе лучше выпить немного кофе, а не виски?

Ричард ничего не ответил.

Она сняла с себя кружевные трусики, скомкала и бросила в мусорную корзину, а потом надела новые, подходящие к бюстгальтеру. Молча надела платье, достала из стенного шкафа вечернюю сумочку и заглянула в свою деловую. Среди прочего барахла она обнаружила в ней какой-то конверт и достала его. В конверте лежала журнальная вырезка. Сэм развернула ее и прочла:

Кен. Это Кен дал ей вырезку в понедельник, а она позабыла про нее напрочь. Держа в руке листок, она вышла из спальни и закрыла дверь. Услышав, что у Ники бежит вода в ванной, она вошла в его спальню. Он с надутым видом сидел на кровати. Сэм подошла и присела рядом с ним.

– У папы был плохой день, тигренок.

– Он же обещал, что мы сможем сегодня вечером поиграть на компьютере.

– Сегодня вечером мы должны уехать.

– Он накричал на меня. А я не делал ничего плохого.

Он заплакал, и Сэм крепко обняла его.

– Я поиграю с тобой на компьютере, пока папа не будет готов.

– Нет, – прорыдал он. – Его же надо установить. Только папа знает, как его устанавливать.

Вошла Хэлен:

– Ванна готова, Ники.

– Иди в ванную, тигренок, а я успею тебе рассказать коротенькую сказку.

Его надутое лицо было мокрым от слез, он встал и медленно побрел к двери. Сэм вышла следом, прошла по коридору в гостиную и уселась на диване перед телевизором. Ее всю трясло, гнев и смятение клокотали в душе. Это был совершенно незнакомый Ричард, совсем другой человек, она не знала, как ей управляться с таким Ричардом. Может быть, это ему следовало проконсультироваться с Бэмфордом О'Коннелом, а не ей? Возможно, на бирже сегодня дела шли плохо. Он порой бывал раздражительным, когда на бирже не ладилось. Но так он себя никогда не вел. Она опустила взгляд на статью и принялась читать.

К снам следует относиться куда более серьезно, чем это делается, утверждает Дэвид Эбнер, психолог-практик из клиники Гэя, полагая, что сны не только богатый источник творчества, но и неоценимая возможность проникнуть в личные и психологические проблемы; иногда же сны позволяют приоткрыть завесу над будущим.

Пожалуй, самый знаменитый из всех «провидческих» снов – это сон библейского фараона. Ему приснилось, как семь тощих коров проглотили семь тучных, и египтяне стали запасать пищу в течение семи урожайных лет, что помогло им предотвратить голод во время семи последующих недородов.

На судьбы людей XX века сны влияли не менее серьезно. Гитлер спасся благодаря одному из своих снов, когда ему, капралу, на Первой мировой войне приснилось, что он будет завален обломками. Он проснулся и бросился наружу, а всего через несколько секунд на его блиндаж упал снаряд и все, кто спал там, погибли.

Сны вдохновляют великих изобретателей. Элиас Хоув изобрел швейную машинку после того, как ему приснилось, что туземцы бросают копья с отверстиями на наконечниках в форме глаза, и таким образом он сообразил, где следует поместить отверстие в иголке.

Очень важную роль играют сны и в религии, духовные отцы полагают, что Господь разговаривает со Своими проповедниками посредством снов. «Многие люди по-прежнему верят в это сегодня, – продолжает Эбнер, – и я уверен, что в известной степени так оно и есть, чем бы ни был Господь, – сны можно рассматривать как послания из Вселенной. Похоже, некоторые люди являются принимающими станциями, Юнг[10] называл это „совокупным бессознательным“. Объяснять ли это явление с научных или религиозных позиций, одно не подлежит сомнению: в своих снах человек порой, кажется, может проникнуть в то, что закрыто для бодрствующего, сознательного разума».

В ближайшие месяцы Эбнер и его группа психотерапевтов, занимающихся проблемами сна, намерены открыть телефонную «линию снов», где люди смогут не только немедленно регистрировать предчувствия, но и обсуждать свои сны с психотерапевтами, работающими в течение ночи.

А пока люди, стремящиеся лучше понять свои сны, могут принять участие в серии исследований, проводимых группами сна, которые открываются под патронажем Дэвида Эбнера. Подробности можно узнать по телефону 01-435-0702.

Черт бы тебя подрал, Бэмфорд. Сэм взяла телефон. Пошел ты к черту вместе со своим советом держаться подальше от мошенников. Хрен с тобой и твоей проклятой самоуверенностью, думала она, прислушиваясь к гудкам в телефонной трубке. Наконец мужской голос с мягким, расслабленным американским акцентом произнес:

– Говорит Дэйв Эбнер.

– Я… э-э-э… – Чувствуя себя глупо, она на всякий случай огляделась, не вошел ли кто в комнату. – Я читала одну статью в… э-э-э… о вашей…

Наступило молчание, за которым последовало отдаленное «хм-хм», а потом – пауза.

– Что за статья?

– Кто-то вырезал ее. Я не уверена, откуда это… о ваших группах сна.

– Ах да, помню. – Голос его стал скучающим. – Это неверный номер. Им не следовало публиковать этот номер. Надо было указать номер Тани.

– Тани?

– Тани Якобсон. Она ведет группу сна уже сейчас. Я дам вам ее номер.

Сэм набрала новый номер, и ей ответил осипший женский голос, встревоженный, немного запыхавшийся:

– Алло?

– Могу я поговорить с Таней Якобсон?

– Это я, – ответила женщина слегка раздраженно, и на мгновение Сэм испытала искушение бросить трубку.

– Мне дал ваш номер Дэвид Эбнер, – поспешила объяснить Сэм. – Я прочитала одну статью о ваших группах сна и хотела бы узнать…

– Вы хотели бы присоединиться к нашей группе? – Голос женщины стал дружелюбнее. – Вы позвонили как раз в нужный момент. Совпадение! Просто поразительное! Нам нужна еще одна женщина, чтобы укомплектовать группу. Послушайте, у нас начинаются занятия новой группы прямо в следующий понедельник вечером. Вы сможете успеть?

– Да, – ответила Сэм.

– Блеск! Просто отлично! У вас замечательный голос. У меня, знаете ли, появляются предчувствия, вроде виброфонов. А у вас они тоже бывают?

– Да, – смешалась Сэм.

Предчувствия. Предчувствия. Теперь, кажется, у всех есть предчувствия.

– Отлично, а как вас зовут?

– Миссис Кэртис.

– Так официально. Блеск! А по имени?

– Сэм.

– Сэм, это прекрасно. Вы нам, думаю, очень подойдете. Мы начинаем в 7.30. Если вы приедете немного пораньше, вы сможете выпить кофе, познакомиться со всеми. Запишите адрес. Вы знаете Хампстед?

– Хампстед?!

– Да, мы совсем рядом с подземкой.

Ее прошиб озноб.

– С подземкой?

Сэм чувствовала, что ее сотрясает дрожь. Ей хотелось немедленно повесить трубку, повесить и забыть об этом. Хампстед. Подземка.

– Алло, Сэм? Вы меня слушаете?

«ХАМПСТЕД». РЯДОМ С ПОДЗЕМКОЙ. Эти слова гулким эхом отозвались у нее в голове. «ХАМПСТЕД». РЯДОМ С ПОДЗЕМКОЙ.

– Виллоуби-роуд. Вы знаете Виллоуби-роуд?

– Я найду, – услышала она собственный голос, как бы со стороны, будто говорил кто-то незнакомый.

– Надо свернуть от Хай-стрит. Вы выходите из подземки, поворачиваете налево, и там совсем немного надо пройти.

– Я доеду, – сказала Сэм. – Я приеду на машине.

Она повесила трубку. В комнате внезапно стало холодно, за окнами буйствовал ветер, от его порывов стекла глухо звенели, и казалось, что разъяренный незнакомец пытается пробраться в дом. Незнакомец. Вроде Ричарда. Господи, что же случилось с ним, черт побери? Она услышала тяжелые ритмичные звуки – это работали машины какого-то большого судна, поднимающегося вверх по реке. От нового порыва ветра заскрипели снасти на яхтах у причала, глухо захлопали незакрепленные фалы, а те, которые были натянуты, загудели, как гитарные струны.

Будто ее нервы.