Ушедшее лето. Камешек для блицкрига

Глава 6

Вид на автомобильный мост был ужасен. Нет, сам мост был хоть и деревянным, но целехоньким и крепким на вид. После ледохода отремонтирован, потрепанные льдинами бревна — заменены. Нет, мост ужасал непрерывной лентой повозок, стадами коров, овец, и редких автомобилей. Над всем этим исходом, казалось, висела черная туча горя. И люди под нею казались тенями, они уходили от родных очагов, покидали Родину. Из-за причуд географии и военного положения они шли на север, стремясь быстрее попасть на ближайшую железнодорожную станцию, чтобы успеть вырваться из мешка, где ещё была не завязана горловина. Мои красноармейцы устали, вместе с нарядом милиции помогали собирать разбредавшихся овец, выталкивали транспорт из колдобин. Младший лейтенант в уже пропыленной форме сорвал голос, и смог докладывать только шепотом. Я искренне ему посочувствовал, и ободрил обещанием привезти к вечеру оружие. Потом вместе с ним прошли на остров, образованном рукавом реки. В сорок первом остров был намного меньше, чем в моем времени, рукав реки, Мерлявица, была шире, да и Припять тоже. Внимательно осмотрев остров, я приказал комроты оборудовать здесь землянки для расположения караула. Потом взглянув на часы, спросил о питании людей.

Вместо ответа, Хохлов, взявшись рукой на горло, только показал на городской берег, где горели два костра.

— К вечеру переводите роту, и кухню на остров. Две землянки тоже должны быть готовы. Накат на землянках минимум в два бревна.

— Товарищ старший лейтенант, — просипел комроты, — а где взять бревна?

— Снимайте с ледоломов, — и, предупреждая следующий вопрос, дополнил. — Под мою ответственность. В НКВД я сейчас заеду. Кто у вас старшим на железнодорожном мосту?

— Командир первого взвода, старший сержант Збицкий. Там намного спокойней, и стрелки НКПС еще на месте, поэтому я только взвод там оставил. Приказал им стрелковые ячейки копать.

— Правильно. Только надо сразу окопы рыть. Ну это я сам распоряжусь. Кто у милиции здесь старший?

— Старшина Скрипко. Он там, на выезде.

— Хорошо, после обеда ставьте людей на заготовку бревен. Два взвода. Из оставшегося одно отделение отдыхает, обязательно на острове, чтобы в случае необходимости успеть и на въезд, и на выезд. Два других на взъезде. Скандалы, или даже панику, пресекать быстро и жестко!

Комроты откозырял, и пошел распоряжаться. Я решил пройти на другой берег, чтобы осмотреться. Именно отсюда в моей реальности фашисты наступали на город, и необходимо было определиться, где их остановить. Еще в двадцать первом веке я решил, что лучше острова места для обороны нет. Вернее, для задержки, необходимой для того, чтобы мост догорел. О судьбе обороняющихся старался не думать, ясно же было, что в живых остаться невозможно. Мост гореть будет долго. Значит только добровольцы, а много ли их будет? Занятый своими мыслями, я не заметил, как прошел мост до конца, и лишь пыль окутавшая меня, и заставившая чихнуть, привела в чувство.

— Будьте здоровы, товарищ командир! — раздался голос, в котором едва слышалась насмешка.

— Здравствуйте, товарищ старшина, — протянул я руку. Но старшина посмотрел на меня, как на приведение, и отшатнулся назад:

— Ты!! Ой, простите, вы?

— Я, я. Старший лейтенант Листвин, заместитель командира Полесского добровольческого батальона. Услышал, знакомую фамилию и, подошел посоветоваться. Как, тут мои хлопцы?

Старшина быстро пришел в себя, он-то сделал в свое время все правильно, и вины своей не чувствовал:

— Да все нормально, только вот люди не понимают, почему красноармейцы без оружия.

— Этот вопрос уже решен. Вечером, будут вооружены. Вы вот скажите мне, старшина…

Я отвел его на обочину, и показал на берег:

— Здесь берег топкий, или нет?

— Здесь да, весной все затапливается, да и летом вода неглубоко. Здесь и, не строят поэтому, что чуть копнешь, и уже вода.

— А на острове?

— Остров из глины, да и берега высокие, там сухо.

— Спасибо вам, товарищ старшина. Тут остается младший лейтенант Хохлов, в случае чего обращайтесь. И кстати я, приказал снимать бревна с моста, так что не мешайте.

— Да не можно это! — Возмутился старшина, но перехватив удивленный взгляд молодки с проезжающей рядом подводы, вновь понизил голос. — Не обижайтесь, но, это же натуральное вредительство. А весной лед пойдет, мост же снесет!

Я закурил, задумчиво повертел в руке коробок спичек, на котором многострадального буржуина лупили снопом хлеба, спрятал его в карман, и, смотря в глаза старшине, веско сказал:

— На будущий ледоход, нас, состояние моста волновать не должно. Вернее, его разрушение. Поверьте, старшина, я знаю, о чем говорю. И в обкоме тоже знают, так что не переживайте. А в НКВД сам сейчас заеду…

Пройдя весь мост навстречу людскому потоку, ничего кроме стыда уже не чувствовал. Нет, никто мне не сказал ни слова, но в глазах встречных ясно читался вопрос: «Почему?» Почему, весь такой красивый и военный, здесь, а не на фронте? Почему Красная Армия отступает? Почему люди должны бросать все нажитое и уходить? Что бы я мог ответить людям? Что мы еще вернемся, что со мной только двести практически необученных людей в возрасте, что патронов нет, и много еще чего можно найти в свое оправдание. Но я шел молча, старательно избегая глядеть людям в глаза. Мы все, в военной форме, виноваты. Виноваты, потому что клялись защищать этих людей, несмотря ни на что, и ни на кого! Только потом мы сможем завоевать право, смотреть людям в глаза, а сейчас остается только терпеть. С таким настроением сел в машину, и хмуро сказал водителю:

— Поедем в НКВД.

Завывая двигателем, «Газон» выполз на берег и, выбравшись на брусчатку площади, добавил прыти. Дорога была короткой, оказывается, НКВД располагался недалеко от обкома, в том двухэтажном доме, где в моем времени устроился магазин стеклозавода «Неман». Уже выйдя из машины, я обернулся и, наклонившись, спросил:

— Павел Васильевич, вы обедали?

— Ты командир, не боись. У старого шофера всегда «тормозок» найдется, — усмехнулся водитель.

— Так не пойдет, — возразил я. — Возвращайтесь к переправе, и скажите, что приказал вас накормить. Потом, ожидайте меня там.

— Как скажете.

Развернувшись, «ГАЗ-А» покатил обратно, а я, собрав складки гимнастерки сзади под ремень, критически посмотрел на запыленные сапоги, но где я их почищу? Дверь открылась, мягко и бесшумно, и я столкнулся со спешившим куда-то милиционером. Мы, отпрянули в стороны, и я узнал бывшего начальника НКВД.

— Товарищ старший лейтенант, — я внимательно посмотрел на цвет петлиц. — милиции. Здравия желаю!

— О, товарищ Листвин! — обрадовался Заяц. — А я как раз собрался кого-нибудь из вас искать. Пойдемте ко мне в кабинет, все равно, Строкова нет.

Мы прошли в кабинет, с табличкой на дверях «Заместитель начальника НКВД БССР по Полесской области», и я плотно закрыл за собой обитую кожей дверь.

— К нам поступил сигнал, что ваши бойцы разбирают мост. Что, вы творите? — с места в карьер начал Заяц. — Если бы не знал, кто вы, я бы отправил дежурный взвод с приказом прекратить немедленно! Эвакуация еще продолжается, а вы мост рушите!

— Вас неправильно информировали. По моему приказу, красноармейцы снимают только бревна с ледозащитных быков. Сам, мост, пока в целости и сохранности, и мы будем защищать его до последнего.

— А зачем быки разбирать!? — По инерции возмутился милиционер, но потом вспомнил, и со злостью махнул рукой: — А, чёрт!

В чувствах, он выхватил папиросу из пачки и закурив, глубоко затянулся:

— Сколько дел, сколько всего навалилось а тут еще и ваши проблемы! Людей забирают, скоро самому придется в наряд ходить! Ладно, хорошо, что вы, сам пришли, и вопрос закрыли. Значит вы, обещаете, что мост будет цел.

Я пожал плечами:

— Сделаю все, что могу. Но, против бомбардировщиков, ничего не смогу сделать. У моих бойцов, только винтовки, и пулеметы, которые еще не знаю, как использовать.

— Знаю. Ну ничего, придумаете как. Если, нужна будет помощь, обращайтесь. И, еще неофициально предупреждаю, завтра мы к вам внезапно приедем, вместе с обкомовскими. А, вот зачем, не скажу. — Товарищ старший лейтенант милиции ехидно улыбнулся.

— Разрешите идти, товарищ старший лейтенант милиции? — Я улыбнулся в ответ, и встал.

— Идите.

Выйдя из здания, и найдя тенёк, решил покурить. Все-таки, июль месяц, на солнышке припекает. Затягиваясь дымком, крутил в голове мысли, про пулеметы. В «Максим» из укрепрайона, это сила, утяжеленный ствол, крепления для шлангов принудительной подачи воды. Эх, где бы, мотопомпу найти, и все пять стволов на ПВО, пока. Ладненько, мотопомпой, озадачу Абрамзона, заодно пускай и сварочный аппарат ищет. Станки будем делать, пока стационарные, а потом придумаем, что-нибудь. Кстати, надо склады проверить, чего-то наш зампотыла, наверняка уже нахимичил. Выбросив догоревшую папиросу в массивную урну, пошел к реке.

Ничего, у реки не изменилось, только у котлов выстроилась небольшая очередь из эвакуированных. Подбежавший ко мне сержант, сразу же доложил:

— Все красноармейцы накормлены, командир роты распорядился кормить желающих.

— Все правильно, сержант. Где мой водитель?

— Возле воды. Позвать?

— Да вызовите. И, передайте командиру роты, чтобы продолжал выполнение моего приказа, с НКВД все улажено.

— Есть!

Сержант, быстро ушел, а я прислонился к машине, и стал рассматривать площадь Ленина. Смотреть на людей было выше моих сил. Сама площадь была гораздо больше, чем в мое время. Застройки было мало, двухэтажное кирпичное здание обкома, несколько деревянных домов, облагороженных бараков, тоже в два этажа, и на самом берегу небольшое здание с открытой верандой. И брусчатка под ногами, когда-то чистая, а сейчас засыпанная песком, и заляпанная коровьими лепешками.

Подошедший Васильевич гордо продемонстрировал мне пару плотвичек, потом закинул их в холщовую сумку, и стал заводить свой пепелац. Обрусевшее чудо американского автопрома двадцатых годов заводиться не хотело, но против национального чуда — «кривого стартера» с какой-то матерью, сделать ничего не смогло. Сев рядом с водителем, попросил его ехать к железнодорожному мосту, и продолжил рассматривать город. Газончик бодро скакал по мостовой, поднимаясь в гору, а на домах менялись крыши. Если возле площади крыши домов были гонтовые, мелькнули даже пару крашенных, явно металлических, то ближе к окраине все чаще встречались потемневшие от дождей, соломенные, и даже камышовые. «Интересно, где они камыш взяли? Наверное, с озер возили» — размышлял я, пока машина пылила уже по грунтовке. Мы ехали к станции Полесской. Неизвестно, какими резонами руководствовались инженеры-путейцы девятнадцатого века, но железная дорога, старательно обходила город по большому кругу, и от города до станции было больше пяти километров. Впрочем, доехали мы быстро, и проскочив мимо кирпичного домика станции покатили к реке. Станция, была не единственным большим зданием, вот показались длинные цеха мебельной фабрики, которые были на удивление тихи. Не дымила большая труба кочегарки, безжизненно замер на путях, небольшой паровозик, и везде лежали штабеля леса. Милиционеры у ворот, проводили нашу машину заинтересованными взглядами, но тем и ограничились. Васильевич повернулся ко мне:

— Вот ведь не додумали. Оборудование вывезли, а лес оставили. А ведь он же денег стоит.

— А паровоз чего оставили? — поинтересовался я.

— Так он узкоколейный, что с ним сделаешь-то?

За разговорами не заметил, как мы подъехали к реке. Железная дорога шла здесь по высокой насыпи, а грунтовка притулилась внизу. Так что, когда нас тормознул караул ведомственной охраны, моста я еще не видел. Подошедший к нам стрелок, явно был начальником караула, судя по висевшей на брезентовом ремне кобуре, но его петлицы были мне незнакомы. Вышел из машины, и протянул ему свое командирское удостоверение:

— Заместитель командира добровольческого батальона Листвин. Где тут мои бойцы?

До вечера я провел время с первым взводом. Рыли окопы, блиндажи. Песчаный грунт поддавался легко, но тут же осыпался, так что пришлось отправить бойцов на заготовку лозы. Делали плетенки и ими укрепляли стенки. На накат я решил взять бревна с мебельной фабрики. Охрану моста пока осуществляли стрелки НКПС, хотя их старший уже намекал на смену. Я пообещал сменить их только завтра утром, и тут же предложил показать мне каморы под взрывчатку. Старшой отшатнулся от меня, как черт от иконы, и ледяным голосом заявил, что это секретные сведения. И вообще все чертежи хранятся в спецотделе, а он ничего не знает. После чего сухо распрощался, и быстро ушел в свою караулку. Я пожал плечами — если хочет звонить в НКВД, то Строков ему все объяснит, и даже точный адрес укажет для следования. Это время окутывало меня знакомствами, бытом, как раковина-жемчужница попавшую в неё песчинку. Но я знал то, что эти люди подсознательно не могли принять. Я знал, что через месяц фашисты займут город мимоходом, как на прогулке. Никогда я не мог принять этого знания, хотя и мог понять. Ладно будет день, и тогда посмотрим. Пока надо делать свое дело. Вернувшись на позиции я натолкнулся на яростный спор. Спорили комвзвода и мой водитель. Насколько я понял из доносившихся криков, они не могли определить место для пулемета. Остановившись за кучей лозняка и закурив, решил немного послушать. Васильевич, постоянно ссылаясь на гражданскую, где он из пулемета косил белопанов, требовал расположения пулеметчиков в ложбинке холмика. Комвзвода вяло отбивался, и предлагал поставить гнездо на верхушке. Павел Васильевич разошелся не на шутку, правда его особо аргументированную тираду я не расслышал. Паровоз, тянущий за собой длинный состав, дал гудок, и увеличил скорость. Спорщики помолчали, провожая взглядом теплушки с торчащими из полуоткрытых дверей унылыми коровьими мордами, и платформы с большими деревянными ящиками, но как только стих перестук колес, вновь стали спорить.

— Ну что вы молодежь, понимаете!? — горячился водитель, — Ну кто же пулемет на верхушку втыкает? Там же его сразу и накроют! Ты его припрячь маленько, а как вражина попрет, тут и коси их как травку по росе.

Докурив, выбрался к спорщикам:

— Ну что шумите, товарищи?

— Товарищ старший лейтенант! — как за спасением, кинулся ко мне комвзвода — Да попросите вы у караульщиков, что бы этого умника к реке допустили! Из-за его упрямства мы до победы гнездо для пулемета не сделаем!

Павел Васильевич нахмурился:

— Вот-вот, командир! Толкового человека, так посылают подальше, а сами сдохнуть собираются, героически. По врагу не разу не стрельнув. Я две войны с пулеметом прошел, сколько лет прошло, а помню до сих пор, как «Максим» разбирать.

Он на секунду задумался, потом гордо вскинул голову, и звучно начал декламировать:

— Интересно, очень интересно. А что дальше? — спросил я, протягивая открытую коробку «Казбека» сержанту и Васильевичу. Польщенный похвалой, старый пулеметчик взял папиросу, прикурил, и подобревшим голосом ответил:

— Да там, товарищ старший лейтенант, целая поэма. Я ее до завтра читать могу. Почти семь лет, чуть ли не каждый день разбирал и собирал максимку, и стихи эти до смерти уже не забуду.

— Вот и хорошо, приедем в расположение, сразу же и запишите. А пока пойдемте, на месте осмотримся.

Мы поднялись на холмик, и я стал внимательно всматриваться в раскинувшее перед нами поле.

— На поле сыро? — спросил, изучая поросший травой простор. Кустарника было мало, и кое-где торчали пучки камыша. Правда камыш был уже желтоватым. Сержант пожал плечами:

— Всегда было сыро, но сейчас лето сухое. Не знаю.

— Да, воды в этом году маловато, — поддержал его Васильевич. — Наверное уже все высохло.

— Это плохо, — задумчиво сказал я, спускаясь с холмика, потом повернулся к Збицкому и приказал: — Позицию для пулемета оборудуйте там, где Павел Васильевич предложил, место хорошее.

Дождавшись «полуторку» с красноармейцами второй роты, с радостью увидел среди них нашего Зайца, вот кто у меня отправится на мебельную фабрику. Но старшина, поспешил ко мне со встревоженным выражением лица:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. — и получив разрешение, продолжил, понизив голос: — Непорядок в батальоне.

— Что случилось?

— Капитана в санчасть фельдшерица положила. Он сознание потерял в канцелярии.

— Вот, дьявол! — я стукнул кулаком по ладони, — Кто сейчас командует? Политрук?

— Да, он. Просил вас разыскать и поторопить с возвращением.

— Ну, это понятно — согласился, потом вспомнил, с кем разговариваю, и перевел разговор на другое: — Вы партийный, товарищ красноармеец?

Заяц приосанился:

— Еще с двадцать четвертого года, «Ленинский призыв».

— Это замечательно, у меня к вам просьба как к большевику. Блиндажи мы выкопали, и теперь нужны бревна для их перекрытия. Бревна и доски есть на мебельной фабрике, необходимо их оттуда вывезти. Машину я вам оставляю, думаю что за пару рейсов вы завезете нужное количество. Я по дороге в батальон прикажу милиции вам не мешать. Так, — быстро вспоминал, что еще надо, — до темноты продолжайте работу, где командир взвода?

— Так он дела принимает у здешнего.

— Това-а-арищ красноармеец. — укоризненно протянул я. — Мы в армии, значит сейчас происходит смена караула. Ну ничего, привыкнете. Оставайтесь с этим взводом, и помогите командиру. Что-то он у вас молодой.

— Конечно молодой, только тридцатник недавно разменял. Но командир дельный, — вступился за своего комвзвода старшина.

— Вот вы ему и помогите. Ужинали? — поинтересовался я, смотря за разгрузкой полуторки. Хотя машина и стояла на другом берегу реки, но штыки примкнутые к карабинам, ярко сверкали в солнечных лучах, позволяя наблюдать за движением бойцов.

— Нет, но с собой взяли термоса. Абрамзон привез из города.

— Молодец. Пойдемте, старшина. Вот еще что, накормите бойцов НКПС. Что-то их начальство, про них забыло.

Мы перешли на другой берег, по техническим мосткам. Как-то немножко страшно было идти под настилом моста, в полумраке, наблюдая, как сверкают волны под ногами. Ну боюсь я высоты, что же тут сделаешь. Главное, что перила были целы. Возле машины уже строился сменившийся взвод, люди были рады, что кончилась тяжелая работа, и впереди — отдых. Некоторые, с любопытством рассматривали карабины, но и их отделенные уже подгоняли в строй.

Подошел к сержантам, и выслушав рапорт, распорядился:

— Немедленно отомкните штыки. Придется заступать в караул на мосту, и с какого-нибудь эшелона вас может обстрелять охрана. Эти штыки не игольчатые, и сразу в глаза бросаются. Так, а вам придется задержаться, — обратился я к сменяемому комвзвода. — Надо привезти бревна, и чем быстрее вы это сделаете, тем быстрей вас сменят. К бойцам я сам обращусь. Взвод построен?

— Так точно.

Подойдя к строю уставших красноармейцев, и набравшись храбрости, негромко сказал:

— Товарищи красноармейцы. Вы отлично поработали, и я объявляю благодарность всему личному составу.

— Служим трудовому народу! — пусть, нестройно, но с чувством откликнулись солдаты. Я вздохнул, и продолжил:

— Надо завезти бревна для блиндажей. Грузовая машина у нас только одна, а на моей, даже одного бревна не подвезешь.

В строю прокатился, и быстро стихнул смешок, а я закончил:

— Вы понимаете, что до казарм идти долго, поэтому прошу вас еще немного поработать. Надо, хотя бы, два рейса сделать.

Люди молчали, потом один отделенный повернулся к строю, и пробасил:

— Командир прав. Чем быстрее загрузим, тем быстрее уедем. Надо, значит, надо. — потом повернулся ко мне, и козырнул: — Приказывайте, товарищ старший лейтенант.

Я козырнул в ответ, и облегченно выдохнув, ответил:

— Приказывать будет старшина первой роты, красноармеец Заяц. Благодарю вас за понимание.

Уже сев в машину, вспомнил, что кроме завтрака, еще ничего не ел целый день. «Вот идиот», мрачно подумал я, «Мог бы возле автомобильного моста поесть». Потом вспомнил скорбную реку беженцев, и понял, что в той обстановке мне бы кусок в рот не полез.

— Павел Васильевич, давайте сейчас к мебельной фабрике. А потом заедем в магазин, какие-нибудь консервы купим.

— Ох, не бережете вы себя, командир, — проворчал Зубрицкий, выруливая на обгон полуторки, — Вот и Иваныч такой же, все рвал, рвал и надорвался.

— Вы его давно знаете? — спросил я, пытаясь вспомнить, взял я с собой деньги, или оставил их в сейфе. Деньги, слава богу, нашлись в нагрудном кармане, и я успокоился. Зубрицкий ответил, не отрывая взгляд от дороги:

— Да уже года четыре. Его как раз из армии уволили, по здоровью, так он к нам и приехал. А тут в него и вцепились всеми руками, образованный, не запойный. Золото, а не человек. А работяга-то какой! Перед самой войной помню, совсем было наш директор договорился, чтобы его замом к нему перевели. Эх-ма, жизнь только наладилась, а тут опять, неймется ворогам.

У проходной бывшей фабрики мы задержались ненадолго. Я попросту приказал милиции пропустить грузовик и не препятствовать погрузке. На робкие возражения, рявкнул так, что заколыхался плакат небрежно прикрепленный к двери проходной. Я посмотрел на красного бойца, вонзающего штык винтовки в крысоподобного фюрера, тянущего когтистую лапу из разорванного договора о ненападении, успокоился, и посоветовал обратиться за подтверждением в НКВД. Дождавшись полуторки, попросил Зайца поторопиться, и успокоившись, уселся в «газон».

— Все, Павел Васильевич, теперь в батальон. Да, по дороге у магазина тормозните.

Всю дорогу я сидел с закрытыми глазами и «думал думу горькую». Как, ну как, за месяц сделать из добровольцев — солдат? У самого военного опыта кот наплакал. Только из книг и фильмов. Один политрук вроде дельный человек, зато младший — мальчишка, явно ответственный за спорт и досуг комсомольцев, командиры рот, а… уже говорилось. И акушерка — начальник медслужбы! Боже мой, что она там у комбата нашла? Я кажется, даже застонал, потому что водитель с тревогой спросил:

— Так плохо стало, командир? Мы уже приехали.

Открыл глаза, машину Васильевич остановил возле небольшого магазинчика. Уже открыв дверку, я хлопнул себя по лбу:

— Поехали дальше, Павел Васильевич! Карточки я же в сейфе оставил!

— Как же так, товарищ командир? Сейчас без карточек — никуда.

«Газон» выехал на середину улицы, я успел прочитать на эмалевой табличке название «Пролетарская», и покатил по постепенно становящемуся круче спуску. Пригляделся, интересно ведь, как боролись с размывами улиц после дождей, семьдесят лет назад. А никак не боролись, промоины засыпали щебенкой, а когда мы доехали до крутого спуска, уже к реке, я увидел брусчатку. Интересно, куда она делась в мое-то время? Вспомнив про глыбы асфальта, смытого ливнями, поразился мудрости предков. Действительно, двадцатисантиметровый каменный столбик, вкопанный вертикально, переживет не одно столетие, прежде чем потребует замены. В моем-то времени, власти утомившись укладывать асфальт каждый год, просто забетонировали проблемные дороги, начихав на протесты временно оживших экологов. А ведь для холмистого рельефа Полесска, лучше брусчатки нет ничего. Впрочем, зачем мне вечность? Давно замечал, как устану: о чем угодно буду думать, только ни о деле.

Автомобиль вновь остановился, я поднял голову. Мы стояли на центральной площади, возле дощатого здания, покрашенного синей краской, со скромной вывеской: «Ресторан Припять». Зубрицкий смущенно сказал:

— У них тут в буфете без карточек можно отовариться. Цены, конечно… Но — без карточек.

— Спасибо, Павел Васильевич. Я быстро.

Дверь, с крашеной фанерой вместо стекла, пропустила меня в пустующее помещение. Нет, за прилавком стояла женщина в белом халате. «Сразу видно, хороший человек.» — вползла в голову дурацкая мысль, — «Вон как её много». Увидев меня, буфетчица оживилась:

— Слушаю вас, товарищ командир.

Я осмотрелся, выбор был богатый, но в основном — спиртное. Стройными рядами выстроились бутылки с водкой. Залитые сургучом пробки напоминали папахи и башлыки солдат Первой мировой. С флангов шеренгу подкрепляла легкая кавалерия, различные мускаты и наливки. Ниже полкой замерли разведчики — пивные бутылки. Вздохнул, вспомнив, что пива так еще и не пробовал. А ведь полесское пиво всегда славилось, до революции ко двору государя-императора поставлялось. Не могли же за четверть века его испортить, если еще в восьмидесятые пил с удовольствием. Обратив уважительное внимание на резерв главного командования, медаленосные коньяки, приобрел две бутылки нестроевого «Нарзана» а на закуску — полюбившихся крабов. Расплатившись с поскучневшей буфетчицей, вдруг поддался порыву, и купил коробку конфет «Шоколадный набор». Вернувшись в машину, сложил покупки в сумку, что дал Зубрицкий, потом обернулся и посмотрел на автомобильную переправу. Лучи заходящего солнца осторожно трогали острия штыков, заставляя их сверкать, и было видно что караул службу нес исправно. Что творилось у быков, на середине реки видно не было, но решил сегодня никого больше не контролировать. Не маленькие, сами справятся. А не справятся, им же хуже будет.

— В батальон, Павел Васильевич. Дел еще много.