Работа во дворце кипела. По приказу Урфина Джюса лучшие каменщики Изумрудного города и вызванные из Фиолетовой страны мастера-Мигуны трудились не покладая рук. Невзрачные сероватые Камни Эха, тщательно отшлифованные самим Урфином, теперь украшали стены, полы и даже потолки дворцовых залов. Их вмуровывали в панели из резного дерева, ими обрамляли дверные проемы и окна, ими выкладывали замысловатые узоры на паркете.
Тусклый, мертвенный блеск камней странно контрастировал с ярким сиянием изумрудов. Но Камней Эха было так много, что они постепенно вытесняли драгоценные зеленые самоцветы, придавая интерьерам дворца новый, холодный и какой-то тревожный вид. Казалось, сами стены начали впитывать не свет, а сумрак, а воздух стал плотнее, словно насыщенный невидимым напряжением. По подсчетам придворного казначея, количество серых камней в отделке дворца уже вдвое превышало число знаменитых изумрудов.
Однажды Урфин пригласил Страшилу пройтись по обновленным залам. Бывший столяр шел уверенно, с видом хозяина, указывая на «великолепие» новой отделки. Страшила семенил рядом, опираясь на свою трость, его нарисованные глаза с недоумением и смутной тревогой оглядывали знакомые покои, ставшие чужими и холодными.
– Ну как, первый советник? – с плохо скрытой гордостью спросил Урфин, останавливаясь посреди тронного зала, пол которого теперь напоминал сложную мозаику из изумрудов и серых камней. – Внушительно, не правда ли? Эти камни… они не только красивы, они несут в себе особую силу. Силу стабильности, порядка. Они помогут нам сохранить мир и покой в нашей Империи.
– Они… необычны, – осторожно проговорил Страшила. Его соломенное нутро ощущало странную вибрацию, исходившую от камней, – слабую, почти неощутимую, но неприятную. – Но, Ваше Мудрейшество Урфин, разве изумруды, символ нашего города, не были достаточным украшением?
Урфин поморщился. Он не любил, когда ему перечили, даже так мягко.
– Изумруды – это наше прошлое. Символ показной роскоши и… бессилия, – он многозначительно посмотрел на соломенного человека. – Мы же с тобой, Страшила, строим новое будущее. Будущее, основанное на знании, порядке и… защите. Эти камни – наша защита. Отныне никто не сможет наслать на нас тот ужас, что мы пережили. Я позаботился об этом.
Он положил руку Страшиле на плечо – жест, от которого тот невольно поежился.
– Послушай, Страшила, – голос Урфина стал вкрадчивым, почти доверительным. – Я знаю, ты все еще сомневаешься во мне. Ты помнишь прошлое… Но неужели ты не видишь, как все изменилось? Страх ушел. Люди радуются. Я оставил тебя, волшебниц, Дровосека – всех на своих местах. Я ищу знаний, а не войн. Разве я не доказал, что желаю Волшебной стране только добра? Отбрось свои подозрения, первый советник. Нам нужно работать вместе ради общего блага. Твоя мудрость и мой… острый ум, – вместе мы сделаем нашу страну еще более великой!
Страшила молчал, глядя в пол. Его мудрые мозги, состоявшие из отрубей, булавок и иголок, работали с лихорадочной скоростью, пытаясь примирить слова Урфина с тем смутным беспокойством, что не покидало его. Урфин говорил правильно. Страх действительно ушел. Люди были счастливы. Он, Страшила, сидел не в темнице, а занимал высокий пост. Урфин интересовался науками… Может быть, он и вправду изменился? Может, дар Виллины действительно сделал его другим? А подозрения – лишь эхо прошлого, недоверие, от которого нужно избавиться? Он так хотел верить в это! Так хотел, чтобы мир и покой, наконец, воцарились в Волшебной стране!
И, поддавшись этому желанию, этому порыву к примирению, Страшила поднял голову и решился на признание, которое давно лежало камнем на его совести.
– Ваше Мудрейшество Урфин… – начал он запинаясь. – Вы правы… Возможно, я был несправедлив к вам в своих мыслях. Видя ваше стремление к добру… я должен признаться… Когда тьма окутала нашу страну, когда мы были в отчаянии… я… я совершил поступок за вашей спиной. Я послал ворону Кагги-Карр за Элли. Я думал… я думал, что только она сможет помочь нам… справиться с вами, – тихо закончил он.
Урфин замер. На мгновение его лицо стало каменным, непроницаемым. Он смотрел на Страшилу, и в его глазах не было ни гнева, ни удивления – лишь холодная пустота. А потом… его кулаки медленно сжались так, что побелели костяшки. Вены вздулись на шее. Маска мудрого правителя треснула, и из-под нее проглянул прежний Урфин – злобный, мстительный, охваченный ледяной яростью. Элли! Эта девчонка! Зачем она лезет в его дела, угрожая всему, что он с таким трудом построил!
Тем временем, за тысячи миль от Изумрудного города, на маленькой ферме в Канзасе, произошло событие, которого все так ждали.
Большая, растрепанная ворона, едва держась на лапках от усталости, сидела на спинке дивана. Перед ней, сгрудившись, сидели девочка Элли, крепкий одноногий моряк Чарли Блек, попыхивавший трубкой, и маленькая черная такса по кличке Тотошка, обеспокоенно скулившая и обнюхивавшая странную гостью.
Элли держала в руках древесный лист со странным, нацарапанным рисунком. Она снова и снова вглядывалась в него при свете лампы. На листе дрожащей, но отчаянно выразительной рукой были изображены маленькие, скрюченные фигурки Жевунов, Мигунов, Болтунов, жителей Изумрудного города… Все они плакали навзрыд, закрыв лица руками, их плечи тряслись от горя, спины были согнуты под непомерной тяжестью невидимого гнета. Весь рисунок дышал такой безысходностью и отчаянием, такой мольбой о помощи, что у Элли сжалось сердце.
– Дядя Чарли… – прошептала она, показывая лист моряку. – Смотри… Это жители Волшебной страны! Что же там случилось? Они так страдают…
Моряк нахмурился, внимательно рассматривая мрачный рисунок.
– Клянусь всеми морскими чудищами… Что бы это ни было, девочка, им там очень плохо. Вся страна в беде.
Элли в отчаянии прижала лист к груди. Что же это за напасть, от которой плачет вся Волшебная страна? Как им помочь, если даже неясно, что происходит?
Ворона на диване отчаянно закаркала, захлопала крыльями, тыкая клювом в рисунок, словно пытаясь подтвердить их худшие опасения.
– Кагги-Карр! Кагги-Карр! – только и могла разобрать Элли имя, которое птица твердила снова и снова.
– Да понимаю я, что это твое имя! – в отчаянии воскликнула девочка. – Но что случилось? Что с ними? Скажи же! Объясни!
Ворона закаркала еще громче, еще отчаяннее, и вдруг… сквозь хриплое карканье прорвалось слово:
– Бе… да!
Элли, Чарли и даже Тотошка замерли.
– Ох, бедняжка, – сказал Чарли, наклоняясь к птице. – Ты так измучена. Хочешь пить? Или есть? Мы не понимаем тебя, но хотим помочь. Что там у вас стряслось?
– Страх… – выдавила из себя ворона, тряся головой. – Ужас… на всех… Ур… фин… Джюс… власть…
– Что происходит? – удивилась Элли.
– Мудрый… Спаситель! – карканье мешалось со словами. – Но… страх был! Ужас! Он… потребовал… страну! Все согласились… почти… Ждем тебя! Элли! Спаси!
И тут словно прорвало плотину. Слова полились из клюва вороны быстрым, сбивчивым потоком. Она тараторила, боясь не успеть, боясь, что этот чудесный, необъяснимый дар речи снова исчезнет. Она рассказала все: о тени страха, окутавшей страну, о бессилии волшебниц, об ультиматуме Урфина, о голосовании на совете, о рисунке Страшилы как последней надежде…
– Тот человек, Урфин Джюс, стал правителем? И все согласились? – Элли не верила своим ушам. – Но почему? А если он наслал этот страх…
– Никто не знает! – перебила Кагги-Карр. – Он говорит, что спасет… Все верят… Страшила – советник… Но он боится! Все боятся! Тьма… она рядом… чувствуется… Элли, ты должна вернуться! Только ты нам поможешь!
Элли слушала, широко раскрыв глаза, не веря своим ушам. Урфин – спаситель? Страшила – его советник? И при этом – всеобщий страх, который чувствует даже ворона? Что-то здесь было ужасно неправильно.
– Но как… как это возможно? – прошептала она. – Как ворона может говорить? Здесь же нет волшебства…
– Гав!… Го-во… Рит! – вдруг отчетливо пролаял Тотошка, подпрыгивая на диване и тыча мокрым носом в Элли.
– И ты тоже?! – воскликнул Чарли, изумленно глядя на таксу. – Мачты и паруса! Что за чертовщина здесь творится?
И в этот момент воздух вокруг дивана заискрился, засветился мягким розовым светом. Свечение становилось все ярче, окутывая их плотным, теплым коконом. Предметы в комнате подернулись дымкой, звуки затихли… Кагги-Карр испуганно забилась на спинке дивана, Чарли инстинктивно схватил Элли за руку, Тотошка заскулил, прижимаясь к хозяевам… А потом – вспышка! И полная тишина. Диван стоял посреди комнаты опустевший.
Они очутились посреди огромного зала, сверкающего изумрудами и… странными серыми камнями, вмурованными в стены и пол. Ничего не понимающие, оглушенные внезапным перемещением, Элли, Чарли, Тотошка и Кагги-Карр озирались по сторонам. Это был тронный зал Изумрудного дворца, но какой-то другой – холодный, напряженный, несмотря на блеск камней.
А навстречу им уже спешил… Страшила! Он выглядел взволнованным и радостным одновременно, хотя в его нарисованных глазах мелькала тень прежней тревоги.
– Элли! Дорогая Элли! Ты здесь! И твои друзья! И Кагги-Карр! Как я рад! Как мы все рады!
Он подбежал к Элли, неловко обнял ее своими мягкими руками, пожал руку ошеломленному моряку, потрепал по голове Тотошку, который снова пытался что-то пролаять, похожее на слова. Такса явно училась говорить в первый раз в жизни.
– Прости, прости меня, милая Элли, Фея Убивающего Домика, – быстро тараторил Страшила, словно боясь, что его перебьют, – что я подверг тебя опасности! Подумать только, тебе бы предстоял такой долгий и сложный путь через горы, через пещеры страны подземных рудокопов, где бродят ужасные Шестилапые, а потом через лес с саблезубыми тиграми! Хорошо, что наш новый правитель, Урфин Мудрый, предусмотрел это! Как только я признался ему, что послал за тобой Кагги-Карр… он… он, конечно, сначала очень рассердился, но потом использовал свою великую силу и перенес тебя с друзьями сюда, в одно мгновение! Он сказал, что нельзя было позволять такой маленькой девочке отправляться в такое долгое и опасное путешествие… Но теперь все хорошо! Ты здесь! Мы спасены! И Урфин ждет тебя, он хочет поговорить! Он теперь такой… хороший! Ты сама увидишь!
Страшила говорил быстро, его глаза бегали, а руки размахивали тростью. Элли смотрела на него, слушала его сбивчивую речь, видела странные серые камни вокруг и чувствовала, как холодок сомнения снова пробегает по спине, несмотря на радость встречи. Что-то в этом «спасении», в этом мгновенном перемещении, в этой показной заботе «мудрого» Урфина было фальшивым и зловещим.