Улыбка Стикса

Глава 49. Страх

16.45

— Что это было, Рыжый? — спросил Бача, оглянувшись на ходу. — Я чуть в штаны не наложил от страха!

— Сам чуть не обделался, хотя, может и обделался, одежда вся мокрая, но пот меня прошиб неслабо. Такое ощущение, что я в мозгу, вроде как, демонов каких-то увидел. Бежать хотел, но ноги подкосились.

— И у меня ноги не слушались, как из бумаги были, — подала голос шедшая за Махно Ирина. — Я от страха дышать не могла.

— Герыч впереди меня, говорит, что реально чувствовал, как у него волосы шевелились, — продолжил Бача.

Ирина тихонько всхлипнула: — Он стал хуже всех этих тварей! Римму бросил умирать на берегу, а она нам помогала, как могла. Добрая была.

— Надеюсь, что выживет, — оглянулся к ней Рыжий. — А ему, все равно, кранты. Я не я буду.

— Старичок, тут, по ходу, уже его все возненавидели и зуб на него точат, — Бача перешел на шепот. — Только бы понять, что это нас всех так страхом накрыло?

Римма.

16.50

Нога жутко болела, заглушая или перебивая усиливающуюся головную боль. Очень хотелось пить и казалось, что язык прилип во рту к небу. Приподняв тело на локте Римма огляделась. Берег был пустой. До воды всего метр. Превозмогая боль, отталкиваясь пяткой неповрежденной ноги, она на спине перебралась на самую кромку реки и опустив лицо в воду, стала пить. Стало легче, язык вновь стал послушным, охлажденная водной прохладой голова болела, но меньше.

Она обессилено откинулась на спину. Ее не смущало то, что левый бок и рукав находились в воде и одежда намокла. Она просто смотрела в плывущие в вышине облака и думала. Мыслей было много и все они были сумбурные: почему это случилось именно с ней, почему Иван оказался таким подлецом, сколько она так будет беспомощно лежать, умрет ли от голода или ее сожрут дикие животные или обратившиеся людоеды?

«За что мне все эти мучения, Господи? Не уже ли, я настолько грешна, что так страдаю теперь?». Слезы ручейками стекали из ее глаз. Она не была набожной, но считала себя христианкой. В церковь попадала раз в три-четыре года, когда родственники или подруги вытаскивали ее святить на Пасху паски.

Тут из глубин памяти почти одновременно выплыли слова вредной бабки-соседки: «За грехи свои люди страдать в аду будут вечно. Черти их живьем жрать будут. Мясо нарастет. А за ним и новые страдания! И так будет вечно!» и короткая фраза, сказанная батюшкой, одной из прихожанок, услышанная Риммой совершенно случайно и никогда не вспоминаемая: «Каждому Господь дает испытания по силам его».

Боль в поломанной ноге то усиливалась, то уходила. Продолжая смотреть вверх, уставшая и обессиленная Римма постепенно провалилась в сон.

Очнулась она от острой боли в поврежденной ноге. Пробуждение было страшным. Рядом с ней на коленях стоял зомби, который только что вырвал из ее голени кусок мышцы и довольно пережёвывая посмотрел на нее, после того, как она издала крик от боли. Некогда это был молодой темно русый мужчина, носивший бороду и одетый в светло-бежевую футболку и такие же шорты. Сейчас от некогда красивого мужчины, остался только перстень, блестевший на пальце. Борода была перепачкана как уже засохшей, так и свежей, ее кровью. Футболка на груди и животе от засохшей крови, стала похожа на хитиновый панцирь рака, а шорты, ставшие желто-коричневыми, болтались в районе колен, отвисшие от фекалий и наполняли зловонием воздух вокруг хозяина.

Римма, собрав оставшиеся силы, толкнула людоеда здоровой ногой в бок, и он завалился, но тут же начал подниматься. Тварь оказалась тоже раненой. Правая рука была и правый бок, ранее скрытые от нее, оказались с рваными, но уже почти не кровоточащими ранами.

Римма, отталкиваясь руками и здоровой ногой, отодвигалась от него в реку. «Лучше захлебнусь, чем быть за живо съеденной», — решила она. Дно понижалось, но не резко. Отмель была довольно большая и тварь, войдя в воду, одной рукой схватив женщину за здоровую ногу, попыталась вытащить ее назад. Рука коснулась затопленной коряги. Давно упавшее в воду дерево или очень большая его ветка, большей частью находилось под водой, но несколько толстых веток торчали из воды. За одну из них Римма и ухватилась.

Сложилась патовая ситуация: Римма не могла вырваться и держалась из последних сил, а людоеду, судя по всему ослабленному полученными где-то ранами, не хватало сил ее вытащить. Заходить же глубже тварь не решалась. На несколько минут они так и замерли. Тварь недовольно урчала, а Римма стонала от накатившей на нее боли, хотя новая, кровоточащая рана, после погружения в прохладу воды, болела меньше.

«Если смогу вырваться, будет шанс по течению уплыть за камышовые заросли, а он в воду не полезет, боится глубины».

Но мечта растаяла также быстро, как и появилась. На берегу появилось еще три твари, которые резво трусили на урчащий звук. Возможно они, скрытые кустарником, еще и не рассмотрели будущую еду, но уверенно двигались по обрыву в ее сторону. «Спустятся вниз — захлебнусь, — решила Римма, — пусть жрут мертвую».

Тварь, державшая ногу, начала вести себя как-то нервозно. Издаваемые звуки усилились и по громкости, и по тембру звучания. Она начала крутить головой и пытаться перехватить ее и своей поврежденной рукой. А три людоеда, уже рассмотрев с обрыва добычу, дружно скатились вниз. По виду они были значительно сильнее первого и, возможно, он опасался, что его законную еду сейчас могут отобрать.

Тварь заурчала еще громче и смотрела за спину Риммы. Послышался всплеск, что-то закрыло от нее солнце над ней нависла тень. Послышался звук удара, и ее нога обрела свободу.

Рассмотреть она ничего не могла из-за воды, захлестывавшей ей глаза. Что-то, цепкое и сильное, крепко схватило ее за волосы и потянуло на глубину.