Ученик чародея

Глава 12. Белый Орден

Непрочное спокойствие закончилось слишком скоро. Угораздило меня появиться в городе, где всем заправляли маги Белого Ордена. Не то, чтобы я имела что-то против именно этой разновидности волшебников, но у них есть несколько неприятных качеств. Ненормальная принципиальность, нетерпимость ко всем, кто от них отличается и способность узнавать всё, что от них скрывается. А в остальном это, разумеется, очень добрые и порядочные люди. Говорю это совершенно серьёзно: мне посчастливилось на своей шкуре оценить их доброту и порядочность.

Конечно, они не творили в своём городе злых и вредных чар (это была вторая причина моего голодания). Основной вред приносили заезжие «гастролёры» чёрных и серых, да, изредка, неумелые, но старательные ученики, как и все ученики в мире, приносившие больше вреда, чем пользы.

Однако белые ничего не имели против, чтобы за известную мзду исправлять этот вред. Конечно, как добрые волшебники, они снимали злые чары и бесплатно — если точно знали, что человек не может с ними расплатиться. А если может — почему бы не потребовать законный гонорар? Вот этот-то гонорар моими стараниями у них из рук и уплывал. Тем более, что я, как оказалось, могла справиться не только с чужими чарами, но и с мелкой нечистью, которой полно даже в городе белых (а ведь за избавление от неё по очереди платят самые богатые люди города!).

Не удивительно, что меня терпели примерно месяц, а после, проанализировали статистику уплывших заказов и со свойственным белым рвением взялись за поиски конкурентки.

В дверь они постучались в первый день весны — наверное, магическим способом узнали, что я решила отдохнуть и поэтому не выходила из дома (а точнее, сидела весь день без заказов).

А, может, хотели устроить себе праздник.

Со мной обошлись исключительно корректно. Обездвижив заклинанием, сухо проинформировали, что я исчадье мрака, должна сдаваться без боя и молить о помиловании. Если я выдам им убежища других «исчадий», могу надеяться, что умру безболезненно.

Я гордо промолчала — просто не смогла сочинить такого же прочувственного ответа. Они восприняли это как должное и оттащили моё неподвижное тело в городскую тюрьму.

Тюрьма, должна честно сказать, была по нынешним временам образцовая. Во-первых, в ней было не холодно и не сыро. Во-вторых, в ней не было ни крыс, ни насекомых, никакой другой гадости. В-третьих, тюремщики держали себя с тем же отстранённым презрением, что и маги (хотя колдовать не умели), и не позволяли себе ни оскорблений, ни измывательств над пленницей.

В тюрьме меня продержали неделю. Каждый день приходил одетый в белое маг, обездвиживал меня из-за двери заклинанием и переносил на очередное заседание суда. Суду уже давно всё было ясно и вызывали меня исключительно в надежде добиться какой-нибудь информации. За молчание меня пугали публичной казнью, а то и выдачей чёрным — те давно мечтали заполучить «ночного призрака» для своих опытов.

Я не проронила ни слова. Не то, чтобы я не боялась боли и смерти, просто не верила, что моя участь зависит от поведения. Если белые захотят, они всё равно выдадут меня чёрным. А те, помимо своих экспериментов, тоже заинтересуются другими «призраками». В отличие от белых собратьев, чёрные вряд ли погнушаются пытками — надо знать, что сказать им хотя бы в первое время. «Полезной» информации было кот наплакал: госпожа Кель в своём замке, да несколько мастеров и подмастерий, о которых я не знала ничего, кроме имён и внешности. Не так уж мало, конечно, но для поимки недостаточно, можете мне поверить.

А даже если достаточно — когда, как расписывают белые, сама душа начнёт кричать от боли, мне будет глубоко плевать, кого я своими откровениями подставляю. Жаль, что кинжал не убивает. Жаль, что я не могу управлять им одной волей, без участия рук.

Глупая жизнь, продлившаяся всего несколько лет. Интересно, умру я или попаду в мир демонов, о котором говорил Реф?

Одним словом, заключение моё было совершенно неинтересным, начисто лишённым драматических переживаний. Слегка тревожила маячившая впереди смерть, но по этому поводу у меня уже не хватало сил переживать. Было только жаль, безмерно жаль, что я так и не сказала Рефу, что люблю его. Мы как-то обходились без признаний. Пусть он предал меня, но уж это ему стоило бы знать.

Разбирательства белых (а точнее, спор по поводу моей участи) подходили к концу, когда ежедневно исчезающий кинжал снова пришёл с запиской. На этот раз она была длиннее: «вернись, или никогда не увидишь своего оружия».

Эта угроза меня насмешила. Было бы чем писать, я бы непременно ему ответила.

Словно в ответ на эти мысли кинжал задрожал и превратился… в перо. А вместо чернил на кончике алела капелька крови.

Вот это да! Надо пользоваться подарком судьбы, пока есть.

Я долго думала, что бы такого умного сказать на прощание, но так и не сумела сообразить. Тогда решила быть логичной и ответила на угрозу.

«Скоро он мне и не понадобится».

Я почти надеялась, что колдун заподозрит, что я выхожу на загадочный «следующий уровень», на который он меня так старательно толкал, и знаю об этом, но… кого я хотела обмануть?

«Где ты?! Что с тобой случилось?!»

Пожав плечами, я честно ответила: «В тюрьме белых. Я попалась».

Ответ меня, честно сказать, обескуражил своей краткостью.

«Дура».

Вот и попрощались.

На последнем заседании судья с ненужной торжественностью поставил меня в известность, что чёрные настойчиво требуют моей выдачи. И, если я немедленно не признаюсь, именно это и произойдёт. Со всеми вытекающими последствиями.

Я покачала головой и приговор был оглашён — повесить на городской площади в назидание прочим. Я же говорила, что от меня ничего не зависит.

Откровенно скажу, мужественно встретить своё последние утро мне не удалось. Я рыдала, выла и ругалась, мечась по камере. Я не хотела умирать. Только не я. Только не так. Не на виду у толпы, радостно предвкушающей…

На что я надеялась всё это время? Что позволяло мне сохранять спокойствие?

На помощь колдуна? Думала, он всё равно отыщет меня и спасёт? Дура! Он был совершенно прав — круглая дура!

За этим увлекательным занятием я не услышала тихого звона, с которым кинжал упал на пол. Заметила только когда споткнулась о клинок во время своих метаний.

«Ты зря разорвала связь. Мне нужна твоя кровь, хотя бы капля».

Я подавала вспыхнувшую в груди безумную надежду. Он просто хочет урвать своё.

«Как я её тебе добуду — зубами? Здесь нет ни одного острого предмета».

В ответ он привязал к кинжалу булавку.

Я пожала плечами. Реф внёс в мою скучную, в общем-то, жизнь, вихрь приключений и, я не побоюсь этого слова, искреннего чувства. Какая разница, что он всё это время меня использовал? По крайней мере, мне будет чьё имя шептать на эшафоте.

Окровавленная булавка исчезла вместе с кинжалом.

Ответа я не дождалась.

Прошла, наверное, вечность перед тем, как за окном забрезжило утро — время моей смерти. Сил кричать и ругаться уже не было. Плакать — тоже. Если бы во что-нибудь верила, я бы молилась о том, чтобы умереть здесь, не дожидаясь выхода на городскую площадь.

Но чудес не случается, особенно если они неугодны магам.

Только я успела это подумать, как снова появился мой кинжал. На этот раз, кроме записки, к нему были прикреплён массивный перстень-печатка. Рисунка я разобрать не смогла, что-то непонятное.

«Надень перстень на руку и представь, что его не существует, — гласила записка. — Он исчезнет, но ты не пугайся. Сделай вид, что ничего не изменилось и, когда выйдешь из-под крыши, представь, что поворачиваешь перстень вокруг пальца. Не торопись, надо, чтобы в этот момент к тебе никто не прикасался».

Я была не в том положении, чтобы спорить. Едва успела выполнить первую часть инструкции, как почувствовала знакомое влияние парализующих чар. Как я от них устала!

Ничего, теперь уже скоро. Теперь уже отдохну.

Маги так и не рискнули дать мне свободу движений, поэтому несли меня на руках через весь город к площади. Толпа знала об отношении устроителей зрелища ко злу во всех его проявлениях. Поэтому торжественный ход обошёлся без плевков, камней и тухлых овощей. Всё было чинно, мирно и благородно. Белые волшебники вершат казнь над демоном, принявшим человеческий облик. Не шумите, люди, лучше простите исчадью преисподней то зло, которое оно причинило одним своим присутствием — как белые прощают свои прохудившиеся кошельки.

Сильно подозреваю, что отсутствием плевков я была в большей степени обязана тому, что меня несли, по какой-то дурацкой традиции, сами волшебники Ордена. По очереди. А горожане были не дураки, понимали, что маги любого цвета в гневе очень страшны и боялись ненароком промахнуться.

Всю дорогу я не могла выбрать момент, чтобы воспользоваться подарком Рефа. Интересно, что в нём — спасение или мгновенная смерть?

Наконец меня поставили на эшафот и герольд принялся зачитывать приговор, подробно перечисляя мои злодеяния. Честно скажу, эта речь меня тронула. Я и не думала, что столько успела сделать за какой-то месяц. Как там Реф писал? Мысленно повернуть вокруг пальца? А в какую сторону?

Невидимый перстень жёг огнём. Или мне это казалось от волнения, не знаю. Мне всё никак не удавалось сосредоточиться и представить себе нужное движение. Наконец герольд дочитал приговор и воззрился на меня. Кажется, мне предоставлялось последнее слово. Стало тихо.

Я разомкнула пересохшие губы. Надо постараться, это ведь просто!

— Прощайте, — тихо произнесла я охрипшим от крика голосом. И всё-таки повернула перстень. Толпа разочарованно взвыла, когда с тихим хлопком я растворилась в воздухе.

Следующее, что я увидела, был уже знакомый учебный зал в замке чёрного чародея. Сам чародей стоял недалеко от того места, где я появилась и с интересом смотрел на меня. Чуть поодаль стоял Реф. При виде его я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.

— Неплохо, — прокомментировал моё появление чёрный маг. — Ты отлично справился! Кажется, с ней всё в порядке. Похудела, осунулась, но это неудивительно после всего произошедшего. Первое время понадобятся успокаивающие заклинания, но не переборщи. Когда она совсем оправится, можешь продолжить исследования. Раньше не стоит.

Я молчала — привыкла уже за неделю пребывания в тюрьме молча ждать, пока мою участь решают другие.

Реф покорно кивнул.

— Я вас оставлю, — как ни в чём ни бывало продолжил чародей. — Думаю, вам есть что обсудить.

И исчез. Реф какое-то время просто стоял и смотрел на меня, а потом открыл рот.

— Дура!

Я не ответила, но это его не успокоило. Видимо, многое накопилось за месяц с лишним разлуки, отстранённо подумала я.

— Кретинка! Идиотка! Как ты могла? Зачем ты бросила всё и сбежала из замка?!

— Ты предал меня, — хрипло ответила я. Кажется, Рефу очень не понравился мой голос — он подскочил, как ужаленный, а в глазах появилось неподдельное беспокойство.

— Я?! Тебя?! Да что ты несёшь?!

— Ты. Меня. Предал, — упрямо ответила я. — Я слышала утром, как ты разговаривал со своим учителем. А говорил, что будешь скрывать от него.

— Я поклялся, что защищу тебя, — зло ответил колдун. — От любой опасности. Когда всё обдумал, связался с учителем. Мы не продержались бы долго, скрываясь от него. А он никогда не стал бы прерывать мой эксперимент, не узнав о результатах. Ты была бы в полной безопасности.

— Я не верю.

— Дура!

Он прошёлся по залу, потом повернулся ко мне.

— Почему ты мне ничего не сказала? Почему ни о чём не спросила? Почему сбежала?

— Я видела, что ты предал меня. Зачем мне было оставаться и чего-то ждать?

— Дура! Я клялся, что защищу тебя, — с каким-то отчаянием повторил Реф. — Я дал тебе слово — слово дворянина! А ты!..

— Я не верю тебе, — снова произнесла я. — Грош цена твоему слову, колдун.

Его лицо исказилось в яростной гримасе.

— Я бы заставил тебя ответить за это, — прошипел он. — Некому не позволено усомниться в клятве дворянина! Тебя извиняет только то, что ты была на волосок от смерти, иначе…

Тут я не выдержала. Я всё могла стерпеть, но увидеть на любимом лице ненависть…

Колдун тоже не выдержал. Он забыл снять с меня парализующее заклинание белых, и я так и рыдала, неподвижно стоя столбом. Зрелище, полагаю, было жуткое, не мудрено, что Реф бросился меня утешать и успокаивать.

За что-то просил прощения, что-то обещал, в чём-то торжественно клялся, о чём-то расспрашивал. Я ничего не понимала, только рыдала, уткнувшись ему в грудь, и беспрестанно повторяла его имя.