Глава 23 Как царь Соломон построил храм

«Знания много места не занимают».

Древняя иудейская мудрость

На четвёртом году своего славного царствования Соломон решил, наконец, исполнить последнюю волю покойного отца царя Давида и воздвигнуть в Иерусалиме храм, достойный великого правителя.

Спросите, почему так медлил? Почему вспомнил о клятве отцу только через четыре года? Сие по сей день неведомо. Возможно причиной всему очередная сокрушительная победа врождённой лени над здравым смыслом или какие-нибудь другие веские причины, но, так или иначе, дело пошло.

Дело, конечно, пошло, но вот проблемы множились, словно прожорливая саранча, вызвавшая в легендарные времена пророка Моисея Тьму Египетскую.

Оказалось, что под рукой у иудейского царя нет ни хорошей древесины, ни искусных мастеров-строителей. Скандал вышел нешуточный, поскольку древесина как бы была, причём как бы в достаточном количестве, но это если верить как бы отчётам. Когда же открыли подземные хранилища, то обнаружили там исключительно пыль, паутину и кем-то оброненный в незапамятные времена кувшин из-под вина, где очень комфортно обосновалась тёплая семейка пауков средней ядовитости.

Главный дворцовый хозяйственник по имени Захарья Махаршак только руками недоумённо разводил и сокрушённо охал.

Видя такое дело Соломон окончательно озверел и, взяв чиновника за грудки, грозно спросил:

– А ну говори, собака, куда ценнейшую древесину дел?!!

Махаршак был близок к обмороку, а Соломон, к очередному припадку немотивированных убийств. Дело запахло жареным, причём непросто жареным, а хорошенько прокопченным на вертеле главным дворцовым хозяйственником.

– Ведь я заранее закупил всю необходимую древесину ещё четыре года назад сразу же после смерти отца, – зловеще проговорил царь. – Куда же она испарилась? Может сточили жучки-древоточцы?

– Да-да, они самые, – быстро закивал Махаршак. – У-у-у-у… проклятые…

И главный дворцовый хозяйственник погрозил смешным маленьким кулачком.

– Убью!!! – тихо пообещал Соломон и Захарья понял, что сия страшная угроза осуществится с минуты на минуту.

– Сознаюсь-сознаюсь… – сделав плаксивую рожу, истошно прокричал чиновник.

– Ну говори, гадина подколодная, – Соломон для верности крепко встряхнул мерзавца.

– Продал, всё продал!

– Кому?!!

– Тирскому царю Хираму.

– А… что б тебя… – и Соломон брезгливо оттолкнул всхлипывающего ворюгу. – Ты уволен без выходного пособия. Вон из моего дворца!!!

– Я всё верну… всё верну…

– Ну да, ну да… конечно, вернёшь… но сперва отработаешь на строительстве храма. В каменоломне.

И сопровождающие царя солдаты грубо схватили попытавшегося было спастись бегством проворовавшегося хозяйственника.

Конечно, если бы Соломона сопровождали старые верные гвардейцы Давида, у преступника был бы жирный шанс улизнуть, но к несчастью для последнего по прошествии четырех лет многие из старых бравых вояк окончательно выжили из ума и годились теперь разве что на корм аквариумным рыбам.

С древесиной всё было ясно.

Ну а что касается мастеров-строителей, то в Израиле таких отродясь не водилось. Что-либо строить приглашались специалисты из других царств. Пришлось сцепив зубы обращаться за помощью к царю Хираму.

Вскоре был заключён весьма взаимовыгодный для обеих сторон коммерческий договор и тирский царь снабдил Соломона кедровым и кипарисовым деревом. Дерево доставлялось по морю в Яффу, а оттуда израильские носильщики под присмотром сил регулярной армии перетаскивали его в Иерусалим. Для ускоренной рубки леса приказал Соломон некоему Адонираму (далёкому родственнику по материнской линии) создать армию подневольных ханаанских рабочих в основном из бродяг и прочих деклассированных элементов, которые только коптят иудейское небо, вместо того чтобы приносить государству пользу.

Рабочая армия насчитывала свыше тридцати тысяч человек, что только говорило в пользу мудрого решения царя. Столько оголтелых бездельников не было в то время ни в одной земле. Рабочих разбили на группы (чтобы те не подняли «народное» восстание) и поочередно сменами отправляли на несколько месяцев в Тир, дабы помогать финикийцам рубить деревья и вязать плоты для сплавления древесины речным путём.

Также согласно заключённому договору царь Хирам прислал в Израиль лучших своих мастеров во главе со знаменитым архитектором и художником-кубистом Даливадоросом, который тут же предложил Соломону написать его портрет. Иудейский царь благосклонно согласился и, усевшись на трон, принялся позировать непревзойденному тирскому гению. Пока художник работал с куском папируса, натянутым на деревянную раму, Соломон тихо приказал своим самым верным людям проверить прибывших мастеров-строителей на присутствие в их плотных трудовых рядах шпионов – соглядатаев. Царь Хирам, конечно, мужик вроде как правильный, но мало ли там чего.

– Пощупайте этих знатоков современной архитектуры за вымя, но только осторожно, дабы они ничего не заподозрили.

Верные люди молча вняли, бесшумно растворившись в огромных коридорах дворца и Соломон с чувством глубокого удовлетворения продолжил позировать гению. На создание портрета правителя Израиля ушло несколько дней и всё это время художник категорически отказывался показывать свою незаконченную работу. Наконец торжественный день настал и, убрав кусок ткани улыбающийся Даливадорос продемонстрировал Соломону своё бессмертное творение.

Сперва царь был глубоко задумчив, затем на его лице появилась лёгкая тревога, медленно переросшая в глубокое недоумение… но разозлиться Соломон так и не успел. Черты умного волевого лица внезапно разгладились, уста подёрнула лукавая улыбка и через несколько коротких секунд владыка Израиля безудержно хохотал, схватившись за трясущийся живот. Такой истерики у царя не помнил никто из придворных. На звуки безудержного веселья сбежалось пол дворца, в том числе и красавица мать Соломона Вирсавия.

Художник с видом оскорблённого в лучших чувствах непризнанного гения мрачно отмалчивался в сторонке.

Приковыляли наиболее мобильные дедушки из старой верной гвардии Давида и, подслеповато щурясь, уставились на загадочную работу:

– Ай-яй-яй-яй-яй… – сокрушённо покачал головой один из старичков, после чего тихо заплакал.

– Что это за гадость?!! – гневно уперев руки в бока, громко спросила мать слегка успокоившегося самодержца.

– Это мой портрет! – прыснув в кулак, ответил Соломон.

– ЧТО-О-О-О…

– Да-да именно так, мама, именно так!

– Но кто… КТО посмел нарисовать эту пакость?

Из немного перепуганной толпы придворных храбро выступил творец, оскорблённый до самых тёмных глубин своей мятежной души:

– Портрет нарисовал я!!! – и бесстрашный гений картинно взмахнул длинной кистью сделанной из шерсти срезанной с обезьяньих хвостов.

– Этот человек непоправимо болен, – зашептала Вирсавия, склонившись к раскрасневшемуся сыну. – Его следует немедленно изолировать от цивилизованного общества. Прикажи страже схватить его или я сама это сделаю. Он оскорбил тебя в стенах твоего дворца и это просто неслыханно.

– Погодите, мама!!! – Соломон весело посмотрел на застывшего у картины с гордо задранным носом творца. – Ваше необдуманное предложение может обернуться весьма неприятным дипломатическим инцидентом, который вполне может привести к войне. А мне такое сейчас совсем не нужно, в особенности, в разгар строительства храма. Этот человек придворный художник самого царя Хирама и я не могу его взять и просто так выставить из страны.

– Но что же делать? – в отчаянии всплеснула руками Вирсавия.

– Давайте попросим этого… несомненно неординарного художника объяснить нам таинственное значение изображённого.

Мать не возражала и Соломон очень вежливо попросил гения растолковать отдельные моменты художественной композиции, насыщенной всевозможными абстрактными символами и глубокими аллегориями.

– Что вас конкретно интересует? – с готовностью спросил художник.

Встав с трона, Соломон подошёл к картине поближе.

– Ну… к примеру… центральная часть…

– Чёрный квадрат, – кивнул Даливадорос.

– Именно! – подтвердил царь. – Хотелось бы знать, что это?

– Это вы!

– Но…

– Видите эти маленькие ножки чуть ниже квадрата?

– Которые кривые?

– Нет, которые тонкие.

– Кривые.

– Тонкие.

– Ну, допустим… – в очередной раз проявил мудрость Соломон, не желая спорить с ненормальным. – Но почему я представился вам в этаком… мягко говоря экзотическом виде?

– Каждый человек загадка, – спокойно ответил художник. – Знаете, есть такое известное выражение, «чужая душа сплошные потемки». Вот! Перед вами наглядный пример.

– Ну хорошо, – согласился царь. – А что это здесь в углу похожее на… даже не знаю как и назвать… похожее, простите, на кляксу…

– То самое и есть, что вы назвали, – нагло объявил гений.

– То есть вы хотите сказать…

– Именно клякса!

– И каково значение сего символа?

– Ну, поначалу я капнул туда краской совершенно случайно в порыве внезапного вдохновения… – нехотя признался художник. – Но чуть погодя не стал исправлять казалось бы досадную ошибку. Эта клякса олицетворяет ваш будущий храм.

– А почему она не имеет чётких очертаний?

– Потому что храм ещё не построен.

– Ну а жёлтый цвет краски?

– Если я не ошибаюсь, храм будет посвящен иудейскому богу? – с важным видом уточнил художник и, получив утвердительный кивок, продолжил. – Желтый цвет символизирует солнце, а солнце, как известно, основополагающая часть любого бога.

– Великолепно!!! – царь звонко хлопнул в ладоши, дивясь феноменальной изворотливости художника. – И последнее…

Соломон смущённо обернулся, глядя на негодующе сжимающую кулаки мать.

– Вот эта штука… растущая прямо из верхушки чёрного квадрата…

– Из вашего лба, – поспешно вставил безумец.

– Гм… даже так… если я не ошибаюсь… а я вряд ли ошибаюсь, поскольку изображённое вполне очевидно, то это…

– Всё правильно, это мужской детородный орган, – дерзко подтвердил художник.

– Но почему?!! – Соломон в очередной раз недоумённо развёл руками, призывая в свидетели всех собравшихся, которые опасливо поглядывали на тирскую знаменитость, стараясь держаться от гостя как можно подальше.

– Сей яркий символ олицетворяет верховную власть, – выдержав небольшую паузу, ответил художник. – Безграничное доминирование тирана-царя над простым забитым народом.

– Но почему этот орган растёт прямо из моего лба?

– Таково моё виденье! – грозно ответил гений и даже с чувством топнул обутой в дорогой сандалий ногой.

– Спасибо, – вежливо улыбнулся психу царь. – Вы свободны.

И слегка обиженный гений, гордо подняв голову, в гробовом молчании покинул дворец. Придворные поспешно расступались перед ним, словно тот был прокаженным…

– Художника не трогать, – быстро распорядился владыка Израиля, вернувшись на трон. – Картину сжечь на заднем дворе, причём немедленно. Место сожжения оцепить и потом продезинфицировать.

– Однако мне кажется… – попыталась возразить Вирсавия.

– Мама, давайте не будем спорить, – строго посмотрел на неё Соломон и инцидент на том был исчерпан.

Однако занимательная история загадочной картины безумного Даливадороса к удивлению не закончилась. А всё дело в том, что царю по большому счету, конечно, следовало бы проследить за процессом сожжения гнусной картины, ибо тут же нашлись ушлые личности из числа разбирающихся в живописи придворных, которые картину элементарно умыкнули, придав огню вместо неё купленный по дешевке на распродаже портрет здравствующего египетского фараона по неведомой причине изображенного с двумя головами. Как видно и в стране гигантских пирамид также проживало немалое количество душевнобольных представителей художественно-изобразительного фронта.

Благополучно избежавшее уничтожения полотно тайно перекочевало в тирские земли, где было за огромнее деньги продано царю Хираму, слывшему большим ценителем всего оригинального и нестандартного. Хирам всё ломал свою голову, кто именно (а то что перед ним чей-то портрет сомнений не вызывало) был изображён на довольно большом куске папируса. К счастью, поясняющей подписи под картиной не было как и автографа автора, иначе случилась бы между тирцами и иудеями великая кровопролитная война.

* * *

Безумного художника пришлось на время обезопасить, ибо у того неожиданно возникло непреоборимое желание разукрасить в растущем на глазах храме каменные стены. По личному распоряжению Соломона непризнанного в Израиле гения постоянно сопровождали сотрудники ТИС – тайной иудейской службы, следящие за тем, чтобы знаменитый гость благополучно перекочёвывал из одного пивного заведения в другое, не успевая как следует протрезветь. Разумеется в таком плачевном состоянии держать в руках кисть было решительно невозможно.

А храм рос не по дням, а по часам. Возводили великолепное строение на холме Офел, вершину которого предварительно срезали и уравняли. Для расширения внутренней площади территорию окружили стеной из хорошенько обтёсанных каменных глыб скреплённых оловом. На вершину холма вела удобная протоптанная дорога, по которой все желающие попадали во внешний двор, где постоянно толпились жители Иерусалима, дававшие строителям «ценные» советы, вследствие чего между тружениками и зеваками регулярно случались нешуточные драки. Но стража всегда была начеку, разнимая дерущихся ещё до того как из складок длинных одежд выскакивали острые ножи.

Вторая стена поскромнее окружала внутренний двор – основное место религиозных обрядов. Посредине стоял жертвенник, на котором горел вечный огонь всесожжения. Рядом установили «медное море» – медный колодец, заполненный водой для обмывания жертвенных животных. Одним словом всё делалось по высшему классу.

По окончании строительства храма занявшего около семи месяцев, состоялось большое торжество по случаю установления внутри знаменитой святыни – ковчега завета. Во время торжества толпы народа заполнили внешний двор, а на внутреннем должна была пройти церемония посвящения и установления ковчега.

Ковчег завета представлял собой деревянный ларец, украшенный искусной резьбой, в котором покоилась каменная скрижаль великого пророка Моисея. По одним слухам скрижаль была одна по другим две, хотя возможно правы были обе спорящие стороны. Скрижаль и впрямь была одна, но только расколотая неким неосторожным древним хранителем на две одинаковые части. Ларец тщательно охранялся огромными статуями, изображавшими херувимов – могучих бородатых мужиков с крыльями. Статуи были вырезаны из оливкового дерева и покрыты толстым слоем золота.

Торжество в честь завершения строительства храма прошло как по маслу. Вокруг жертвенника собрались старейшины израильских племён, жрецы в белых ниспадающих одеждах, придворные вельможи, певчие, арфисты, кимвалисты и сто двадцать трубачей-виртуозов.

В общем негде даже финику упасть.

Обстановка была тоже соответствующая: жара (от огня в алтаре и многочисленных курилен) и духота (из-за огромного количества людей).

Соломон в пурпурном роскошном плаще и в золотом царском венце сидел на престоле. Сзади него выстроились пятьсот воинов личной гвардии, включая двух дряхлых современников Давида. Каждый воин держал в руках щит из чистого золота. Щиты специально пронумеровали и при помощи крепкой цепочки прикрепили к запястью каждого солдата.

Далее подробно описывать историческое действо излишне. Ну, разумеется, случилось жертвоприношение, заиграла музыка, внесли ковчег, спели гимн «Явись-ка, Яхве, дрогнет враг!», унесли ковчег. Ну и прочее, согласно заранее составленному плану. Дым от постоянных ритуальных сожжений резал глаза, струнные музыканты, лишённые возможности лицезреть свои руки, играли вразнобой, трубачи истошно гудели ну и вполне логично, что когда дым, наконец, рассеялся могучие воины из личной гвардии Соломона не досчитались доброго десятка золотых щитов. Крепкие на первый взгляд цепи, идущие к запястьям, были аккуратно перекушены, причём при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что перекушены не специальным кузнечным инструментом, а чьими-то алчными зубами.

Когда суматоха, вызванная пропажей щитов, наконец, улеглась, Соломон сокрушённо покачав головой торжественно встал во весь рост, дабы толкнуть историческую речь:

– Точно так, как не знаешь ты, откуда стало дыханье и кости, откуда в беременной утробе, так не знаешь ты дел Бога, создающего всё! – так красиво начал мудрый царь. – Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать… время разрушать и время строить… время разбрасывать камни и время собирать камни… время молчать и время говорить.

Воцарилась глубокая тишина, ибо присутствующие с благоговением прислушивались к высоким речам. Царь много ещё чего потом говорил, однако все его слова, в конечном счете, сводились к просьбе Яхве не лишать Израиль своей милости. В конце концов, стало ясно, что Яхве внял высоким просьбам, ибо огонь за спиной Соломона неожиданно вспыхнул ярким светом, обдав слишком близко стоящих жрецов снопом живописных искр. Жрецы с криками отскочили прочь, туша дымящиеся полы длинных одежд.

– Великий бог ответил нам! – с облегчением улыбнулся царь, простирая к куполу храма унизанные драгоценностями руки. – Веселитесь люди и пусть ваши празднества длятся ровно четырнадцать дней и ночей!!!

Толпа разразилась ревом всеобщего одобрения, а Соломон подумал о том, что спрятавшийся за алтарём надёжный человек явно переусердствовал с количеством горючего порошка специально привезенного из Египта. Египтяне знали толк в таких делах и, особенно в том, что касалось зрелищных религиозных церемоний. Впрочем, всё завершилось благополучно. Вся страна веселилась и пировала. Жертвенники в честь Яхве полыхали даже в самых отдалённых концах Израиля.

Большего трудно себе было и пожелать.

* * *

Однако царь Соломон не ограничился возведением одного единственного храма, сосредоточившись также на усилении обороноспособности страны. Кроме всего прочего не мешало построить себе подобающую царскую резиденцию, но уже не за свой счет, а за счёт благодарного народа. Недаром же те так весело пировали целых четырнадцать дней и ночей, здорово опустошив казну Иудеи.

Дворцовый комплекс начали возводить рядом с новым храмом, дабы не нужно было, если что, далеко ходить. Собственно царская резиденция имела два крыла. В одном жил Соломон и его самые верные соратники, а в другом обитала гордая дочь египетского фараона со свитой. Огромные помещения были спроектированы таким хитрым образом, что даже при очень большом желании муж с женой встретиться могли ну разве что один раз в месяц.

Соломон лично проектировал дворец вместе с самыми знаменитыми иудейскими архитекторами, съевшими не одну собаку на создании хитроумных тайных комнат и коридоров в старой резиденции покойного Давида.

Молодая жена настолько осточертела царю (в особенности надменным выражением вечно чем-то недовольного лица) что он желал видеть её как можно реже, да и на любовном ложе египтянка была довольно холодна, изображая по большей части мумию. Странные в этом Египте женщины.

Как ни старался Соломон так и не смог выяснить, как там у древних соседей обстояло дело с любовными нравами. Царю даже удалось достать тайно привезённое из Египта особое литературное произведение, которое имело странное, но многообещающее название, «Про это самое». Однако просмотрев без сомнения замечательнейший трактат, занимающий несколько длинных свитков папируса, Соломон так ничего и не понял, несмотря даже на всю свою феноменальную мудрость. Картинки были забавные, надписи полные глубокого философского смысла, но вот как всё это соотносилось непосредственно с физическим актом…

На картинках выполненных с большим мастерством были изображены невероятные существа с человеческими телами, но головами всевозможных животных. Чаще всего среди них встречался загадочный стройный мужчина с собачьей головой. Да, несомненно, тела были обнажёнными, полными откровенного эротизма, но на этом пикантность древнего трактата, к сожалению, заканчивалась.

Совершенно отчаявшись царь пригласил во дворец одного старого беглого египтянина, проживающего в Иерусалиме под иудейским именем Хаима Урии. Что он там когда-то натворил в Египте и почему ему пришлось оттуда бежать так и осталось загадкой, хотя злые языки и намекали одно время на некую неприятную коллизию с криминальным душком. В увлекательнейшей истории фигурировал не только сам Хаим, но и разорённые могилы усопших египетских правителей, воскрешённые при помощи чёрной магии покойники, осквернённые невинные девы, похищенные младенцы и проклятие фараонов.

В общем, как видно крайне интересным человеком был этот загадочный египтянин с феноменально яркой биографией.

Когда сильно смущаясь и даже слегка краснея царь продемонстрировал старику сокровенный трактат, тот отреагировал совершенно спокойно и пожав острыми плечами ответил, что сие несомненно древнее и уважаемое произведение полностью посвящено погребальным обрядам египетского народа.

«Так вот значит как следует понимать интригующий заголовок «Про это самое» – подумал Соломон, а вслух ткнув пальцем в одну из обнажённых фигур спросил:

– Скажи-ка мне, старый друг, кто этот странный фантастический персонаж?

Старец прищурился, подслеповато рассматривая яркую картинку. Рисунок изображал обнажённого мужчину с головой пса. Царя этот страшила заинтересовал только потому, что благоверная находясь не в духе в их редкие встречи на брачном ложе, иногда называла Соломона собакоголовым чурбаном.

– Это бог Анубис!!! – наконец рассмотрев фигурку, ответил Хаим Урия. – Ключевой персонаж «Книги Мёртвых». Весьма опасное существо, злопамятное, вредное, мстительное… Ваш Яхве импонирует мне намного больше, но вот беда… я уже не могу поменять веру и сделать себе обрезание, а так хотелось бы…

Соломон не стал спорить, однако на супругу сильно обиделся, ибо та явно хотела его оскорбить.

* * *

Для охраны иудейских границ и важных торговых путей царь Соломон укреплял города и строил новые крепости. На севере, к примеру, он окружил мощными стенами и башнями города Гацор и Мегиддо, а в центре страны – Гезер, Бефорон и Валааф. Во всех этих крепостях стояли в боевой готовности отряды конницы и пехоты.

Соломон оказался также умелым торговцем, поддерживая оживлённые торговые отношения с соседними государствами. В Киликии он по дешёвке скупал лошадей и продавал их за двойную, а то и тройную цену в Месопотамию и Египет. Лошади шли в дело самые разные и особенно выгодно уходили старые клячи с искусственно подкрашенными шкурами и выбеленными при помощи песка зубами. Из Египта в свою очередь завозились отличные боевые колесницы (большая часть из них были угнанными), которые после перебивки имён владельцев перепродавались в другие страны, разумеется по значительно большей цене. Так уже в древности рождалась легенда о невероятном коммерческом гении еврейского народа.

Кроме всего прочего Соломон занялся очень выгодной морской торговлей несмотря на то, что израильтянам было совершенно незнакомо кораблестроение и мореплавание. Здесь снова помог щедрый союзник, тирский царь Хирам. С его неоценимой помощью был построен в заливе Акаба порт Ецион-Гавер, откуда каждые три года уходил флот в таинственную страну Офир, где по слухам жили чернокожи женщины весьма агрессивного нрава. О мужчинах земли Офир информации и вовсе не было. Возвращающиеся моряки по большей части мрачно отмалчивались, однако то что они привозили на своих кораблях… Взамен медной руды, которую добывали в израильских рудниках и переплавляли в специальных печах, корабли Соломона привозили ценные товары: золото, серебро, слоновую кость, сандаловое дерево, дрессированных обезьян, павлинов и тех самых женщин загадочного чёрного цвета.

Правда с последними очень часто случались неприятные казусы, ибо предприимчивые иудейские личности с торговых кораблей иногда выдавали крупных обезьян за экзотических представительниц женского пола. И впрямь на первый взгляд разницы никакой, ну разве что чрезмерная волосатость. Жертвой мошенников становились, как правило, престарелые богатые эротоманы с плохим зрением.

Так один почтенный иудейский гражданин (пожалуй, не станем упоминать его имя) за огромные деньги приобрёл такую «девушку» и сожительствовал с нею в течение нескольких лет, пока один из молодых родственников с нетерпением ждущих богатого наследства от состоятельного великовозрастного дядюшки робко не заметил, что экзотическая рабыня уж больно странно себя ведёт: постоянно ест бананы, издаёт резкие неприятные звуки и часто висит на потолочной балке в столовой. Вышел большущий скандал, дошедший до самого Соломона. Виновные были тут же схвачены и строго покараны продолжительным изгнанием из цветущих богатых земель Израиля.

Из сандалового дерева, ввозимого из страны Офир, царь велел построить в своём дворце лестницы и перила, а из слоновой кости вырезали роскошный новый трон. Но всех немалых богатств, к сожалению, не хватило на покрытие расходов на строительство, вооружение, развлечения и пр. Пришлось Соломону брать взаймы у старого друга царя Хирама сто двадцать талантов золота. В залог Соломон отдал двадцать галилейских городов. Но когда тирский царь поехал осмотреть эти города, то понял, что здорово лоханулся, ибо вместо цветущих населённых пунктов обнаружил жалкие развалины, среди которых бродили злобные уличные собаки. Выбравшиеся из руин головорезы из банды знаменитого еврейского разбойника Ицаха Кровавые Пейсы числом под сотню не только ограбили богатый картеж гостя, но и потребовали за царя большой выкуп в шекелях у безутешной супруги и сыновей.

По слухам лично пеленая верёвками орущего благим матом тирского царя, Ицах Кровавые Пейсы ласково приговаривал:

– Если ты, козлиная харя, устроишь нам подляну, моя благодарность тебе таки не будет знать никаких границ…

Соломон попытался было вмешаться, но гордые иудейские бандиты только плюнули под ноги уполномоченному посланцу правителя Израиля, так что родственникам Хирама пришлось как следует раскошелиться.

После чего с трудом возвратившийся на родину царь произнёс крылатую историческую фразу:

– Ноги моей больше не будет в этом их вонючем Израиле.

Сказал, как отрезал, и больше на территории Иудеи никогда не появлялся и деньги Соломону тоже больше никогда не занимал к немалому расстройству последнего.

Загрузка...