Тот самый остров

VIERZEHN

25/IX-1944

Ночевать пришлось под открытым небом — благо, что очень тепло.

Вчера после обеда унтерштурмфюрер Ганс привёл всех оставшихся эсэсманнов. Он ещё раз выразил сожаление по поводу случившегося и сказал, что теперь, очевидно, нам всем придётся жить в палатках, поскольку жилые помещения бункера по странной прихоти доктора стали недоступны. Доктор Райнеке и в самом деле закрылся на все замки, отключив кодовые кнопки. Теперь можно ожидать чего угодно — никто не знает, как поведёт себя этот дурацкий «шатёр», если доктору взбредёт в голову что-нибудь там переключить не туда. В том, что учёный был немного не в себе, уже никто не сомневался.

Пока мы перетаскивали остатки наших вещей к площадке, эсэсманны привезли на телеге пять больших брезентовых палаток. В двух разместились они, в трёх — наш экипаж. Всех раненых положили вместе, и ими занялись наш Роге-Инквизитор и пожилой гауптшарфюрер в пенсне — как оказалось, медик, служивший ещё кайзеру. Больше всего он опасается за Фогеля. Другой бы уже помер, однако капитан-лейтенант чудом держится. Всё время просит пить, но ему не дают. Нормально перевязать раненых удалось только после того, как один из эсэсманнов откуда-то принёс перевязочные пакеты и несколько пузырьков с дежурными лекарствами.

Ганс сообщил, что снял все посты на острове, раз уж такое дело. Я решил этим воспользоваться и всё же сходить туда, куда давно уже собирался. Пойду сегодня после обеда, один. Развеюсь. Тяжело смотреть на всё это.

Перед обедом ко мне подошёл капитан.

— Крепитесь, Гейнц, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Я знаю, вам трудно. Всем трудно. И мне тоже.

Тут я понял, что самое время задать вопрос, который мучит меня уже давно. Я облизал пересохшие губы.

— Герр капитан... — начал было я, но Змей сам прервал меня:

— Гейнц, дело в том, что я знаю про вас почти всё. Может, даже то, чего вы и сами не знаете. Вы думаете, я выбирал лодку просто так? Нет. Мы с Клаусом переворошили кучу досье, не спали ночами и спорили до хрипоты, перебирая варианты, пока не остановили свой выбор на U-925. В том числе и по причине личности первого радиста. Я вам скажу так: в выборе участвовал представитель СД, целый штандартенфюрер, но он имел лишь право совещательного голоса. Вы часто говорите «хайль Гитлер», как всех нас учили, но не знаете, что ваша кандидатура утверждена лично фюрером.

Я смотрел в его усталые глаза, совершенно обалдевший и окончательно сбитый с толку. Капитан же, сделав паузу, негромко продолжал:

— Я не собирался открывать карты, зная, что это преждевременно. Впрочем, Клаус и сейчас так полагает. Однако он пока выведен из строя. Обстоятельства оказались сильнее нас. Ну... что ж. Значит, будем считать, время пришло. Кое-что я вам расскажу. Пойдёмте-ка, присядем на песочке.

Мы отошли к пляжной дюне и сели, предварительно убедившись, что рядом в зарослях никого нет. Я вынул помятую пачку с последней остававшейся в ней сигаретой, а Змей положил возле себя белую фуражку и достал тёмную пузатую трубку, вырезанную на голландский манер.

— Когда-нибудь я поведаю вам об интересной судьбе этой трубки. Вы даже не представляете, кто её курил до меня, — он несколько раз пыхнул сладковатым дымком, улыбнулся и заглянул мне прямо в глаза. — Слушайте меня внимательно, Гейнц. Наше задание — доставка особо ценного груза на базу «Три девятки». Мы его выполнили. Что дальше? А дальше пока ничего. Мы остались без корабля, а я остался без офицеров. Корабль у нас будет, но чуть позже. Клауса и Герхарда замените вы с Хорстом, это решено. Я ведь и в самом деле очень много знаю о вас, поверьте. Кстати, вовсе не обязательно делиться нашим разговором с друзьями. Пока что.

Видя, что я хочу перебить его и не решаюсь, Змей жестом остановил мой вопрос.

— «Шатёр» — это всего лишь полдела. Даже меньше. Видите ли, до Нью-Йорка гораздо ближе отсюда, чем от европейских баз. Вы, Гейнц, несомненно, имеете понятие, что такое ракета. Так?

— Да, герр капитан. Ракеты бывают сигнальные, осветительные...

— Вот-вот. Теперь представьте: большая ракета с мощным вышибным зарядом. Вместо сигнальной пиросмеси — полтонны тротила… или ещё кое-что… а вместо ракетницы — подводная лодка. По бокам у ракеты крылья. Такой вот самолёт-снаряд. Цель — Нью-Йорк, Лондон... И не просто так, а с вежливым уведомлением томми и янки о предстоящем обстреле, чтоб заранее дрожали.

— А лётчик? — спросил я.

—Можно и без лётчика, — ответил капитан. — Вместо него хитроумные приборы. Это оружие...

— Чудо-оружие, — хрипло вставил я. — Волшебный меч Зигфрида... Это оно, герр капитан?

Змей несколько раз медленно кивнул, и по всему было видно, что он предвидел мой вопрос.

— И оно тоже. А дальше вы и сами всё понимаете. База ракетных подводных лодок – это база «Три девятки». Но пирсы для лодок и погрузочную площадку построить не успели, хотя хранилища ракет давно готовы; доставить сюда ракеты уже не удастся — битву за Атлантику мы, пардон, продули. Сами видите, во что превратилась война в Европе из-за дурацкого решения фюрера напасть на СССР. Впрочем, у него не было другого выхода. Иначе напали бы они, и в полмесяца завоевали бы всё от Дании до Португалии. И везде насадили бы свой коммунизм, ещё похлеще, чем наш.

Не понимаю — разве в Германии что-то было не так? Разве у нас тоже был коммунизм, как у Советов? Однако… И почему «дурацкого»?

— Герр капитан, — нетерпеливо спросил я, — выходит, атаки Нью-Йорка этими самыми ракетами уже не будет?

Вопросы путались в моём мозгу, насаживаясь один на другой.

— Может, и будет, — Змей неопределённо пожал плечами. — Есть ещё особая база во Франции. Однако что толку? Думайте что хотите, но мы проигрываем войну… Вся Германия сбилась с курса и выскочила на рифы. Тому много причин, а главная — это клиническая паранойя нашего непогрешимого вождя, которому миллионы до сих пор кричат «хайль». Он просто совершенно не разбирается в людях, а потому окружил себя зажравшимися идиотами.

Я слушал всё это, разинув рот.

— Так что в итоге возле фюрера осталось только двое, которые ещё способны мыслить: Борман и наш с вами папаша Дёниц. Кстати, не уверен, что они до сих пор поддерживают фюрера во всём, что он вытворяет. Но это так... не более чем размышления некоего капитана одной подводной лодки. И, прошу вас, не делайте такое лицо. В общем, есть такой остров — Оук. Это в Новой Шотландии, Америка. Когда-то давно на нём были зарыты огромные сокровища, просто несметные. У этих сокровищ, как и полагается, весьма кровавая история; это не пиратский клад, а… Ну, неважно. Потом расскажу. Главное в том, что их там не много, а очень много. Деньги нужны любой стране, а воюющей — тем более. Вот их и ищут везде, где они могут быть. Есть специальные секретные службы, про которые не пишут в газетах. В общем, в сороковом году мы с Клаусом оказались под водой у Новой Шотландии. Задача была не ахти какой сложной: принять с берега нашего секретного агента. Шли в паре с U-113, дублировали друг друга — чтоб если не один, так другой... Агент — а это была молодая и весьма симпатичная фройляйн — имела при себе ценнейшую информацию по острову Оук. Нас обнаружили ещё до того, как мы взяли её на борт. Лысому Ульриху не повезло: их лодку накрыл канадский бомбардировщик, и с повреждённым корпусом они затонули недалеко от берега. Потом я узнал, что кое-кто из экипажа всё же спасся, однако местные жители постреляли их на берегу. Нас тоже бомбили, но повезло, удалось смыться и дойти до Бордо. Девушка-агент оказалась двойной шпионкой, и пришлось всё перепроверять чуть ли не три года, но зато через неё сумели сыграть в такую игру, что м-м-м… Одну минуточку...

Змей долго вытряхивал пепел, уминал табак и снова раскуривал свою трубку, а я тупо смотрел на него и вспоминал слова бедняги Герхарда, откуда берутся войны.

— Вот… на чём мы остановились?

— На острове Оук, — неуверенно сказал я.

— Да, Оук, — Змей с наслаждением втянул ароматный дым. — И очень даже неплохо, что герр Адольф ибн Алоиз давно забыл о нём.

От такого пассажа я едва в обморок не упал, а Змей сделал вид, что не заметил:

— Во всяком случае, я знаю точно, что папаша переиграл и нашего самого главного партайгеноссе, и его фюрера. Им уже ничто не поможет, даже если их вдруг озарит вспышка невиданной гениальности. Они уже начали размышлять, как спасти свою шкуру. Через полгода или, самое большее, через год вопрос встанет ребром.

Я всё никак не привыкну к чересчур уж фривольному обращению с именами гросс-адмирала и прочих первых людей Рейха — а уж тем более фюрера… но сегодняшние словесные фортели Змея не ложатся ни в какие рамки. И вообще я с трудом успеваю за его мыслями.

— Таким образом, Гейнц, всё достоверное, что касается этого острова, теперь находится только в голове гросс-адмирала Дёница. И немножко в моей. Ну, и Фогеля, конечно. Это наша игра, да; и вот вам выпал весёлый шанс в ней поучаствовать. Справедливости ради следует признать, что у нас с вами достойные противники, но, как показала жизнь, они вот уже сто пятьдесят лет никак не могут найти то, что лежит у них под самым носом. А мы сможем. В общем, прелюдия закончена, — Змей пронзил меня взглядом своих хищно прищуренных глаз. — Начинается собственно симфония. Наша симфония, Гейнц!

— Остров Оук?! — вопрос вырвался у меня сам собой.

Змей несколько раз медленно кивнул, потом аккуратно надел фуражку и встал, сунув незатушенную трубку в карман — так делают только настоящие морские волки.

— Пойдёмте обедать, Гейнц. До него, до острова Оук, ещё добраться надо, так что нам нужна новая «Золотая рыбка». Тип IX, а лучше XXI. Не всё так просто, как вы сами понимаете. Только бы Клаус выдержал... И ещё: для папаши и фюрера мы, конечно, пока не погибли, но вот об этой части задания не знает даже фюрер. А кое о чём пока что не знает и папаша Дёниц. (Тут у меня снова челюсть отвисла). После обеда посидите, поразмышляйте об этом. Мы ещё прогуляемся по Атлантике и кое-что натворим. А уж только потом нас ждут Аргентина, Уругвай… Гейнц, нас ждёт весь мир, вплоть до самой Антарктиды. И никаких фюреров. Всё, хватит.

И эта фраза окончательно меня доконала. Я вспомнил свои мысли, пришедшие в голову во время дозаправки с U-474. Вот тебе и раз... И что такое XXI? Подводная лодка новейшей конструкции, что ли?

— Герр капитан, — спросил я ему в спину. — А что стало с той девушкой? Ну, которая…

Он остановился, обернулся и пожал плечами:

— А чёрт её знает. Повесили, наверное.

FOURTEEN

Однако слабый ветерок, который лениво ворошил воду бухты, вечерним бризом назвать было нельзя. При таком «ветре» корвет будет иметь максимум два узла, и нас неминуемо накроют огнём прямо с берега. Мэг предложила оттащить яхту в океан катером, а уж там должно подуть… Руслан молча пожал плечами: мол, решайте сами, моё дело сделано, а в море я не дока.

Тогда я решил: снимем аккумулятор с катера и уходим под дизелем. Должен завестись!

Это было рискованно, но буксировать катерком наш корвет было бы ещё рискованней. Встав в цепочку, мы в пять минут передали на «Отчаянный» аккумуляторы с «Текилы». Ещё через пять наш видавший виды дизель старательно затарахтел.

— Ну, милый, не подведи! — сказала Мэгги дизелю.

Мы вышли на верхнюю палубу. Руслан указал пальцем на пиратскую моторку и спросил, нужна ли она нам. Нет, не нужна, ответила Мэг, у нас же есть свой туз, и тут мы с досадой вспомнили, что тузик остался на берегу возле речушки. И чёрт с ним — времени нет, а эта лодка слишком большая.

Руслан молча взял мачете, автомат и прыгнул на палубу «Текилы». Мы услышали, как он полоснул лезвием по лодке — и она с шипением выпустила воздух, затем он снова появился на палубе и спустился внутрь катера. Глухо простучала короткая очередь, после чего Руслан вылез наружу. Он перебрался к нам, перерубил оба швартова, связывавших нас с катером, и лаконично сообщил:

— Сам утонет.

Солнце почти село, а сумерки на Карибах совсем короткие. Где-то там, в лесу, пираты, наверно, сейчас «разминировали» Марио. А может, и нет.

Come sing along with the pirate song!

Hail to the wind, hooray to the glory!

We’re gonna fight ’til the battle’s won

On the raging sea!

Мы чересчур долго снимались с якоря, потому что он был отдан «гуськом». Мэг дала ход, я сменил её за штурвалом, и корвет, развернувшись, пошёл на выход из Южной бухты. Я понял, почему Руслан выманивал молодцов Кулака на восточный берег острова: выйдя из бухты, мы пойдём на запад по течению, это добавит нам козырей, а вот пока они поймут, что их надули, пока ножками доберутся до Северной бухты, чтобы сесть на свою «Золотую лань», пока выйдут в океан, пока обогнут остров… Мы прекрасно понимали, что ничего ещё не кончилось, а может быть, всё только начинается. Имея четырёхкратное превосходство в скорости и нормальный радар, «Золотая лань» может настичь нас в два счёта. Тогда придётся дать морской бой, в результате которого мы неминуемо отправимся к Дэви Джонсу — учитывая количественное и огневое превосходство противника. Однако выбирать было не из чего, сами понимаете.

Неожиданно захрипела рация — Кулак вызывал Акбара и «Текилу»:

— Где вы, чёрт подери?! Мы на восточном берегу, идём к югу, а вот где

вы, а?

Руслан нагло соврал в эфир, что его группа идёт по нашим следам уже обратно — к деревянной крепости (надо думать, к блокгаузу), и что мы их обнаружили, потому что у нас собака. На это Кулак пообещал Акбару нарезать из его шкуры ремней, если впоследствии выяснится, что он навешал начальству лапшу. Потом рация молчала секунд двадцать (видимо, Кулак что-то напряжённо обдумывал), и вдруг неожиданно потребовала Кастета. Мы переглянулись. Руслан, понятно, в ответ молчал — а что тут скажешь? — и тогда стало ясно: всё, нас раскусили.

Мы вышли из бухты в океан, где ощущалась ровная зыбь. Течение тут же подхватило корвет. Настало время решать, куда же всё-таки идти. Ясно, что спасение только на западе. Мэг проверила GPS, он пока был бесполезен.

Наверное, воздействие «купола»… Но компас-то работает! А потом мы выйдем из-под «купола». Интересно, есть ли у пиратов на острове радар? Если есть, то самое интересное ещё впереди. Однако Руслан заверил, что радар есть только на «Золотой лани». Это была приятная новость, потому что холмы нас прикроют, а пока они обогнут остров, мы постараемся уйти подальше.

И тут у меня возникла идея. Вы говорите – спасение на западе? Вот и прекрасно. Там они и будут нас ловить. А мы пойдём на ост, в океан. Но сначала к зюйду, потому что пока течение мешает. Пробежим миль пятнадцать, а потом скрутим поворот. Сделаем большой крюк, ничего страшного. Главное, чтобы они прочёсывали океан в другом месте, пока всё топливо не сожгут.

Не меняя курса, «Отчаянный» пошёл прямо на зюйд, прочь от острова.

Ну в самом деле – какая дальность может быть у их радара? Надёжное обнаружение — миль двадцать, не больше. Радиолокационный отражатель мы уже сняли. Пиратам придётся ходить на максимальной скорости туда-сюда, чтобы найти нас; двадцать миль — это не так уж и много. Сколько у них может быть в запасе топлива? Вряд ли полные баки… Задул ровный океанский ветер, и мы подняли все паруса, включая старую, видавшую виды бизань. Корвет полетел под девять узлов.

И тут снова взорвалась воплями рация. Кулак обзывал Акбара русской собакой, куском дерьма и покойником. Из этого потока обильной и замысловатой ругани стало ясно, что ему очень хочется получить развёрнутый ответ на вопросы, куда делась «Текила» и кто посадил Марио на кол. Кроме прочего, Кулак сообщил Акбару, что тот — вонючая тварь, и что он на него будет ловить лангустов, что кинет голым в трубу… ну и так далее.

Руслан терпеливо подождал, пока Жан-Люк выдохнется, а потом сказал наставительно-язвительным тоном:

— Для Марио это было очень полезно, Кулак. А «Текила»… — его вдруг осенило, и он озорно подмигнул нам с Мэг. — Ай, мой дорогой, я на «Текиле» еду полным ходом, сейчас выскочу из-под «зонтика», через сутки буду там, где надо, так что бай-бай! А эти пошли куда-то на Тобаго. Или на Тринидад. Кто тебе больше нужен — выбирай, лови. Но я не собака, и уж тем более не русская! — и с этими словами он в сердцах швырнул рацию за борт, она только булькнула.

Ай-яй-яй! Зачем? Такая хорошая «уоки-токи»... увы, была. Руслан виновато развёл руками:

— Вай, простите. Горячий я. Всегда сначала делаю, потом думаю, — и он вдруг растянул рот в открытой и доброй улыбке, которую мы от него ну никак не ожидали.

…Ночь навалилась на яхту, и чёрная полоса острова Сокровищ быстро растаяла за кормой. Напоследок в той стороне вспыхнула и повисла осветительная ракета, потом ещё одна. Йо-хо! Ищи-свищи. Спустя четверть часа я чётко ощутил знакомую вибрацию в теле и понял, что корвет выходит из-под «купола». Я кликнул Мэг, чтобы она проверила GPS и дала мне место.

Через пару минут она показалась в открытом сдвижном люке:

– Есть место, мой шкипер. Всё, как мы и думали, только ещё на полсотни миль к осту. Я забила в память точку — «О.С.». Всё нормально, четыре спутника уверенно...

И только теперь мы поняли, как страшно вымотались и проголодались. Мэг поспешила на камбуз, а мы с Русланом остались в кокпите у штурвала. Можно было рулить изнутри, вторым штурвалом, из рубки, но не хотелось уходить от волшебного запаха океана. Разрезаемая форштевнем вода шелестела и плескала за бортом. Штормгласс в компании с барометром обещали назавтра солнечную погоду с ровным норд-остом. Я решил расспросить Руслана об острове, и как пиратская шайка нашла его. Он сказал, что не знает, и добавил:

— Из тех, кто был с самого начала, только лысый Мануэль остался. Говорил, что наткнулись случайно — драпали от морской полиции. И поняли, что этот остров — просто подарок. Его ж не видно, только когда совсем рядом. Глядишь — ничего нет. А тут остров...

Уже потом пираты наткнулись на все эти штуки — бетонные дороги, труба в центральном холме, стальные двери, сокровища… Руслан рассказал про огромную свалку старых костей, про подводную лодку и оба старых парусника, про грузовики и склады стройматериалов, про деревянную крепость и разрушенную электростанцию, про несколько кладбищ… Этот остров видел много смертей.

Конечно, они пробовали открыть эти двери. Сто раз пробовали. Однако ничего не вышло: двери очень прочные, и даже базука их не берёт. Там есть ещё вентиляционные шахты. Года три назад один разбойник из любопытства полез посмотреть, что там — и в итоге получили труп на верёвке. Он сперва завопил, как резаный, потом его вытащили, глядят — а он и в самом деле резаный, обо что-то живот распорол, все кишки наружу и вывалились…

А ещё я его про слуховые галлюцинации спросил. Ну, когда слышишь то, чего нет. Оказалось, что не только слуховые, но и зрительные. И даже очень часто. Руслан задумчиво смотрел вперёд и вспоминал:

— У меня вот однажды было, как наяву: идёт волосатый бородатый мужик, в тряпки одетый, глаза безумные, сопит... под нос бормочет что-то, в руках слиток золота несёт. И пиратов видели настоящих — с саблями, с ружьями старинными, в треугольных шляпах. Они то ром пили, то дрались, то шли куда-то. Мы эту песню все наизусть знали, про пятнадцать человек и сундук. И даже сами пели, когда напивались. Ещё фашистов видели — тоже бородатые, в рваной форме с погонами, с автоматами. Какие-то тюки, свёртки несли. Один был такой рыжий-рыжий. Всякое видели и слышали. И стрельбу, и взрывы, и вопли, и просто болтовню. Поначалу страшно было, потом привыкли. Оно же так не везде, а только в долине — там, к югу от центрального холма. Появятся — и растворятся в воздухе. Проклятое место. А уж как новеньких пугали…

Ещё бы, хмыкнул я про себя, ведь натуральная чертовщина… а Руслан продолжал:

— И как тут слугой шайтана не стать? Только выпивкой и спасались. За наркотики у нас сразу стреляли, без разговоров, а пить разрешали сколько влезет, хотя, по-моему, разницы никакой. Ай, не по мне всё это. Ну, ничего. Теперь документы справил, полечу в Джорджию, границу перейду, паспорт российский куплю и стану жить, как все.

Я сначала с удивлением подумал — если в Штаты собирается, в Джорджию, то при чём тут российский паспорт? И лишь потом до меня дошло, что он имеет в виду Грузию, которая на Кавказе.

Руслану между тем захотелось выговориться. Он рассказывал про свою землю, какая она красивая, да только пожгли там всё, порушили. И русская армия, и они же сами. Сказал, что никто там ни за какого Аллаха не воевал — ну, разве что поначалу. А потом только за деньги, неизвестно чьи. Русские солдаты — так и вообще непонятно за что. И ещё добавил, что русские их не любят. Разные они с ними. Мол, и те хорошие, и те — но разные. Дед Руслана, по его словам, в ту войну три германских танка гранатами сжёг, вынес на себе из боя командира полка, был тяжело ранен… Ему обещали дать звезду Героя — это что-то вроде французского Ордена Почётного Легиона, да? И вот семья ждала три года, а вместо этого их выселили куда-то в холодную Сибирь, на чужую землю. Теперь в Чечне свистят пули, а народ — не то партизаны, не то бандиты, смотря с какой стороны посмотреть, да и то не разберёшь...

И Руслан надолго замолчал. Я не стал лезть к нему в душу. Раскурил трубку, предложил ему, но он отказался и просто сидел на банке, глядя в во влажную океанскую ночь.

А я держал курс и размышлял — вот почему так? Нам, англичанам, французы — старые враги, столько веков воевали, но ведь умеем жить дружно. Если захотим. Вон, взять хотя бы меня и Мэг...

Мы шли в кромешную темноту, и наши паруса, слегка похлопывая в упругих струях тёплого ветра, подбадривали нас.