Тот самый остров

ELF

Герхард показал карту, которую ему дал капитан. Карта секретная, экземпляр номер два, довольно потёртая. Оказалось, на острове три больших холма, которые называются точно так же, как три мачты парусного корабля. Островок в южной бухте — это остров Скелетов. Или Скелета? Не помню. В северной части острова вроде бы ничего особенного нет, там вокруг холма ровная местность, покрытая лесом, и ещё один небольшой холмик. Решил, что всё равно улучу момент и посмотрю. Когда? Да хотя бы во время очередной пьянки. Эсэсовцы налакаются, будут плясать и петь, а мы с Герхардом и Вернером потихоньку сходим и вернёмся до темноты. Если там окажется вооружённая охрана, то, конечно, не полезем.

Футбол закончился вничью — 26 : 26. Измождённые игроки полезли в бухту купаться. Через сорок минут обед.

Как и ожидалось, появился штурмбаннфюрер фон Дитц и потребовал у капитана предоставить ему связь. Змей пожал плечами и отправил коменданта ко мне. Я перекуривал на мостике лодки. На вопросительный взгляд часового Змей кивнул, и фон Дитц взошёл на борт. Своим обычным высокомерным (не сказать – хамским) тоном, от которого я уже сильно отвык на нашей подводной лодке, он приказал мне организовать сеанс связи и отправить в эфир радиограмму, зашифрованную им лично. Глянув в листок, я забеспокоился: радиограмма состояла аж из пяти колонок по восемь групп букв в каждой, не считая адресной группы и подписного номера. Мне очень хотелось, чтобы рядом оказался капитан, но его не было, а фон Дитц торопил: «Работайте, унтер-офицер!».

Нужный корреспондент не ответил, хотя я и перепробовал все три частоты, названные мне комендантом. Он устал раньше меня, сказал с ненавистью: «Как вы только сидите в этой консервной банке!» и пошёл, как он думал, наверх. Я не стал его удерживать, когда он отправился к носовым торпедным аппаратам вместо того, чтобы пройти пять шагов назад через люк до вертикального трапа. Заблудиться, впервые оказавшись на подводной лодке — раз плюнуть. Через минуту он вернулся и ошеломлённо спросил, как отсюда выйти. Я показал, и фон Дитц покинул лодку, высыпав на прощание увесистый пакет ругательств. После него внутри остался сильный запах перегара.

После обеда я выкупался и решил поспать на песке, но кто-то присел рядом, и я открыл глаза. Это был капитан. Остальной экипаж разбрёлся кто куда, а несколько матросов сидели неподалеку и обсуждали чудесный «шатёр Фрейи» — он уже не был секретом (если не вдаваться в то, как он работает). Мы беседовали с капитаном; попутно он рассказал о конфузе, который произошёл с Отто Кречмером — как-то раз, ещё до войны с Советами, он по ошибке двумя торпедами атаковал торчащую из моря скалу. Потом разобрался, посмеялся — а уж Кречмер знал толк в юморе — и послал Льву: «Торпедировал скалу, не тонет». Кто-то (то ли шифровальщики-радисты, то ли штабные писаки) решили, что произошла ошибка при приёме радиограммы, ведь не мог же он действительно воевать против скал. Покумекали, да и написали не «Felsen», а «Nelson» — у англичан есть такой линкор, названный в честь великого адмирала. Папаша Дёниц обрадовался и уже было собрался дуть в трубы, да вовремя разобрались и приумолкли, причём в кулуарах гросс-адмирал с досадой сказал: «А назавтра он мне что, Монблан торпедирует?» Конечно же, про это нигде не сообщалось.

Насладившись моим смехом, Змей сказал:

— Комендант сообщил мне, что сеанс связи не состоялся.

— Так точно, герр капитан, — ответил я. — Осмелюсь доложить, у него в радиограмме было больше сорока групп.

— Ого! Ну, сейчас снова припрётся, вот увидите. Сказал, что у него есть другая мысль.

И точно, фон Дитц появился через полчаса. Я разлёгся в кустах и писал дневник на свежем воздухе, видя перед собой берег бухты сквозь листву, как вдруг передо мной появились фигуры нашего капитана и коменданта базы. Поминутно останавливаясь, они шли по песку вдоль берега в сторону старого разбитого корабля. На удивление, комендант был не в гетрах, а в плетёных сандалиях на босу ногу, но, как обычно, при всех своих крестах. Он энергично жестикулировал и говорил тоном, не терпящим возражений:

— …и вы должны, вы просто обязаны доставить меня в Бразилию! Слышите? В Ресифи! Немедленно! Я вам приказываю!

— По какому это праву? — поинтересовался Змей.

— По праву старшего на этой базе!

— Это несерьёзный разговор, Дитц…

— Фон Дитц!

— Хорошо. Фон Дитц. Так вот: я не думаю, что вы берётесь отменять или изменять приказание гросс-адмирала Карла Дёница. Знаете такого?

— Слыхал, чёрт подери! И каково же это приказание? Говорите немедленно!

Змей невозмутимо ответил:

— Прошу меня извинить, не знал, что вы из гестапо. Это ведь допрос, да?

Фон Дитц взорвался:

— Я доложу рейхсфюреру!!! А ваши матросы поют английские песни!

Это он про «Типперэри»?

— Лучше уж напрямую фюреру, — ухмыльнулся Змей. — Чего уж там. Кстати, очень интересно узнать, как вы это собираетесь сделать.

— Неважно! Не сейчас! — комендант вдруг неожиданно сменил тон на просительный. — Корветтен-капитан, всё-таки, почему мы не сможем отправиться в Бразилию?

— Ну, во-первых, хотя бы потому, что мы с лета сорок второго года находимся с Бразилией в состоянии войны. Вы в курсе вообще? И вы хотите, чтобы я вот так запросто взял и ошвартовался в Ресифи, да ещё попросил у тамошних шипшандлеров пресной водички, кофе и дрянного бразильского вина. Я вас правильно понял?

— Не надо передёргивать, — поморщился комендант. — У нас в Бразилии много друзей, меня можно высадить прямо на пустынном берегу.

— А во-вторых, — продолжал Змей, — потому что у меня приказ: доставить груз на базу «Три девятки» и ждать распоряжений. Распоряжений пока нет.

Фон Дитц опять рассвирепел:

— Так вы и не ждёте их! Если б ждали, ваш радист не валялся бы на песке с какой-то дурацкой тетрадкой, а дежурил бы у рации! Где ваш радист? А?

Я невольно вздрогнул, потому что при желании он мог бы до меня дотянуться, если б знал, что я со своей тетрадкой сижу здесь, в кустах.

— Вы мало беседовали с доктором, комендант, — сказал Змей. — «Шатёр» гасит любую внешнюю радиосвязь. Я не знаю, чем вы думали раньше.

Ой… А я-то, дурень, просидел столько времени у радиостанции, пытаясь хоть что-то услышать. Конечно же, «шатёр»... как я сразу не догадался?

— А почему бы вам не выйти за «шатёр» и не послать радиограмму?

— Рано, — коротко ответил капитан. — У меня ещё не вышли сроки.

— Рано?! Сроки?! Строительство причалов и эллингов уже сорвалось —а по чьей вине? Уж не по моей, смею вас уверить! Материалов нет, рабов нужной квалификации нет, точных планов и директив нет, связи нет, топлива тоже нет. Только бункер, «шатёр» и всё! А кто будет отвечать? У нас скоро кончится провизия! Мы и так перестреляли всех диких коз на острове! — почти кричал фон Дитц.

— Потому что вы болваны, — усмехнулся капитан. — Коз надо было разводить, а не стрелять и уплетать под шнапс. Есть и ещё одна причина, по которой я предлагаю вам и не мечтать о Бразилии. Может быть, даже важнее, чем первая, — добавил Змей.

— Какая? — комендант даже не заметил, что его назвали болваном.

— Простая. У нас недостаточно топлива.

— Вы лжёте! Вы не первая лодка, которая сюда приходит! Предыдущий капитан не только привёз груз, но ещё и охранял нас! Он даже утопил возле острова американский корабль! И его заправляли в море! Скажете, у вас не было дозаправки?

— Да, была: провизией, пресной водой, торпедами. Но не топливом. Времена, извините, не те. Знаете, что в мире творится? Впрочем, можете пойти и проверить цистерны. Найдёте сами или показать?

Капитан, конечно, лукавил, но Дитц растерялся.

— И что вы предлагаете? — спросил он.

— А ничего, —Змей пожал плечами. — Лично мне по душе этот остров. Я б тут жил и жил…

— Без еды? — съехидничал комендант. — Будь рядом острова с туземцами, можно было бы у них менять шнапс на еду. Но ведь и шнапс когда-нибудь кончится, Рёйдлих.

— Фон Рёйдлих, если позволите, —сказал капитан с ударением на «фон» и поправил на шее ленточку с Рыцарским крестом. — Да, шнапс кончится. Причём, с вашими аппетитами — даже раньше, чем вы думаете. Оставьте меня в покое. Я, между прочим, тоже ещё не доложил о выполнении задания. Всё жду, когда комендант базы соизволит сообразить и предоставить некоторые отчёты контролирующему лицу.

— Что-о?! — задохнулся Дитц. — Вы здесь… меня? Офицера СС?!

— Угу, — просто ответил Змей. — Я же не просто капитан U-925, я ещё и… — и он вынул из нагрудного кармана золотого льва. — Позывной – это всего лишь позывной, не больше. Лучше гляньте, какая интересная штуковина. Нравится? Их всего лишь три во всём мире, и я помню вашу роспись в ознакомлении с инструкцией.

А вот это надо было видеть. С Дитца всю спесь как ветром сдуло, и он пролепетал, заикаясь:

— Ви... виноват, корве... герр корветтен-капитан…

ELEVEN

Было что-то около четырёх пополудни, когда мы, здорово устав и даже чуть не заблудившись, вышли к ручью, который течёт по болоту в Южную бухту. По пути я подробно рассказал Мэг обо всём, что увидел в сокровищнице и о своих мыслях внутри неё, на что Мэг сказала, пожав плечами:

— А я и так была уверена, что ты не поведёшь себя, как братик Али-Бабы…

Данни вёл себя странновато — выглядел обеспокоенным и взволнованно потягивал носом воздух. Мы этому значения не придали и даже убрали револьверы в карманы, а зря. Я предложил передохнуть и доесть остатки бутербродов перед последним этапом перехода, и мы только собрались присесть, как вдруг увидели, что нас держат на мушке.

Прямо перед нами стоял совершенно не интеллигентного вида патлатый и загорелый молодой человек европейской наружности, а в руках он держал короткоствольный автоматический карабин M4, направленный точно на нас. Детина был одет в протёртые до дыр джинсы, обрезанные ниже колен, серые кроссовки и красную футболку с портретом Че Гевары. На голове у него топорщилась синяя флотская кепка с золотистым якорем, дубовыми листьями и надписью — вот как сейчас помню — «CVN65 Enterprise», а на поясе висели мачете в ножнах и рация. Выражение небритой лиловой физиономии не оставляло никаких сомнений в профессии её хозяина. Уверен, что именно такие рожи были у галерных каторжников. Он меланхолично двигал челюстями, перемалывая жвачку, и презрительно смотрел на нас.

Дистанция была футов пятнадцать.

— Ни с места, — лениво проговорил пират по-английски, на время фразы прекратив жевать. — Ствол на землю, лапки вверх, мордами друг к другу, ножки пошире.

Секунды три я лихорадочно прикидывал, что можно сделать.

— Оглохли? — деловито спросил детина, и тут я услышал шорох за спиной и чуть справа; я понял, что нас взяли в клещи, и попробовал боковым зрением увидеть, что там, но пират пообещал: — Ещё раз своей башкой крутанёшь — отстрелю к чертям свинячьим. Ствол сюда, я сказал!

Вот как бы вы поступили на моём месте? Ага! Револьвер в кармане, его ещё надо успеть вытащить, да и стрелять — исключительно самовзводом, и это при том, что счёт идёт на доли секунды. Пиратский плен — хуже смерти, а в итоге всё равно прирежут, церемониться не станут... А Мэг? Что будет с Мэг?! Надо действовать... Как это делается, я сто раз видел в кино, однако это было уже не кино. К тому же я не Чак Норрис... это так, между прочим.

Мэг начала снимать винтовку с шеи, я же продолжал стоять, как столп.

Пират между тем сделал зачем-то шаг вперёд и приподнял ствол карабина чуть вверх; теперь он держал его только правой рукой, а левой потянулся почесать ляжку. Морда у него была весьма довольная.

Дальнейшее произошло куда быстрее, чем я смогу рассказать.

На пирата с грозным лаем бросился Данни. Тот неуклюже отмахнулся от него правой ногой, совсем задрав ствол кверху; как раз в этот момент Мэг неуловимо скользнула вперёд, бросив пирату в лицо свою винтовку, и без замаха влепила ему ногой в пах. Я тоже бросился к нему; пинок-шлепок Мэг, однако, не достиг цели, и синерожий разбойник ударом карабина легко свалил её с ног. В это время я вцепился в его оружие правой рукой, а левой попытался обхватить его голову, нащупывая глаза или рот. Мне хотелось запустить в него свои пальцы, как когти, и рвануть — рвануть изо всех сил!

Краем глаза я успел увидеть поднявшегося из высокой травы второго пирата и понял, почему он не стреляет: не хочет попасть в своего. Мэг между тем отфыркивалась и кое-как пробовала привстать, она была как раз между мной и вторым. Первый дико взревел и свободной рукой ударил меня в нос. В глазах всё поплыло, голова зазвенела, я ослабил хватку и понял, что всё, это конец. И тут раздался выстрел. Я закрыл глаза...

Замечу: он легко мог зацепить своего.

Тем не менее, он выстрелил.

Более того: он попал.

Не в Мэг, не в меня. В своего напарника. Точно в левый бок, в рёбра.

Синерожий словно одеревенел в своём последнем движении, упёршись взглядом прямо в меня — эти ужасные глаза с болезненно-жёлтыми белками навыкате... И начал падать — точнее, медленно сползать по мне, роняя карабин. А дальше...

А дальше я увидел то, чего менее всего ожидал увидеть.

Второй пират, вместо чтобы стрелять по нам, не спеша положил свой «калаш» перед собой, спокойно поднял руки, встал в полный рост и сделал пару шагов назад.

Мэг поднялась на ноги; на её левой скуле набухал солидный фингал. Синерожий пират лежал у моих ног и не двигался. Я же при каждом вдохе носом хлюпал кровью, а голова гудела, как... как... в общем, гудела. В тот момент я ровным счётом ничего не понимал. Машинально я вытащил из кармана револьвер (наконец-то), и только тут до меня дошло, что он вряд ли нужен, поскольку второй пират вёл себя как-то уж совсем не по-пиратски. Не опуская рук, он вполголоса проговорил — также на английском, но на ломаном и с сильным непонятным акцентом:

— Пожалуйста, вы, не стрелять. Я ваш.

Ситуация, сами понимаете, была абсурдная. Мы стояли друг против друга; Мэг тоже вытащила свою «кобру» (однако не целясь в пирата), я шмыгал окровавленным носом, а пират стоял и дружелюбно улыбался.

Впрочем, слово «дружелюбно» здесь можно было бы заменить на «зловеще». Мне показалось, что это какая-то жуткая игра, и что из кустов на нас глядит, как минимум, ещё пять голодных стволов. Я машинально оглянулся — насколько мог быстро — но увидел только недвижно лежащего синерожего и его карабин.

Второй пират, словно поймав мои мысли, негромко повторил всё с тем же странным акцентом:

— Не надо стрелять, пожалуйста. Я ваш. Больше нет никого.

Тогда я сказал ему, хотя по-прежнему ничего не понимал:

— Ещё три шага назад. Руки выше и смотреть только вверх. Опустишь голову — стреляю. Всё ясно?

Пират с готовностью кивнул, отшагнул и спокойно задрал голову к небесам.

Теперь можно было рассмотреть его — а там было на что посмотреть. Он был черноволос и бородат, больше сажени ростом и представлял собой сплошное нагромождение мускулов. В то же время он не производил впечатления перекачанного культуриста, а был настолько гармонично сложен, что я даже смутился, заметив, что Мэгги тоже с интересом его разглядывает. Он был одет в камуфляжные штаны с боковыми карманами и когда-то белые кроссовки. Больше на нём не было ничего, если не считать толстой золотой цепи на буйно заросшей чёрным мхом могучей груди и ленты зелёного атласа, которой были перевязаны чёрные, как воронье крыло, длинные курчавые волосы. Всё так же, глядя в небеса, он хрипло сообщил:

— Марио не повезло. А вы мой единственный шанс, поэтому я ваш.

Вот как бы вы поняли это слово «ваш», сказанное за последние полторы минуты уже в третий раз?

Мэг вытащила платочек и принялась вытирать мне физиономию. Она тяжело дышала. Её фингал обещал быть знатным — почти на половину лица.

Она сказала удручённо:

— М-да. Годзю-рю не помогло. Всё же надо иногда тренироваться.

На всякий случай я всё же держал пирата на мушке револьвера. Его поведение выглядело более чем странным, но прежде чем разбираться в сложившейся ситуации, следовало максимально себя обезопасить. Потому я, не спуская с него глаз, подошёл и забрал лежащий на земле потёртый автомат со складным прикладом. Слыхал я про эти штучки — ножи, приклеенные лейкопластырем к спине, и тому подобное… Однако пират не двигался, и мы с Мэг отошли чуть-чуть назад. Я сказал пирату:

— Держи руки вверх и можешь опустить голову. Повернись кругом… (На спине у него ничего не было, а вот на поясном ремне висел продолговатый кожаный футляр). Хорошо. Медленно садись на задницу, ноги раздвинь в стороны, руки не опускай. Отлично.

Чёрт! Теперь надо бы его обыскать, но как это сделать, я пока не придумал. Пират же, словно услышав мою мысль, проговорил всё с тем же незнакомым акцентом, слегка коверкая слова и фразы:

— Два сюрикэн сзади на поясе, больше нет ничего, только документы, правый карман. И аптечка, левый. Вы можете связывать мои руки, и тогда мы будем говорить. О’кэй?

Ну, о’кэй так о’кэй — быстро связали ему кисти рук линьком, что был в рюкзаке. Он с шумом выдохнул, криво улыбнулся, затем вновь сделался серьёзным и сказал:

— Спрашивайте свои вопросы.