8

Пинцзян

Королева сидела в садовой пагодке, склонив голову так, чтобы спутник созерцал ее профиль с наиболее выгодного ракурса. Озерный ветерок, несущий аромат зеленых водорослей и утиных лапок, носился над городскими стенами и залетал в фамильный дворец Чжанов, где играл жемчужными кистями в прическе королевы и обращал листву фисташковых деревьев в трепещущее золото. Настоящее золото. Рисовый Мешок, недовольный природными красками, приказал покрыть позолотой каждый листик. Гости сначала дурели от блеска, а потом — от неизбежной мигрени. По палому золоту гуляли, изгибая шеи, павлины. Как будто с веток сыплются монеты, подумала Королева. По стоимости примерно так и вышло бы. Она заученно улыбалась.

Король, ее супруг, развалился на подушках, уставившись на куртизанку, развлекавшую их во время послеполуденного отдыха игрой на чжэне. Здесь, в озерном Пинцзяне, свет был ярче, чем в их старой столице Янчжоу, с ее глубокими каналами и улицами, застроенными знаменитыми черно-зелеными увеселительными домами. Этот свет не терпел загадок. Он подчеркивал тонкие черные волоски на запястьях куртизанки, с которых соскальзывали рукава, поплывший макияж на неровной коже у самого уха. Право, девушке такой заурядной внешности и таланта стоило бы скрывать несовершенства с большим рвением.

Раздраженная Королева решила, что отошлет девушку с жалобой обратно хозяину. Она слишком щедро оплачивала развлечения своего мужа, чтобы терпеть небрежность. Хотя ему как раз было все равно. Рисовый Мешок Чжан и помоям бы обрадовался, если бы ему сказали, что это дорогущее вино. Мадам Чжан продолжала непоколебимо улыбаться. В свое время он оказался ей полезен именно своим тщеславием, и она была ему благодарна. Теперь Королева с нетерпением предвкушала будущее, и выносить мужа ей стало совсем невмоготу.

Королева взглянула через столик на генерала Чжана, когда стайка служанок вбежала с подносами. На лице у него застыл обычный вежливый интерес. Их взгляды встретились, и это было словно соприкосновение обнаженных ладоней. Он не улыбнулся, но скорбный излом его бровей смягчился.

Рисовый Мешок рассматривал тарелки с недоуменной гримасой. Наваленные горкой речные крабы с пурпурными клешнями ему, наверное, показались оскорбительно простецкой едой. Королева коснулась руки мужа самыми кончиками пальцев, привлекая внимание. Половина искусства угождать необразованным мужчинам состоит в том, чтобы ненавязчиво, вперемешку с лестью, указывать им, чем следует восхищаться. Она промурлыкала:

— Эта недостойная женщина подумала, что Его Величество оценит возможность отведать местных свежевыловленных крабов. У них короткий сезон, не дольше, чем у цветов, распускающихся ночью. Каждый год те жители Пинцзина, кто может себе это позволить, стараются прикупить себе двух-трех свежих крабов. — Лаковая помада на улыбающихся губах едва не треснула. — Но даже самым богатым редко удается достать больше одного зараз.

Читать настроение мужа и отвечать в тон давно стало для нее проще, чем дышать. Она была и кукла, и кукловод. Ум находил удовольствие в пустых действиях тела — сказать, коснуться ощутить прикосновение. На другом конце стола генерал Чжан с неестественным спокойствием скрывал, как неприятно ему видеть это супружеское воркование. Ее завораживала собственная власть: двое мужчин покорны одному ее прикосновению.

Рисовый Мешок забыл о музыкантше. Посмотрел на жену самодовольно, будто она была одним из его неотъемлемых качеств, которые и привели к заслуженному величию. Он с удовлетворением заметил:

— Королевская пища, значит!

— Как проницателен мой супруг! — Она поманила одного из слуг, сопровождавших девушек. — Ты. Исполни свой долг.

— Разрешите недостойному, Ваше Величество… — забормотал слуга. Взял крабью клешню, раскрыл ее. Мясо внутри истекало белыми, словно нефрит, соками. Рисовый Мешок внимательно наблюдал, как пищу пробуют на яд. Ему нравилось, когда эта церемония завершалась успехом. И еще больше нравилось то, что он сам ничем не рискует.

Королева украдкой бросила очередной взгляд на генерала Чжана. Он устал нести бремя, хоть и отказывался винить своего брата в том, что тот взвалил на него эту ношу. В последнее время у них почти не было времени на встречи, он был по горло занят подготовкой армии к битве с Чжу Юаньчжаном.

Ее охватила жуткая злоба. Чжу Юаньчжан необъяснимо упорствовал, несмотря на фатальную, казалось бы, нехватку соли. Он отверг ее предложение — очевидно, пребывая в заблуждении, что сможет подчинить себе эту зверюгу генерала Оюана и натравить на нее. Ну, Оюана она тоже знала. А Чжу, при всех своих успехах, был всего лишь мальчишкой. Вспомнилось, как он стоял на холме, беспечный, озаренный солнцем, с юношеской самонадеянностью полагая, что мир будет подстраиваться под него по первому слову. Я хочу быть величайшим.

Как приятно будет увидеть его поверженным, подумала она.

Слуга с поклоном удалился. Мадам Чжан поддернула рукав и палочками грациозно положила самый жирненький кусок в миску мужа:

— Прошу вас, супруг мой.

Рисовый Мешок уплетал крабов, созерцая свой позолоченный сад. Опять он был недоволен — мысли постоянно возвращались к какой-то неприятности, как бы его ни развлекали и ни ублажали минуту назад.

— Юэ все досаждает мне с новым убранством своих покоев, дескать, когда уже? — Он кинул пустую клешню наземь. — Ты ей говорила, что надо подождать?

Юэ, новая наложница Рисового Мешка, оказалась более требовательной, чем вправе себе позволить девушка ее ранга. Конечно, Рисовый Мешок даже не подозревал, откуда берутся средства на все его прихоти и какое можно найти применение деньгам, помимо позолоченных листьев и капризов наложниц.

Юэ Королеве надоела. Присутствие наложницы было трещинкой в безупречно гладком льду ее брака. Однако это может подождать. Она оценила степень раздражения Рисового Мешка. Широкие, но мягкие плечи, грудь, раздувшаяся от чувства собственной важности. Мужчин так легко читать. Он был раздражен, правда, не слишком. И она опустила глаза. Скромная, непритязательная…

— Прошу простить эту недостойную женщину за задержки. Было необходимо снарядить армию генерала Чжана против Чжу Юаньчжана. Как только мальчик будет разбит, я вплотную займусь резиденцией вашей наложницы. У меня есть на уме один мозаичный орнамент. Думаю, с ним новые покои станут выглядеть очаровательно.

Последовательность его реакций была приятно предсказуемой: он смягчился, позволив себя успокоить, но тут же рефлекторно приосанился:

— Вечно ты просишь денег, младший брат! Неужели так сложно победить мальчишку и сучку без яиц?

Он говорил шутливо, но шуткой его слова, конечно, не были. Это была нападка на брата, который проглотил ее, как проглатывал любое обвинение, брошенное в его адрес. Королева бесстрастно подумала, каков был бы исход, случись Рисовому Мешку сразиться с любым из этих двоих. Он взялся за следующую крабью клешню и погрозил ею генералу Чжану:

— Работай усердней, младший брат, чтобы я мог получить Мандат. Это наш долг. — На миг он словно ушел в себя, и его жена насторожилась, точно от прикосновения настоящей опасности. — Я не люблю ждать.

Генерал ответил с небольшой заминкой, и Королева прочла в нем подспудную мощную вину. Скрытый огонь, подумала она с волнением. Оранжевое пламя. Не Рисовый Мешок, а генерал владеет Мандатом с тех самых пор, как впервые предал брата в ее объятиях. Тогда чувство вины волновало и радовало ее как знак успеха. Но с тех пор вина давно выгорела в нетерпение.

Генерал Чжан улыбнулся, скрывая виноватое выражение, но его брови печально сдвинулись. Это ее тоже раздражало. Зачем тебе обязательно нужно цепляться за всякую бесполезную чушь? В чем смысл? Он сказал брату:

— Я надеюсь, траты не доставляют вам большого неудобства. Ваша супруга хорошо все продумала.

Рисовый Мешок фыркнул:

— Ты восхваляешь ее больше, чем она заслуживает! Как я устал от женских капризов… Жена, отложи денег на новое убранство покоев, чтобы их закончили поскорее и наложница перестала мне досаждать. И не обижай ее. А то я вас, женщин, знаю. Не жалей денег, пусть у нее будут покои не хуже твоих.

Королева склонила голову:

— Эта женщина сделает, как желает ее супруг.

Недолго тебе осталось быть моим супругом, подумала она. Когда генерал Чжан разобьет Чжу Юаньчжана, настанет время отбросить вину и совершить необходимое.

— Эта женщина не решается доставлять неудобство своему супругу, но, прошу вас, позвольте ей высказать еще одну, последнюю просьбу. Нам собирается нанести визит сосед, живущий вверх по реке. Пожалуйста, окажите ему достойный прием. Дайте оценить вашу щедрость, осознать высоту вашего положения. Покажите, что мы процветаем. Эти усилия окупятся сторицей.

Позолоченные листья терлись друг о друга со скрежетом, как коготки голубя по свинцовой крыше. Она позволила своей улыбке коснуться генерала Чжана, обещая ему близость, когда ее муж будет занят гостем. «Не торопись».

* * *

Генерал Чжан нырнул в покои Королевы с черного хода. За спиной у него на миг открылся прямоугольник черного вечернего сада. В чаше каждого листа сиял свет праздничных фонарей, ярких, точно карпы. Фестиваль Середины Осени.

Он с мягкой улыбкой сел на знакомый диван под висячими клетками с ее обожаемыми птичками. Чжан Шидэ был не самого могучего сложения, но благодаря своему решительному виду производил впечатление благородного человека как в бою, так и на тайном свидании. Она знала его и только поэтому могла разглядеть, насколько он устал. Никакие развлечения не выветривали полностью эту усталость. Вот что бывает, когда делаешь из праведника подлеца. Ей льстило, что он опечален из-за нее. И льстило еще больше, что он готов нести эту ношу и дальше из любви к ней.

— Надо было мне зайти позже, — заметил он, пока Королева разливала чай. — Рискованно — слишком рано. Пусть он и занят гостем.

Замечание попало в точку. Она поставила чайник и недовольно сказала:

— Ты, конечно, генерал, но поверь мне — этого тупого борова я всегда обведу вокруг пальца!

И немедленно пожалела о своих словах. Хоть муж и надоел ей до смерти, глупо было демонстрировать недовольство. Генерал Чжан старательно убеждал себя в том, что можно обманывать Рисового Мешка и оставаться верным братом, поэтому преисполнялся чувством вины всякий раз, как того открыто критиковали при нем. Она отвернулась только для того, чтобы показать генералу свою обиду. Пусть теперь попробует ее задобрить.

Но в глубине души Королеве просто не хотелось видеть укор в его глазах. Вина! Вот уж бесполезное чувство. Именно оно не дает ему сделать то, что нужно ради их общего будущего. Неужели он и сейчас врет себе, что счастливый конец возможен? Неужели думает, что ее недалекий, себялюбивый муж, чувствительный к малейшему оскорблению, по доброй воле — с радостью — уступит трон своему брату с Мандатом? При этой мысли ей хотелось кричать.

— А ведь когда-то, в самом начале, ты была так ласкова со мной, — произнес за спиной его голос. Королева не ответила, и он продолжил:

— Я знаю, что тебе нелегко. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть, обещаю. Вот разгромлю Чжу Юаньчжана…

Совсем чуть-чуть. Потерпи. Скоро. Она это слышала тысячу раз. И всегда так искренне. Но ждать от этого было ничуть не легче. Королева с раздражением подумала, что он бы никогда и брата не обманул, и Мандата не обрел, если бы не она. А все эти годы тоскующих переглядываний за обеденным столом под носом у супруга! Другой давно бы угадал ее желание и сделал первый шаг. Но Чжан Шидэ готов был вечно довольствоваться взглядами, собственной болью и чистой совестью.

Нужно снова сподвигнуть его на действия!.. Она могла убить Рисового Мешка и не оставить генералу никакого выбора, кроме как выйти из тени и взять свое. Но ведь он никогда ее не простит. В своем горе генерал приукрашивал бы прошлое, вспоминал, как чванливый старший братец учил его контрабанде, изыскивал для него первые возможности… но забыл бы, как Рисовый Мешок раз за разом доказывал, что недостоин восхищения своей жены. Генерал бы обвинял ее в том, что она разрушила счастливое будущее, которое и так никогда бы не наступило. Он изгнал бы ее как преступницу, лишь бы избавиться от чувства вины…

А потеряй она его — что тогда останется?

Королева обернулась и опустилась на колени у его ног. Взяла за руку.

— Разве смеет женщина придираться! Прости меня. Я говорила необдуманно.

Лучше, конечно, было бы покончить со всем этим побыстрей. Но она дождется его триумфального возвращения. А там — возведет его на трон как своего нового супруга. Когда же он возьмет Даду, между ним и императорским титулом уже не будут стоять ни брат, ни его совесть.

Муж не утруждал себя визитами в ее покои, поэтому вместо роскошных ковров, которые он предпочитал, — так легко о них запнуться, когда идешь нетвердой походкой, — полы тут были голые. Она стояла коленями на твердом, почти не замечая боли и думая с удовлетворением, что эти обнаженные доски создают очаровательную картину, радующую глаз мужчин, которые мнят себя благородными и великодушными: женские юбки мягкими волнами расплескались по натертому до блеска полу, будто опавший цветок сливы, грациозный стан покаянно склонился, подобно стебельку.

Генерал Чжан весело прищурился, словно прекрасно понимал, что она делает, но все же не мог устоять.

— И почему мне кажется, что это я должен просить прощения?

Спустя мгновение он усадил ее к себе на колени. Тяжелый шелк его одеяния был холоден, и от него пахло морозным ночным воздухом. Даже в такие моменты, когда они были максимально близки, он прикасался к ней настолько нежно и благоговейно, будто она может сломаться. Она ощутила легкое презрение. Перед чем он благоговеет? Перед нарисованным кукольным личиком, в котором нет ничего от ее истинного лица, как и в притворном желании нет ничего от нее настоящей? Эта нежность как бы отрицала все, чего она достигла к моменту их встречи. Если бы неосторожное прикосновение могло сломать Мадам Чжан, она давно сломалась бы.

Минуту он просто держал ее в обьятиях. В высокой прическе застряли крохотные красные листики. Наверное, нацеплял, когда пробирался к ней через сад. Пряди на висках еще не отросли так, чтобы можно было зачесать их наверх, и вились небрежно у лица. Шелк его наряда нагревался их теплом. Затем, ощутив наконец намерения генерала, она отклонилась от поцелуя. Неприкрытое огорчение забавляло. Ей нравилось дразнить любовника, разжигать желание. Главное — не переусердствовать. Она соскользнула с коленей генерала и с легким смехом потянула его в спальню.

В искусстве дождя и облаков генерал Чжан спешить не любил. Будь на его месте другой, Королева досадовала бы на эту медлительность, на необходимость хвалить чужие усилия. Нет, в нем не было ничего особенного. Обычный мужчина, с обычными желаниями, и ее тело принимало его с тем же отстраненным осознанием собственных ощущений, с каким она опускалась коленями на твердые половицы, или шла пешком, или ела что-нибудь слишком горячее или холодное. Но с ним было легко. Со временем он стал особенным в длинном ряду взаимозаменяемых. Она уже не собирала по крупицам его слова и жесты, чтобы сложить мозаику и понять, что он чувствует, а воспринимала генерала целиком. Он был знаком ей, словно дерево, выращенное из семечка. Притворялась она до такой степени инстинктивно, что это уже не казалось работой.

Он был на ней и в ней. Она обняла его жилистое тело и ощутила, как разливается мягкое удовлетворение, успокаивающее, словно теплая ванна. Прямо сейчас никуда не надо рваться. Она вложилась в него, и каждый миг потрачен с пользой.

После они лежали, переплетя пальцы. Тепло еще не погасло, и она сказала, повинуясь импульсу:

— Пойдем вместе завтра любоваться луной на празднике? Я устрою так, чтобы он был занят.

Ложе, стоявшее в глубине комнаты, с трех сторон закрывали ширмы из ароматного сандалового дерева. С четвертой стороны колыхалась двойная занавесь из парчи и газа. На этот раз они не поленились задернуть только газовую. Сквозь мерцающую ткань комната смутно светилась оранжевым, как мир сквозь языки пламени.

Он стиснул ее руку, словно извиняясь:

— Не могу.

Ее это задело:

— Что значит — не могу?

— Уже пообещал отвезти семью в холмы по случаю праздника. Здесь, в Пинцзяне, мы нечасто проводим время вместе. Хочу, чтобы у нас с сыном остались общие воспоминания об этом городе.

Его семья. Жена, сын. Она никогда их не видела. Чжан Шидэ прилагал все усилия, чтобы две стороны его жизни не пересекались. А вот теперь они вторглись в их теплый, уютный мирок и как будто украли что-то у нее. Даже не украли — испортили. Испортили то, что она так долго и старательно выстраивала. Правильно делает, что не дает нам пересечься, зло подумала Мадам Чжан. С нее бы сталось избавиться от них давным-давно. Наверное, генерал это понимал. Ее накрыло мимолетное, незнакомое чувство: неприятно, что он знает темную сторону ее личности и даже принимает меры предосторожности.

Она сказала прохладным голосом:

— Отлично.

Ему бы сменить тему. Обычно в такие моменты у мужчин все из головы улетучивается, что было бы на руку. Но, к ее неудовольствию, генерал продолжал:

— Он уже почти мужчина. Мне в радость проводить с ним время. Хороший парень вырос…

Его черты смягчились. Скромное удивление человека, который и не мечтал о счастье — а оно пришло.

Она прошипела:

— В радость — больше, чем со мной?

Чжан Шидэ помолчал. Потом ответил терпеливо и честно:

— Ты знаешь, что вправе просить у меня что угодно. Но не проси меня разлюбить собственного сына.

Его честность была как удар кулаком. Королева делала все возможное, чтобы генерал был доволен. Исполняла любые желания. Он любил ее. Разве не вправе она взамен требовать от него исполнения своих желаний? При мысли о том, что его любовь к ней не безгранична, ее охватила ярость на грани отчаяния. На краю сознания всплыло непрошеное воспоминание о том, как долго она ждет от него того самого поступка…

— Все, что угодно? — Это прозвучало резко и недоверчиво, чтобы уязвить его. — Хотя ты не позволяешь мне подарить тебе то, что я хочу? Я бы тоже могла родить тебе сына, любимого…

Королева никогда не допускала случайных беременностей, в отличие от многих куртизанок. В юности она тратила больше, чем могла себе позволить, на нужные снадобья и средства. Уже тогда она понимала, как важно оставаться свободной. Так она вкладывалась в свое будущее, и вложения оправдались: именно ее свобода позволила ей поймать Рисового Мешка.

Однако то время давно прошло, свобода уже сослужила службу. Теперь пора создавать узы. Когда генерал Чжан станет императором, после него трон унаследует ее сын. Не сын его жены. Мужчины вечно вопят о любви к детям, только в действительности это не более чем гордость обладания. Им нравится положение, которое дают им сыновья, нравится знать, что род не прервется, что после смерти будет кому их почитать. Но, холодно подумала она, одного сына можно заменить другим, а отцы и не заметят разницы.

Он виновато скривился:

— Это не так просто.

Накатила опустошающая злоба. Хотелось зубами вырвать вину у него из сердца, растоптать ее в кровавое месиво. Только мужчины могут годами страдать над вопросами морального выбора. Они знают: когда дозреют — возможность никуда не денется. Потенциал не угаснет, даже если его так и не реализовать. Но у женщин такой роскоши нет.

Королева со злостью сказала:

— Не вижу ничего сложного.

Она отняла свою руку, наслаждаясь его оскорбленным молчанием. Пусть помучается. Пусть думает о ней, пусть у него печенка болит и кровоточит, когда он будет любоваться луной.

— Ну, иди. Иди же к своим драгоценным жене и сыну.

В ушах стоял какой-то неприятный гул. Она не сразу поняла, что это шумит ее собственная кровь. Наконец генерал Чжан оделся и молча вышел.

* * *

Королевский паланкин, покачиваясь, плыл через сумрачный двор. Прямо над головой стояла полная луна. Последний раз они нехорошо расстались с генералом Чжаном. Королева с горечью думала, что он сейчас, наверное, любуется полнолунием вместе с семьей. От этих мыслей сосало под ложечкой. Особый привкус обиды, который ассоциировался у нее только с ним. Генерал позволял себе цепляться за честь, принципы и чувство вины — словно это искупало поступки, противоречащие и чести, и принципам. Как будто из них двоих злодейкой была она. Именно у нее мысли не расходились с делом. Ноги ныли сильнее обычного. Словно чувствительность повысилась.

Кто-то шел через двор. Новая наложница, Юэ, в сопровождении стайки служанок. На ней красовалось дорогое, кричащее ожерелье — подарок Рисового Мешка. Ее скромность была вызывающей, в ней читалась самоуверенность молодой женщины, не подозревающей, что красота и юность имеют срок годности. Наложницы появлялись и исчезали, и Юэ постигнет та же участь, но Королеву неожиданно кольнула ярость. Невыносимо — эта девчонка смеет смотреть на нее пренебрежительно, с юной надменностью, и думать, что с ней такого никогда не случится. Захотелось преподать нахалке урок, указать, где ее место, сровнять с пылью.

Девушка несла миску с какой-то жидкостью. Королева приказала остановить паланкин.

— Что у тебя там, младшая сестра?

Юэ подняла глаза. В них сверкнула готовность к бою, состязанию. Но голос остался нарочито смиренным.

— Недостойная служанка приветствует Королеву. Я взяла на себя смелость составить самое эффективное средство от… усталости для нашего супруга. Как вам наверняка известно, иногда его желания превышают возможности.

Под показной скромностью таилась ухмылка с намеком. А может, и неизвестно — ведь меня он желает сильней…

Королева одарила ее благосклонной улыбкой.

— Как умно! Ты от души заботишься о нашем супруге. Но разве не трудно было найти ингредиенты?

С мстительным удовольствием наблюдала она за девушкой. Та приняла похвалу за чистую монету, решив, что ее издевка осталась незамеченной. Юная самонадеянная дурочка. Не понимает, что ее ждет. Королеву разбирал смех, пока девушка с важным видом перечисляла ингредиенты, один дороже и труднодоступней другого.

Когда она умолкла, Королева заметила, все еще одобрительно улыбаясь:

— Кости тигра? Ты не жалеешь денег.

К ее восторгу, Юэ наживку заглотила.

— Это самое меньшее, что может сделать недостойная…

— Кости тигра содержат горячую энергию. Говорят, для мужской силы нет ничего лучше, — проговорила Королева шелковым голосом.

Она подала знак, и Юэ подошла к паланкину. Мадам Чжан потрепала девушку за круглую щечку, гладкую и упругую, как первосортное мясо. Злобно восхитилась надменно поднятым подбородком Юэ, уже не нарочито скромной, а с наслаждением принимающей похвалу от той, кого презирала.

— Но, младшая сестра… Как же ты могла позабыть, что у нашего супруга подагра? А ты несешь ему снадобье, разогревающее кровь? — Королева изо всех сил впилась в мочку девушки длинными накрашенными ногтями. — Ты ему навредить хочешь, невежественная, легкомысленная девчонка?

Королева с удовлетворением увидела, как покраснело ухо девушки, хотя ногти не проткнули кожу. Юэ вскрикнула и выронила снадобье. Миска разбилась вдребезги о каменную брусчатку. Королева сжала пальцы сильнее, смакуя чужую боль. Смешно — какая же она беспомощная. Вынуждена все это терпеть. Наконец пальцы заныли у самой Королевы. Отпустив девушку, она ощутила такое облегчение, словно отпусти ее саму. На лице проступила хищная улыбка — настоящая.

Юэ неловко попятилась, держась за ухо. Мадам Чжан с презрением увидела, что ступни у девушки великоваты. Она не семенила, а неуклюже перетаптывалась, точно служанка. По ее лицу текли слезы. Королева с удовлетворением отметила, что нос и глаза у Юэ уже покраснели. Сегодня вечером она будет не в форме. Мадам Чжан довольно промурлыкала:

— Ты бы поблагодарила меня за вмешательство, младшая сестра. А то ведь слуга, который пробует пищу на яд, сказал бы то же самое. К счастью для тебя, все обошлось.

Она бросила служанкам девушки:

— Ваша хозяйка слишком неосторожна. Подотрите.

Когда они бегом кинулись исполнять приказ, Королева сказала:

— Нет уж, спасибо. У нашего супруга есть и более надежные способы, чем снадобье какой-то шарлатанки. Или, — добавила она презрительно, — может быть, ты просто недостаточно красива, вот он уже и охладел к тебе.

Именно Королева раздобыла серебряное кольцо, благодаря которому Рисовый Мешок продолжал развлекаться со своими наложницами, невзирая на годы, берущие свое, и постоянные излишества. Глупо, что мужчины считают собственным главным достоинством способность выполнять одно-единственное действие. Но клиент всегда прав — уж это любой куртизанке известно.

Юэ выпалила с вызовом и горечью:

— Думаете, вы ему до сих пор так дороги, что он закроет глаза на любую выходку?

— Всем, что у него есть, он обязан мне. Я его жена, а ты, бедное дитя, всего лишь ничего не стоящая наложница. Разве ты не понимаешь, что выйдешь из моды через пару месяцев? И я выберу кого-нибудь посимпатичнее тебе на замену. Я буду и дальше делать что хочу. Твоего отсутствия он даже не заметит.

И она обратилась к носильщикам:

— Поехали.

* * *

Королева ожидала гостя в уединенных комнатах, которые снимала для подобных дел, и не встала, когда он шагнул за порог. В половицах тикового дерева отражался персиковый свет фонарей, похожих на девять лун из легенды. С дивана тяжелыми складками спускались парчовые покрывала, словно приглашая к отдыху и наслаждению. Если бы не отсутствие музыки и негромкого гула голосов в коридоре, это вполне могла быть одна из комнат в черно-зеленом доме удовольствий в Янчжоу, где Королева познавала свое ремесло.

Тогда, много лет назад, Рисовый Мешок Чжан, молодой, только делающий первые шаги в контрабандной торговле солью, на которой позже выстроит себе имя, забрел в увеселительный дом. Он понятия не имел, на что способен. Мадам Чжан чуть не влюбилась в него за то, что он был ей во всех смыслах полезен. Как же давно это было! Тогда он еще не растратил весь свой потенциал. На миг она задумалась, как бы пошла жизнь, если бы в тот вечер к ней забрел юный генерал Чжан, по уши залитый краской смущения. Однако такого быть не могло. Ее снова охватила злоба. Чжан Шидэ предпочитал влюбленность или хотя бы иллюзию влюбленности покупке удовольствий. А еще у него никогда не было неуемной самонадеянности старшего брата или его амбиций. Пользы от него никакой.

Гость, Чэнь Юлян, не ввалился к ней как неотесанный мужлан, но и смущения не проявил. Королеву поразило его монументальное спокойствие. Он стоял в дверях, спрятав руки в рукавах черной мантии ученого, и осматривался в ее владениях. В центре комнаты восседала она, драгоценный камень в оправе. Королева взглянула на себя глазами гостя. Сидит вполоборота, демонстрируя высокую прическу, в которой блестят украшения, и плавную линию шеи. Унизанные кольцами пальцы нежны, как стебельки белого лука. Под складками подола прячутся, как жемчужины в раковине, крохотные, скрытые от чужих глаз туфельки.

— Приветствую Ее Величество.

Чэнь обратился к ней спокойно и взвешенно, без лишних церемоний, но и без всякой грубости. Удивительно. Она ожидала увидеть брутального воина, учитывая его репутацию завоевателя. Он взял Аньфэн, ставший оплотом «Красных повязок», позже — Учан, расположенный вверх по реке Янцзы от столицы Чжу Юаньчжана.

— Я очень признателен вашему супругу за гостеприимство, но познакомиться с вами — для меня куда большее удовольствие.

Одеяние ученого предполагало, что кровавое прошлое осталось позади, но под платьем угадывалась разрушительная мощь. Вес был ему оружием, мягкость отдавала силой и опасностью. Королева еще не разобралась, кто он — угроза или возможность. Давящее присутствие Чэня Юляна она воспринимала с жадным, жгучим любопытством.

— Добро пожаловать! — с улыбкой сказала она. — Учан далеко, дорога утомительна. Прошу вас, располагайтесь.

Служанка поставила между ними на столик вино и мисочки с утиными язычками, маринованной сладкой редькой и пряной крольчатиной. Дверь за ней закрылась. Диковатый луковый аромат крольчатины смешивался с жаром масляных светильников, и от этого в комнате пахло кожей.

Чэнь ел между делом.

— Какой теплый прием оказан чужаку! Ваше Величество без меры льстит моей скромной особе.

— Ну отчего же скромной? Мужчине не пристало скрывать свои достижения. А вы, как мне известно, достигли многого.

Мадам Чжан уже начала понимать натуру гостя и не удивилась, когда он пропустил лесть мимо ушей. Чэнь созерцал свою визави яркими, черными, неподвижными глазами. У нее возникло странноватое чувство, будто он изучает ее тело, как она изучала — его. Во взгляде Чэня ожидаемо вспыхнула искорка похоти, но холодной. Сдерживаемой.

— Не то чтобы многого. Но… — он выдержал скромную паузу. — Может статься, такой незначительный, умеренных в желаниях человек и пригодится тем, чьи амбиции превосходят его собственные. Как Вашему Величеству, без сомнения, известно, у ее недостойного слуги есть свои… счеты… с Чжу Юаньчжаном. Я с огромным удовольствием избавлю вас от него и генерала-евнуха.

Детали этого конкретного дела от нее, безвылазно сидевшей на дальнем побережье, ускользали, но общая суть была ясна: Чжу выкрал козырь «Красных повязок» — Сияющего Принца — и выиграл битву за власть с Чэнем. Ей вспомнились надменный мальчик-король и встреча с ним на вершине холма. Он был самоуверен, как тот, кто еще ни разу не проигрывал. Тот, кто еще не знает пределов своих возможностей. Да, проиграть ему — вот это было бы унижение.

Возможно, Чэнь хотел именно отомстить. Что-то в его тщательно сохраняемой невозмутимости намекало на скрытую жестокость. Так тень дает понятие о предмете, который ее отбрасывает. Он хотел победить Чжу. Но, подумалось ей, не только победить, а еще и замучить, если предоставится такая возможность.

Однако это не значит, что месть — единственный мотив.

Чэнь ровно добавил:

— Разумеется, я полностью доверяю вашей способности поставить Чжу Юаньчжана на место. Вот только мне кажется, что вы предпочли бы бросить все силы на взятие столицы, не расходуя время на пустяки. Почему бы вам не позволить мне сделать грязную работу? И, возможно, когда ваш супруг станет Императором, он благосклонно посмотрит на то, чтобы дать своему скромному слуге должность губернатора на юге.

Он старательно изображал из себя человека жесткого и прямого, который желает исключительно мести и удовлетворится малой властью. Предложение его внушало доверие. Звучало убедительно. Используйте меня. Я вам не угроза. Но Королева помнила, как Чэнь бежал из Бяньляна фактически ни с чем. Он восстановил силы, причем так, чтобы снова противостоять Чжу и генералу-евнуху — пусть даже при ее финансовой поддержке, — это говорит о нерядовом уме и целеустремленности. А где они, там и амбиции.

Конечно, он не покажет их истинных масштабов. Его самоконтроль наводил на мысли о толстом слое черного масла на воде, под которыми не видно водоворотов и глубины. Но ничего, узнать истинное лицо человека можно и другими способами.

Она тепло посмотрела на гостя, словно уже приняла решение в его пользу. Пусть думает, что смог ее обмануть. Пусть потешится. Мужчины искали поддержки Мадам Чжан, но, как подсказывает опыт, в душе всегда были уверены в успехе. Будто у нее нет ни причин вынести свой вердикт, ни власти отказаться.

— Конечно, я должна посоветоваться с супругом, последнее слово за ним. Но мы обычно одинаково смотрим на вещи, когда дело касается стратегии.

Длинные борозды на щеках Чэня обозначались резче, напомнив ей тигриный оскал.

— Разумеется.

Она продолжала:

— Поскольку супруг мой уже отправился отдыхать, боюсь, разговор придется отложить до утра. А у нас впереди вся ночь! Не хотите послушать музыку? У меня служит несколько музыкантш, чьи таланты вы непременно оцените.

Теплое сияние фонарей напоминало свет сквозь подставленную ладонь любимого человека. Чувственное нетерпение охватило ее — отвлеченное, физически она, как обычно, осталась холодна.

— Или… может быть, уважаемый гость предпочел бы иные развлечения.

Чэнь был непроницаем. На миг ей показалось, он сейчас откажется. Конечно, отказ тоже кое-что сказал бы о его характере — но меньше, чем согласие. Однако спустя мгновение он встал и пересел к Королеве поближе. Рядом с ним она почувствовала себя совсем маленькой. Снова пришла ассоциация с тигром, с его терпеливой, выжидательной мощью. Он не схватил ее в обьятия сразу же. Качнул пальцем висячую сережку и сказал очень спокойно:

— Какой неблагодарностью с моей стороны было бы отказаться.

Против воли ей вспомнился генерал Чжан. Интересно, он ей благодарен? Она ведь стольким его одарила, а он считает себя вправе отодвигать ее в сторону, когда вздумается? Была бы Королева змеей — зашипела бы беззвучно. Она взглянула на Чэня со своей фарфоровой улыбочкой и увлекла его на парчовые покрывала, все еще клокоча от злобы.

Так много можно понять о человеке по тому, каков он с женщинами. Страхи, слабости, что он принимает как должное, а на что не смеет надеяться, хотя страстно желает. Кем он пытается стать. Кем он был. Она узнала Рисового Мешка, узнала генерала Чжана, а теперь, наблюдая за слиянием их тел, — и Чэня.

Чэнь стремился доставить ей удовольствие еще в большей степени, чем генерал Чжан. Он обращался с ее телом словно с фарфоровой вазой, находил нужные точки, заставлял задыхаться от удовольствия. Но это были умелые руки мясника. Ни ласки, ни щедрости, ни нежности не несли его прикосновения. Она не ошиблась насчет скрытой жестокости. Наслаждение он находил в том, чтобы ставить над другими эксперименты, и неважно — доставлять удовольствие или причинять боль. Весь его холодный расчет сводился к тому, чтобы добиться власти. Вот его фундаментальное желание.

Он уверял, будто удовлетворится губернаторской должностью. Но в его объятиях она поняла, что это за кровавое инферно — честолюбие Чэня Юляна. Он с превеликим удовольствием воспользуется ее деньгами и дождется, пока она измотает свое войско в борьбе с центральной армией Главного Советника. И тогда терпеливый тигр прыгнет из засады на трон.

Рисовым Мешком она управляла, пользуясь его алчностью. Генералом Чжаном — благодаря его любви. Но Чэнь хотел власти, и значит, властвовать над ним не получится. Мандата Небес у него, вероятно, нет, как и средств на оснащение собранного войска. Однако он опасен. Может быть, опаснее всех остальных ее противников. И если она поможет этому тигру набрать мощь, он сожрет мир.

Он посмотрел на нее сверху вниз. И, словно видел ее насквозь так же, как она — его, мягко упрекнул:

— Даже в такие моменты думаете, Ваше Величество.

* * *

Генерал Чжан стоял на коленях подле ложа Королевы и расчесывал ей волосы. Оба были обнажены, если не считать постельных туфель Королевы. Он, конечно, вернулся к ней после фестиваля. Он всегда возвращался. Вот почему любовь — самое мощное оружие, мощнее, чем жадность ее мужа. Сквозь неплотно задернутые газовые занавески виднелось их отражение в несовершенном бронзовом зеркале на противоположной стене: переплетенные тела, слитная размытая дуга, плавный переход от светлого к темному. Когда служанки чесали ей волосы, Королева не ощущала ничего. А генерал Чжан расчесывал ее бережно, но то и дело какой-нибудь волосок цеплялся за воинские мозоли на его натруженных руках. Знакомое прикосновение, родные руки. Она знала их как свои собственные — мозоли от меча на подушечках пальцев, аккуратные квадратные лунки ногтей, проступившие с возрастом жилы и кости…

Он сказал:

— Тебе это нравится.

Бессмысленное утверждение. Если ему так хочется, пусть причесывает ее на свой вкус. Просто надо потом приказать служанкам переплести.

Он продолжал:

— Чувствую, ты расслабилась. У тебя шея такая мягкая, вот здесь…

Он прикоснулся к ней губами. Мерные взмахи гребня возобновились.

— Ты сама мне голову подставляешь, как тебе надо. Радуешься всем телом.

Мое тело — это же не я сама. То, чего касаются твои руки, то, что радует тебя, — это не я. Мое тело — для тебя, не для меня.

Она словно была заперта в собственном теле, под самой кожей. Носила его как куклу, которую надевают на руку, не без гордости и с ощущением собственности, но именно носила. Изогнувшись, Королева улыбнулась любовнику через плечо: ты же этого хотел.

У глаз генерала обозначались скорбные морщинки. Он развернул ее спиной к себе и продолжил свой труд. Уже почти закончив, невнятно сказал:

— Я с тобой не увижусь до отъезда.

Она удивилась.

— Я думала, ты отправляешься послезавтра.

И добавила с внезапным пониманием и злостью:

— А-а-а, ты будешь с женой…

— Не оспаривай ее право побыть с сыном и мужем, которые уходят на войну. Чжэньцзян недалеко, но кто знает, когда мы вернемся.

Королева мысленно видела огорченное, мягкое выражение его лица. Выходило, что из них двоих именно она иррациональна и все усложняет. Как же это бесит. Захотелось высвободиться из его рук. Но победить природные инстинкты ей было даже проще, чем поддаться им.

— Возвращайся с победой, — сказала она. — Побереги силы для борьбы с Чэнем Юляном. С ним надо покончить как можно скорей.

И насмешливо добавила:

— А если он в воинском деле так же искусен, как в другом, справиться с ним тебе будет посложнее, чем с мальчишкой Чжу Юаньчжаном.

Наградой ей было молчание. В полной тишине было слышно, как в жаровне с пергаментным потрескиванием угли рассыпаются в пепел.

— Ты спала с Чэнем Юляном?

Генерал отпустил ее волосы. Она развернулась и потянулась напоказ, демонстрируя ему свое тело. Тело, которое вертели так и этак руки Чэня-мясника. Ну и чем они отличаются от рук генерала Чжана?

— Постой, ты что, ревнуешь? Это было для дела.

— Не сомневаюсь, что для дела. — Он отодвинулся. — Но ты мне это сказала, чтобы уязвить.

Уязвить? Слишком много чести. Так поступают настоящие влюбленные, романтики, молодые люди, люди, которыми им никогда не стать. Она немилосердно продолжила:

— Некоторым мужчинам нравится, что их женщина была с другими. Они даже приплачивают, чтобы на это посмотреть.

— Не надо так говорить.

Она была рада услышать отторжение в его голосе. Романтик… Это ж как надо обожать, чтобы забыть, из каких низов она выбилась, кто она есть, кем всегда была.

Мадам Чжан промурлыкала:

— Откуда ты знаешь, если ни разу не пробовал?

На долю секунды Королеве показалось, что она все же пробудила в нем гнев. Он не отличался благоразумием, этот человек, сидевший нагишом на постели. Уже далеко не юный, хотя все еще сильный и поджарый, с таким четким рельефом мышц и костей под тонкой кожей, какого не бывает у молодых, без одежды он казался уязвимым. Но у него было достоинство. И взгляд, которым он на нее смотрел, пронизал Королеву до самых глубин. Генерал сказал:

— Прости, что обидел тебя.

Она отпрянула. Неужели генерал думает, что в силах задеть ее? Он же просто орудие. На Королеву накатило какое-то странное жаркое оцепенение. Надо, чтобы он любил ее и верил во взаимность своих чувств. Почему же с ним эта игра так странно невыносима?

Неизвестно, что генерал прочел в ее лице. Он взял Королеву за руку и нежно сказал:

— Не хочу прощаться так.

Что же это за горячее чувство? Ненависть. Точно, она его ненавидит. За заботу, за все эти проявления жалости, печали, понимания, которые никакого отношения к ней настоящей не имеют.

— Так — это как?

Она рассмеялась, и собственный смех показался ей пронзительным. Выдернула пальцы из его ладони. В другое время и в другом месте подобный жест показался бы игривым. Но сейчас он был полон ярости, как ее сердце.

— Ты меня не обидел.

Она легонько, дразняще коснулась его лица, хотя в душе у нее бушевала ярость пополам с презрением. Посмотрел и решил, что с одного взгляда все понял? Она подумала в бешенстве: ты видел сплошную иллюзию.

Мужчины прикасались к ее телу, а думали, что прикасаются к ней. Все как один: Рисовый Мешок, генерал Чжан, Чэнь Юлян. Все они — орудия: настанет момент, и она воспользуется ими в собственных целях, а потом за ненадобностью выбросит. Одних раньше, других позже. Этим Мадам Чжан занималась всю жизнь и ни разу не промахнулась. Была куртизанкой, стала Королевой, а в один прекрасный день станет Императрицей.

Она отвернулась и, стоя спиной к генералу, накинула халат.

— Тебе лучше уйти, а то увидят.

* * *

Парад закончился. Генерал Чжан уехал, повел войско под их стягами в Чжэньцзян. Королева едва замечала мужа, сидевшего в повозке рядом с ней. Перед глазами у нее все еще стояли флаги, исчезающие за горизонтом в клубах пыли. В груди болело, словно тонкая нить натянулась между ней и уходящим войском. Странное чувство, оно причиняло неудобство, смахивало на ярость. Но это ведь не привязанность? Ей просто нужна его победа, чтобы приступить к следующей части плана.

Повозка резко остановилась. У Королевы клацнули зубы, подвески в прическе закачались туда-сюда. Придется поправлять, пронеслась неприятная мысль. Когда ее чем-нибудь раздражали слуги, злость тлела в ней горячим угольком. Их работа — заботиться о хозяйке. Когда они плохо справлялись с обязанностями, это ей вредило, и она, конечно, потом им припоминала. А вот Рисовый Мешок терпением не отличался. Шкура у него была тонкая, малейшая колючка казалась невыносимой и вызывала ярость. Он поднял занавеску, высунул голову и, к ее неприятному удивлению, застыл.

— Муж мой…

Он словно забыл о ее существовании. Распахнул дверь и выпрыгнул наружу.

Королева коротко приказала слуге помочь ей выбраться из повозки. Непонятно, какая муха укусила ее ленивого муженька, которого ничем, кроме стайки красивых девушек, не проймешь. Неуклюжие лотосовые ножки медленно несли Королеву по грязной дороге. Взгляд оказался быстрей — и наткнулся на стену, возле которой с разинутым ртом стоял Рисовый Мешок.

От неожиданности она сначала даже не поняла, что там нарисовано.

Это был лубок, на удивление хорошего качества, двуцветный. Весьма узнаваемая карикатура на ее мужа кисти какого-то одаренного художника. На голове у нарисованного Рисового Мешка красовалась зеленая шапка рогоносца.

Шапка прямо лучилась ядовитой зеленью. Мерзкие зеленые лучи словно тянулись к ней с бумаги. Она ощутила странное холодное прикосновение смертельной опасности. Столько людей знает. Доверенные слуги. Те, кому она открыла секрет в своих целях. Но только не Рисовый Мешок. Он не любил волнений и не давал себе труда присматриваться. До него бы так и не дошло, если бы кто-то не швырнул правду ему в лицо. Не унизил публично. Не заставил озаботиться.

Секунду было тихо. По телу, которое казалось ей чужим, прошла волна животной дрожи. Но это тело забыло, что не может бегать.

Рисовый Мешок хотел сорвать листок, однако приклеено оказалось на совесть. Он яростно взвыл и, обламывая ногти, все же сумел отодрать полоску бумаги прямо посередине своего нарисованного лица.

Он развернулся, размахивая обрывком. Искаженное яростью, побагровевшее лицо показалось ей лицом демона. Секунду он испепелял жену ненавидящим взглядом, а потом отвлекся на что-то позади нее.

Она обернулась — там висела еще одна карикатура. И еще одна, и еще. Картинка словно бы весело перепрыгивала со стены на стену, с улицы на улицу, из переулка в переулок. Вот она над дверью присутственного места, а вот высоко на дереве: светится неестественной зеленью, точно лишайник из самых неприятных мест этого мира, орет всему миру о позоре Рисового Мешка.

Вдоль карикатурной, глупо улыбающейся физиономии на каждом листке тянулась надпись.

Своему брату я доверяю всем сердцем!

* * *

— Ты, шлюха! — Рисовый Мешок навис над женой, неуклюже склонившейся перед ним. Наряд не предполагал такой позы. Муж не выволок ее из кареты и не притащил в покои, а отправил туда под конвоем слуг, державших ее за локти. Но его намерения читались в каждом яростном шаге. Испуганная животная часть ее личности затихла, признала невозможность убежать.

Вспышки чувств у него были короткие, как и внимание. Зато сильные. Королева отстраненно подумала, что он, наверное, ее изобьет, однако можно попробовать его успокоить. Но, видя мужа в таком состоянии, усомнилась, что ей удастся легко это сделать. Вены на шее и на лбу Рисового Мешка набухли, даже глаза налились кровью.

Он плюнул на нее.

— С моим собственным братом? Вот чем вы занимались у меня за спиной? Что, думала, я не замечу? Думала, мне наплевать?

Мадам Чжан знала, что ему не наплевать. Помимо мимолетных удовольствий, Рисовый Мешок ценил только одну вещь: свое доброе имя. Он хотел, чтобы его уважали, он требовал уважения от мира, а карикатуры сделали его всеобщим посмешищем.

Генерала Чжана тут нет. Да и чем бы он помог?

Она мимолетно разозилась на себя за то, что опять думает о нем. И воскликнула:

— Это неправда! Недостойная никогда бы не навлекла позор на своего мужа.

— Считаешь, я тебе поверю?

Рисовый Мешок ударил ее бамбуковой палкой по спине. В горячке, захватившей обоих, она даже не почувствовала удара.

— Шлюха навсегда останется шлюхой! А мой брат всегда воображал, что он лучше. Он тоже надо мной потешался у меня за спиной, да?

Рисовый Мешок принялся избивать жену. Она что-то ощущала, смутно сознавала, что это боль, заставляющая вскрикивать… но ум работал отстраненно.

— Нет, супруг мой, умоляю! Мы невинны, нас оболгали. Кто-то хочет навредить нам…

Королева заслонялась руками, почти такими же крохотными и бесполезными, как лотосовые ножки, а палка взлетала и падала со свистом. Она слышала свои собственные вскрики, странные, будто чужие — точно как в те минуты, когда она имитировала удовольствие.

— Кто бы стал такое рисовать, не будь это правдой?

Рисовый Мешок устал и запыхался. Но ему нравилось ее бить, было что-то завораживающее во взмахе руки и глухих ударах палки. Жена — его собственность, он поступает с ней как хочет, с волнением ощущая в каждом ударе катарсис и выражение власти.

— Это Юэ! — воскликнула она. — Супруг мой, она пытается вызвать у вас ревность. Хочет нас развести. Хочет сделать больно нам обоим, хочет занять мое место!

Она упала на колени и обняла мужа за талию. Прижалась головой к его животу, ощутила, что одежда вся взмокла от пота, почуяла запах его ярости. Ум работал ясно. Тело — доспех, принимающий на себя удары и не пропускающий боль.

— Она понимает, что не умеет толком тебя ублажить. Знает, что мне не соперница, я столько лет делала тебя счастливым. Не попадайся на ее уловки, муж мой! Тебе же известно — какие мы, женшины!

Рисовый Мешок воззрился на нее сверху вниз. Его брюхо колыхалось под ее щекой, которой она, размазывая помаду, прижималась к нему, как побитая собака.

— Значит, это вранье, — повторил он зло и недоверчиво.

— Полное!

Рисовый Мешок всегда казался ей туповатым, а он оказался хитер и злобен, как дикий вепрь. Мадам Чжан поняла, что такой и убить может. Он наклонился и взял ее за горло. Спросил мягко, с ядовитой ненавистью:

— Кто же поверит словам шлюхи?

Он душил Королеву, пока та не поняла все с той же отстраненностью, что обмочилась. С возгласом отвращения муж отшвырнул ее, достал из кошелька серебряное кольцо и расстегнул пояс. Распахнув полы, рухнул на жену сверху. Было бы больше толку, если бы он продолжал избиение, но ему хотелось сделать ей больно именно таким способом. Пусть знает свое место. Как это по-мужски.

Он схватил ее за ухо и сжал так, что она выгнулась и вскрикнула. Конечно, иначе же не больно.

— Как он посмел позариться на мое? Я ведь старший! Я ему все дал. Где бы он был без меня?

Королева попыталась отвернуться, но Рисовый Мешок взял ее жесткими пальцами за подбородок и сжал так, что она вскрикнула.

— Смотри на своего мужа, шлюха.

Она смотрела на бьющуюся у него на лбу жилку. Рисовый Мешок мог ее насиловать, мог заставить смотреть на себя, но вот чувствовать он ее заставить не мог. Она была как косточка внутри абрикоса. Недосягаема. Ей хотелось бросить ему в лицо: «Думаешь, меня так легко уничтожить? Да от меня бы тогда ничего не осталось к моменту нашей встречи, и кто бы тебя вывел в люди?»

Он встал и ушел, оставив ее лежать на полу сломанной куклой.

Королевы не было в собственном теле. Она просто осознавала: вот оно лежит, повернув голову набок, на подбородке синяки. Одна из туфель отлетела, обнажив треугольную лотосовую ножку. Та казалась совершенно чужой: разве могут быть такие ноги у человека? Ни боли, ни стыда, даже когда вбежали служанки — как удобно, дождались, пока Рисовый Мешок уйдет — и завопили.

Ну что ж, подумала она без слез внутри своего панциря, он идиот. Генерал Чжан вернется с победой. А тогда, муж мой, ты станешь третьим лишним.

Загрузка...