Тот, кто утопил мир

12

Под стенами Пинцзяна

— А сколько разговоров было о Пинцзяне, мол, жемчужина из жемчужин! — сказала Чжу. — Никогда еще не видела города, настолько похожего на кусок дерьма.

Озаренные оранжевым светом факелов, каменные стены столицы Мадам Чжан были все в потеках свеженалипшей озерной грязи. Связки рыболовных сетей, свисающих со стенных зубцов, придавали городу вид фруктового дерева, обмотанного сетками, чтобы отпугивать летучих мышей.

— Грязь и сети нужны, чтобы распределить силу удара метательного снаряда по всей постройке, так меньше ущерб для каменной кладки, — менторским тоном ответил ей сзади Цзяо с лошади. — Стены с каменной облицовкой, утрамбованной землей внутри и этими дополнительными приспособлениями очень устойчивы к обычным снарядам. Именно поэтому монголы используют зажигательные смеси.

— Используем, — холодно согласился Оюан.

Как только Чжу вернула ему право командовать войском, он снова превратился в надменного, неприступного генерала в темном панцире с зеркально сверкающей нагрудной пластиной. Кожаные крылья подшлемника, свисающие с обеих сторон, закрывали все, кроме светлого полумесяца лица, будто Оюан хотел целиком спрятаться в доспех. Но, подумала Чжу с волнением, я-то тебя видела.

Он снова забрался в свою раковину, однако она уже не могла видеть в нем ту таинственную грозную фигуру, которая однажды выросла перед ней на поле боя. Оюан был вроде нее. И рядом с ней.

Он продолжал:

— Еще можно взять местных жителей, согнать их к стенам, чтобы служили живым щитом, а потом заполнить рвы их телами. Надежный способ.

Чжу скривилась:

— А кем тогда править-то, если все во рву?

Ночные облака над городом слабо светились: это первая армия Чжу под предводительством Сюй Да приближалась к городу издалека, с восточного фланга, в то время как войско Оюана подходило с западного, ближнего.

За те несколько недель, что прошли с момента убийства генерала Чжана, Чжу с Оюаном совершили ряд совместных вылазок на территорию противника, взяли в клещи и захватили множество городов Мадам Чжан. Чжу хорошо понимала, как рискует, возвращая Оюану войско. Он на любом этапе мог развернуть армию и уйти, и помешать ему было бы крайне затруднительно. Однако теперь, после нескольких побед, она возликовала: когда они вместе, их не остановить.

Мадам Чжан, которой теперь было некуда отступать, бежала в Пинцзян и заперлась там, готовясь к осаде. Чжу знала, что ее противница надеется продержаться до прибытия Главного Советника Юани с южной стороны. Если тот явится и обнаружит, что исходная цель заперта в городе, а стены осаждают Чжу с Оюаном, с немалой долей вероятности атакуют сначала их, а Мадам Чжан оставят на потом.

Однако, с удовлетворением подумала Чжу, в чем сильна монгольская армия, так это в захвате наньжэньских городов. С помощью Оюана она возьмет Пинцзян намного раньше, чем Главный Советник объявится на юге.

— Или можно прокопать туннель, — рассуждал Оюан.

— Туннель рядом с озером? Не дурите.

В голосе Цзяо заметней обычного сквозило пренебрежение, знакомое Чжу даже слишком хорошо: так можно разговаривать с теми, кто ниже от природы. С недомужчиной. С тех пор как Цзяо раскрыл секрет Чжу, он не упускал случая словно бы невзначай продемонстрировать глубочайшее неуважение к ее способностям. У Чжу было чувство, что каждый раз, когда Цзяо оказывается неправ, он признает свою неправоту в виде исключения. Но в целом отношение к ней не меняется.

— А что, вы не справитесь? Юаньские инженеры могли, — ледяным убийственным тоном ответил Оюан. — Но, с другой стороны, они были сэму из Хорезма и Хорасана. В западных ханствах, несомненно, лучше разбираются в технике.

Над головами к озеру с писком пронеслась стайка летучих мышей.

— Я не сказал, что это невозможно, — сухо парировал Цзяо. — Полагаю, те инженеры использовали опорные балки в ходе земляных работ, а уже пройденные отрезки укрепляли кирпичом. И еще: у них должны были быть насосы, чтобы осушать землю… но это адский труд.

— Что до работы, к счастью, мои воины — рекруты. В отличие от его людей, — Оюан не удостоил Чжу взглядом, — они привыкли к суровому обращению. Прикажите им копать, и они будут копать.

— Одного туннеля не хватит, — сказала им Чжу. — Нужно несколько. Чтобы взять власть над городом, надо забросить туда одновременно много людей. И еще — надо, чтобы никто не понял, чего наши армии рассиживаются под стенами без дела. Может, взять твое войско, и пусть для вида строят осадные машины… — Она повернулась к генералу. — Сколько времени нужно, чтобы возвести метательные машины? Вроде тех, что были в Бяньляне?

Оюан поморщился как от боли, и она поняла: вспомнил смерть Эсень-Тэмура. Кожаные наручи скрывали рану, нанесенную сыном генерала Чжана, но Чжу заметила, как генерал стиснул раненую руку побольней. Наконец он ответил ей, будто издалека:

— Полмесяца, если материалы уже заготовлены. Но можно накинуть еще две недели на неопытность и неумение.

Чжу было все равно, как Оюан справляется с эмоциями, лишь бы дело делалось. Она резко сказала:

— Значит, надо любой ценой преодолеть неумение. Инженер Цзяо! Не жалейте усилий. Необходимо, чтобы эти туннели были готовы через месяц.

Их троица заранее отправилась к городу на разведку. Обратный путь до армии Оюана, которая медленно продвигалась к городу вдоль озера Тай, был долог. Не успели они добраться до ночного лагеря, как следы, по которым они возвращались, смешались с чужими и вывели их на гонца, скачущего в том же направлении.

— У тебя донесение от генерала Сюй? — окликнула его Чжу властным голосом и пришпорила лошадь, нагоняя гонца. — Мы уже здесь, можешь отдать письмо прямо…

Кони поравнялись, перед Чжу мелькнуло ошарашенное лицо гонца — понял, кто его окликнул. Она не успела среагировать — всадник развернул коня и галопом умчался в ночь.

— Ну что ж… — сказала Чжу, глядя вслед затихающим копытам. При свете дня Оюан, наверное, смог бы догнать беглеца и сбить наземь. Но не сейчас. Она сыронизировала:

— Каковы шансы, что это и вправду гонец от Сюй Да, просто он внезапно понял, что забыл письмо дома, и со стыда решил утопиться в озере Тай?

Или, что более вероятно, в лагере Оюана завелся шпион. Чжу вызвала в памяти образ гонца, ища зацепку в мимолетном впечатлении. Конь был в мыле… А вот одежда — казалась ли она запыленной, как от многих дней езды?

Если да, то вестник издалека. И это исключает Мадам Чжан из списка подозреваемых, пусть даже в данный момент ее крайне интересует, что задумали Чжу с Оюаном. Тогда, значит, гонец из Юани? Чжу не порадовала мысль, что Главному Советнику может быть известно об их делах больше, чем им — о его. Если выяснится, что они планируют взять Пинцзян приступом, вряд ли он попытается отвоевать восточное морское побережье, как планировал. Останется в Даду и будет готовиться к обороне.

А если у него будет фора по времени, еще и союзников найдет, чего доброго.

Ну нет, подумала Чжу. Такого допустить нельзя. Ведь при таком раскладе даже их с Оюаном объединенных войск не хватит, чтобы взять столицу. Раз Главный Советник внедрил к ним крота, придется выкопать его любой ценой.

Армия Оюана, теперь надежно закрепившаяся на западных подступах к Пинцзяну, гудела точно улей.

Оюан объезжал лагерь в сопровождении Гэна и Чу, проверяя, как продвигается постройка фальшивых осадных машин. Приходилось лавировать между таким количеством телег, запряженных ослами, людей, несущих на голове корзины с землей, что, если бы кто-нибудь сказал генералу, что Чжу приказал им построить новый город, а не сделать подкоп под старый, он бы поверил. В довершение всего воины жгли зеленый бамбук в лагерных кострах — тоже идея Чжу, — чтобы создать дымовую завесу против пинцзянских наблюдателей. Сработало безупречно, но в том-то и заключался кошмар: дым, низко стелющийся в сыром озерном воздухе, ложился такой удушающей пеленой, что глаза у всех слезились и из носа текло, словно у босоногого оборванца на зимней улице.

С тех пор как Чжу взял его в плен, Оюан был целиком поглощен задачей вернуть себе армию. Теперь, когда войско наконец вернулось под его командование, все, что раньше казалось ему обыденным, приобрело странный оттенок горячечного бреда. Воины в юаньской форме, юрты вперемешку с шатрами, кони — все это принадлежало миру, который он оставил позади. Каждый знакомый момент порождал целый водопад воспоминаний. Потеряв надежду сбежать, он завел привычку снимать наручи, чтобы можно было впиться ногтями прямо в рану. Но даже этот способ перестал спасать. Он так часто бередил подживающий порез, что розовый шрам с сочащейся сукровицей попросту потерял чувствительность, даром что выглядел — хуже не придумаешь. В глубине души Оюан понимал: терзая себя все яростней в погоне за целью, он рискует зайти слишком далеко. Но остановиться не мог.

— Хороший в этом году урожай, — заметил Гэн, когда мимо них проехала вереница повозок, груженных припасами. — Наконец-то удачный год — после пяти несчастливых.

Интерес Гэна к земледелию делал его в глазах Оюана самым скучным человеком на свете. С другой стороны, зануда-заместитель лучше, чем хитрюга и подлец вроде Шао. Или даже чем человек, чье присутствие раздражает беспричинно, вроде Чу.

Он перестал слушать разглагольствования Гэна о сборе зерна, о важности полива и о надеждах, что уж новый-то Император умилостивит Небо — и бесконечные бедствия, от которых простому люду житья нет, прекратятся.

— А мы уверены, что Императором станет Чжу Юаньчжан? — вмешался Чу. — Я не во всем был согласен с Шао Гэ, но он, по крайней мере, был представительный. А Чжу Юаньчжан, ну… Мандат у него есть, только сам он… Просто букашка какая-то! Голосок тоньше, чем у моего двоюродного братца, а тому четырнадцать. На увечье его и смотреть противно. — На его круглом лице светилась озабоченность. — Разве такой человек может победить?

Видимо, если бы Оюан пожелал сам сесть на трон, Чу и его счел бы негодным для этой роли, ровно по тем же причинам. Ему вспомнилось, каким серьезным и сияющим было некрасивое лицо Чжу, когда тот протянул Оюану меч. И сказал, что они похожи.

Мы похожи. Оюан всю свою жизнь думал, что никто не поймет, каково ему. Не сможет представить, даже при большом желании. Даже Эсень, который всю жизнь провел с Оюаном бок о бок, не видел под маской его истинного лица. А Чжу — увидел.

Оюан с юности не смотрелся в зеркало. Но тогда, стоя нос к носу с Чжу, он с изумлением понял: все, что так отталкивало генерала в Чжу — отвратительно низкий рост, позволявший смотреть глаза в глаза, высокий голос, увечье, — их и роднило. Чжу протянул Оюану возвращенный меч и сказал, что судьбы их связаны, ибо они похожи.

И тот, вздрогнув, осознал — с уверенностью не менее сильной, чем его желания, — что Чжу сказал правду.

— Чжу Юаньчжан, может, не образец царственности, но его победы говорят сами за себя, — резко бросил Оюан командиру. — Поверьте, я союзничаю с ним только потому, что это наш шанс достичь цели. Если Чжу перестанет быть этим шансом, уверяю, мы пойдем без него.

Дальше он ехал в дурном настроении и думал о Чу. Шао, конечно, не подарок, но хотя бы было ясно, зачем он примкнул к Оюану. Мечтал сесть на трон. Мотивы Гэна не менее прозрачны. Как он поведал им со своей невыносимой обстоятельностью, его цель — вернуть гармонию в государство, вернуться домой и выращивать драгоценное просо (или что он там выращивал). А чего хочет Чу? Оюан мало задумывался о его мотивах, считая его борцом за свободу наньжэней. Но после этого разговора не мог отделаться от мысли: Чу сомневается в Чжу по другим причинам. Может, он сам метит в императоры?

Впрочем, какая разница. Грызня за трон начнется уже после гибели Оюана, которую он предчувствовал, точно холодное касание стали. Вместе мы непобедимы. Он позволил себе в это поверить, связал свою судьбу с Чжу, а теперь надо просто еще немного продержаться. Они с Чжу скоро возьмут Пинцзян. А потом и Даду. И тогда Оюан наконец сделает то, чем будут оправданы все его поступки, и боль прекратится.

Оюан стоял посреди туннеля, очень стараясь не думать о том, что свод над головой проседает между опорными балками, точно тофу, который развесили сушиться на палочках. И Чжу, и он сам — в отличие от своих подчиненных — могли выпрямиться в туннеле во весь рост, но Чжу нацеплял на волосы корону желтой грязи с потолка.

Они спустились сюда в перерыве между ночными сменами, и туннель был пуст. Они стояли в самом его конце, где земляные стены еще не успели укрепить кирпичом. Сырые, в следах от лопат… Оюан ожидал, что воздух здесь будет спертый, как в гробнице, но из туннеля тянуло нежданной глубокой свежестью, точно скачешь по мшистой лесной тропе сразу после дождя.

Чжу освещал им путь Мандатом. Он вскинул пылающую призрачную ладонь и коснулся земляной стены в конце прокопа. Свет руки смешался с более размытым, слабым свечением, окружавшим его. Позади на стенах заплясали причудливые тени. У Оюана зарябило в глазах.

— Почти добрались, — удовлетворенно произнес Чжу. Он говорил вполголоса. Туннель дошел уже до внешнего края пинцзянских стен, и проверять, можно ли услышать голос из-под земли, никому не хотелось. На той неделе произошел обвал в одном из подкопов, и они несколько часов пребывали в полной уверенности, что все раскрылось. Но им все-таки повезло: звуковая волна не поднялась в город, а, похоже, пошла в обратном направлении, вылетев из входа в туннель как из духовой трубки. Пинцзян не проснулся, и Чжу с некоторой неохотой разделила работников, чтобы вызволить тех, кто застрял в земляной ловушке:

— Таинственный грохот — одно, а вот вопли о помощи в двадцать глоток даже Рисовый Мешок не сочтет явлением природы.

Призрачные пальцы Чжу скользили по стене, как настоящие.

— Невероятно, правда? — пробормотал он. — До победы остался шаг. Через пару недель будем в Даду. Исполним свои желания.

Как-то раз один путешественник поведал Оюану, что к северу от Каракорума, степной столицы монголов, над синими льдами Северного внутреннего моря, на краю мира ночь переливается всеми красками от дыхания небесных драконов. Свет, которым Чжу освещает мрак, той же природы? Худощавое лицо Чжу замкнулось, когда он погрузился в грезы о будущем. Его отчаянную некрасивость ничем было не исправить, но на миг, в нездешнем, мерцающем сиянии Мандата, сила желаний Чжу сделала его прекрасным в глазах Оюана.

При всем сходстве Оюан знал, что их разделяет пропасть: Чжу мечтал о будущем, а Оюан надеялся умереть, вот и все. Он сказал со смешанным чувством:

— Наверное, приятно представлять, как целый мир, некогда отвергший тебя, топтавший тебя с презрением, преклонит колени перед твоим могуществом.

Он смутно помнил, с каким злорадством отплатил тем, кто им пренебрегал. Если Чжу гонится за такой же игрушечной местью, только раздутой до масштабов Поднебесной, то понятно, отчего ему сладка мысль о будущем.

— Так вот зачем мне нужен трон, по-твоему? — Чжу с интересом взглянул на него.

— А разве не власти все хотят? — Оюан не сомневался, что Шао двигало именно это. И, вероятно, Мадам Чжан движет то же самое, если вспомнить, что начинала она как простая куртизанка.

Вода, капающая с потолка, очертила вокруг них кружок. Наконец Чжу задумчиво ответил:

— Мне полжизни внушали, что я никто. Мир, не заметивший моих достоинств, выкинул бы меня без сожалений. Уверен, тебе знакомо это чувство. Да, твоей опорой была месть — но разве ты не мечтал быть человеком, когда с тобой обращались как с вещью? Ты и я, генерал… нас обоих лишили шанса жить свободно, не то что достичь величия и остаться в памяти поколений. Просто за то, что мы — это мы.

В тесном туннеле звук отдавался от стен, и последние слова Чжу прозвучали громко, словно он сказал их прямо в ухо Оюану:

— Никто и пальцем не пошевелит, чтобы изменить ради нас мир. Дать нам место под солнцем. Нам остается только сделать это самим.

Оюана смутило то, что Чжу включил его в свои грандиозные планы. Как будто генерал сотрудничает с ним не затем, чтобы со всем покончить, а затем, чтобы выстроить новое будущее. Зная свою судьбу, Оюан смотрел вперед и видел, что его миру настанет конец сразу, как свершится месть. У него будущего никогда не было. Лишь миг пустоты, который, по крайней мере, даст краткую передышку от боли, — а затем все начнется по новой в следующем воплощении. Без будущего жизнь скорее смахивала на медленную смерть. Иногда Оюану казалось, что в тот миг, когда умер Эсень, он сам последовал за ним в мир иной, а Чжу его видит только потому, что ему в принципе дано видеть призраков.

Однако, подумал Оюан, все же видит. Стоит по ту сторону пылающей завесы, простирая к нему светящуюся фантомную длань, словно Оюан в силах схватить его руку своей, мертвой, — и шагнуть обратно в мир живых. В мир Чжу, где конец — новое начало.

А нужен ли Оюану новый мир? Сложно даже представить, в каком перевернутом вверх ногами, опустившемся мирке есть место евнуху вроде него. И даже если бы он правда хотел примкнуть к Чжу, возможно ли это? Какие усилия потребуются от него? Он ведь и так отдает всего себя, чтобы просто не рухнуть на полпути?

Неизвестно. Но, стоя под сырым сводом, слушая, как невидимая жизнь копошится в перегное вокруг, Оюан впервые задумался, возможно ли это — жизнь после конца.

Вход в туннель располагался на задворках лагеря. Чжу и Оюан шагнули наружу, в дымную мглу. Свет факелов тонул в тумане, яркими размытыми полосами струился вокруг смутной громады земляного отвала и бревенчатых опор. Мимо, неясными силуэтами в дыму торопливо прошли несколько рабочих, у которых закончилась смена.

Они шли обратно, к центру лагеря, когда праздный взгляд Чжу вдруг выхватил из дымки какую-то смутную фигуру. Двое всадников за беседой, с такого расстояния точнее не скажешь. В них не было ничего подозрительного. Войско у Оюана немаленькое, из одной части лагеря в другую зачастую проще доехать верхом. Никто не объявлял комендантского часа, воинам не запрещалось появляться у туннеля в пересменке. Однако Чжу что-то насторожило. Она мгновенно вспомнила того гонца. Его спугнули в прошлый раз, но он же обязан попытаться снова? А эти двое встретились между сменами, когда все отдыхают, на пустынных задворках лагеря… как и положено гонцу и его осведомителю.

Чжу схватила Оюана за тонкое запястье и потащила прятаться за составленные стопкой ведра. Взбешенный такой фамильярностью, генерал одарил ее испепеляющим взглядом. Чжу указала ему на всадников и одними губами произнесла:

— Шпион.

Оюан не перестал кипеть, но понял с полуслова. Когда Чжу выскочила из-за ведер и метнулась к земляному отвалу, который был на бросок камня ближе к цели, он не отстал. Дым — обоюдоострое оружие. Плохая видимость давала шанс подобраться незаметно, но и подбираться придется вплотную, чтобы хоть как-то рассмотреть шпиона.

Короткими перебежками Чжу с Оюаном добрались до небольшой горки камней всего в десяти чи[4] от беседующих. С такого расстояния уже можно было разглядеть лица. Острый край Оюанова доспеха впился Чжу в плечо. Вытянув шею, она высматривала цель над камнями. Дым не только снижал видимость, но и приглушал звуки: даже с такого скромного расстояния не слышно было ничего, кроме неразборчивого бормотания. Даже язык не определишь. К разочарованию Чжу, лиц тоже было не видно в тумане. Она прищурилась, всмотрелась… Вот бы ветерок подул, развеял немного завесу…

Чжу могла бы поклясться: ни она, ни Оюан не издали ни звука. Лошадь одного из всадников испуганно метнулась, внезапно вынырнув из мглы. Всадник что-то воскликнул и натянул поводья. Дым слегка разошелся, и лишь тогда Чжу увидела то, что лошадь — почуяла. Белые силуэты плыли сквозь дым, еле видимые, как снег, падающий на фоне перламутрового неба. Она чуть не выругалась от досады. Оюановы призраки.

Что хуже, испугались не только лошади. Чжу увидела, как другой всадник крутит головой по сторонам, всматриваясь в туман. Иные лошади действительно могут испугаться на ровном месте — у Чжу, с детства привыкшей к медлительным монастырским буйволам, здравый смысл лошадей вызывал большие сомнения. Но, очевидно, всадник решил перестраховаться и рванул с места в карьер. Удаляющийся стук копыт его лошади стих в недрах лагеря.

Оставшийся всадник наконец успокоил своего скакуна. Неуверенно помедлил, ругаясь себе под нос, затем решился и пустил коня легким галопом. Чжу торопливо укрылась за камнями. Оюан куда-то делся. Вдруг сбоку метнулась какая-то тень, раздался шум падения. Конь, оставшийся без всадника, ускакал в туман.

Чжу с чувством сказала:

— Я знала, что тебе трудно удержаться, но было бы куда полезней взять его живым!

Оюан сидел на корточках подле тела. К сожалению для Чжу, это оказался не шпион, а все тот же гонец.

— Если тебя не устраивают мои методы, в следующий раз сам бросайся под копыта. — Он обшарил одежду мертвеца и извлек листок бумаги. — По крайней мере, добыли вот это.

Чжу взяла записку, подсветила себе Мандатом и уставилась на изящный почерк. Это была монгольская вязь, которую она освоила в монастыре. Но почему-то не получалось разобрать ни одного знакомого слова.

— А толку?

— Дай мне, крестьянин. — Оюан выхватил у Чжу письмо, и та возмутилась:

— Ну читать-то я умею…

И тут же, с некоторым злорадством, добавила:

— Ага!

Оюан прожигал письмо ошарашенным взглядом.

— Наверное, шифр какой-то, — сказал он наконец с заметным смущением.

Шифр на основе монгольской письменности. Имеет смысл, если шпион служит Главному Советнику. Но…

— Если это юаньский шифр, почему ты не можешь его разобрать?

— Он не юаньский. Я никогда ничего подобного не видел. Это откуда-то еще…

Оюан, хмурясь все сильнее, всматривался в плавный почерк, словно искал ускользающую зацепку. Но в итоге потряс головой, признав поражение, и вернул Чжу письмо.

На обратном пути в лагерь Чжу пережевывала новости. Если шпион не юаньский, то чей? Снова накатило предчувствие неладного, как в Чжэньцзяне. Только оно обострилось. Было ощущение, что все намеки на чьи-то тайные передвижения — карикатура, убийство, теперь вот шпион — указывают на кого-то конкретного. Кто-то следит за ними, знает их, а они его — нет. Ей это очень не нравилось.

Чжу рассталась с Оюаном у его юрты. Но, вместо того чтобы направиться в собственный шатер, она прогулялась до той части лагеря, где обитали несколько дюжин человек, отобранных из числа ее собственных воинов. В самом пахучем из шатров она отыскала Цзяо, который уже (или еще) не спал, помешивая палкой содержимое нескольких сомнительного вида горшков над жаровней. Чжу вошла и сунула письмо ему под нос.

— У меня для вас занятный подарочек.

Больше всего на свете Цзяо любил бравировать своим интеллектом — и, соответственно, ничего не могло выбить его из равновесия так, как нерешаемая задача. Чжу прямо слышала, как затрещало, разгораясь, пламя его любопытства при виде шифра. Если кто и сможет его взломать, то именно Цзяо.

— Гляньте, что можно отсюда вытащить, и дайте мне знать.

— Храни нас Будда! — воскликнула Чжу, когда Сюй Да согнулся пополам в приступе кашля. — Ты умираешь? Водички попей.

Сюй Да укоризненно посмотрел на нее слезящимися глазами:

— Как вы тут все… живете?

Чжу дыма не замечала, даже сидя прямо у походного костра. Она почти целый месяц провела в дымном тумане и теперь воспринимала его как свою естественную среду обитания. Так же было с благовониями в монастыре.

— Разница в том, что благовония пахнут приятно! — Сюй Да с горсткой других командиров Чжу прискакал с восточных позиций, чтобы посовещаться с Чжу и Оюаном. — А эта вонища — горелый бамбук и сухой конский помет.

— Зато какие мы, наверное, вкусные, — мечтательно протянула Чжу. — Лучше, чем даже ветчина из Цзиньхуа: копченые люди из Чжэньцзяна…

Сюй Да наконец-то перестал кашлять к концу совещания (во время которого Цзяо отчитался по строительству туннелей, случился горячий спор, стоит ли использовать построенные для отвода глаз, но рабочие осадные машины при атаке, и был отточен план, как переправить несколько сотен человек по туннелям с максимальной скоростью), но на прощание он посмотрел на Чжу весьма мрачно:

— Лучше действовать поскорее, потому что, если я сюда еще раз приеду, покрушу тут что-нибудь. Ладно, поехал я…

Из клубов дыма вынырнула пара стражников. Они отдали Чжу честь, удивив ее новостью:

— Сообщаем Сияющему Королю, что мы взяли в окрестностях лагеря неизвестного человека. При нем послание. Ждем приказаний!

Чжу ощутила прилив волнения. После той ночи, когда сбежал шпион, она попросила Оюана усилить охрану, надеясь именно на такой результат. Раз к ним в руки живьем попал гонец, они убедят его — вежливо или не слишком — выдать шпиона. Немножко странно, что гонец появился у лагеря при свете дня, когда его легко схватить. Но, может, это приурочено к их совещанию? Если шпион — кто-то из солдат Оюана, у него был резон выбрать время, когда все командиры заняты.

Чжу встала и отрывисто приказала:

— Ко мне в шатер его.

Стражники снова отдали честь.

— Будет исполнено! Сияющему Королю нужно само послание? Оно… — стражник запнулся, — …большое.

На окраине лагеря послание у гонца отобрали. Чжу, Оюан и Сюй Да разглядывали тачку, нагруженную глиняным кувшином исполинских размеров. Кувшин был в рост человека, рыхлая соломенная крышка сидела на нем, как шляпа на путешественнике. Сквозь дым пробивалась мощная вонь.

— Послание? Может, запас квашеной капусты на зиму? — спросил Оюан с презрением человека, который никогда не опускается до того, чтобы есть овощи.

— Не знаю!

Гонец — местный крестьянин с виду — замахал руками:

— Я его не знаю! Он мне просто заплатил, сказал, вы ждете, вот я и…

Когда Сюй Да потянулся к крышке, Чжу молниеносно вспомнила запах пороха, похожий на аромат вяленой свинины:

— Не трогай! Кто-нибудь, позовите инженера Цзяо. Это может быть бомба.

— Только не с такой неплотной крышкой, — вынес вердикт подбежавший Цзяо. Как обычно, мнение свое он озвучил несколько свысока. — Да и не яд, судя по размерам.

— Ладно, снимайте его, — приказала Чжу, чувствуя себя слегка по-идиотски.

И, едва стражники бросились выполнять приказ:

— Погодите, не так!..

Но стражник уже перерезал веревку, не подумав, с какой силой тяжелый неустойчивый предмет мог всю дорогу давить на обмотку. Веревка лопнула, как тетива лука, тачка накренилась. Кувшин задумался, как ему поступить, а все остальные задумались, удастся ли его поймать или скорее он их раздавит. Но, прежде чем люди приняли решение, кувшин взял дело в свои руки и героически бросился наземь. Содержимое выплеснулось наружу.

Это было не зашифрованное сообщение. Это было сообщение, которое трудно не понять. Оно взывало к получателю.

По земле вместе с лужей маринада расплескались… руки. Отсеченные руки: мужские, женские, детские. Их выбросило к ногам присутствующих, как морских звезд на берег моря.

Одного из стражников чуть не вырвало, и остальные едва не последовали его примеру. Чжу отогнала их. Запах маринада (если не думать, что в нем замариновано) не такой уж и мерзкий, а вот если кого-нибудь вырвет поблизости…

Цзяо оценил картину с врачебным хладнокровием:

— Их отрубили живым людям, не трупам. Обратите внимание на характерную бледность тканей вокруг среза — вероятно, это следствие кровотечения…

Из кучи отрубленных кистей торчала одна рука, отрезанная по локоть. Оюан, скривившись, кончиком меча подцепил ее и вытащил на поверхность. Это была мужская рука, отрубленная чуть ниже локтя. Как у самой Чжу. На ней, раскрывшись бледными жабрами, красовались порезы-иероглифы:

«Чэнь Юлян шлет поклон из Наньчана».

Наньчан. Самый южный из городов Чжу. Она не сразу смогла осознать, что это значит. Пока ее занимали Чжаны, старый недруг Чэнь выступил из Учана и захватил ее город. Сделал такое с жителями и дал ей знать…

Но как такое могло случиться? Чэнь собирал войска, да, но пока никакой угрозы не представлял. Чжу в этом не сомневалась, иначе не рискнула бы повернуться к врагу спиной. Он не мог даже выступить против нее. Не то что победить.

Как бы он ни добился победы, мрачно подумала Чжу, факт остается фактом. Она была в шаге от захвата Пинцзяна, а теперь выбор один: отступить и разобраться с Чэнем, пока он не разобрался с ней. И все, чего она достигла с момента гибели генерала Чжана, пойдет прахом.

Вот что бывает, подумала она с глубокой досадой, когда оставляешь за собой хвосты.

Оюан в ярости подумал: Чжу предугадал его реакцию. Он только что подошел к шатру Чжу и обнаружил, что тот оцеплен кольцом дополнительных стражников. Не из числа воинов Оюана. Чжу, видимо, отозвал часть своих людей с позиций генерала Сюй Да сразу после того, как получил привет от Чэня. Командир Чан перегородил Оюану вход мечом в ножнах.

— Генерал! Прежде чем вы войдете, мне придется просить вас сдать оружие. Приказ Сияющего Короля.

Оюан вскипел. Чан спокойно встретил его взгляд и сказал:

— Прошу вас, не усложняйте мне работу.

Чжу стоял внутри, очевидно, ждал Оюана. Тот ворвался и рявкнул:

— Не говори мне, что мы отводим войска!

— А какой у меня выбор? — прямо спросил Чжу. По крайней мере, страдальчески подумал Оюан, он не стал нести всякую чушь, чтобы смягчить удар.

— Я не могу захватить и удерживать Пинцзян тут, на востоке, одновременно двигаясь на север, чтобы взять Даду, и защищая тылы от Чэня Юляна. Сначала надо разобраться с ним.

— Не надо! Даду, вот что важно! Наша цель — Даду, разве не так? Надо быстро взять Пинцзян, а потом двинуть на Даду. А когда ты сядешь на трон, можно будет вернуться и отбить захваченное! — В глубине души Оюан знал, что, когда Чэнь берет город, отбивать там уже нечего, кроме пепла и трупов. Но это не имело значения. Ничего не имело значения — и никак, никак не заканчивалось.

— Мы возьмем Даду, — ответил Чжу с такой мягкой силой в голосе, словно пытался впечатать реальность Оюану прямо в лоб. Оюан, смотревший в худое, угловатое лицо Чжу, которое было на одном уровне с его собственным, чуть не попятился.

— Мы возьмем Даду, обещаю. Чэнь Юлян напал на меня с воды, у него флот. Чтобы с ним тягаться, мне тоже нужен флот. Мы его сокрушим. А потом вернемся и возьмем Пинцзян, и только потом пойдем на Даду. Если придется, генерал, я вас снова пленником сделаю, воспользуюсь вашей армией без разрешения и одержу победу сам. Но мне бы очень этого не хотелось. Я надеюсь на вашу поддержку. Вы же знаете, вместе мы сила. Я — ваш шанс достичь цели. Так давайте достигнем ее вдвоем.

Даже если Чжу действительно ключ к успеху и в одиночку Оюану ничего не добиться, какое все это имеет значение перед лицом уже невыносимой боли?

Чжу, словно прочитав его мысли, сказал:

— Осталось совсем немного продержаться, генерал.

Действительно, Чжу — мой лучший шанс, мучительно подумал Оюан. Правда и то, что потом, в конце, все страдания, и боль, и жертвы обретут смысл. Но как тяжко ждать…

Он сказал голосом, пронзительно-тонким от абсолютного отчаяния, словно слова вырвались из самого нутра без участия разума:

— Не могу.

Он скривился от звука собственного голоса. А вот Чжу — нет, к некоторому его удивлению.

— Можешь. Только не обязательно делать это в одиночку. Рукав закатай.

Оюан непонимающе воззрился на него. Чжу зашил ему рану, но откуда ему знать, что он делал потом со шрамом? Чжу недобро улыбнулся, заметив его колебания:

— Я все видел, генерал.

Оюан неохотно закатал левый рукав. На запястье — браслет из бусин Эсеня, под ним — розовый порез, сочащийся красным. Он тянулся почти по всему предплечью. Под внимательным, странно заинтересованным взглядом Чжу Оюан вдруг понял: тому прекрасно известно, что генерал с собой делает. И тут же догадался, с тоскливым острым предвкушением, что намерен сделать сам Чжу. Он проведет пальцем по шраму, может, с легким нажимом. А потом вопьется в руку ногтями. Будет рвать и когтить, пока Оюану не станет больно.

Но если бы это помогало, Оюан и сам бы давно так сделал. Он перестарался — шрам давно потерял всякую чувствительность. Дрожа от предвкушения, генерал с отчаянием думал: недостаточно.

Чжу кивнул, словно пришел к какому-то выводу, и решил, как надо действовать. Взял Оюана за запястье. Тот мимолетно удивился, что кисти у них одинаковые, словно он сам взял себя за руку. Потом Чжу поднял кисть Оюана к лицу и сунул два пальца в рот.

Ничего более странного Оюан никогда не испытывал. Что вообще происходит? Чжу весь состоял из углов и резких линий, но рот у него оказался неожиданно мягкий. Язык скользнул по кончикам пальцев Оюана. Нет, Чжу не сосал, не лизал. Просто не отпускал. Взгляд у него был прямой. Слабое чувство абсурдности происходящего заглушило куда более сильное ощущение некой почти ритуальной торжественности. Генерал не знал, как на такое ответить.

С приливом странного жара Оюан вдруг вспомнил их поединок — объятия, скрепленные клинком. Чжу, пронзенный мечом генерала, не сводил с него своих черных глаз. И было очень тихо. Прямо как сейчас.

Не отводя взгляда, Чжу сомкнул зубы.

Оюан издал невнятный звук, сам не понял какой. Мир сузился до пальцев, затем и вовсе исчез. Никогда он не чувствовал такой огненной, концентрированной боли. Она охватила его целиком. Чжу понял, что надо делать. Это было самое желанное ощущение в мире.

Оюан смутно сознавал, что стоит, где стоял. Хотя, подумал он ошеломленно, наилучшим выражением его чувств было бы упасть сейчас на колени и целовать сапоги Чжу, беспомощно задыхаясь от благодарности за королевский дар — дар совершенной боли.

Он услышал собственное сиплое дыхание. Наверное, это унизительно, когда с тобой делают подобное… но способность к эмоциональному отклику, к счастью, уже покинула его. Все, что он мог, — стоять и ждать, пока не исчезнут в красном экстазе страдания, мысли и, наконец, он сам.

Когда Оюан вышел, Чжу вернулась за стол. На губах остался металлический привкус чужой крови.

Перед глазами стояла картина: Оюан, совершенно поглощенный болью, которая волной катится по нему. Зрачки расширились, губы приоткрылись в беззвучном крике.

Он смотрел прямо на нее. Интересно, у нее были такие же глаза, когда генерал пронзил ее мечом? Рот затопил вкус его крови. Он уже не дрожал, а содрогался всем телом. Сдерживался, хотя боль усиливалась. Когда она достигла пика, Чжу придержала его там, на краю чистого яркого лезвия, где агония и облегчение сливаются воедино.

Этого хватило, чтобы он остался. Чжу отметила момент, когда физическая боль временно затмила душевную, и Оюан отказался от своего отчаянного порыва бежать напролом к цели. Чжу дала ему необходимое, чтобы он держался плана… и ее самой. Надо будет — можно и повторить.

Чжу переполняло удовлетворение, сладкое и мощное.

Зашуршал полог шатра. Это вошел Цзяо. После минутного откровения, которое только что случилось у них с Оюаном, надменная физиономия инженера раздражала еще сильней, чем обычно. Интересно, он не столкнулся с генералом на входе? Цзяо ее не уважает, и его, наверное, порадовал бы вид Оюана, бесцеремонно рвущегося в королевский шатер. Она твердо посмотрела на инженера. Уж если я его смогла обуздать, с тобой и подавно справлюсь.

Цзяо слегка улыбнулся, словно напоминая ей давно известное: без него Чжу не обойтись. Он вернул ей зашифрованное послание.

— Я не смог это расшифровать. Нужен ключ.

Чжу особо и не верила, что получится. Но, надо признать, надеялась.

— Что, даже такой блестящий ум не нашел лазейки?

Глаза инженера иронически блеснули, как будто он наслаждался ее замешательством.

— Приношу свои извинения Сияющему Королю за то, что разочаровал своим неумением.

Чжу не радовала мысль, что шпион продолжит свое дело, и еще меньше радовало то, что она поставила Цзяо в известность, но взамен не получила расшифровки. Ничего не поделаешь, остается только держать ушки на макушке и ждать новой возможности взять крота с поличным.

Уже на пороге Цзяо обернулся и спросил, будто бы под влиянием минутного праздного любопытства:

— Чэнь Юлян взял Наньчан с моря. А у вас только сухопутное войско. Ваше Величество, где вы найдете флот?

Мягкость его тона не обманула Чжу. Она поняла, о чем Цзяо спрашивает на самом деле. Может ли она теперь победить? На миг неприязнь к инженеру полыхнула ненавистью. Чжу уже по-настоящему воротило от необходимости играть по его правилам, раз за разом доказывая, что ты чего-то стоишь. Но и вышвырнуть Цзяо она не могла, как бы ни хотелось. Его инженерные навыки, включая использование пороха при усовершествовании оружия, были одной из самых сильных ее сторон. Она жестко сказала:

— У Фана Гочжэня есть корабли.

— Зачем пирату с вами союзничать? Не сказать, что он известный филантроп.

В его голосе прозвучал вызов, еще более заметный, чем обычно? Впрочем, Цзяо всегда не в духе, если какая-нибудь задачка не поддается его уму.

— Любой здравомыслящий человек пойдет на союз со своим будущим императором.

Морщинистое лицо Цзяо с редкой бородкой никогда не отличалось доброжелательностью. Чжу годами не вспоминала своего отца, но уничижительный взгляд инженера отбросил ее в детство. Туда, где Чжу пытались загнать в убийственные рамки ничтожества. Она ощетинилась. Цзяо, глядя ей в лицо, сказал:

— Ну, я очень надеюсь, что у вас есть и более весомые доводы.