Тень Великого Древа

Стрела — 12

Конец ноября 1775 г. от Сошествия

Герцогство Ориджин

— Что за дерьмо… — начал Мартин Шейланд, когда в блеклом свете фонаря рассмотрел лицо герцога. — Ориджин?

Эрвин застыл, окаменел на месте. Он не боялся ни Перста, ни смерти, ни чего-либо в целой вселенской спирали, поскольку рука сестры касалась его плеча. Однако умом ясно понимал, что обречен. Мартин — опытный стрелок, ему хватит секунды, чтобы испепелить двух Ориджинов. И нет ни единой причины, чтобы этого не сделать.

— Эрвин София Джессика рода Агаты, герцог Первой Зимы, — отчеканил он, широко расправляя плечи в нелепой попытке закрыть Иону собой.

— Герцог Эрвин! — повторил Мартин. — Герцог, сука, Ориджин!

С Мартином что-то происходило. Сложно понять в тусклом мерцании Перста, но его лицо менялось. Губы расползались и дрожали, глаза лезли из орбит, кадык прыгал вниз и вверх.

— Эрвин Ориджин! Непобедимый герцог Первой Зимы! Я поймал тебя, ну!

Теперь стало ясно: Мартин хохотал от восторга, задыхался, переполненный счастьем.

— Я тебя поймал! Ты сломал все планы Вита, дважды обманул Рихарда, ранил Пауля. Они все — все они, сука, — боятся тебя! А я пришел — и поймал!

Это было безграничное торжество. Триумф человека, не знавшего ни единой победы. Богатство имперской казны, попавшее к нищему.

— Ты — мой трофей, ну! Я победил, я окончил войну, я поймал тебя. Я!..

Он опьянел, — подумал Эрвин и осторожно потянулся к кинжалу.

В тот же миг Мартин сделал шаг назад. Кадык перестал дрожать, лицо затвердело, глаза страшно сверкнули:

— Э, нет, даже не думай! Кинжал — на пол!

Эрвин вынул его из ножен.

— На пол, говорю!

Эрвин примерился: метнуть? Взгляд Шейланда не оставлял сомнений: он успеет выстрелить. Сталь звякнула о камень. Ради сестры я сдохну на глазах у сестры.

— Ты очень опасный зверь, — сказал Мартин. — Но я — хороший охотник, свой трофей не упущу. На колени.

Эрвин не шелохнулся.

— Ударю ей плетью в живот, выверну кишки. Будет подыхать часа три, не меньше. На колени, гад!

Герцог Ориджин коснулся коленями пола.

— Руки за голову, ну!

Ладони легли на затылок.

— Собака, эй, собачка-а!

— Гав, гав! — покорно откликнулась Иона.

— Что ты сделаешь, чтоб я его не убил?

Она завыла, как волк на луну.

— Руку будешь лизать?

Сестра высунула язык.

— Ошейник наденешь?

Она задрала подбородок, подставив белую шею.

— Кость погрызешь?

— Ты не даешь костей, — Иона заскулила, с пугающей точностью подражая голодному псу. — Хозяин не любит свою собаку…

— Ты была плохой собакой, слышишь? Вообще-то, я пришел тебя пристрелить.

Она заскулила вновь, крутанула бедрами, будто пытаясь вильнуть хвостом.

Эрвин только подумал о мече, как Шейланд пнул его в бок и опрокинул на пол.

— Я тебя насквозь вижу! Молчи, не шевелись. С собакой говорю.

— Гав! Гав! Гав! — покорно, подобострастно залаяла Иона.

— Будешь снова плохой собакой?

— Э! Э! Э!.. — она завертела головой, завиляла хвостом.

— Хочешь, чтобы пожалел?

— Гав! Гав!

— Лижи руку. Хорошо лижи, тогда пожалею.

Иона высунула язык во всю длину. Мартин протянул ей левую руку, целясь правой в Эрвина.

Она схватила его ладонь, слегка потянула к себе. Лицо Мартина приблизилось к прутьям. Тогда Иона отдернула рукав платья и показала Шейланду свое предплечье.

То, что произошло дальше… Такое бывает, Эрвин точно знал. Он даже планировал, он сам это придумал! Но тем не менее…

Мартин Шейланд изменился в лице. Челюсть отпала и задрожала, глаза наполнились слезами, мышцы напряглись в гримасе боли. Он шатнулся прочь от клетки, но Иона продолжала держать руку на виду, и Мартин смотрел на нее. Не мог не смотреть. Он отдал бы все, чтобы отвернуться: брата, мать, отца, собственные кишки — но не мог!

— Нет! Неееет!

Голос звенел бесконечною обидой. Младенец, отнятый у матери и брошенный в могилу, не плакал бы так горько, как Мартин Шейланд.

— Нет же! Нечестно! Нельзя…

Он рухнул на колени, перекатился на бок, свернулся в позу зародыша. Сквозь рыдания с трудом различались слова:

— Пожалуйста, нет… Так нечестно…

Затем Мартин стащил с руки Перст Вильгельма и бросил Ионе.

На сей раз Эрвин не допустил ошибки и не позволил себе расслабиться. Быстро спросил:

— Пыль от Гвенды?

Сестра кивнула, а он уже был на ногах и направлял Глас Зимы в горло Шейланда.

— Как управлять Перстом?

Вместо ответа Мартин всхлипнул. Иона сказала:

— Я умею.

Тихо шепнула что-то, и Перст Вильгельма наделся на ее предплечье.

— Стрелять тоже умеешь?

Она прищурилась, нацелив руку в замок решетки, сказала слово. Замок разлетелся, решетка открылась нараспашку. Миг спустя Иона была возле брата.

— Как ты научилась?

— Смотрела, слушала, читала по губам. Я готовилась, Эрвин. Ждала тебя…

— Я тоже очень ждал!

— Давай же уйдем отсюда.

Эрвин удержал ее за руку:

— Э… Боюсь, имеется трудность. В замке два моих кайра и полсотни шейландцев. А в городе — еще шесть тысяч шаванов. Силы чуточку не равны…

— А как ты планировал уходить?

— Мать говорит: истинное искусство — импровизация.

Иона склонила голову:

— Ты собирался ко мне полгода, но так и не придумал план?..

Шум на ступенях спас Эрвина от необходимости ответить. Кто-то спускался в подвал. Сестра нацелила Перст Вильгельма, брат поднял меч. Но пришелец не показался на вид. Стоя на лестнице, за дверью, он крикнул:

— Мартин, можешь выходить! Бой окончился, недоразумение улажено.

— Кто это? — шепотом спросил Эрвин у Мартина.

— Кнут, помощник Пауля.

— Прикажи, чтобы всех увел. Через час шаваны должны покинуть город.

Теми крохами Ульяниной Пыли, которые Эрвин передал сестре, Иона могла написать лишь короткий приказ: «Сними Перст, отдай мне». Мартин исполнил, действие Пыли прошло. Но обида и горечь поражения подавили в нем силу воли. Эрвин требовал почти невозможного, однако Мартин покорно пролепетал:

— Да, я скажу… Только они могут не послушать… Но я скажу…

— Скажи так, чтобы послушали! — Эрвин поднес к его лицу меч.

— Эй, выходи! — настойчиво донеслось снаружи. — Стрелял не барон, а провокаторы. Их уже ловят.

Иона прошептала на ухо Мартину:

— Виттор приказал шаванам уйти. Пусть уйдут, или Виттор их уничтожит. А ты задержишься здесь. Ты еще не закончил со мною.

Эрвин поднял Мартина на ноги, толкнул в сторону двери. Сам спрятался за бочкой, держа меч наготове. Иона зашла в клетку, притворив решетку так, что в сумраке не понять подвоха.

Дверь отворилась, кто-то вошел в подвал. И Мартин тут же крикнул:

— Убирайся! Все убирайтесь, ну!

— Милорд, полегче… — начал Кнут.

Эрвин не видел Кнута, но хорошо видел спину Мартина. Шейланд вскинул руку, и какой-то Предмет засиял сквозь рукав.

— Вит связался со мной. Понимаешь: сам Вит! Он очень зол!

— Плохо, конечно, но…

— Какое «но»?! У него деконструктор! Сказал: Пауль должен вывести орду из Лида. Сказал: за один час! Если нет, то он нас того!..

Голос Кнута изменился:

— Но часа мало… Шаваны увлеклись, как их уведешь?

— Лети к Паулю! Пусть уводит, как может! Иначе конец нам, ну!

— Ладно, а ты?..

— Я еще тут не закончил. Потом догоню.

— Гы. Кончай скорее. Я погнал.

Дверь захлопнулась, шаги простучали вверх по ступеням.

— Ты уверен, что он уведет их? — спросила Иона, выходя из клетки.

Мартин задрожал перед нею.

— Ну, да… Они боятся деконструктора…

— Всех уведет?

— Всех шаванов. Останутся люди барона в замке — человек пятьдесят…

— Могут сюда войти?

— Ну, могут…

Перст Вильгельма издал тихий свист. В своде над дверью возникла трещина, затем еще одна. Груда камней обрушилась и завалила вход в подвал. Брат с сестрой остались в каменном мешке, иного выхода не наблюдалось.

— Кхе-кхе, — кашлянул Эрвин. — Хочешь сказать, я пришел слишком рано? Ты еще не насытилась уютом подземелья?..

Она высоко подняла руку и пошла вдоль стены, освещая ее мерцанием Перста.

— Милый, мы здесь уже были.

— Конечно, это же замок Лиллидеев.

— Мы были именно здесь, в этом подвале. Вспомни! Искали черепа в стенах, нашли целый клад в зале с водяной цистерной. Оттуда перешли сюда, ты влип в паутину и полчаса чихал…

— Апчхи, — согласился Эрвин.

— Существовал проход. Его заложили…

Иона остановилась возле участка стены, более светлого, чем остальные.

— Я готовилась, братец мой. Честное слово.

Плеть Вильгельма ударил в стену. Та оказалась тонкой, всего в полкирпича. Четыре росчерка плети — и целый квадрат выпал, открыв темный проход.

Эрвин поднял Мартина за шиворот:

— Идем.

Миновав дыру в стене, они очутились в подземном коридоре. С каждым шагом усиливалась влажность, на стенах появлялась плесень и капли росы. Затем раздался плеск воды, повторяемый эхом. Они вышли в квадратный зал с бассейном по центру. Сквозь отверстие в каменном своде в бассейн текла вода. Так вот куда ведет труба из акведука!..

Иона прицелилась Перстом и обстреляла коридор за их спинами. Потолок рухнул, коридор перестал существовать.

— Сестрица, хватит крушить все вокруг. Джемис нам спасибо не скажет.

— Я оставлю черепа.

Она осветила темную нишу за бассейном. Три мертвых головы, вмурованные в кладку, скалились зубастыми челюстями. Одна смотрелась особенно жутко: кожа почему-то не сгнила, а стала бурой и покрылась морщинами. Длинные серые волосы бахромой закрывали пустые глазницы.

Эрвин взял Шейланда за грудки и припечатал к стене между двух черепов.

— Что такое деконструктор? Уничтожитель Предметов?

— Ну, да.

— Где он? Как работает?

Мартин показал Голос Бога. Эрвин встряхнул его:

— Врешь! Это Предмет для связи.

— Для связи тоже… Но можно вызвать не человека, а Предмет, по номеру, ну. Сказать особый ключ — и все, готово.

— Любой Предмет можно уничтожить?

— Неа. Вроде бы, только те, которые трогал Пауль.

Эрвин схватил Голос Бога:

— Отдавай. И говори номера.

Мартин аж побелел:

— К-какие?

— Номера Предметов. Пауля, Виттора, перстоносцев. Все, какие знаешь!

— Я н-не знаю…

Эрвин сунул кинжал ему в ноздрю. Мартин шепотом завопил:

— Не знаю, честно! Ни номеров, ни ключей! Брат не сказал!

— Как — не сказал?

— Он мне не доверяет. Иона подтвердит! Скажи ему, ну!

Иона процедила:

— Вы не братья, а два скорпиона…

— Пора идти, — Эрвин спрятал Голос Бога. — Лид и Обри в беде, надо их выручать.

Лестница из водяного зала привела на кухню. Сырая прохлада сменилась жарой, запах плесени — пряностью и подгоревшим маслом. В котлах булькало, стучали ножи. Работали три кухарки и два поваренка.

— Северяне? — громко спросил Эрвин.

Они обернулись, увидели Иону — свободную, с Перстом на руке. Все лица просияли.

— Северяне, — убедился Эрвин. — Я, герцог Ориджин, нуждаюсь в вашей помощи.

Поварята согнулись в поклонах, одна из кухарок бухнулась на колени.

— Отставить поклоны! Дело срочное. Ты и ты — выйдите во двор, сосчитайте солдат, доложите, где сколько.

Поварята выбежали, едва не сбившись с ног.

— В замке надежный амбар? Дверь хорошая, окна с решетками?

— Да, милорд! Дубовая дверь, замок и засов.

— Кто запирает?

Старшая кухарка показала ключ.

— Иди к амбару, отопри, жди около дверей.

Старшая вытерла руки о подол, разгладила платье и с важным видом вышла. Младшая спросила:

— А мне поручение, милорд?

— Знаешь в лицо барона Доркастера? Найди его, доложи мне, где стоит.

Последняя оставшаяся предложила:

— Изволите бульону, милорд?

— Накрой на четверых. Я приведу пару друзей. Кха-кха-кха…

Эрвину становилось хуже. Кухонная жара сложилась с лихорадкой, голова заполнилась туманом, мышцы налились тяжестью. Иона с тревогой смотрела на брата:

— Я могу тебе помочь?

— Можешь. Не убивай их всех.

— Прости?..

— Ты ненавидишь каждого шейландца в этом замке. Но я едва стою на ногах, мне не выдержать долгой схватки. Потому убьем только одного.

— Хорошо, — сказала Иона то ли с досадою, то ли с облегчением.

Поварята и кухарка вернулись с докладом, Эрвин выслушал, не без труда встал со скамьи.

— Трапезная там?.. Идем.

Поднялись по лестнице для слуг, с черного хода вошли в трапезную. Пусто и торжественно. Длинные столы, высокий темный потолок, суровые портреты, щиты и топоры на стенах. Эрвин подошел к окну, ведя за руку Мартина. Тот был рыхлым, как войлочная кукла. Укрылись за шторой, выглянули во двор. Позиции противника соответствовали докладу. Десяток солдат нес вахту на стенах, дюжина разбирала завал на входе в погреб, еще дюжина осаждала южную башню — вернее, толклась вокруг нее, размышляя, как выкурить изнутри Обри с Лидом. Пара мертвецов у дверей давали понять, что попытка прямого штурма провалилась. Барон Доркастер расхаживал по двору, присматривая за всеми отрядами.

— Сестра, прицелься хорошенько. Когда открою окно, убьешь барона. Только его одного. Мартин, когда барон умрет, крикнешь то, что я велел.

— Угу.

Эрвин подумал: отчего же он так покорен? Надеется заслужить пощаду — после всего, что сделал?.. Впрочем, какая разница…

Эрвин потянулся к окну, а Иона сказала:

— Постой. Мартин, как сделать пламя вместо плети?

Он сказал слово, сестра повторила. Эрвин отдернул штору и распахнул окно.

Огненный шар попал Доркастеру в плечо, а не в голову. Рука отвалилась, блестя Перстом Вильгельма. Барон с криком рухнул на колени. Мартин высунулся в окно и заорал:

— Кто хочет жить — бегом в амбар! Все в амбар, ну!

Солдаты завертели головами. Кто глядел на Мартина, кто на барона, кто-то взялся за арбалет…

— В амбар, если жить хотите! — повторил Мартин.

И тогда Иона начала стрелять.

Четыре вспышки пригвоздили Доркастера к земле, расплавили и испарили плоть, оставив груду черных костей. Солдаты кинулись врассыпную. Сестра дала длинную очередь огней. На пути в казарму встала стена жара, мостовая потекла ручьем. Кто бежал туда, бросился в другую сторону. Иона повернула руку, новые вспышки сорвались с ладони. Полоса огня отрезала входы в арсенал и донжон. Люди отскакивали от пожара, налетали друг на друга, вопили. Со стены тявкнул арбалет, болт свистнул мимо уха Ионы. Она подняла руку и непрерывною струей огня испепелила всю галерею. Стрелки с воплями прыгали вниз, ломали ноги, катались по земле, сбивая пламя с плащей.

Никто не думал сражаться, солдаты метались, ища укрытия. Иона продолжала огонь. Вспышки летели длинными очередями, ослепительные полосы резали двор. Отсечена восточная башня, южная, западная. Отсечены ворота, конюшня, подвал. Кузница и колодец — тоже за стеною жара. Куда бы ни сунулись люди, на их пути вставал огонь. Пламя стиснуло двор со всех сторон, словно удавка. Последний оставшийся выход вел к дверям амбара.

Иона продолжала стрелять. Лицо окаменело, губы сжались, точно шрам, в черных глазах отражалось красное пламя. «Сестра, довольно!» — хотел сказать Эрвин, но язык засох во рту.

Иона стреляла.

Она старалась исполнить приказ брата: убить только барона, никого больше. Но это было трудно, ведь во дворе почти не осталось места, не залитого огнем. На малом пятачке толпились уцелевшие солдаты, по узкой тропинке перебегали в амбар, а Иона все сжимала петлю. Вспышки ложились уже вплотную к людям. Падали под ноги, пролетали над головами. Срезали навершия со шлемов, поджигали плащи, плавили подметки сапог. Последние солдаты неслись к амбару дикими прыжками, перескакивая лужи расплавленного камня.

И вот во дворе не осталось никого. Дымились несколько скелетов, багровела лава, дрожало марево зноя. Все, кто был жив, забились в амбар. Иона всадила еще пару вспышек в землю перед дверьми. Потом стиснула ладонь в кулак, согнула руку, прижала к груди — и лишь так прекратила стрелять.

Шагнула назад от окна.

Увидела Мартина.

— Нет, нет, пожалуйста!..

Он попятился, споткнулся об скамью, упал на спину.

— Сестричка, хватит, — очень мягко сказал Эрвин.

Она уронила руку с Перстом и вся обмякла. Вместе с яростью кончились силы. Шагнула к Эрвину, упала в объятия, повисла на нем. Он осторожно усадил ее на подоконник. Сел рядом, прижал к себе. Иона дышала судорожно, рвано. Рука вздрагивала, будто желая дать еще выстрел. Всякий раз при этом Мартин ойкал и заползал глубже под стол.

— Ты молодец, — шептал Эрвин. — Ты лучшая на свете. Ты Агата. Моя сестричка…

Она робко глянула во двор.

Повсюду мерцали лужицы лавы, воздух дрожал маревом, как над жаровней. Догорала галерея на западной стене, колодец развалился от жара, сарай и уборные превратились в золу, вдоль стены зияли дыры для нечистот. К счастью, замок состоял из гранита, и огонь не мог перекинуться с постройки на постройку. Лишь потому уцелели арсенал, амбар и донжон.

— Ой, — выронила сестра. — Я увлеклась, да?..

Оба нервно засмеялись.

Из дверей амбара пугливо выглянула старшая кухарка. Утерла пот со лба, сказала что-то вроде: «Боженьки святые». Эрвин крикнул ей:

— Пожалуйста, запри дверь амбара!

— Ах, да, — кухарка защелкнула замок. Шейландский гарнизон очутился под арестом.

Когда жар остыл, брат и сестра вышли во двор. Мартин семенил следом, запуганный до полусмерти. Во дворе ужасно смердело. Даже сквозь насморк Эрвин ощущал вонь обугленных тел и разваленных нужников. Иона зажимала нос рукой.

Как только подошли к южной башне, ее дверь распахнулась. Хайдер Лид и Обри вышли навстречу. На капитане ни царапины, Обри ранен дважды, но, к счастью, легко.

— Леди Иона, поздравляю с победой! Это было потрясающе!

Обри не скрывал восторга и, кажется, хотел обнять обоих Ориджинов. Хайдер Лид сдержанно поклонился:

— Милорд, с башни мы видели, как шаваны покидают город. Улицы усыпаны трупами. Вероятно, погибли сотни, но спасены тысячи. Я бесконечно благодарен вам.

— За что? — удивился Эрвин. — Это же вы нашли дорогу в замок.

Он зашелся кашлем. Боевой пыл остывал, тело расслаблялось, и становилось совсем худо. Иона тоже еле стояла на ногах. Брат и сестра цеплялись друг за друга, чтобы не упасть.

— Слушайте приказ, — выдавил герцог. — Мы с Ионой отключимся минуты через три. Отведите нас в какую-нибудь спальню и укройте одеялом. Потом соберите всех северян, кто остался, и наведите порядок. Часовых к амбару и на стены, вахту к воротам, все как полагается. Затем поешьте. И найдите… кха-кха-кха-кха… тьма сожри!

— Милорд?..

— Найдите фейерверки.

— Что?!

— У Лиллидеев хранились шутихи. Я хочу фейерверк в честь сестры…

Иона пролепетала:

— Тебе не хватило?

У нее заплетался язык. Сестра засыпала прямо на ногах. Эрвин подхватил ее, но и сам зашатался. Кайры поддержали лордов с двух сторон. Обри заметил:

— Миледи, я найду вам новое платье. Старое псиной смердит.

Иона тявкнула сквозь дремоту. А Лид сказал:

— Постойте-ка, где Мартин?

Герцог встрепенулся, повертел головой. Он же тут был все время — шел следом, дергал за рукав!.. Протер глаза. Чушь какая-то! Куда Мартин мог деться?! Голый каменный двор, все постройки заперты или сгорели!

— Он там, милорд! — воскликнула кухарка.

Под стеной тлели угли нужника, посреди зияла дыра. На золе ясно отпечатались следы сапог.

— Куда ведет?!

— Наружу, за стену же, в сточную канаву.

— Твою Праматерь…

— Ай-ай-ай, что ж ты, сынок, такой тощий? Вот болячка и липнет, ей милое дело — хиляка погрызть. До тебя здесь лежал трехпалый — один из этих, супостатов. Изверг, зато кровь с молоком, дубиной не зашибешь. А ты же наш, северный. Не стыдно быть глистом в обмороке?

Спросонья Эрвину очень худо. Все тело ломит, будто кони по нему проскакали. Горло дерет так, что не вдохнуть. Голова залита свинцом, в ушах гудит, мысли не шевелятся… И старуха эта трещит без умолку, как на зло. Кто она такая?.. Вроде, засыпал возле сестры, а теперь древняя развалина рядом. Сколько ж лет прошло?..

— Закаляться тебе нужно, сынок… Подними-ка голову, подушки поправлю. Говорю: закаляйся, а то помрешь. Ты снегом обтираешься? В прорубь ныряешь?.. Ай, кого спрашиваю, все по тебе видно! А старый граф всех своих сыновей еще младенцами в сугроб окунал. Плачут — ничего, все равно взял, снежком обтер. И выросли здоровыми все пятеро! Один, правда, спился, но это жизнь такая…

На его спасение, в комнату входит Иона. Приносит чай с медом и травяной отвар, садится рядом, трогает горячий лоб и хмурится. Эрвин терпеть не может, когда так делают. В детстве мать вечно трогала его лоб и хмурилась. Эрвин чувствовал себя ягненком.

— Да, у меня жар, довольна?.. Что это за старая дама?

— Фамильный призрак дома Лиллидей бродит по замку.

Бабка грозит Ионе кулаком:

— Аць! Сама ты призрак!

Сестра дает ему чашку, чай обжигает горло. С орджем, естественно.

— Как себя чувствуешь?

Нежная забота в голосе сестры бесит Эрвина.

— Подыхаю, тьма сожри! Каковы новости?

— Меня волнуешь ты.

— А меня — новости!

Иона снимает с головы платок.

— Я сменила прическу.

— Холодная тьма…

Волос у сестры не осталось. Сбрила наголо, как капитан Теобарт.

— Э… а как же перья?

— Вряд ли я снова захочу носить их.

Эрвин не находит слов. Иона говорит:

— Зато вторая новость приятна. Я нашла медведя!

— Мы взяли в плен нортвудца?

— О, да! Медведь Маверик из нортвудской столицы — помнишь? Умел плясать и давать лапу… Теперь он здесь! Уже полинял к зиме, стал бело-серебристым. Он чудо как красив!

— Что ж, погляжу. А мальцы Шейланда здесь?

— Слуги говорят: детей увезли к Первой Зиме. Кукловод хотел, чтобы они увидели битву.

— Как дела в городе?

Иона рассказывает. Дела плохи, но гораздо лучше, чем могли быть. Шаваны успели разграбить церкви, кузницы, лавки и зажиточные дома. Убили и покалечили семьсот человек, увели полтысячи женщин. Разозленные быстрым отходом, напоследок обстреляли город Перстами. Несколько кварталов сгорели дотла. Тем не менее, большинство мещан и домов уцелели. Лид начинает зализывать раны. Разлетелся слух, что в замке молодые Ориджины. Люди приходят к воротам, предлагают помощь, спрашивают, что будет дальше.

Что будет дальше?.. — думает Эрвин, и тут его прошибает.

— Какое сейчас число?!

Иона не знает. Старуха говорит:

— Дык вторник. А в субботу — Сошествие!

Эрвин вздрагивает.

— Мне нужно попасть в Первую Зиму.

Слова звучат абсурдом, поскольку он не может даже выговорить их без хрипа, а до Первой Зимы — сто двадцать миль по студеной горной дороге. Иона не реагирует на очевидную глупость, а просто подает брату блюдце с медом.

— Мне нужно в Первую Зиму! — твердит он. — На Сошествие будет битва. Я должен кома…

Срывается в кашель. Иона смотрит, как на умалишенного. Эрвин шепчет со злостью:

— Послушай, тьма сожри! У меня отличный план, король всех планов! В определенный день заманить врагов в долину, разделить на три куска и перебить по частям. На подходе Адриан — но я учел и его, нашел способ без единой стрелы убрать его с дороги. Я знал, как победить! Требовался лишь Перст Вильгельма и все наши войска. Перст Вильгельма есть, даже два. Но отец дал битву в лесу и потерял слишком много. Нортвуды больше не с нами, за врагом большое превосходство. План нужно изменить! Я должен командовать боем!

Его жаркая речь не впечатлила сестру.

— Не сомневаюсь, братец, что у тебя был план. Но отец сейчас в Первой Зиме, правда? Он ничуть не хуже тебя в военном деле. Если положить руку на сердце, то даже лучше. Уверена, он найдет, как применить твой план.

— Ты не понимаешь! Я послал только три голубиных письма: отцу, Роберту и Хайроку. В них не сказано всего, лишь общая схема, без деталей. Надо сообщить о Флеминге и о Перстах…

— А Джемис знает все, что нужно?

— Джемис, Гордон Сью и ротные командиры.

— Один из них расскажет отцу.

Столь очевидный довод не успокоил Эрвина.

— Роты идут медленно. Много пеших и обоз, и Орудие. Нужно пересечь позицию Флеминга, это тоже задержит. Могут прийти впритык к началу битвы, не останется времени на совет.

— Тогда расскажи мне, а я передам отцу.

Он насторожился:

— Как передашь?

— Мы с капитаном все обсудили. Вы с кайром Обри останетесь здесь, ты выздоровеешь и наведешь порядок в Лиде. А мы — в Первую Зиму.

— Вы с капитаном?!

— Конечно. Он нужен Лидским Волкам, а я — носитель Перста. Наше место на поле боя.

Эрвин закашлялся от возмущения.

— Ты лишилась рассудка! Какое поле боя? Твое место — в безопасности!

— Не подскажешь ли, где это?

Появление гостей отвлекло их от спора. Вошли Лид и Обри, и разом, точно по команде, поглядели на Иону:

— Как самочувствие милорда?

Что за идиотская традиция — говорить о больном в третьем лице!

— Я ваш лорд, извольте ко мне обращаться!

— Так точно.

— Нашли Мартина?

Они посмурнели.

— Никак нет. Горожане видели, как он убегал из Лида. Перепуганный, точно суслик, и весь в дерьме с ног до головы. Его не узнали сразу и не догадались задержать.

— Значит, скоро вернется с отрядом шаванов?

— Сперва ему надо их догнать. Они конные, он пеший и отстал на несколько часов.

Иона добавила:

— Мартин мыслит, как зверь: не умом, а шкурой. Не вернется туда, где было страшно.

— Но доложит брату. Виттор узнает, что я жив, а ты на свободе. Он изменит план битвы, значит, и я должен изменить свой. Мне срочно нужно в Первую Зиму.

Иона покосилась на кайров: мол, вбил себе в голову. Бабка буркнула:

— Куда тебе ехать? Подохнешь-то в дороге.

— Вам нужно остаться, — сказал Хайдер Лид.

Эрвин резко встал с постели. Голова закружилась, поплыли пятна, но злости это не убавило.

— Тьма сожри, я сам решу, что нужно! Извольте выполнять приказы. Капитан Лид, седлайте коней. Наберите отряд горожан нам в помощь. Не забудьте фейерверки. Кайр Обри, передайте пленных шейландцев городскому суду, затем примите должность телохранителя моей сестры. Иона, ты остаешься в Лидском замке.

— Черта с два, — ответила сестра.

— Я велю тебе властью герцога!

— А я отказываюсь подчиниться.

Эрвин закашлялся, стукнул себя по больной груди. Яростно зыркнул в глаза сестры. Взгляды скрестились — аж искры полетели.

— Я думаю, — произнесла Иона, — у нас с тобой лишь один путь.

— Поедем вместе, — сдался Эрвин.

Шатаясь в седле, дрожа от озноба под режущим зимним ветром, сметая с лица мокрый снег, он пытался утешиться мыслью: такое уже было со мной, это как эксплорада в Запределье. Альтесса Тревога отвечала:

— Только в десять раз хуже.

Тогда они не спешили, сейчас надо мчать без остановки. Тогда было лето, сейчас ветер так и рвется в глотку, вымораживая больное нутро. Тогда он выступил в путь здоровым, а сейчас…

Лихорадка трясет так, что Эрвин едва держится в седле. Кто-то постоянно едет рядом, чтобы прийти на помощь. Кожа горит, снег обжигает, словно иглы. Легкие дерет наждаком. Ему дают флягу: «Пейте, милорд, питье помогает». Но все остыло, ледяной чай терзает горло.

Капитан пытается подбодрить:

— Дорога хороша! Видите, как быстро едем!

И, тьма сожри, он прав. Первый день пути, они движутся по стопам всадников Пауля. Нужно соблюдать все меры осторожности, чтобы не напороться на отставших шаванов. Зато по утоптаной дороге можно пустить коней рысью. А вот завтра нужно будет перегнать орду. Придется свернуть на горную тропку, заваленную снегом, и провести ночь прямо на склоне, на мерзлой земле. Эрвин корчится от одной мысли.

Иона пытается развлечь его рассказами:

— Братец, мы не виделись полгода. У меня накопилось столько новостей!

Начинает иронично, высмеивая братьев Шейландов и их вассалов, но потом неизбежно переходит к кошмару. Ее слова полны эмоций, Эрвин будто наяву видит, как бежит из Уэймара загнанный в ловушку отец, как гибнут кайры в ночной резне, как истекает кровью Аланис, дрожит в агонии Гвенда. Судьба словно пытает Иону: посылает надежду — чтобы тут же разбить вдребезги. Все, что дорого сестре, рушится, ломается, умирает на ее глазах.

— Святые боги, как ты пережила все это?

— Не пережила, — отвечает Иона. — Я пыталась убить себя, но Виттор вернул. Для того и дал мне первокровь. Потом стала сражаться с ними. Запугивала, грозила местью, изображала гордость, отвагу. Лишь потом поняла, насколько жалки эти потуги…

— Я уверен, на свете не было более храброй пленницы, чем ты!

— В этом и беда. Видишь ли, клетка все меняет. Когда зверь рычит из клетки, людям становится смешно. Чем тверже узник, тем потешней его унижение. Проявлять гордость за решеткой — все равно, что разбивать себе лоб о стену.

— Холодная тьма…

— Я изменилась после гибели Аланис. Бедняга билась до последнего — и расшиблась насмерть. Я поняла: цель только одна — выжить. Твердость — помеха, нужно быть мягкой, тогда не сломаешься. Нужно стать ветошью, тряпкой. Я стала. Делала, что они хотели: развлекала Мартина, лаяла, грызла кости… Говорила кротко и покорно, потом вовсе умолкла. Не с гордостью и спесью молчала — за это наказали бы. Молчала со знанием, что всем плевать; что ни скажи — останешься зверем в клетке.

Эрвину становится так стыдно, что он забывает о лихорадке.

— Сестра, я страшно виноват. Должен был прийти намного раньше.

— Нет, ни за что! — в ее словах испуг. — Ты пришел тем единственным днем, когда имелся шанс! Пришел бы раньше — погиб, как и Гвенда!

От мыслей о несчастной женщине обоих накрывает печаль. Вместе молятся за упокой ее души, потом умолкают. Но Эрвина пугает тишина: он слышит хрипы в собственных легких.

— Сестрица, дай теперь я расскажу…

Вот только о чем? Не о бойне же под Рей-Роем, не о Снежном Графе и бароне Айсвинде, не о Ребекке со Степным Огнем… Он описывает то, что может развеять грусть: чудесные Мать-мельницы, таинственное кладбище Ржавых Гигантов. Но тень не уходит с лица сестры, и он бросает главный козырь:

— Представь, каким прохвостом оказался Джемис! Посватался к Нексии Флейм!

Выслушав рассказ, Иона спрашивает:

— Разве ты не расстался с Нексией?

— Расстался, конечно. Еще в прошлом году.

— А Джемис просил позволения на брак?

— Даже дважды.

— И ты позволил?

— Ну, да.

— Отчего же возмущаешься?

— Да как ты можешь не понять! Мало ли, что мы расстались! Нексия любила меня и должна любить дальше, и лить слезы в безутешном одиночестве. Если она так легко заменила меня каким-то кайром — что это была за любовь?!

— Кайром с большой собакой, — уточняет Иона.

— Тоже мне, преимущество!

— А еще, Джемис не кашляет. Ни разу не замечен.

— Издеваешься?

— Конечно. Не умеешь ценить женщин, братец. Тебя давно пора проучить.

Вместе смеются — секунда безмятежной радости, как встарь.

Потом его начинает душить кашель.

Капитан Лид оказался прав: днем было еще неплохо. Настоящий ужас начался ночью.

Они ехали дотемна и долго после заката, выжимая все до капли из себя и коней. Аж после полуночи заметили пастушью избушку, там и встали на ночлег. Дров для костра не нашлось, поели всухомятку, запили ледяным орджем, постелили на пол овчину, легли. Обри нес вахту, остальные захрапели. Но не Эрвин.

Происходило нечто странное: лихорадка ушла, лоб остыл, унялся кашель. Тело сделалось ватным, руки и ноги онемели. Он ущипнул себя — и не почувствовал ничего. Тогда понял: замерзаю.

Болезнь, мороз и скачка забрали все силы. Тело больше не может себя согреть. Эрвин укутался во все, что нашел, накрылся с головой, свернулся калачом — бесполезно, не хватает тепла. Сердце бьется слишком медленно, кровь не течет в жилах. Вяло подумал: есть же способы согреться… Растереть руки и ноги орджем… Попрыгать на месте… Сказать Ионе поджарить что-нибудь Перстом… В конце концов, убить лошадь и вспороть живот.

Но было смертельно лень двигаться, просто невозможно заставить себя. А еще — стыдно тревожить людей. Ведь сейчас конец ноября! Да, снег и морозец, но не лютая же стужа. В маленькой избушке десять человек, надышали изрядно. Нельзя замерзнуть насмерть в таких условиях! Наверное, мне просто чудится…

Он позвал альтессу Тревогу. Она появилась частично: ни лица, ни груди, одно очертание фигуры. Он спросил:

— Что скажешь, могу я помереть?

Вместо слов она издала не то свист, не то стон. Вот тогда стало действительно страшно. Мозг Эрвина замерзал, уже не хватало силы поддерживать образ альтессы.

— Иона!.. Сестра!..

Позвал в отчаянье, поискал рукой. Ее не было.

— Иона!..

Оттолкнулся, сел, почти не чувствуя тела. Всмотрелся в темноту и увидел: Иона возилась у оконца, в руках была кружка и почему-то нож.

— Сестра! Слышишь?..

Она подошла, переступая спящих.

— Как ты?

Язык не повернулся сказать: «Боюсь, что помру», — хотя для этого он и звал ее.

— Давай летом вместе съездим на Мать-мельницы. Тебе понравится там.

— Конечно, милый… Выпей вот это.

Пить не хотелось: от ледяной воды только быстрее замерзнешь. Но кружка на диво оказалась теплой. Перстом, что ли, нагрела?.. Поднес к губам, сделал глоток. Вкус соленый, странный, пугающе знакомый.

— Это кровь?! Откуда…

Сестра зажимала платком рану на руке. А в кружке было много — половина, если не больше.

— Да ты с ума сошла! Какого черта?

— Пей. Она теплая и поможет тебе.

Эрвина передернуло.

— Что ты творишь? Надеешься на первокровь?! Она передается только от Пауля!

— Ты не сможешь говорить с Предметами, но болезнь ослабнет. Отцу же помог эликсир Мартина.

— Иона, ты меня пугаешь!

— А ты пугаешь меня. Ты замерзаешь, но молчишь. Выпей, пожалуйста.

Эрвин дернул кружкой, чтобы выплеснуть к чертям, но замер в последний миг. Кровь сестры — считай, ее жизнь. Невозможно вылить.

Он выпил судорожными глотками, ненавидя и себя, и сестру. Процедил:

— Впредь я запрещаю тебе рисковать собой ради меня.

— А я прошу: дай мне такое право. Неужели не заслужила?

В разграбленном Лиде нашлось несколько тысяч человек, готовых пойти за герцогом на бой. Неумелых, лишенных опыта, зато горящих ненавистью к Кукловоду. Но пешком никак не успеть в Первую Зиму, а лошадей во всем Лиде осталось только четырнадцать. Если быть точным, одиннадцать коней и три осла.

Ослы двигались без седоков. На них возложили особую роль: везти поклажу и Священные Предметы — два Перста и Голос Бога. Узнав про спасение Ионы, Шейланд может применить деконструктор. В первую очередь Шейланд уничтожит Перст Мартина, потому Иона решила применять только Перст барона, и при крайней необходимости.

Итак, ослы несли только груз. В отряд входило одиннадцать человек — согласно количеству лошадей. Брат и сестра, два кайра, а также семеро горожан из Лида. Этих семерых отобрал Хайдер Лид и поручился, что они кое-чего стоят. Сегодня Эрвину выпал шанс проверить.

Он был разбужен на рассвете, сумел немного поесть. Выслушал доклад Обри: ночью кто-то пытался украсть коня. Стоя на часах, Обри услышал скрип снега под подошвой. Выхватил меч и бросился к лошадям, но конокрад юркнул во тьму и исчез. Обри думал, что это был отставший от орды шаван. Хайдер Лид подозревал Мартина Шейланда. Он ведь тоже идет по этой дороге — пешком. Без припасов ему доводится несладко. Все порадовались за Мартина, но выслеживать не стали: не хватало ни времени, ни людей. Как можно скорее двинулись в путь.

Эрвин почти не ощущал озноба и сумел сам забраться в седло. Сестры он сторонился. Чаша крови связала их такою степенью близости, от которой даже Эрвину было не по себе. Потому он отстал от Ионы и передвинулся в хвост отряда, ближе к лидцам. Пока имелось немного сил, решил сделать важное: познакомиться с новыми бойцами.

Он завел беседу, лидцы рассказали о себе. Двое оказались кузнецами-оружейниками, трое — их подмастерьями, один — мастером по арбалетам, и одна — торговкой орджем. Кузнецы и подмастерья были крепкими парнями и умели обращаться с оружием, хотя тактических навыков, конечно, не хватало. Арбалетный мастер сознался, что драться не умеет, зато может болтом сковырнуть орла с неба — что и продемонстрировал. Торговка орджем сказала:

— Мужа убили в Уэймаре, брата — в Лисьем Доле. Я ненавижу этих гадов.

— Весь Лид их ненавидит, — буркнул кузнецкий подмастерье. — Ты драться-то можешь?

Без лишних слов вдова сшибла его с коня.

Эрвин сказал:

— Драться будете по моему приказу и только в крайнем случае. Искренне надеюсь, что он не наступит. Вы сможете отомстить врагу иным способом.

— Каким, милорд?

— Ослы везут фейерверки. Когда будет нужно, вы их запустите.

— И это все?!

Подмастерья набычились, кузнецы надулись так, будто герцог ранил их в самую душу. Арбалетный мастер усмехнулся, выдав этим немалую догадливость. Потом дошло и до вдовы:

— Славно придумано, милорд! — Она вдруг добавила: — А я видела Мартина Шейланда. Зашел пропустить лидку с другим солдатом. Все жалею, что не придушила.

После полудня отряд приблизился к Створкам Неба. Было ясно, что форты заняты врагом, потому их следовало обойти. Свернули на боковую тропу, принялись петлять между скал. Скорость упала, Эрвин буквально шкурой чувствовал, как утекает время. Лидцы заразились его тревогой, стали поторапливать друг друга:

— Быстрей же, шевелись, а то к битве опоздаем!

Иона ехала впереди вместе с капитаном. То и дело оглядывалась на брата, всякий раз он задирал нос и изображал беззаботную улыбку. Нет, это не я ночью собирался подыхать. Ты меня с кем-то спутала.

Он попробовал призвать альтессу. Тревога легко появилась рядом и сразу выдала монолог:

— Кукловод взорвет Персты деконструктором. Лидцы напортачат с фейерверком и прожгут тебе задницу. В крови Ионы куча болячек, она же грызла кости вместе с собаками. И ни черта ты не выздоровел, к вечеру станет вдвое хуже, чем вчера. Ну что, любимый, скучал по мне?

Впрочем, одной коллизии альтесса не предусмотрела. На узкой тропе они встретили кайров Флеминга.

Обычный конный дозор: два кайра, два грея. Капитан Лид назвал пароль, беломорец ответил, как полагается. Дозорные двинулись дальше, а отряд герцога прижался к скале, чтобы их пропустить. И тут Эрвин понял, что кровь сестры действительно помогла: ему хватило ясности ума заметить подвох. Шепнул кузнецам и торговке:

— Поравняются с нами — бей по моему сигналу.

Беломорцы протискивались мимо отряда, кони буквально терлись боками. Когда очутились возле кузнецов, Эрвин сказал:

— Да.

Греи полетели в пропасть, сбитые с седел. Один кайр получил молотком по затылку, а другому Эрвин приставил к шее Глас Зимы.

— Вы не спросили, кто мы такие. Хотя не похожи мы ни на шаванов, ни на беломорцев.

Кайр не стал юлить:

— Мы знаем. Герцог Ориджин.

— И вы ни капли не удивились. Были предупреждены, верно?

— Граф Бенедикт велел: в случае встречи с вами пропустить без боя и доложить ему.

— Пароли сменены, не так ли? Тот, что мы назвали, устарел?

— Да.

— Скажете новый?

— Нет.

— Как хотите.

Эрвин провел мечом по его шее. Истекая кровью, беломорец повалился в пропасть.

— Теперь у нас четыре запасных коня. И одна небольшая проблема.

Ради такого разговора сделали привал. Лихорадка возвращалась, Эрвина вновь начинало трясти, но теперь это была меньшая из бед.

— Флеминг снова предал?

— Нет, сестрица, на сей раз он проявил диковинную верность. Кукловоду.

— Что теперь будет?

— Я спрятал его жену и дочерей. Чтобы вернуть их, ему надо взять меня живьем. Я просил его открыть мне северный путь к Первой Зиме. Очевидно, там он и устроит ловушку.

— И как раз туда придет Джемис с иксами?

— Верно.

— Мы должны его предупредить!

— Не должны. Флеминг ждет нас именно на той дороге. Сунемся туда — попадемся.

— Мы прорвемся с боем. У нас Перст, я могу сражаться!

— Мартин сбежал от нас, ты заметила? Он предупредит брата о тебе.

— Но Мартин отстал! Мы приедем первыми!..

Эрвин посмотрел вверх. Небо в просвете между гор стремительно чернело. Туманный ореол опоясал ближайшую вершину, вниз от него тянулись серые хвосты.

— Мы не успеем к иксам, миледи, — сказал Хайдер Лид. — Надвигается буря, нельзя ехать дальше, нужно найти укрытие.

Эрвин зачерпнул рукою снега. Поднял перед собой, раскрыл ладонь. За секунду ветер смел с нее все снежинки.

— И что же нам делать?.. — прошептала Иона.

Он ясно вспомнил Запределье: если солдаты боятся, не дай им понять, что ты чувствуешь то же… И сказал, глядя в беззащитные глаза сестры:

— Как — что делать? Следовать моему гениальному плану!