Тень Великого Древа

Монета — 2

Июль 1775 г. от Сошествия

Лабелин, трактир около вокзала

Мимо трактира «Джек и Джейн» двигались колонною солдаты-освободители. Они не больно напрягались, чтобы держать строй и чеканить шаг. Шли себе спокойно, как идется в жаркий летний день, да под грузом железа и кожи. Мундиров на них не было, только защитные куртки с бляшками, а многие и их поснимали, подставив ветру голые волосатые груди. По части оружия тоже не наблюдалось единства: одни несли щиты да копья, другие — алебарды или кистени, третьи — луки и арбалеты. Попадались даже парни с кузнечным молотом, серпом или косой. Если б не болтались над колонной тут и там флаги Блистательной Династии, не отличить было бы войско от ватаги разбойников — бывалых головорезов, не одну милю вместе прошедших, не одну пинту крови проливших. И весьма многочисленных: голова колонны уже сворачивала за угол, а хвост еще даже не показался.

Постояльцы трактира «Джек и Джейн», высыпав на крыльцо, наблюдали за движением войска. Никто не остался равнодушным — ведь эти солдаты освободили город от мерзлых задниц! Причем, что вдвойне приятно, без боя. Узнав о приближении грозного императорского войска, полубатальон нетопырей ушел из Лабелина и заперся в загородном замке.

— Слава освободителям!

— Наши защитники! Герои!

Впрочем, другие зрители высказывали иную точку зрения:

— Не освободители, а чертовы бандиты, сожри их Темный Идо!

— Ограбили пять городов и тридцать деревень, а теперь, вишь, переобулись.

— Лишь бы снова не начали свое. При нетопырях хоть порядок был…

Одна группа постояльцев трактира держалась особняком, заняв самую выгодную, видовую часть крыльца. Со всею очевидностью, эта компания имела право на привилегии — ведь состояла она из барона с парою рыцарей, южного графа с секретарем в монашеской сутане, дородного купца и двух лихих шаванов, отягощенных дорогим ларцом. Все время, пока мимо крыльца шли головорезы, один из рыцарей катал во рту слюну, будто собирал заряд для плевка.

— Дрянь, а не солдаты. Никакой дисциплины. Мужичье, — бурчал он сквозь зубы.

— Ты неправ, Питер, — возражал второй рыцарь. — Дрянью они были в Северную Вспышку. С тех пор заматерели, попробовали крови. Они же с Салемом дошли до самой Фаунтерры, забыл?

— Смазка для клинков, — отрезал Питер, поглаживая эфес меча.

Барон Хьюго Деррил изрек:

— В этом смысле и полезны. За Минервой батальон кайров и искровый полк. Нужно пехотное мясо, в коем они увязнут.

А южный граф поправил шляпу и сказал миролюбиво:

— Я все же надеюсь, обойдется без этого. Минерве должно хватить ума…

Хармон Паула Роджер не питал интереса ни к разговорам вельмож, ни к маршу головорезов. Трактир задержал поселение, в комнатах до сих пор шла уборка, потому просили подождать на крыльце. Вот Хармон и стоял тут поневоле, слушая военную болтовню, но мысли его витали совсем в иных сферах. Чего скрывать: все еще горько было Хармону, досадно и обидно. Низа, думал он, как же ты могла? Я тебя спас от верной смерти! Из рабства выкупил, свободу вернул! Ты со мной жила, как у Праматери Софьи за пазухой. Любил тебя! Останься со мной — никогда в жизни ты бы горя не знала, каталась как сыр в масле, спала бы на пуху, ела с серебра. Да что там, это еще мелочь, а вот главное: я бы ценил тебя, как никто другой! Помнишь, как было в Шиммери? Вижу, позабыла, коротка девичья память! Ты там стоила дешевле овцы, и даже по такой цене никто не брал. Дерзкая, грубая, дикая — вот что все говорили. Я один рассмотрел твою душу, нащупал нежное сердечко, распробовал красу — особенную, не для всех, на знатока. Только мужчина с большим опытом может оценить тебя! И что? На кого меня променяла?!

Вот же он стоит, дурак дураком! Сир Питер — тьху, видали мы таких сиров! Джоакин таким же был, только простым, а этот при титуле — вот и вся разница. Думаешь, станет он любить тебя, как я? Рассмотрит, оценит? Где уж там! Использует, как носовой платок, да и бросит! Это для меня ты — особенная, а для него — подстилка!

Бандиты шли мимо, шаркая подошвами, звеня кистенями. Хармон почти не видел их уже, погруженный в себя. Ладно, дурочка любимая, пускай ты не разбираешься в людях, мудреца от идиота не отличишь. Но чем обязана мне — могла бы помнить! Не будь Хармона-купца, тебя бы тоже на свете не было! И свобода, и небесный корабль — все к твоим ногам! Хочешь летать — пожалуйста. Хочешь прочь из Шиммери — как угодно, лишь бы ты была счастлива. И что теперь? Где хотя бы капля благодарности?! Мы, мужики, для баб — как скотина: для их удобства и выгоды существуем. Крестьянин же не благодарим корову, когда доит: на то и буренка, чтоб давать молоко. Так и баба мужику нипочем спасибо не скажет. От кого есть прок — того она пригреет, от кого нету — бросит без жалости. Недаром ты, дорогая, спелась с Магдой-мерзавкой. Она ведь так и говорила: «Ценю только тех, от кого есть польза».

Прямо перед носом Хармона проплыл очередной штандарт с пером и мечом. Купец невольно проводил его глазами — и вдруг услышал в себе другой голос, противоположный первому. Постой-ка, Хармон Паула, — говорил голосок, — не попутал ли ты на счет благодарности? Низа спасла тебя из погреба, куда бросил Могер Бакли. Считаем, раз. Потом она за тебя перед шаванами замолвила слово — это два. Потом собой рисковала в плену у Магды — за твои проделки расплачивалась, между прочим. Итого уже три. Низа, выходит, трижды за тебя рисковала. А ты ее спас один разок, и это тебе стоило горстки монеток. Кто перед кем в долгу — еще сильно подумать нужно. Говоришь, брат, небесный корабль сделал для нее? А не для наживы ли? Напомни-ка, сколько тысяч эфесов просил с императора? И ни агатки Низе не обещал, правда?

Неприятен был Хармону этот голосок. Купец точно знал, что Низа — изменщица и дрянь, а голос кругом неправ, и давно пора ему заткнуться. Но тот продолжал свое, и Хармон зло завертел башкой, ища, на что отвлечься от мыслей. Благо, как раз тут на улице начались любопытные события.

Сбоку, из переулка выскочили наперерез колонне двое мужчин: один — крестьянин, а другой, по всему, ветеран. Они, видать, спешили к начальству войска, но голова колонны ушла уже далеко. Двое ринулись было вдогонку — да какое там, улица от берега до берега затоплена солдатами, никак не протиснешься. Тогда они раз — и вклинились между подразделений, встали прямо перед очередным знаменосцем.

— Остановитесь, братья! — вскричал крестьянин. — Опомнитесь, вы же зло творите! Нельзя!

Знаменосец сбился с шага, командир подразделения встал, как вкопанный. Замерли и всего его люди, и целый хвост колонны.

— Зачем ты здесь, Салем из Саммерсвита? — спросил командир зло, но не без почтения.

— Братья, сбил я вас с честного пути, увлек в тот дурной поход. Тогда нам было оправдание: нужда. Никому мы не хотели зла, лишь потому владычица даровала прощение! А что теперь вы творите?! Кем вы стали?!

— Воинами императора! — отбрил командир.

Второй смельчак, спутник Салема, едко рассмеялся.

— Какого императора? Того, что год назад помер и земелькой накрылся? А покойникам теперь положена личная гвардия?

— Адриан жив! Адриан вернет законный трон!

— Дурачье вы. Ну куда вас приведет владыка-мертвяк? Да прямо в могилки, червячкам на радость! Вы же в тот раз под самую лопатку зашли, уже земелька на головы сыпалась! Минерва пожалела — потому только живы!

— Минерва — незаконная владычица! — отчеканил командир. — Адриан — истинный государь! Верно, братья?!

Он обернулся за поддержкой к своим бандитам. Те заорали: «Адриан!», но не очень стройно. Кто-то сбился и — видать, по привычке — крикнул: «Рука Додж!» Крестьянина Салема аж перекосило:

— Святые боги, да вам плевать теперь, за кого рубиться! Кто платит — тот и вождь. Не стыдно, а? Мы ж за справедливостью шли, не за наживой!

Остановка затянулась, разрыв в колонне стал неприлично большим. Командир, разгневанный этим, рыкнул на Салема:

— Пошел вон! Парни, убрать его с дороги!

Бандиты быстро оттеснили двоих. К Салему они питали нечто вроде уважения, потому просто задвинули в переулок. А второму смельчаку дали по зубам, еще и добавили в живот. Салем помог ему подняться и повел в трактир, надеясь на помощь.

Хармон не понял подоплеки этой сцены, но двое вызвали его интерес. За их действиями ощущалась житейская драма достаточной силы, чтобы отвлечь купца от страданий по Низе. Захотелось подойти к ним, поговорить — однако грубый голос выдернул Хармона:

— Эй, министр! Комнаты готовы, ступай, занеси наш багаж. Потом скажи, чтоб накрыли на стол. И переоденься, смердишь с дороги!

А первым-то днем он сдуру считал, что посольство в столицу — почесть! Владыка Адриан заметил горе своего верного слуги и наградил почетной миссией. Собственно, так император и сказал: «Отдохните, развейтесь, отриньте любовные страдания». Пожалуй, Адриан и хотел как лучше, но обернулось новым унижением. Сколько их уже было на должности чашника…

Барон Деррил и сир Питер сделали все, чтобы отравить купцу жизнь. Наставление владыки — беречь Хармона — барон забыл сразу, едва покинув Грейс. Деррил помнил лишь о Светлой Сфере. Его ненависть к Хармону никуда не делась, а только набрала силы. Он использовал торговца для самых низких поручений: перетащить вещи, почистить башмаки, постирать исподнее, найти, подать, принести. Если Хармон возражал или исполнял недостаточно быстро, барон говорил:

— Сир Питер!

Молодчик с великой охотой пересчитывал хармоновы ребра. Защиты не было: ни шаваны, ни Второй из Пяти не спешили вступаться. Граф нес себя выше подобной грязи; лошадники смотрели и веселились. Сир Питер старался от души, еще и вспоминал со смехом любовные письма Хармона.

— Молоденькую захотел? — приговаривал рыцарь, отвешивая тумаков. — Похотливый козел, найди старуху себе под стать! Министершу!

Впрочем, даже когда Питер не бил Хармона, путешествие оставалось пыткой. Смотреть на этого злобного дурака, думать: эх, Низа, на кого же ты меня променяла? Что с тобою случилось: оба глаза на месте — а слепая, хуже крота!.. Ее измена терзала Хармона во сто крат больше, чем питеровы кулаки.

Сбиваясь с ног, купец затащил багаж в комнаты. Ларец шаваны несли сами, но все остальное легло на плечи Хармона. Затем он разъяснил хозяйке трактира, как подать обед господам. Проверил, все ли запомнила, а то ведь за ошибку с него спросят. Прокрутил в уме: что еще велел барон? Ага, переодеться в свежее. Но свежего не осталось: прислуживая всем, Хармон не успевал заботиться о себе. Разве только мундир Молчаливого Джека… А что, он вполне себе свеж. С тех пор, как Луиза постирала, Хармон лишь раз или два надел. Правда, перед тем мундир много лет носили, не снимая. Но Молчаливый Джек был чистоплотным парнем: не потел, под дождь не выходил, по грязным улицам не лазил…

Странное что-то зашевелилось в Хармоне от этих мыслей — словно проснулся чертенок, целый год не открывавший глаз. Подумалось: вот рожи будут у барона с Питером, если выйти к столу в гербовом ориджинском мундире! Тут же, конечно, представилось и наказание. Хармон не отважился на выходку, но миг, пока думал о ней, был приятен. Миг удали и дерзости, когда-то присущей купцу, и, к сожалению, давно позабытой.

Он надел рубаху, наиболее похожую на чистую, и спустился в зал. Проверил, накрывают ли стол, заказал себе эля. Осмотрелся — и заметил в темном углу тех двоих: Салема с ветераном.

Хармон имел запас времени: барону сказано, что обед подадут через полчаса. Он подошел к их столу. Замялся, не зная, с каких слов начать, а те двое вели свою беседу.

— Как же их много, — горестно качал головою Салем. — Тысяч семь добрых крестьян стали отпетыми головорезами. На кого укажет Адриан — того и убьют. Растили пшеницу и гречку, а теперь только трупами засевают землю…

— Будет тебе, — возражал ветеран. — Вас, Подснежников, было тысяч восемьдесят, а бандитами стали семь. Малая доля, да и та скоро земелькой накроется.

— Места себе не нахожу, брат, — говорил Салем. — Этих семь тысяч я сдернул с честного пути. Голод, нужда — дело плохое. Но мог же я найти какой-то иной способ, не нарушая закона… Мог сам, один пойти к императрице! Быстрей бы дошел и людей не баламутил, кровь не проливал…

— Да ничего ты не мог! — утешил ветеран. — Это только кажется, будто ты что-то можешь, а на самом деле ничего от человека не зависит. Все идет само собой, как решили боги.

— Думаешь?

— Вот тебе спираль! Джоакин так и говорил с самого начала: все кончится бедой. И я знал, что он прав, но это ж не повод отступиться.

— Почему?

— А как иначе? Все всегда кончается плохо. Что же теперь, совсем ничего не делать?

Хармон больше не мог терпеть: взял и сел на лавку прямо возле Салема.

— Здравия вам, добрые люди. Правда ли то, что уловил мой слух: вы поминали Джоакина Ив Ханну?

— Наверное, в Южном Пути есть несколько Джоакинов, но ты угадал: мы поминали именно этого. А сам-то кем будешь?

На всякий случай, Хармон скрыл подлинное имя, назвался вымышленным.

— Ну, здоров будь, купец Хорам. А мы — Салем из Саммерсвита и Весельчак.

И только теперь, в очередной раз услышав имя крестьянина, Хармон вспомнил:

— Салем из Саммерсвита! То-то думаю, знакомо звучит! Ты — предводитель Подснежников?

Крестьянин повесил нос:

— Вина моя и боль… Я не хотел никому зла, пытался лишь спасти людей от голода. И спас, милостью владычицы Минервы, но завлек в ловушку Темного Идо… Видал тех головорезов на улице? Это бывшие мои Подснежники. В прошлом добрые крестьяне, теперь — наемники-убийцы… Не раз пытался их остановить, но они и слушать не желают.

Весельчак отметил:

— Я их могу понять. Сам-то тоже из крестьян, а побыл вот оруженосцем — и не хочу обратно в поле. Рыцаря своего потерял, служить стало некому, но все равно не тянет ходить за плугом. Так и сяк откладываю свое возвращение.

— Ты из крестьян вышел в оруженосцы? Кто же тебя взял?

— Так Джоакин же! Ив Ханна который.

Как-то странно стало Хармону от звука имени. И горько, покуда вспомнилась Полли, и горячо — шевельнулся снова дерзкий чертенок под ребрами. Удалые были времена. Страшные — но славные.

— Весельчак, а не скажешь ли, где Джоакин теперь?

— В гробочке, думаю… Но точно не знаю.

— А что тебе известно?

— Да, расскажи, — поддержал Хармона Салем. — Ты ж обещал, а все молчишь.

— Не молчу я, а тебе помогаю! Ты ж сам все ноешь: ох, Подснежники, ох, императрица. Делать нечего — доводится тебя утешать. Думаешь, мне это в удовольствие?

— Вот и не утешай, а расскажи про Джоакина.

— Ну, что ж…

Первую часть рассказа Весельчак проскочил быстро: видимо, Салем ее уже слыхал. Вкратце, для Хармона, ветеран повторил вот что.

Джоакин и Весельчак оставили Подснежников у самой Фаунтерры. Перед тем Подснежники убили дворянских послов, а значит, ждала их жуткая расправа. Джоакин в кои-то веки проявил осмотрительность — взял и ушел от бунтарей, а Весельчака забрал с собой. Двинулись они в сторону Дымной Дали и в назначенном месте встретились с одною купчихой. Она была знакомая Джоакина и прежде звала его в долю, вот теперь он согласился. Имя той купчихи — Луиза.

Хармон вмешался в рассказ: как у Луизы дела? Хорошо ли ей живется?

Весельчак порадовал его: Луиза живет — не тужит. У нее свое дело, караван, слуги. Правда, овдовела прошлым летом, но это ничего: она баба видная, с хорошим приданным, дети работящие, не капризные. Словом, она себе легко муженька найдет, а ты, купец, не перебивай, слушай дальше.

Джоакин с Весельчаком и Луизой поехал на Дымную Даль, чтобы нанять судно до Уэймара. Но по дороге дело обернулось плохо: остановили их кайры самой Северной Принцессы. Слуги Луизы нахамили северянам, те хотели отомстить, а Джоакин встал на защиту. Ну, его хвать — и прямо в карету к миледи. Оттуда он уже не вышел! Луизу со всеми людьми отпустили, а Джоакина — хрен. Заперли в карете и увезли с собой. Весельчак пару миль проехал следом, думал подобрать трупик, что из кареты выбросят, — но нет, никакого следа нашего Ив Ханны.

Хармон засмеялся, все больше чувствуя себя… странно как-то, ново… или наоборот, приятно старо. Будто помолодел на год — самый тяжкий и страшный в жизни.

— Я знаю, Весельчак, почему Северная Принцесса забрала Джоакина. Он всегда был наглым по части агатовских барышень. Думаю, схватил ее за коленку или за еще похуже.

— Это возможно, — признал Весельчак. — С той, другой герцогиней у него тоже не ладилось. Но ты, купец, меня все-таки не перебивай. Как я расскажу, если ты все время лезешь?

Хармон примирительно поднял руки, Весельчак продолжил. Оставшись без Джо, они с Луизой устроили совет: как спасти юношу? А стояли при этом на дороге, которая одним концом шла к Дымной Дали, а вторым — в Фаунтерру. Вот и решили разделиться. Луиза поедет в Уэймар и обратится к графу Шейланду, а Весельчак вернется в столицу и пойдет за помощью к герцогу Эрвину Ориджину. Или муж, или брат — хоть один да убедит Иону отпустить нашего Джо!

Примчал Весельчак в столицу, а там шум-гам: восстание Подснежников погашено! Ее величество лично, своею рукой все уладила! Виновники наказаны, невиновные отпущены, слава Минерве! Весельчак обнадежился: по такой радости герцог точно удовлетворит его прошение. А Джоакин довольно щедро платил оруженосцу, Весельчак имел при себе монету, так что приоделся, зашел к цирюльнику, обрел подобающий вид — и в полном параде явился на Дворцовый остров.

Ни в первый, ни во второй день его не пустили. Не пускали гвардейцы — но это ясное дело, на них и не было надежды. Не пускали придворные — пыжились еще больше, чем гвардейцы, прямо не подступись. Не пускали даже кайры — это было совсем обидно. Весельчак втолковывал им:

— Мы с господином этот самый дворец обороняли! Бились в отборном войске вашего герцога! Когда вон там горело — я тушил. Когда эту стену накрыло из камнеметов — я помогал уносить раненых. Мне этот дворец — как родной дом!

Где там! Гнали его взашей.

Весельчак устроил на набережной наблюдательный пункт и стал ждать такой вахты, в которой будет знакомый ему кайр. День ждал, два ждал, на третий — взяли его под ручки и тащат в протекцию.

— Ведешь наблюдение за дворцом? Готовишь диверсию? Признавайся: кому служишь?!

Весельчак им объяснил, как мог:

— Подумайте сами, бараны тупые! Если б я хотел сделать диверсию, ждал бы я аж до сегодня? Еще в декабре, когда тут войск было всего ничего, взял бы и поджег дворец. Выбрал бы миг, когда все заняты боем, полил бы маслицем паркетный коридорчик — и щелк искорку. Весь дворец аккуратно бы в гробик упаковался! И герцогу, и герцогине — всем бы лопатки пришли!

Эти, из протекции, аж засияли от его слов:

— Планировал поджог дворца? Убийство герцога с герцогиней? Прекрасно, так и зафиксируем! Ты только черкни вот здесь, что мы с твоих слов правильно записали.

Весельчак настучал себя по лбу:

— Вы совсем идиоты? Говорю: если б я этого хотел, спалил бы давно! Но я ж только поговорить хочу, мне нужно с герцогом обсудить важное дело!

Эти записали:

— Асассин напрашивается на встречу с лордом-канцлером. Замышляет дерзкое убийство.

— Я щас тебя дерзко убью! — озверел Весельчак. — Ты что, с Фольты? Людскую речь не понимаешь? Мне поговорить с ним нужно — вот и все!

— Угрожает, — строчили агенты, — вымогает встречи с лордом-канцлером. Налицо шантаж и подготовка покушения.

Весельчак устал:

— Слушай, позови кого-нибудь с мозгами. Кого-то из начальства давай сюда. Боишься герцога — зови Деймона Ориджина или кайра Сорок Два.

Тут среди агентов возникло замешательство. Один греб в прежнем русле:

— Поминает покойного лорда Деймона. Пытается намеком усилить угрозу. Скользкий преступник.

Но другой свернул против течения:

— Нет, стой, а почему он зовет Сорок Два? Откуда ему знать, что Сорок Два надзирает за протекцией? Тут нечисто дело.

Посовещавшись, решили: начальство должно узнать об опасном злодее. Когда в допросную вошел кайр Сорок Два, Весельчак чуть не обнял его от радости.

— Ну, наконец-то! Милорд, вспомните: я — оруженосец сира Джоакина, воина леди Аланис. Сир Джоакин в беде, его пленила леди Иона Ориджин. Пока он там не накрылся землицей, дайте мне поговорить с милордом!

К счастью, Сорок Два не забыл Весельчака:

— А, это ты, гробки-досточки! Отвечай: зачем хотел поджечь дворец?

Набравшись терпения, Весельчак объяснил еще раз — и, слава всем Праматерям, был понят!

— Тут ты прав, — согласился кайр, — зимой горячо пришлось. Даже странно, что выстояли. Жаль погибших бойцов…

— Все там будем, — сказал Весельчак. — Никто еще не спрятался от лопатки. Какая разница — сегодня или завтра?

— Пожалуй, и здесь ты прав. Лучшие из кайров уже на Звезде, а мы вот задержались.

— Земелька — не самое худшее, — продолжил Весельчак. — В ней мягко да уютно, забот никаких, отбегал свое — лежи, отдыхай… Гораздо хуже, например, стать калекой без ног, без рук. Не живешь, а только страдаешь и другим создаешь обузу. Если бы мне сказали: «Выбирай: стать калекой или в гробок заколотиться?» — я бы ни минуты не думал.

— И тут согласен, — признал Сорок Два. — Ничего нет хуже беспомощности.

— Вот потому я прошу вас, кайр: дайте мне поговорить с милордом, а он пускай поговорит с сестрой, чтобы она Джоакина не изувечила.

Сорок Два сказал:

— Ты хороший боец, слышу в тебе достоинство. Хотел бы помочь, но милорда сейчас нет. Убыл в Маренго на встречу с императрицей, а вернется в неизвестный день и будет зол. Вот тебе совет: поди в ратушу к леди Аланис. Джоакин — ее вассал, она в ответе за него.

Весельчак понял: прав Сорок Два, герцогиня должна помочь. Поблагодарил и двинулся на выход, агенты рванулись удержать:

— Куда?! Попытка бегства!

А кайр осадил их:

— Отставить, бараны тупые…

Подзатыльник выдернул Хармона из глубины рассказа. Сир Питер процедил:

— Оглох, министр? Сколько можно тебя звать?! Мы хотим элю!

Хармон встал, душа в себе гнев и обиду. Никто не мешал им заказать эль у трактирных слуг. Барон и Питер позвали его единственно чтобы унизить. Хармон сбегал к стойке, сделал заказ, в две ходки принес и выставил на графский стол полдюжины кружек. Барон Деррил, так жаждавший элю, теперь даже не глянул на его. Продолжал себе говорить, обращаясь к Второму из Пяти:

— Минерва — девица. Какого ума вы ждете от барышень, милорд? Капризы да страсти — вот все их естество!

— Барон, позволю себе не согласиться. Минерва юна, но одарена некоторым интеллектом. Она сообразит, насколько малы ее шансы, и сделается уступчивой. Переговоры с нею могут дать плоды.

— Ничего не ждите от обиженной девицы! Она встанет в позу, милорд, тем и кончится. Время на переговоры будет потеряно впустую. Нужно сразу применить ларец…

Хармон попятился, спеша вернуться к Весельчаку, но тут барон заметил его:

— Эй, ты куда? Сиди, не дергайся, вдруг понадобишься.

Сир Питер сказал:

— Милорд, он болтал с теми двумя мужиками. Мне думается, там ему самое место. Пускай сидит с холопами, а понадобится — позовем.

— Твоя правда. Министр, пшел вон.

Вдох спустя Хармон сидел возле Салема.

Когда Весельчак пришел в ратушу, то убедился в правоте своих взглядов: любая хорошая задумка кончается хреном лысым. Пробиться на прием к леди Аланис было еще сложней, чем во дворец. С раннего утра в холле ратуши собиралась очередь визитеров. К моменту прибытия миледи там накапливалось до полусотни человек разных сословий. Леди-бургомистр пролетала сквозь них, будто смерч, по пути бросая:

— Первыми констебли, потом инженеры, дальше пожарные и булочники. Прочих — по остатку.

Спорить запрещалось. Если кто заикался: «Прошу вне очереди, у меня особо важное…» — миледи щелкала пальцами и недовольного тут же выводили. Она влетала наверх, в свой кабинет, по пути требуя кофе, отчетов, «Голос Короны», каких-то документов, вызвать старейшину такой-то гильдии, а курьера — сейчас же туда-то, по такому-то делу. Просители, напуганные ее стремительностью, на цыпочках подбирались к кабинету. Никто не знал, когда леди-бургомистр начнет прием и когда окончит. В непредсказуемый миг секретарь сообщал:

— Такого-то сударя прошу войти.

Счастливчик входил — и вылетал спустя несколько минут. За ним второй, третий, пятый. Леди-бургомистр отстреливала их, как опытный арбалетчик выпускает болты. Они скатывались по лестнице, едва дыша, и уже в холле приходили в себя, делились друг с другом:

— Достигли успеха, сударь?

— Ох, не спрашивайте…

— А мне повезло! Миледи сразу рассмотрела — и готово!

— И мне — почти. Сказано явиться завтра с выпиской. Тогда уж точно выгорит!

Леди Аланис принимала решения с бешеною быстротой. Если бы хоть один день целиком она посвятила просителям, то все, до последнего мужика, попали бы на прием. Но спустя несколько часов миледи вихрем покидала кабинет и исчезала по другим делам. Хвост очереди всегда оставался ни с чем — и Весельчак в том числе.

Прислушавшись к разговорам, он выудил ряд советов о том, как иметь дело с Аланис.

— Излагайте коротко. Миледи не тратит на решение больше десяти минут.

Это легко, — понял Весельчак, — я в минуту уложусь.

— Избегайте лести, не расшаркивайтесь, говорите по делу. Миледи ценит время.

Так даже лучше, — подумал Весельчак, — я-то все равно льстить не умею.

— В прошении упомяните кого-нибудь, знакомого миледи.

Прекрасно, — обрадовался Весельчак. Это правило нарочно для меня создано.

— Не лезьте без очереди, вот главная заповедь. С любым делом — стойте и ждите.

Э, вот тут — нет. У меня-то действительно важное дело: человека спасти!

Следующим днем, едва Аланис появилась в ратуше, Весельчак подошел прямиком к ней и сказал, соблюдая первые три совета:

— Миледи, помогите спасти Джоакина. Он в плену.

Она щелкнула пальцами, констебли вывели Весельчака за дверь. Но он был не из тех, кто легко отступает. Обычно все кончается плохо, но это же не повод сдаваться!.. На следующий день Весельчак вновь пришел на прием, встал как можно заметнее. Южным ветром влетев в ратушу, леди Аланис промчала мимо него и бросила секретарю:

— Этого служивого — первым.

Она пила свой кофе, когда Весельчака ввели в кабинет.

— Вы знаете Джоакина Ив Ханну?

— Я его оруженосец.

— Ах, вот почему лицо знакомо… В чем беда?

— Джоакина взяла в плен леди Иона Ориджин, Северная Принцесса. Если знаете ее, можете ли…

Он сбился. Аланис перекосило от гнева, и Весельчаку стало немного страшно.

— Будьте вы прокляты!.. — прошипела миледи.

— За что?..

— За бесконечные интриги. С кем вы теперь? Кто я для вас? Почему не от вас узнаю, где Джоакин?!

Он совсем растерялся, потер половицу носком.

— Так, ваша светлость, от меня ж и узнали… Или надо было раньше?..

— Мерзавцы. А говорят: северяне — люди чести!

— Простите, миледи, я не северянин, а путевец. Но честный человек, просто в этих столичных делах не очень понимаю. Сначала пошел во дворец, а потом уже к вам…

Аланис уставилась на Весельчака, будто увидела впервые:

— Вы тут при чем? Я не с вами разговариваю!

— А с кем?.. — оглянулся Весельчак.

Миледи звякнула в колокольчик, одним махом допила кофе и бросила секретарю:

— Подать карету! Я к лорду-канцлеру. Вы — со мной.

Весельчак уточнил:

— Вы — это я?..

Ошибки быть не могло: тонкий палец миледи указывал точно ему в грудь.

Получасом позже они очутились во дворце. Миледи мчалась так, что все разлетались с дороги, а Весельчак едва поспевал. На бегу заметил стаю констеблей, типов из протекции, судейских чиновников в смешных шапках, кайра с огромной собакой, важного седого деда с дудкой в руке. Подумал: потешный тут народец завелся, остановиться бы поглазеть… Но миледи распахнула очередные двери — и вот Весельчак уже стоял перед столом герцога Ориджина, заваленным бумагами и лентами. Лорд-канцлер не успел сказать ни слова, как Аланис схватила со стола его кубок и сделала глоток.

— Ордж до полудня. Вы с Мими становитесь все ближе!

— А вы — с мужичьем, — огрызнулся Ориджин. — Что за конюх с вами?

— Оруженосец Джоакина Ив Ханны, которого пленила ваша сестра! Хотелось бы знать, зачем она арестовала Джоакина? И почему, тьма сожри, я не слыхала этой новости от вас?!

— При нем?

Аланис не поняла и резко развела руками, плеснув орджем на стол.

— Я спрашиваю, — уточнил герцог, — вы желаете устроить истерику при этом мужике? Дайте мне пару минут: созову челядь, пускай тоже потешится.

Скривившись от злости, Аланис указала Весельчаку на дверь:

— Подите прочь!

— Я же только вошел…

— Вон!

— Нет, постойте, — попросил герцог. — Простите несдержанность миледи. Вам не нужно быть при нашем разговоре, но следует узнать: Джоакин свободен.

— Виноват, милорд, ваша сестра взяла его в плен и заточила лопатку, и ямку вырыла…

— Уже зарыла. Она отпустила Джоакина на свободу, о чем уведомила меня в письме. Великий Дом Ориджин приносит вам извинения за неудобство. Возьмите денег на обратную дорогу.

Адъютант передал Весельчаку несколько монет, а Аланис крикнула:

— Теперь — вон!

— Элю, тьма сожри! — заорал сир Питер презрительно и грубо, в тон Альмере из рассказа.

Хармон схватился и помчал к стойке. Пока эль тек из бочек в деревянные кружки, в голове купца еще звучал услышанный рассказ. Непостижимым образом слова Весельчака стали лекарством для души. Было в них нечто очень простое и правильное. Преданность, дружба, упорство, готовность бороться за то, во что веришь. Вечные ценности, которые сам Хармон давным-давно утратил. В Шиммери, решив исправиться, он лишь на шаг подступил к идеалу. А Весельчак и Салем все время живут по заповедям, и не считают это заслугой. От их разговоров в душе Хармона становилось чище — будто открыли окно, и в затхлую пыльную комнату ворвался свежий ветер.

Совсем иначе звучали беседы за столом барона Деррила.

— Женщины могут приносить пользу, милорд. Особенно те, что имеют влияние на мужей. Валери Грейсенд многим обязана милорду Морису и связана дружбой с леди Магдой. Ей было направлено тайное послание. Леди Валери сделает все, чтобы повернуть мечи Серебряного Лиса в нужную сторону.

— Мы задействуем и свой канал для влияния на генерала. Лишим его выбора: он не сможет нарушить разом клятвы супруге и ордену.

— О чем и речь!

— Да, генерал приведет полки к столице. Но заставит ли это Минерву сдаться?

— Она лично отреклась в пользу Адриана, в присутствие всей Палаты! Тем самым лишилась всякого права удерживать трон. Если попытается — будет строго наказана.

— Вы намекаете на конкретный способ наказания, барон?

— Милорд, мне неприятны подобные методы, но мы говорим о преступнице, ее не оберегают законы чести. Дарквотер славится мастерами сумеречных дел. Если ларец возымеет действие, то Леди-во-Тьме…

Хармон вновь подумал об особом положении чашника. Барон и маркиз выбрали уединенный стол, говорят тихо, умолкают всякий раз, как кто-нибудь чужой проходит мимо. Но перед ним, чашником, не знают никакого стеснения. Стой, слушай, коли хочешь. О заговорах, асассинах, полководцах-предателях, темных леди каких-то… Да только не было желания слушать эту дрянь. Обслужив господ, Хармон вернулся к новым товарищам.

— Вот после того, — досказал Весельчак, — я и подался к Салему в Саммерсвит. Я как рассудил: где искать Джоакина — неясно, но давеча он обещал заехать в гости к Салему, если оба живы будут. Вроде как живы — значит, заедет. До Саммерсвита я добрался без приключений, но Джоакина не встретил, а Салем ходит совсем смурной. Беда у него нарисовалась: часть Подснежников расхотела трудиться и подалась в разбой. Вот и думаем теперь, что с ними делать.

Хармон спросил:

— Отчего же разбойники, брат? Они же Адриану теперь служат.

— А Адриан кто такой? Он помер в том году! В гробик поселился, земелькой утеплился. Виданое дело, чтобы страной покойник управлял?

— Он воскрес, я сам его живым видел…

Даже наливал ему вино, — хотел добавить купец, но почему-то стало стыдно.

— И что с того? Всегда было правило: если помер — корону долой! Что воскрес потом — твоя личная печаль. Законом воскрешенье не предусмотрено. Тут ведь уже новую владычицу короновали, и не самую худшую.

— Скажу больше, — вмешался Салем, — от Адриана пришли те солдаты, что вынесли мое зерно и увели мою жену. А Минерва простила Подснежников, ввела честный налог и выплатила нам подъемные, чтобы после войны восстановиться. Она совсем молоденькая, а уже великая владычица. Как мы все заживем, когда она наберется опыта!

— Вот-вот, — кивнул Весельчак. — Лучше бы Адриан лежал себе в гробочке. Как встал — сразу вредить начал. Вот собирает большое войско, чтобы идти на Фаунтерру. Помяни мое слово, купец: все адриановы солдатики аккуратной шеренгой в земельку лягут. Могилка к могилке, веночек к веночку, что клумба цветочная.

— Не лягут, — возразил Хармон.

— Думаешь, простит их Минерва? Нет уж, на сей раз не простит. Терпенье-то у нее не бесконечное.

— Минерва проиграет, — сказал Хармон, все сильнее ощущая горечь.

— Почему так думаешь?

Потому, что слышал пять минут назад… Потому, что служу подлецам и интриганам, готовым на все… Потому, что Адриан ради власти лег в постель со свиньей. Он ни перед чем не остановится!

— У Адриана больше войск, чем вы знаете. Он привез из Шиммери целый искровый полк, а еще за ним все рыцари Южного Пути и какой-то генерал из Короны.

— То бишь… Ты хочешь сказать…

— Конец Минерве. Гробки да лопатки.

Салем с Весельчаком обменялись угрюмыми взглядами.

— И как теперь быть?.. — выдавил крестьянин.

— Может, не соваться? — подумал вслух оруженосец. — Война государей — это ж не так чтобы наше дело…

— Ты можешь побыть в стороне, — согласился Салем. — Но я Минерве задолжал не только свою жизнь, а еще восемьдесят тысяч.

— Ладно, тогда и я с тобой.

Хармон смотрел на них — и давался диву. Простота этих двоих была чуть ли не святой. Вслух, напрямик, при незнакомце говорить о таких вещах! Вон там сидят люди Адриана. Одно слово Хармона, один шепоток на ухо — и нет Салема с Весельчаком! Защитники Минервы нашлись. Себя сначала защитите!..

Но вот в чем штука: правда-то — за этими двумя. Истинное добро такое и есть: простодушное, искреннее, честное. Добро не может победить с помощью ассасинов, перехваченных писем, перекупленных полков. Добро — это то, что делаешь по убеждению, не за деньги и не за власть.

— У меня есть деньги, — сказал Хармон. — Если это как-нибудь вам поможет…

Друзья не успели ответить. Крик сира Питера выдернул купца из-за стола:

— Подай вина, чашник!

— Сейчас подам, — шепнул Хармон, — еще как подам. Погодите минутку.

Он заказал самое крепкое вино — начисто скроет вкус снотворного зелья, еще и усилит эффект. Ничего не стоило просыпать между пальцев порошок, купленный еще в Леонгарде. Один за другим кубки встали перед послами Адриана.

— Что интересного говорят холопы? — Липким от хмеля голосом спросил Питер.

— Ничего особого, сир. Говорят, владычицу любят.

Хохот послужил ответом.

— Иди, узнай еще что-нибудь смешное!

Но на сей раз Хармон пошел не к друзьям, а наверх, в комнату шаванов. По приказу Адриана Косматый и Гурлах неотлучно стерегли ларец с подарком Минерве.

— Барон и граф пьют внизу. Вот, прислали вам вина.

Сыны Степи поколебались всего вдох. Вроде, плохо пить на часах, но они же всю дорогу при этом ларце! Не вечно ж быть на вахте…

— Наливай, министр.

Выйдя в зал, Хармон глянул в обе стороны. Барон и граф еще держались, но допивали последние глотки. Салем с Весельчаком позвали Хармона к себе, он ответил:

— Вот вам монета, братья. Посидите еще часок, выпейте за мой счет. Скоро вернусь.

Он вышел на улицу и пробежал до отделения банка. Там уже закрывались, но Хармон успел. Распоров подкладку, вынул векселя. Послал четыреста эфесов в Лаэм, для Ванессы-Лилит, вдовы Онорико-Мейсора. Еще двести — в Излучину, до востребования, Луизе. И два — в Излучину же, в знакомую гостиницу, с письмом для хозяина: «Когда приедет моя Луиза, скажи ей зайти в банк. Еще скажи: Хармон Паула знает, какою был дрянью».

Вернулся в «Джека и Джейн». Барон Деррил с рыцарями и граф Куиндар с монахом мирно сопели за столом.

— Ваши господа изволили уснуть… — запричитала хозяйка.

— Не беда, сейчас уложу их в постели. Утром не беспокойте их, пускай спят сколько пожелают.

— Но они говорили, утром поезд…

— Мы поменяли билеты, поедем дневным.

Хармон прибег к помощи Весельчака и Салема. Одного за другим перетащили адриановых послов наверх. Снотворное зелье работало, как часы: никто даже не пикнул. Из баронского кармана Хармон изъял билеты на поезд. Задержался в комнате рыцарей, встал над спящим Питером. Тот лежал, запрокинув голову, заманчиво открыв шею. Оружейный пояс висел рядом, на крюке у изголовья кровати. Хармон огладил рукоять кинжала. Подумал: видела бы меня Низа!.. Что бы сделала, а? Бросилась на колени, стала умолять за любимого? Или поняла бы, какой он дурак на самом деле? Дурак и сволочь, если разобраться. Он же нарочно исказил письмо!..

Хармон сказал себе:

— Нет уж, на сей раз поступлю правильно. У Низы свой путь, у меня — свой. Она влюбилась, этого не отменишь. А у меня появились дела поважнее любви.

Он выпустил оружие из пальцев и вышел, затворив дверь.

Чтобы зайти в комнату шаванов, пришлось потрудиться: они заперлись изнутри. Благо, рапира графа оказалась достаточно гибкой, чтобы просунуть в дверную щель и поддеть щеколду. Косматый с Гурлахом громко храпели, раскинувшись в креслах.

— Идите сюда, — позвал Хармон новых друзей.

Те вошли, замялись на пороге.

— Заприте за собой. Лошадников бояться нечего, они не проснутся.

Весельчак опустил щеколду.

— Зачем ты нас позвал? Посмотреть, как дрыхнут шаваны?

— Для совета.

Хармон взял из-под кресла и поставил на стол роскошный ларец, украшенный перьями и мечами.

— Бывший владыка Адриан послал это в дар императрице Минерве. Мне нужен ваш совет: что делать с ним?

— Ты много знаешь об Адриане, брат. Подаешь вино его вассалам, входишь в их комнату без стука. Ты служишь ему?

— Служил. Все совершают ошибки.

— Это верно… А что за беда с ларцом?

— Адриан отправил послов в Фаунтерру, к ее величеству. Этот ларец — вроде как его подарок. Я много всякого услышал сегодня… Думаю, дар убьет владычицу.

— Гробки-лопатки! — согласно кивнул Весельчак.

— Поедем в столицу, предупредим ее величество, — предложил Салем. — Ты сказал, брат купец, что имеешь деньги. Хватит на билет?..

— Больше того: билеты у меня уже куплены. Но боязно оставлять ларец.

— Выбросим.

— А вдруг кто-нибудь найдет и убьется?

— Тогда… откроем?

Они переглянулись.

— Прямо тут в гробочек лечь? — ухмыльнулся Весельчак. — Потешно придумано, только кто тогда предупредит владычицу? Кроме ларца, ей еще целая армия угрожает.

— Что там может быть?.. — спросил Хармон, рассматривая вязь узоров на крышке.

Подумали вместе, собрали все догадки. Ядовитая змея. Пауки. Взведенный самострел. Горючее масло с запалом из искрового ока.

Подготовились ко всему. Обмотали руки тряпками на случай пауков. Взяли рапиру, чтобы рубить змею, и одеяло, чтоб накрыть огонь. Встали по сторонам, на случай самострела.

— Выйди, Салем, — попросил купец.

— Зачем?

— Вот тебе билет. Если вдруг что, езжай в столицу, расскажи Минерве. А мы вдвоем откроем.

С большою неохотой Салем вышел в коридор. Хармон снял с шеи Гурлаха ключ, отпер замок на ларце. Отодвинувшись как можно дальше, кончиком рапиры поднял крышку.

То чувство, будто вернулся в прошлую жизнь, захлестнуло его штормовою волной.

Внутри лежали три Священных Предмета.

Две Светлых Сферы — подлинная и поддельная. И пояс со множеством разноцветных кармашков.

А также — конверт с письмом.

— Святые ж боги!.. — ахнул Весельчак. — Это Предметы?..

— Да.

— Какая красота!

— Ты прав.

— Значит, дар настоящий?.. Адриан не хочет убить Минерву?..

— Погоди с выводами.

Хармон взрезал конверт и рукою, обмотанной в тряпку, вынул письмо. Держа как можно дальше от лица, начал читать.

«Ваше величество, королева Маделин!

Впервые мне дана возможность обратиться к вам полноценно, не стесняя себя размером голубиных лент. Я верю, что с этого письма начнется новая эра в истории Полариса.

От вашего соратника, графа Куиндара, я узнал о целях тайного ордена. Видят боги: нет целей, более святых! Вы — тот добродетель, что возвращает потерявшегося младенца кормящей матери. Вы — та заботливая рука, что кладет упавшего птенца обратно в гнездо. Всем сердцем я мечтаю объединиться с вами. Более верного союзника, чем я, вашему величеству не найти!

В доказательство своей дружбы шлю дары. Здесь утраченная вами Светлая Сфера и ее копия, а также Пояс Колдуна, изъятый у прохвоста, предавшего вас. Также присылаю к вам человека по имени Хармон. Однажды Светлая Сфера заговорила в его руках. Возможно, в жилах Хармона течет первокровь. Располагайте им, как сочтете нужным. В течение месяца я пил из кубков после Хармона, чтобы посредством слюны перенять его силу, но не добился успеха: Сфера не заговорила со мною. Возможно, вы знаете лучший способ.

Хочу также сообщить вашему величеству важнейшие сведения. Не могу в полной мере доверить их письму, ограничусь намеком. Вы заблуждаетесь касательно визитера: он был не один, а трое! Женщина погибла, оба мужчины, вероятно, живы до сих пор. На этом все, подробности доверю лишь приватной беседе.

Теперь я должен перейти к просьбе, которая может быть понята превратно. Прошу вашего содействия в возвращении короны. Пускай неосведомленные люди считают меня властолюбцем — но от вас ожидаю понимания. С Вечным Эфесом на поясе я смогу оказать вам небывалую поддержку. Мы взрастим Древо за считанные годы, уже при нашей жизни многовековой путь ордена увенчается успехом! Престол нужен лишь как инструмент, не более того.

Прошу также об одолжении: позаботьтесь, чтобы леди Минерва Стагфорт осталась живой и невредимой. Во избежание смуты лучше задержать ее до того дня, когда на ветвях Древа созреет сладкий плод.

С искреннею верой и небывалою надеждой,

Адриан Ингрид Элизабет рода Янмэй»

— Мерзавец… — процедил Хармон Паула сквозь зубы. — Какой же вы подлец, Адриан! На отдых меня послали, значит!.. Развеяться от несчастной любви!..

— Что ты там бурчишь? — не расслышал Весельчак.

— Этот дар — не Минерве. Адриан подкупает какую-то Маделин, чтобы та свергла владычицу. Дает Предметы в качестве взятки.

— Вот негодяй! А я всегда говорил: кто лег в гробок — пусть лучше там и остается.