Тень Великого Древа

Стрела — 8

Октябрь 1775 г. от Сошествия

Клык Медведя

Окно рассыпалось вдребезги, и сквозь него на мостовую вылетел человек. Здоровый, косматый — настоящий медведь. Второй мужик — еще крупнее первого — выпрыгнул следом и накинулся на лежащего, стал яростно пинать по ребрам, не давая подняться. Тот ревел и крутился, тщась поймать врага за ногу. Из дверей трактира на улицу вывалила стайка зевак:

— Бей его! Задай жару! Будет знать!..

Давид прошел мимо, втянув голову в плечи. За сегодня то была пятая драка на его глазах, а может, седьмая. Жители нортвудской столицы колотили друг друга в порту, в подворотнях, на площади, в трактирах. «Медведи», — презрительно бросал кайр Мердок при виде нового мордобоя. Давиду становилось грустно и страшно.

— Баран вырвался, держи!..

Избитый мужик опрокинул врага наземь, приложил головой о мостовую и бросился бежать.

— Держите, уйдет скотина!

Это кричали Давиду и Мердоку, беглец мчался прямо на них. Задел священника плечом, едва не сшиб с ног. Хромая и бранясь, пробежал еще пару домов, юркнул в переулок. Толпа у трактира заголосила недовольно:

— Эх, скот недобитый. Упустили… Ничего, еще найдем, много их развелось!

Мужики принялись оглядываться в поисках новой жертвы. Щуплый юноша показался из-за поворота — и тут же сделался мишенью.

— О, барашек! Держи его!..

Юноша не успел спастись бегством: кто-то метнул бутылку и попал точно в затылок.

— Что ж они делают!.. — с болью вымолвил Давид.

— Медведи, — оскалился Мердок.

Не было сил смотреть эту сцену до конца. Как можно скорее священник свернул за угол — и наткнулся на телегу, замершую посреди дороги. Извозчик валялся рядом, разбитый в кровь. Двое парней скидывали с телеги груз, их приятели ловили и тащили в подворотню.

— Допрыгались, ягнята. Теперь наш черед!.. — приговаривали грабители.

— Спаси нас, Глория, — простонал священник, бочком обходя телегу.

Он знал причину происходящего — по крайней мере, формальный повод. Еще в порту Давиду рассказали: войско Крейга Нортвуда потерпело поражение, а сам он улетел на Звезду. Прошлой осенью при поддержке Ориджинов Клыкастый Рыцарь отнял власть у отца. Три месяца назад граф Шейланд помог старому Элиасу вернуться к власти. Месяц назад Крейг снова вышиб отца из замка, замуровал в темнице и ушел бить Шейланда. А теперь Крейг погиб, и сторонники старого графа опять торжествуют.

Клыкастого Рыцаря поддерживали вояки и бандиты — хорошо вооруженные, но малочисленные. Старину Элиаса — толпы моряков, ремесленников и звероловов. Каждый раз, как город менял хозяина, одни избивали и грабили вторых. Раньше произвол немного сдерживала угроза мести. Теперь, после смерти Крейга, сторонники Элиаса отбросили стеснение. Они гордо звали себя седыми — в честь старого графа, а противников — баранами и ягнятами. Седые метили себя белой чертой на одежде. Поначалу они били только тех, кто хвалил Крейга. Но бараны научились держать языки за зубами, а седые только вошли во вкус. Теперь они избивали любого, кто не носил белой полосы. Или — острого меча, как кайр Мердок.

— Чего вы стонете? — сказал Давиду кайр. — У них тут обычная круговерть. Когда Крейг приходил к власти, было то же самое.

— Потому и горько, — вздохнул Давид. — Можно жить без насилия, стоит только захотеть…

Голая баба с визгом пересекла улицу. Следом, отдуваясь, бежал бородач:

— Стоять, паскуда!

Мердок предложил:

— Вмешайтесь, отче. Помирите их, расскажите о вреде насилия.

Давид ниже опустил голову. Он ни разу не пытался остановить драку — чего скрывать, боялся. И за себя самого, и за нортвудцев. Если Давиду придется туго, кайр Мердок вступит в дело, и отнюдь не с кулаками. Потому священник говорил:

— Делаю лишь то, что могу…

— То бишь, ничего, — констатировал кайр.

Здоровенная лапа рухнула Давиду на плечо, его аж перекосило под тяжестью. Кто-то проревел над ухом:

— Эй вы двое, чего так медленно ползете? Ноги отсохли?

Кайр Мердок развернулся к медведю, откинул полу плаща.

— Желаете нас поторопить?

Здоровяк смекнул, что к чему, примирительно поднял руки:

— Да я ничего… Но вы шустрее, а то ж опоздаете. Начинается уже!

Теперь Давид заметил: люди на улицах, отвлекаясь на драки, все же двигались в определенном направлении — к цитадели графов Нортвуд.

— Что там будет?

— Как — что?! Старина Элиас выйдет на люди! Наш граф скажет речь! Шагайте живее… и полосы себе намажьте, чтоб не это…

Он бросил Давиду огрызок мела и поспешил к замку.

— А что, любопытно, — признал Мердок, ускоряя шаг.

Давид поколебался пару вдохов, затем провел черту на рукаве.

— О, так вы за седого графа? — усмехнулся кайр.

— Я за всех, — ответил Давид. — Людям не нужно делиться на стороны.

Таким было его кредо. Нет, больше: главная вера. Давид ощущал все человечество единым, слитным организмом. Для него не существовало хороших и плохих, злых и добрых, своих и чужих. Любую жизнь он почитал священной, а потому всякое насилие причиняло боль. Давид знал: мир достаточно изобилен, чтобы досыта накормить всех. Если правильно устроить государство, можно каждому — абсолютно каждому! — обеспечить достойную жизнь. Тогда исчезнут все причины для насилия. Люди злы, завистливы, драчливы только потому, что живут в нищете и унижениях. В том мире, который строит Давид, ничему этому не останется места.

Кайр Мердок в своих насмешках был так далек от истины, как Бездонный Провал — от грота Косули. Отец Давид делал все, что мог, — и это было очень много. Он не вмешивался в уличные драки, зато участвовал в игре масштаба всего континента. Сюда, в Клык Медведя, он тоже прибыл с весьма важной целью. Давид должен посетить церквушку Праотца Максимиана в южной части города. Этот визит, без преувеличений, может изменить весь ход истории.

— Что думаете: седой граф подружится с Избранным, а? — спросил рядом какой-то прохожий.

Ему ответили:

— Да они уже друзья! Это ж люди Избранного вернули графу замок! Ох, и разозлился Крейг, когда узнал.

— Тупой баран!

— Еще какой! Давно мог понять: у Избранного — сила! Победа за теми, кто на его стороне!

Давид поморщился. Точнее, испытал досаду, которой не дал отразиться на лице. Не существует никаких сторон, все человечество плывет в одной лодке. Между альмерцем и шаваном, между кайром и болотником, между лордом и подмастерьем нет существенной разницы. Давид не верил в «стороны», он был на стороне любого жителя подлунного мира. Именно потому являлся неоценимым агентом.

Каждому человеку, к которому его посылали, Давид искренне сопереживал, принимая чужую боль как свою. И в конечном итоге, ему открывались все. Хитрый торговец Хармон, проницательный герцог Ориджин, гневливая и мстительная леди Аланис, загадочная леди Иона… К каждой душе Давид с легкостью подбирал ключи. Как правило, подходил один ключ: доброта. Словами торговца, доброта — дефицитный товар, на который клюют все.

Давид был великолепен в своем ремесле. Его давно произвели бы в магистры, не будь он настолько ценен как агент. Это его, Давида, послали в Первую Зиму под видом паломника, чтобы узнать о странной болезни Десмонда Ориджина. В дороге он встретил беглянку — Аланис Альмера, — и провел крайне успешную импровизацию. Он стал другом и исповедником Аланис, и в свое время она проговорилась ему, какой Предмет ищет Кукловод. С этим знанием Леди-во-Тьме поставила ловушку в гробнице. Которая, правда, не сработала, но в том не его вина.

Это он, Давид, прочно и надолго вошел в доверие к герцогу Эрвину. Давид исподволь внушил герцогу симпатию к ордену. Было очень просто, хватило одной ассоциативной связки: тайный орден — романтика — сестра. Каждая вдумчивая беседа показывала: на самом деле, сущность Древа противна герцогу. Он не приемлет ни общего равенства, ни массовых Священных Предметов, ни слишком быстрого прогресса. Но личная симпатия к Давиду делает Ориджина доверчивым. Например, сегодня герцог отпустил его на берег — под наивным предлогом морской болезни.

Это он, Давид, сопоставил сведения, полученные от Хармона и Северной Принцессы, и первым заподозрил, что Кукловодом является Шейланд. Основываясь на его информации, Леди-во-Тьме разработала план: послать Ионе письмо со смутным предупреждением. Зерно сомнений, посеянное таким образом, выросло в мятеж в Уэймарском замке. Кукловод был сильно ослаблен, а Иона попала в плен, сделав уязвимым Великий Дом Ориджин. Две грозные силы, опасные для ордена, успешно сшиблись между собой.

Наконец, Давид даже смог заподозрить наличие второго визитера! Мудрые магистры верили, будто Натаниэль и Пауль — одно лицо. Но Давид в беседе с герцогом получил описание Пауля, которое вызвало обоснованные сомнения. Теперь, похоже, они оправдались.

Давид не гордился тем, насколько блестящим шпионом являлся. Гордость — слишком заметное чувство, ее легче вовсе не испытывать, чем скрывать. Однако доля гордости все же пробуждалась от того, что каждому своему подопечному Давид желал только добра. Вероятно, он был самым бескорыстным агентом на свете.

— Едет, он едет!..

Крик сотен глоток выдернул Давида из раздумий. Они с Мердоком уже стояли перед замком, в окружении толпы нортвудцев. От белых полос на одежде рябило в глазах. Врата цитадели были открыты, перед ними располагался заслон из рыцарей в доспехах. А за спинами воинов показались всадники. Четверо на вороных конях также были обычными рыцарями и не представляли интереса. Крики толпы вызвала пара всадников на белых лошадях: граф Элиас Нортвуд и средний сын Хорас.

— Седой граф! Седой граф! Седой граф!..

Вопли медведей повлияли на Элиаса: он ссутулился, скорчился, будто силясь стать незаметным, и дернул поводья, чтобы сбежать обратно в замок. Один из рыцарей поймал белую лошадь под уздцы и вытащил графа из ворот, на радость бушующей толпе.

— Слава седому графу! Баранам — смерть!

Старик выглядел испуганно и жалко. Кожа имела восковый цвет, глаза запали так глубоко, что превратились в черные ямы. Жидкая бороденка отросла до груди и напоминала сосульку. Челюсть перекосилась вправо, будто с той стороны недоставало многих зубов. Видимо, Крейг отделал отца прежде, чем бросить в темницу. Эту догадку подтверждал и сломанный нос.

Элиас поднял руку и что-то пролепетал. Тихий голос потерялся за шумом толпы. Медведи сочли, что граф сказал нечто хорошее, и разразились криками:

— Урааа! Слава Нортвуду!

Старик зажал себе уши — очевидно, вопли причиняли ему боль. Хорас вступился за отца:

— Эй, дураки, закройте рты! Граф говорит!

Голос сорвался и дал петуха. Хорас Нортвуд тоже был разбит и подавлен, как отец. Их обоих вытащили из темницы, вымыли, причесали, бросили на свет. Они ощущали себя мертвецами, силою темной магии поднятыми из могилы. Сердце Давида сжалось от сочувствия:

— Бедные люди…

Наконец, граф набрался силы на несколько громких слов:

— Здравия вам, нортвудцы. Слава Сьюзен…

— Дааа! Урааа! Седой граф!

— Скорблю о смерти сына. Он сложил голову…

Граф закашлялся и не договорил. Да и не нужно было — толпа уже кричала:

— Он был бараном! Туда и дорога! Слава тебе, седой граф!..

Старика скорчило. Он едва не выпал из седла, соседний рыцарь помог удержаться.

— Дело плохо… — прокашлял граф, — но мы справимся. Как-нибудь проживем…

— Все из-за баранов! Бей их! — закричали из толпы.

Другие голоса спросили:

— А как будем с Избранным? Мы друзья?

— Не разлей вода, — вместо отца буркнул Хорас.

Сарказм, похоже, не был понят.

— Да, за Избранным сила! Он победит! Хотим в его войско, позволь нам, седой граф!

Элиас трясущейся рукою вывел спираль:

— Благословляю, ступайте…

Давид прочел недосказанное: «…только оставьте в покое». Священник попросил:

— Пойдемте отсюда, кайр Мердок. На это больно смотреть.

Северянин хмыкнул:

— Голубиная душа у вас, отче.

Кайр Мердок был нарочитым соглядатаем, Давид полагал, что есть и другие — тайные. Он обнаружил их лишь у самого храма, буквально за шаг до цели. Два кайра из числа Лидских Волков, обоих он знал в лицо, но не замечал всю дорогу через город — так ловко они сливались с потоком прохожих. Давид озадачился: как быть? Он-то надеялся сбросить хвост в толпе у замка, а Мердока просто обмануть. Этот кайр — служака из дальнего гарнизона, интриги для него — темный лес. Но люди Хайдера Лида — иное дело. Именно Лидские Волки помешали Давиду передать сообщение в Фейрисе. В церки тамошнего аббатства он только выслушал проповедь и подал пару знаков. «Ориджин здесь с полутора ротами» — вот все, что удалось передать тайком от лидцев. Сейчас требовалось сказать гораздо больше. Герцог Эрвин направляется в Первую Зиму. Он подобрал дополнительные отряды и Перст Вильгельма, взял в заложницы дочь графа Флеминга. И главное — Кукловод до сих пор не обнаружил Эрвина! Герцог сможет тайно прибыть и в Первую Зиму, и — с помощью Флеминга — даже в земли Кукловода. Правда, три роты кайров с одним Перстом не дают шансов на победу. Зато они могут захватить визитера!

Деревянная церквушка была почти пуста. Проповедь привлекла только стайку старух, пару монахинь да мамашу с мелюзгой. У остальных горожан нашлись дела поинтересней: бить и грабить себе подобных, собираться вдогонку за Избранным, чтобы с ним вместе ограбить еще кого-нибудь. Но отец Давид не питал неприязни к этим людям: он вырос бы таким же на их месте. Никто из людей не рождается хуже остальных.

— Кайр Мердок, я хотел бы послушать проповедь. Вам, возможно, будет скучно…

— Нет, отчего же, люблю церкви.

Северянин уселся на центральной скамье, потянул ноздрями благовония, поудобнее устроил клинок. Все в церкви оглянулись на него. Давид тихонько сел рядом. Когда прихожане отвели глаза, он показал проповеднику язык.

Здешний священник — невысокий, круглолицый, гладкокожий — оказался опытным человеком. Не только сохранил спокойствие, но даже не сбился ни на вдох:

— …лихие времена лишь укрепляют нашу веру, подобно тому…

Давид обратился во внимание. Столь опытный агент, как этот проповедник, не станет делать нарочитых знаков. Нужно следить во все глаза, иначе упустишь. Зато лидцы ничего не заметят. Кстати, вот и они: скрипнула дверь, раздались шаги в притворе. Давид не оглянулся, и без того знал: человек Хайдера Лида смотрит ему в затылок.

А священник вел дальше свою речь. Напоминал о вечной жизни на Звезде, взывал к совести прихожан, убеждал не пятнать бессмертную душу ради сиюминутного блага. Звучало иронично, если учесть набор слушателей: пара елейных праведных монашек, трое кайров — отпетых убийц, да полдюжины старух, заскорузлых, как дубовая кора. Тут нет ни одного человека, способного хоть что-то изменить в себе. Достучаться до них — все равно, что пробить стену замка детской погремушкой.

Впрочем, проповедник и не обращался к ним. Он говорил для единственного слушателя, выделяя значимые слова едва заметными сигналами: наклоном головы, движением пальца, шумным вдохом. Давид ловил сообщение по крупицам.

«Адриан понял нас и принес ценные дары: Предметы, людей, знания. Второй визитер находится в Первой Зиме. Идем туда вместе. Можем говорить с Предметами».

В горле у Давида стало сухо. Он сочувствовал каждому человеку на свете — в том числе, герцогу Эрвину Софии Джессике. Адриан объединился с орденом — то есть, Дарквотером и Шиммери. Лабелины и так были на его стороне. Их общая армия, оснащенная двумя Перстами и тысячами искровых очей, наступает на Первую Зиму. Конечно, ни Адриан, ни Леди-во-Тьме не будут сражаться с Шейландом, который тоже идет туда. Гораздо легче и полезней договориться с ним, выкупить либо выманить Абсолют. А вот Ориджины не представляют ценности, одну только угрозу. Они будут атакованы с двух сторон. На Первую Зиму обрушатся два удара чудовищной силы. Любой из них сотрет ее в пыль.

— О чем задумались, отче?.. Проповедь окончилась, айда на выход.

Давид не сказал: «Я думаю о том, как спасти вашего бедного герцога». Молча поднялся и пошел вслед за кайром, вот только забыл кое-что на скамье. У выхода собралась маленькая очередь. Давид вежливо пропустил всех, вышел за Мердоком — и тут же воскликнул:

— Простите, я обронил четки. Сейчас вернусь…

Он юркнул в церковь — и как можно тише задвинул засов. И Мердок, и лидские волки остались снаружи, отрезанные кованной дверью. Давид ринулся к священнику, который гасил лампады у алтаря:

— Отче, позвольте исповедаться!

Бесшумная тень отделилась от колонны и шагнула наперерез Давиду. Испуг заставил его замереть на месте.

— Ка… капитан Лид?..

Давид не мог понять: волков же было двое! Откуда взялся третий?!

— Отче, простите, если напугал, — голос Хайдера Лида напоминал звук клинка, покидающего ножны. — Герцог вызывает вас.

— Я… я собрался на исповедь…

— Милорд вас выслушает. А если не он — тогда я. С превеликой охотой.

Эрвин София метал камни с берега в море. Рука двигалась излишне резко, истерично; окатыши давали крутую свечку и падали совсем недалеко. Ветер терзал на герцоге черный плащ.

— Милорд, — доложил капитан Лидских Волков, — отец Давид желает побеседовать с вами. Сперва он хотел исповедаться в церкви Праотца Максимиана. Я помешал ему.

Герцог только махнул рукой — подойдите. Он стоял у кромки прибоя, ноги утопали в сыром песке, смешанном с галькой. Отец Давид сказал слова приветствия, Ориджин вместо ответа бросил в воду камень. Тот булькнул жалобно, будто не хотел тонуть.

— Милорд, отчего вы не в духе?

Испытанный подход. Сколько раз Давид начинал беседу с герцогом именно этими словами — и ни разу не прогадал.

— Моя сестра на свободе… — обронил лорд Эрвин.

— Виноват?..

— Союзные силы отца и Крейга Нортвуда атаковали на марше армию Кукловода. Отборный батальон Первой Зимы нанес удар по обозу. Ночью, в лесу, из засады. Такой удар может быть объяснен лишь одним: операцией по спасению пленницы.

— И леди Иона получила свободу?!

— Источники молчат об этом. Вероятно, Шейланд не дал новостям распространиться. Но я не представляю себе такой обоз, что выдержал бы атаку нашего первого батальона.

Имеем парадокс, — подумал Давид, — а значит, стоит проявить проницательность. С лордом Эрвином это легко: в душе он сам мечтает быть понятым, потому и сыплет намеками.

— Сестра спасена, но вы расстроены. Хотели лично освободить ее? Оказаться на месте кайров из того батальона?

Герцог швырнул окатыш. Дуга получилась какой-то бессильной.

— Я — никудышний спасатель. Кайр Джемис подтвердит: в большинстве случаев меня самого приходится спасать. Потому я рад, что Ионе помогли другие.

— Не замечаю радости, милорд.

— Видите ли, отче… Кайры отца успешно отступали в сторону Кристальных гор. Они избежали смертельной ловушки в Уэймаре, ушли из-под удара, когда Кукловод применил сверхоружие. Не давали себя настичь, окружить, навязать бой. Наносили врагу ощутимые потери с помощью ловушек и засад. При этом не слишком отрывались, внушали противнику азарт погони, манили за собой. То было мастерское отступление! Кукловод должен был преследовать их вплоть до Первой Зимы. А потом он оказался бы зимою среди гор, заваленных снегом, — в наихудших условиях для наступления. Да, Виттор имел бы Персты Вильгельма — а еще много тысяч голодных замерзших шаванов на степных конях, не приученных к горам. За моим отцом были бы все преимущества: стужа, полнокровные батальоны, родная земля, отличное снабжение, куча крепостей и природных ловушек. Тьма сожри, он должен был отступать!

— Значит, леди Иона спасена, но битва проиграна?

— Проклятый дурак Крейг Нортвуд! Давеча он отвлекся для свары со старым графом, но это еще ладно. Потом он решил вернуться к Десмонду — вот в чем главная беда. Десять тысяч медведей в лесах Нортвуда — серьезная сила. Отец ощутил соблазн: отойти от плана и принять бой раньше времени. Да, в горах будет и погода, и рельеф… зато здесь — помощь медведей и шанс спасти Иону. По многим причинам лес хуже гор, зато в лесу легко подкрасться и ударить по обозам. А пленница, конечно, в обозе — где же еще. Отец рискнул. Тьма сожри.

— Сочувствую, милорд, — Давид печально уронил голос. — Много ли погибло?

— Новости рассылает Кукловод. Конечно, он преувеличивает наши потери и занижает свои. По его словам, уничтожено четыре тысячи кайров. Допустим, завысил вдвое. Значит, мы потеряли два батальона — это чудовищная цифра! Погибла треть отцовского войска! Остальные части изранены и деморализованы. Они убедились, что великий Десмонд Ориджин может проиграть битву.

— Наверное, Кукловод тоже потерял много воинов?

— Погибшими и ранеными — тысяча пятьсот, по его словам. Я думаю, тысячи три, не меньше. Но он с лихвою восполнит потери. И снова виноват чертов Крейг — ему хватило тупости сдохнуть в бою! Добрая половина крейговых мечей служила не для чести, а для денег. Нет разницы, кого бить, лишь бы были трофеи. Клыкастый Рыцарь помер, а наживы хочется. Под чьи знамена они пойдут?

— Боги, неужели к Кукловоду?! Он же только что был врагом!

Герцог злобно швырнул новый камень.

— Не изображайте наивность, отче. Большинство мечей на свете сражаются за деньги. Денег у Шейланда много.

— Помоги нам Агата… Что же теперь?

Ориджин проводил глазами последний камушек — и опустил руки.

— Похоже, Первая Зима падет.

Бывают моменты, когда люди только и хотят, чтобы их разубедили. Таких минут упускать нельзя.

— Милорд, этого не может случиться. Боги и Праматери не допустят! Кукловод — еретик!

— Говорят, он бывал на Звезде и обнимался с Ульяной. Еще говорят, что Пауль — новый Праотец. А еще у них есть Рихард — такой же Ориджин, как я. Глупей, конечно, зато здоровее…

Герцог откашлялся, сплюнул мокроту.

— Праматери знают, на чьей стороне правда! Они не допустят ошибки.

— О, конечно. Именно поэтому Агата не говорит со мной все последние месяцы.

— Должно быть, она испытывает вашу…

Ориджин глянул на Давида так, что тот подавился словами.

— Довольно лирики, отче. Вернемся к делу. Вы хотели отправить донесение своей госпоже, Леди-во-Тьме. Какое именно?

Сумерки накрывали берег. Волны вкрадчиво шуршали по песку, от их звука становилось холоднее. В темном небе проступил огонек Звезды — одинокий, как всегда. Давид посмотрел туда, будто Звезда могла придать ему решимости.

— Милорд, главное не то, что хотел сообщить я, а то, что передали мне. Нынче я получил послание от магистров ордена. Ваши люди следили за мной, но не распознали код. Передано следующее. Адриан знает тайну Древа и хочет быть союзником ордена. Он дарит ценнейшие Предметы и сведения, а также — пленных шаванов, носителей первокрови. Орден принял его дары и признал Адриана владыкой.

Герцог сжал кулаки и долго стоял неподвижно. Холодная волна лизала носки его сапог.

— Стало быть, орден меня предал.

— Милорд, вам следует понять… — Давид запнулся, открытая подлость давалась ему с трудом. — Вы исчезли, милорд. Леди-во-Тьме не знает, чего ждать. Она была вынуждена…

— Чушь. Орден считает меня слабым, вот и все. Леди-во-Тьме переметнулась к сильному.

— Возможно, она изменит свое мнение, если узнает ваш дальнейший план.

— Откуда бы ей…

Ориджин резко повернулся к Давиду. Лицо тонуло во тьме, глаза блестели кристаллами льда.

— Отче, вы просите меня выдать планы?

Давид не был храбрым человеком, но давно научился играть смелость. Это в сущности легко: нужно сделать один шаг навстречу риску. Всего один — но чтобы все увидели.

— Магистров устроит не какой-нибудь ваш план, а вполне конкретный. Вы скрытно движетесь в Первую Зиму, не так ли? По нашим сведениям, там находится человек по имени Натаниэль. Поклянитесь, что изловите его и передадите в руки ордена. Тогда мы вам поможем.

— Отдать человека моим врагам?

— Магистры ордена — не враги. Они станут самыми верными друзьями, как только получат Натаниэля.

Герцог произнес медленно и вкрадчиво, в такт шороху холодных волн:

— Боюсь, Давид, вы не осознали ситуацию. Леди-во-Тьме присягнула Адриану — следовательно, предала меня. А вы пойманы на попытке передать ей послание. Законы милосердия не распространяются на шпионов.

— Милорд, Леди-во-Тьме никого не предавала. И для нее, и для меня все человечество — едино. Мы не принимаем ничью сторону, хотим лишь одного — взрастить Великое Древо. Как только оно даст плоды, любые войны прекратятся. Милорд, мы не желаем ничьей победы, а мечтаем о мире, в котором вовсе нет сражений!

— Какая прелесть, — обронил Ориджин.

— Каждый человек заслуживает достойной жизни. Люди топчут, убивают, насилуют друг друга — и это ужасно! Мы строим мир, где никто не будет унижен. Все будут равны в правах на счастье и свободу. Представьте себе целый мир, населенный счастливыми людьми!

— Это бред, — процедил герцог. — Люди не равны, и никогда не станут.

Давид изучил его, как свою пятерню. Под покровом иронии и цинизма, герцог Эрвин София был идеалистом. Пылкие благородные речи часто срабатывали на нем — но почему-то не сегодня. Давид зашел с другой стороны:

— Милорд, поймите свое положение. Адриан сможет использовать не только Персты Вильгельма. Орден обладает множеством Предметов. Во дворце короля Франциск-Илиана хранится, например, Птаха-без-Плоти. Это средство идеальной разведки. Можно увидеть войско на любом расстоянии. У вас не будет шансов на успех. Адриан разгромит вас даже в одиночку, а может и объединиться с Кукловодом. Как вы помните, они уже были в сговоре.

— И поэтому я должен склониться перед той, кто предала меня?

— Другого шанса просто нет. Поклянитесь, что поймаете и отдадите Натаниэля. Опишите способ передачи. Я сообщу магистрам ордена, они отговорят Адриана от похода в Первую Зиму. Без этого вам не выстоять!

Герцог поковырял песок носком сапога. Хрипло закашлялся, чертыхнулся:

— Идова простуда. Будто других бед не хватает… — И добавил тихо, стыдясь собственных слов: — Ладно, я согласен.

— Милорд?.. — удивился Давид. Он даже не надеялся, что герцог Ориджин сдастся так быстро.

— Говорю: я согласен на ваше предложение.

Повисла тишина. Герцог сутулился под холодным ветром. Давид подумал: я попрошу королеву о милости для него. Пускай не помощь, но хотя бы пощаду она сможет пообещать. Брат и сестра вместе отправятся в ссылку, найдут утешение в покое и общении друг с другом. Хотя бы что-то…

— Милорд, прошу, поклянитесь, — поторопил Давид.

— Сначала вы, — сказал герцог. — Я все скажу, но сперва раскройте тайну. Что же это за Великое Древо?

Давид обезоруживающе улыбнулся:

— Вы давно должны были понять. Я намекал, как только мог.

Это прекрасный ход, чтобы узнать, как много известно человеку. Тщеславные умники, вроде лорда Эрвина, часто клюют на такое.

— Я понял, — ответил Ориджин.

Помолчал, обратив лицо к небу.

— Вы говорили, отче, что хотите дать каждому смертному по Предмету. А Леди-во-Тьме говорила, что орден мечтает добраться до Звезды. Я сложил одно с другим. Ваша цель — взлететь на Звезду и сбросить оттуда на землю миллионы Предметов. Чтобы говорить с ними, нужна первокровь. Ее можно взять у Пауля — потому вы жаждете изловить его. Каждый житель Полариса получит свой говорящий Предмет. Наступит великое изобилие. Счастье для всех, и никто не в обиде.

Святой отец развел руками:

— Вот видите, милорд: вы сами справились.

— Я не понял кое-чего. Откуда вы взяли, что на Звезде есть множество Предметов?

Давид засмеялся:

— Милорд, это самая легкая часть. Правда, я не помню ни одного послушника, кто понял бы сам. А ведь это очень просто!

Он поднял камень и с размаху бросил на песок. В месте падения образовалась ямка.

Ориджин смотрел на вмятину в песке. Волна накрыла ее, затем вторая, третья. Постепенно выемка стерлась, и тогда герцог поднял взгляд.

— Тьма сожри!..

— Да, милорд.

— Вы считаете… Дары приходят с неба?

— Конечно! Людей путают пещеры. Все думают: раз пещера — значит, дело подземных богов. А все гораздо проще: Дары падают с неба, пещеры возникают при ударе.

Герцог топнул каблуком в песок и посмотрел, как вмятина заполняется водою.

— Пресветлая Агата!..

— Ваша Праматерь, милорд, была физиком. Она мгновенно решила бы такую загадку. При появлении Дара ложе сильно раскаляется: плавится земля, кипят озера, вспыхивают леса. Откуда берется столько тепла? Да только из одного источника — энергии падения.

— То есть, Дары рушатся наземь со Звезды?..

— Именно так, милорд.

— Вы подниметесь туда и отберете у Праматерей…

— Мы уверены, они не станут возражать. Праотцы-Садовники оставили подсказки, ведущие к Звезде. Считайте, сами пригласили нас в гости.

— Забавно, — усмехнулся герцог. — То есть, я смогу лично повидать Агату? Прямо наяву?

К несчастью, нет, — подумал Давид. Скорей всего, вы увидите земляные стены подземной кельи. Орден уже не отпустит вас на свободу.

— Конечно, милорд, — сказал он вслух.

— А почему вы держали это в тайне? Разве плохо — живым побывать на Звезде?

— Вы сами — лучший ответ. Вы так горячо протестовали против раздачи Предметов мужикам. Лорды сделают все, чтобы сохранить Предметы за собою.

— Пожалуй, — согласился Ориджин. — Все настолько просто…

— Да, милорд. Именно простота была лучшей маскировкой.

— А зачем вы рассказали о расстоянии между витками спирали? Эти миллиарды миль до верхнего витка — какое значение имеют?

— Я хотел, чтобы вы поняли: Звезда — не часть небесного витка, а отдельный, самостоятельный объект. Также я помогал вам представить силу падения с огромной высоты.

— Хм… Почему ложа Даров так велики? Предметы-то малы по размеру.

— Очевидно, Предметы заключены в оболочку, которая сгорает при ударе. Она нужна, чтобы они не разлетелись куда попало, словно град, а упали кучно, в одной точке.

— Весьма разумно. И по-прежнему просто.

— Как есть, милорд, — поклонился священник. — Теперь ваша очередь.

— Я должен угадать что-то еще?

Когда хочешь, чтобы поверили, изобрази печаль. По мнению людей, правда должна звучать грустно.

— Все разгадано, милорд. Великая тайна Древа раскрыта вами. Поклянитесь отдать Натаниэля.

— Ах, да…

Лицо герцога сделалось странным: не то ехидным, не то скорбным. Он провел на песке линию:

— Взгляните, это план сюжета. Мама учила меня: существует золотая пропорция. Вот здесь, на одной десятой длины, должна состояться завязка. А тут, за две десятых до конца, начинается кульминация. Во время нее раскрываются все главные секреты — иначе зритель не получит удовольствия.

Затем он поставил отметину, не дойдя до кульминации примерно полфута:

— Если б мы с вами были героями пьесы, то сейчас находились бы вот здесь. Кульминация еще не началась. Вы слишком рано раскрыли тайну. Боюсь, отче, я вам не верю.

Давид заставил себя усмехнуться:

— Милорд, но мы же не герои сюжета! В жизни все совсем иначе!

— О, нет, жизнь очень похожа на книгу — если, конечно, книга хороша. Герои постоянно темнят, этим создается сюжетная интрига. Точно так же лгут и живые люди. Лгут раз за разом, снова и снова, хотя уже были пойманы на вранье, и чудом избежали пыток. Затем, у каждого персонажа есть основная черта, образующая характер. В жизни — тоже. Я — белая ворона, Джемис — воин, Роберт — фаталист, Минерва — умница… вы — лжец.

— Милорд, неужели я когда-либо…

— Постоянно, отче! В этом и штука. Вы лжете так регулярно, что это буквально вросло в привычку. Вы лгали и при встрече, и у стен Лабелина, и в столице, и в Степи. И всякий раз старались обезоружить прямотою: да, милорд, раньше-то я вам соврал, но теперь говорю чистую правду! Например, вы сознались в получении шифровки от ордена — и как бы сказали этим: смотрите, насколько я честен! Нет, отче, вы лжец до мозга костей. Само слово «отче» — и то обман. Какой вы священник, если не верите в Дары богов?

Давид низко поклонился:

— Каюсь, милорд, я грешный человек…

— Закройте рот, — бросил герцог. — Ваша скромность — тоже обман. Вы считаете себя в сотню раз достойней, чем любой феодал. Вы же хотите осчастливить мир, накормить голодных, утешить страждущих. А Ориджины и прочие лорды — надменные эгоисты.

— Нет же, вы сами знаете, как глубоко я уважаю вас! Это гнев говорит вашими устами!

— Уважаете так глубоко, что даже сейчас врете.

Если страха не скрыть, его лучше выдать за грусть. Трус не мил никому, зато грустный человек вызывает сострадание. Глубокая скорбь исказила лицо Давида, в глазах блеснула влага.

— Милорд, ваши слова — худшая кара для меня. Есть ли хоть один способ, чтобы вернуть ваше доверие? Скажите, и я сделаю что угодно!

— Попробуйте умереть, — сказал герцог Ориджин.

Во рту пересохло.

— Ваша светлость, что вы говорите?!

— Вот в чем штука. Франциск-Илиан, король-сновидец, провел в монастыре восемь лет. Это очень умный человек. Неужели ему понадобились годы, чтобы заучить фразу: «Предметы падают со Звезды»? Тайна не может быть настолько простой, иначе ее бы давно знали все. Существует второе дно, которого вы мне не показали. А поскольку я больше не верю вам, то применю иные методы дознания.

Он махнул рукой:

— Капитан Лид! Святой отец говорит, что Дары падают со Звезды. Узнайте у него, правда ли это. А для начала получите код связи с орденом.

Лидский Волк возник из темноты:

— Давно пора, милорд.

Давид рухнул коленями на мокрый песок:

— Ваша светлость, не нужно. Я все расскажу!

— Конечно, расскажет, — потирая руки, выронил Лид.

— У леди Ребекки был зуб с отравой, — мрачно ответил герцог. — У агентов ордена есть наверняка. Если Давид пожелает остаться собою, то умрет так же, как жил — лжецом.