Свидетель — 5

Октябрь 1775 г. от Сошествия

Герцогство Южный Путь


Чтобы взять Лабелин год назад, северянам понадобились шестнадцать батальонов кайров и два сражения, одно из которых стало самым кровопролитным за полвека. Теперь войска Адриана освободили город без единого разряда искры. Гарнизон северян ушел еще раньше и заперся в герцогском замке, а с приближением владыки убрался и оттуда. Политика вновь оказалась сильнее мечей. Магда даже слегка жалела Ориджинов. Чуточку. Самую малость.

Освободительный поход представлял собой веселую прогулку. Искровые полки маршировали слишком медленно, и не было нужды дожидаться их: ведь противник и так бежит. Блестящий двор его величества двигался вперед на пяти поездах. Пока армия плелась позади, глотая пыль, дворяне въезжали в оставленные врагом земли и праздновали победу. Тут и там звенела музыка, взрывались фейерверки, пестрели на флагах дельфины, мечи и перья. Первый поезд вез солдат, второй — агентов протекции. Те и другие обыскивали каждый населенный пункт: не осталось ли засад, ловушек, отравленных колодцев, диверсантов-смертников?.. Ничего, полнейшая чистота. Разведка доносила: северяне действительно ушли, на много миль вокруг Лабелина их больше нет. Легкость наступления слегка озадачивала Магду. Не хватало вкуса победы — удалой и дерзкой, как в Шиммери.

Герцог Эрвин Ориджин — хитрейший засранец изо всех, кого носит земля. Правда, он исчез, но и родня его не лыком шита. Магда боялась подвоха. Что, если кайры убегают намеренно? Заманивают в огромный капкан, дабы одним махом раздавить все императорское войско? Что, если Минерва сразится на их стороне? Двуцветные полчища атакуют нас со всех сторон, а Минерва ударит своей Перчаткой… Она смогла поднять корабль. Тьма, целый корабль!

Магда поделилась тревогами с мужем. Двойная польза: и проявить дальновидность, и узнать что-то из его планов.

— Дорогой мой супруг, не ждете ли вы подвоха от хитроумных Ориджинов? Я боюсь, они способны удивить нас.

Адриан принял игру:

— Любезная женушка, коль вы интересуетесь мужскими делами, скажите свое мнение: какой опасности нужно ждать?

Магда была готова к такому повороту. Накануне она изучила карты и высмотрела все возможные хитрости врага. Вернее, высмотрел барон Деррил, а Магда заучила наизусть.

— Первая опасность — это герцог Эрвин. Он исчез в степях и может появиться внезапно в самом неожиданном месте. Например, у нас в тылу. Вторая угроза — войска Ориджинов, оставшиеся на Бэке. Там целых пять батальонов — мне кажется, это много. Если Эрвин вернется в Альмеру и возьмет их под командование, то может и захватить столицу! А третья опасность — Минерва с Перчаткой Могущества. Мы-то идем в горы, а Перчаткой несложно бросать камни. Минерва может устроить лавину, когда мы будем в каком-нибудь ущелье. Или завалить проход, чтобы мы оказались в тупике.

С деланной скромностью она оговорилась:

— Но это всего лишь мнение девушки. Не судите строго, муж мой…

Адриан одарил ее улыбкой:

— Отчего же, вы вполне разумно перечислили риски. Но меня не смущает ни один из них. Эти преграды мы одолеем без труда.

— И как же?

— Хе-хе. Прежде, чем задавать вопросы, не хотите ли ответить на мои? Для чего хитрецу маяк? Чем боги отличаются от людей?

К этому вопросу Магда тоже подготовилась.

— Вы не застали меня врасплох, любезный муж. Вот мои ответы…

* * *

Еще в Фаунтерре леди Магда обзавелась стражей. В ряды личной гвардии вошли самые надежные рыцари барона Деррила, проверенные в шиммерийском походе. Но, согласно совету отца, требовалась еще и фрейлина.

— Возьми эту дуреху, — предложил отец, имея в виду Валери Грейсенд.

Магда оценила кандидатуру. При всей глупости, Валери имела влияние на мужа — Серебряного Лиса. Когда он понадобился, Лабелины послали одно письмо, Валери взялась за дело — и Лис как миленький встал под знамена владыки. Что не менее ценно: Валери носила плод. Если заставить ее делить пищу с Магдой, Адриан не посмеет отравить тяжелую жену своего полководца. Приятным довеском, романтическая глупость Валери бывает потешна. Магда назначила леди Грейсенд-Смайл своею первой фрейлиной — и сразу пожалела об этом.

При близком общении выявился нюанс: Валери не хочет и не может говорить о чем-либо, кроме материнства. Где лучше рожать? Какие делать упражнения, чтоб легче разрешиться? Как выбрать лекаря и повитуху? Что надеть младенцу? Как приучить к груди?.. Эти темы леди Грейсенд поднимала в любое время, за любым столом, с поводом и без него. Как снег на голову, Валери могла свалиться на Магду с вопросом:

— Вы знаете надежные приметы? Сильно тянет на соленое — значит, будет мальчик. Но сплю я на левом боку — значит, девочка. А как по-вашему?

За столом Валери требовала табурет вместо кресла и садилась вразвалку, как на лошадь.

— Знаете, зачем это? Если малыш пойдет вперед ножками, то может застрять. Надо расшириться, тогда он легко выйдет. И еще дышать вот так: уффф! Уффф! Уффф!..

Однажды она спросила мнения Магды касательно размера погремушек:

— С маленькими карапуз часто играет и развивает пальчики. А большие с трудом берет в ручку, потому старается расти быстрее.

Леди Магда высказала мнение:

— Я своего ребенка сразу отдам няньке, чтоб не забивать голову всем этим дерьмом.

Валери прижала палец к губам и погладила себя по животу:

— Фу-фу-фу! Не слушай, зайчик, тетя Магда сказала плохое слово.

Магда предложила Валери отдаться святому делу материнства, а сама взялась за поиски второй фрейлины. И остановила взгляд на неожиданной претендентке.

— Я?! Ваше величество, куда же мне. Я простая девушка, без титулов.

— Ты строптивая, — сказала Магда, — мне это по нраву, сама такая. Если скажу «дерьмо», не упадешь в обморок. Если плюну кому-то в рожу — скажешь: «Так ему и надо».

— Но я шаванка! — выдохнула Низа.

— И что с того? Адриану тоже служат шаваны. И Хармон-ворюга служил ему чашником, пока не сбежал. А теперь ты станешь моей чашницей.

Низа поняла:

— Проверять вино на отраву? Так вот зачем я…

Магда не стала юлить:

— Да, ты можешь подохнуть, но риск невелик. Обычно само наличие дегустатора мешает попыткам покушения.

— Чего-чего?..

— Смысла травить вино, если известно, что первой пьешь ты? Скорей всего, яда не будет.

— Ага. И все? Я только для этого?

Магда сказала:

— Напомни-ка мне свое мнение о моем муже-владыке.

Низа попробовала отмолчаться, но Магда погрозила пальцем:

— А вот этого не люблю. Если кто-нибудь засранец, то так и скажи. Вдруг я сама не учуяла.

Низа сказала без обиняков:

— Твой муж — подлый шакал. Льет людям мед в уши, а сам доит, как коров.

Магда признала:

— Такое случается. Вот тебе вторая задача: если заметишь, что он доит меня, — скажи.

— Ладно, это могу.

— И еще. Я совсем не буду против, если ты подружишься с его шаванами.

— Шаваны бывают разными. Такие, как Бирай, мне не по сердцу.

— Однако будь добра, поладь с ними как-нибудь. Ты из их племени, они тебя не стесняются, глядишь, и сболтнут полезное.

— Нужно шпионить? Ваше величество, это не по мне.

— Я не прошу доносить обо всем. Но если будет намек или подозрение, что они могут меня…

Магда провела ребром ладони по шее. Брови Низы взлетели на лоб:

— Адриан хочет тебя убить? Зачем же вышла за него?!

— Сама удивляюсь.


Низа принесла пользу неожиданно быстро. Стоило императорскому поезду покинуть Фаунтерру, она пришла к Магде:

— Ваше величество, Адриан взял с собой вагон Предметов. То есть, не целый вагон, но штук пять их там есть. Мне это не по нутру.

— Мне тоже, — призналась Магда. Если Кукловод узнает, то сможет применить деконструктор. Хорошо, что купе Магды — в другом конце поезда.

— Среди тех Предметов есть один особенный. Он похож на стеклянный гроб. Зовется не то Пузо, не то Брюхо…

— Чрево, — поправила Магда.

Шаванка скривилась в гримасе отвращения:

— Я видела, как Адриан погладил это Чрево и сказал: «Вот мой подарочек». И лицо у него было такое, словно доброго коня похлопал по холке. Бирай спросил: «Кому подарок, владыка?» А он ответил: «Тому, кто пойдет на маяк».

Магда уточнила:

— Ты видишь в этом для меня опасность?

— Ваше величество видели Чрево? Оно жуткое. Думаю, Дух Червя живет в нем. Кто попадется во Чрево — того тут же переварит. Если вы ходили на маяк или собираетесь пойти, то к Чреву даже не приближайтесь!

— Не вижу связи… — хмыкнула Магда.

И подумала: снова всплыл маяк. Пора уже найти чертовы разгадки!


Головоломки Адриана оказались сложней, чем она думала. Без особого труда Магда сочинила штук по десять ответов на каждую — но в этом-то крылся подвох. Верный ответ должен явно отличаться от неверных. А все догадки Магды были разумны, логичны — и этим походили друг на друга. Маяк нужен для торговли, для морской войны, для прокладки маршрутов — все это слишком рационально. Нужен не трезвый ответ, а какая-то философская срань. Магда не умела сочинять таковую.

Зато она уже поняла выгоды своего положения: императрица делает лишь то, что хочет, а остальное поручает слугам. Бремя поиска отгадок тоже можно свалить на других! Потому Магда наведалась в дамский салон и сказала толпе придворных барышень:

— Я придумала одну забаву. Скажу вам загадку — а вы все дадите ответы. Награжу за самый умный и самый глупый. Готовы?.. Чем боги отличаются от людей?

Все включились в игру и принялись упражнять остроумие. Сперва посыпались ироничные версии: люди все хотят, а боги все могут; люди просят у богов, а богам просить не у кого; люди — это дети, которые не растут. Затем — философские: боги — живые воплощения идей; люди живут во времени, а боги — вне; боги — это то, что было в самом начале. Быстро устав от премудростей, дамы начали дурачиться. Боги — те, кто затыкают уши, когда в церкви идет служба. Люди вверху, а боги внизу; в постели с супругом я — богиня…

За час игры Магда сполна обогатилась вариантами. Самую толковую догадку высказала жена шута. А самый глупый ответ — кто б сомневался! — исходил от леди Валери:

— Бог селится в животике будущей мамы.

Магда раздала призы и перешла ко второй загадке, но тут потерпела неудачу. О хитреце с маяком барышни сочиняли либо скуку, либо скабрезность. Магда не могла их винить: маяк имеет такую форму и так твердо стоит при любой погоде, что сравнение само лезет в голову… Но Адриану этого не повторишь!

А потом ей на глаза попалась Низа, и Магда сказала:

— Отгадай загадку. Только чур без пошлостей! Для чего хитрец применяет свой маяк?

Низа удивилась:

— Что пошлого в маяке?

— О, святая невинность!.. Ну же, каков ответ?

Низа пожала плечами:

— Помню одну легенду времен империи Меченосцев…

* * *

— Вы не застали меня врасплох, любезный муж, — с улыбкой сказала подготовленная Магда. — Вот первая разгадка: боги от людей отличаются кругом ответственности. Простой смертный отвечает только за себя, дворянин — за себя и вассалов, а бог — за целый мир.

— Недурно, — признал Адриан. — А вторая?

— Был такой случай в годы Железного Солнца. Меченосцы послал флот, чтобы высадиться южнее Рей-Роя и ударить по шаванам с тылу. Но вождь степняков догадался об этом. Вышел на берег моря, высмотрел скалу среди рифов. Заплыл туда на лодке, привез дрова и разложил большой костер. Меченосцы спутали его с маяком, поплыли на огонь — и расшиблись о рифы.

— Хо! — Муж округлил глаза. — Я имел бы все причины похвалить вас, дорогая, если б вы сами додумались до этого.

— Я так и поступила.

— Вы дали задание придворным!

— Для владычицы это и значит: «я сама». Разве нет?..

Адриан выдержал паузу. Одну из этих своих любимых, во время которых Магду подмывало ляпнуть: «Да поняла я, какой ты важный. Говори уже, надменная жопа!»

— Вы порадовали меня и заслужили ответное удовольствие. Потому я развею ваши тревоги касательно нашего похода на север. Во-первых, мятежник Эрвин никак не может появиться в нашем тылу. Ее величество Леди-во-Тьме имеет надежного агента в его штабе. Агент сообщил: Эрвин с полутора сотнями кайров пришел в Фейрис. Не знаю, что он забыл там — возможно, ищет помощи баронов-мельников. Важно, что удаленность Фейриса исключает внезапное появление Эрвина на фронте, а жалкие полторы роты не представляют опасности даже в тылу.

— Какой полезный агент, — отметила Магда.

— Далее, миледи, вы упомянули пять батальонов на Бэке. Действительно, графство Эрроубэк — хороший плацдарм для удара по столице. Или по Южному Пути, через Дымную Даль. Но генерал Хортон не сможет предпринять ни того, ни другого. В Фаунтерре я оставил достаточно воинов под началом верного человека, а в придачу выделил носителя Перстов. К этому прибавим укрепления, заботливо возведенные Минервой.

— Но Хортон может переплыть к нам, в Южный Путь!

— Весьма маловероятно. Бывший флот приарха Галларда присвоил Кукловод. Альмерские порты и остатки кораблей захвачены Фарвеями. Поскольку Лаура Фарвей осталась на стороне Кукловода, вряд ли ее дед станет помогать кайрам. Хортон сможет выступить на север только пешим порядком, это будет чрезвычайно медленно, и мы заранее узнаем о его приближении.

— Наша беседа наполняет меня верой в победу! Но как быть с Минервой?..

— Пойдемте со мной, — подмигнул Адриан. — Я покажу, что мы противопоставим Перчатке Могущества.


Священные Предметы перевозились в особом бронированном вагоне. Узкие решетчатые окна делали его похожим на темницу. Стража, вооруженная до зубов, несла вахту и внутри, и на крыше, и в двух соседних вагонах. От алых мундиров и искровых очей буквально рябило в глазах.

Один из Предметов был настолько велик, что не помещался в сундук. Собственно, он сам напоминал емкость — говоря точнее, хрустальный гроб. То было Чрево, так сильно пугавшее Низу. Да и не только ее: Ганта Бирай ожидал Адриана, расположившись в дальнем от Чрева углу.

— Я принес, ваше величество!

В руке Бирая имелась клетка, между прутьев выглядывали усатые мордочки крыс.

— Благодарю. А где Леди-во-Тьме?

— Сказала: уже идет.

В ожидании болотницы Адриан присел на прозрачную крышку Чрева, потеребил кулон на своей шее. С мечтательным выражением лица заглянул внутрь кулона.

— Муж мой, позвольте взглянуть! — попросила Магда.

Он спрятал кулон в кулаке.

— Ничего особенного… Просто богиня.

Часовые гвардейцы доложили о гостях, и Адриан позволил впустить. В вагон вошла Леди-во-Тьме, сопровождаемая Вторым из Пяти и жалом криболы. Последний нес на плечах человека.

— Положите сюда, — Адриан указал на кресло подле Чрева.

Ассасин сбросил ношу. Человек упал в кресло безвольно, как тряпка.

— Разбудить? — спросил жало криболы.

— Да, прошу вас.

Болотник поднес к носу спящего некий флакон. Снадобье не сразу возымело действие. Воспользовавшись паузой, Второй из Пяти сказал:

— Адриан, мой друг, хочу сообщить радостную весть. По каналам ордена я получил сообщение от пророка. Он направляется к нам и везет то, что требуется!

— Прекрасно, великолепно! — Адриан потер ладони. — Моя дорогая супруга питает сомнения касательно нашей будущей победы. Полагаю, я могу ее успокоить?

— О, эти два инструмента поразят любых врагов точнее, чем шпага в сердце!

— Королева Маделин, будьте добры, сообщите новости вашему агенту в штабе Ориджинов. Недурно будет нам скоординировать усилия.

— Ваше величество, я не имею прямой связи с ним. Но оставлю информацию там, где агент сможет ее получить.

— Проснулся! — сообщил жало криболы.

Все повернулись к человеку в кресле. Лишь теперь Магда узнала Юхана Рейса. Он стал настолько худ, что казался тенью самого себя. Щеки ввалились, под глазами образовались желтые круги. Шаванский вождь неестественно медленно моргал: опустит веки — поднимет через вдох-другой — опустит снова.

— Где мой конь?.. — пробормотал Юхан Рейс. — Подать его сюда… Ради Гной-ганты!..

— Он еще спит, — нахмурился Адриан.

Ассасин возразил:

— Нет, ваше величество, только пытается. Он хочет сохранить сон, но действие луноглаза уже нарушено.

— Что это… где я?.. — Юхан заметил Адриана и закричал: — Не может быть! Ты мертв, шакал! Я убил тебя!

— Неужели?

— Чудовища! Мертвецы!.. — зрачки пленника расширились от ужаса. — Духи-Странники, спасите меня!..

— Приступайте к испытанию, — кивнул Адриан.

Жало криболы закрыл ладонью глаза Юхана и произнес ему на ухо:

— Это страшный сон. Ты во власти кошмара. Делай, что я скажу, и проснешься.

Магде стало не по себе, когда Адриан вложил в руку шавана камень молочного цвета — Перст Вильгельма. Ассасин приказал:

— Сын Степи, докажи свою доблесть: надень Перст и сделай выстрел.

Ощутив пальцами Предмет, Юхан вскричал:

— Убью чудовищ! Вернитесь в пыль!

Перст Вильгельма сделался мягким и легко, будто капля, перетек ему на предплечье. Магда сама не поняла, как очутилась на полу за непробиваемым Чревом.

— Нет, славный наездник, сюда не стреляй, — спокойно произнес жало криболы. — Эти твари — твой сон, их не существует… Выстрели вот куда.

Он развернул Рейса лицом к окну, выставил в форточку его руку:

— Видишь пса у дороги? Это ориджинский волк, притворившийся овчаркой. Убей.

Магда привстала, чтобы видеть, — и в тот же миг полыхнула вспышка. Огненный шар распорол сумерки. Плоть собаки буквально сдуло с костей.

— А там видишь тополь? В твоем сне это дерево, а наяву — башня Первой Зимы. Сделай так, чтобы ее не стало.

Юхан шепнул нечто смутное. На сей раз Перст не изрыгнул огня, а только издал тихий свист. Тополь переломился, словно стебель травы. С его ветвей испуганно взлетели вороны.

— Ты молодец, всадник. Гной-ганта гордится тобой.

— Мне страшно, хочу проснуться, — по-детски пролепетал Юхан Рейс.

— Рассвет уже близок, — сказал жало криболы. — Скоро проснешься, осталось одно.

Он подвел Юхана к Чреву, и Магда отскочила прочь. На сей раз ее испугал не Перст, но жуткое, лишенное мысли лицо шавана.

— Положи руку сюда, — приказал ассасин.

Рейс опустил ладонь на крышку Чрева — и хрустальный гроб изменился. Мягкое желтое сияние наполнило утробу, а крышка дрогнула и напряглась, готовая захлопнуться в любой миг.

— Ганта, прошу вас, — сказал Адриан.

Бирай подал ему клетку с крысами: вытянутой рукой, стоя как можно дальше от Чрева.

— Мне ни к чему, — сказал владыка. — Бросьте одну внутрь.

— Лысый хвост…

Бирая аж перекосило, когда он взял крысу из клетки и швырнул во Чрево. Серая заметалась на дне гроба, тщетно ища выход.

— Пускай скажет это, — Адриан подал ассасину листок с несколькими словами.

Жало криболы прочел их шепотом прямо на ухо Рейсу. Губы шавана зашевелились, повторяя слова. Магда зажала рот рукой. Казалось, она уже видит, как крыса во Чреве переваривается заживо, растворяется, становится омерзительным пятном блевоты…

Однако ничего не произошло. Зверек цокал когтями, пытаясь преодолеть стенку.

Болотник заново прочел слова Рейсу. Тот повторил — челюсть механически шатнулась вверх-вниз, прожевала и выплюнула поток звуков. Чрево не среагировало никак. Крыса отчаянно прыгнула, зацепилась коготками за край стены и вытащила себя из гроба. Вдох спустя она юркнула за кресло.

— Досадно, — буркнул Второй из Пяти.

— Не стоит отчаиваться, — сказала Леди-во-Тьме. — Мы попробуем иной подход. Владыка Адриан, дайте время на подготовку нового опыта.

— Конечно, королева, до Первой Зимы еще долго! Мы будем пробовать, пока не добьемся успеха.

Адриан повернулся к Магде и подарил лучезарную улыбку:

— Как видите, дорогая, мы уже имеем Перст Вильгельма. А скоро получим столько, что он покажется детскою игрушкой!

Магда сглотнула комок.

Жало криболы погладил Рейса по голове:

— Славный всадник, твой сон подошел к концу. Пора пробуждаться.

Болотник смочил палец какой-то жидкостью и поднес ко рту шавана. Едва учуяв запах, Юхан схватил палец губами и жадно, как младенец, принялся сосать.

Спустя минуту он спал с блаженною улыбкой на лице.

* * *

Императорский двор вез с собою множество забав на любой вкус. Для едоков духовной пищи имелся музыкальный вагон и труппа артистов, для азартных дворян — игровой салон, для ценителей отваги — показательные поединки в фехтовальном зале. Были даже Священные Предметы! В походной часовне каждый мог восхититься ими и узнать от святого отца легенду их происхождения.

Среди богатого веера забав особое место занимали два человека: зрелый мужчина и его супруга. Мужчина много лет исполнял роль шута, его едкий сарказм давно уже всем набил оскомину. Во дворце Пера и Меча шут не столько веселил дворян, сколько стеснял и раздражал. Но путешествие внесло приятную новизну: как оказалось, шут ненавидел поезда. Он ходил угрюмый и злой, бурчал под нос, как старый бабуин, — это было очень забавно! Причем Менсон даже не особенно шутил, а просто выражал свои чувства. То душно ему, то койка узкая, то колеса гремят, то чай расплескал, то бахнулся плечом о косяк. Шут бранился с утра до ночи, выделяясь из общего веселья, как дохлая кошка на обеденном столе. С его появлением дворяне умолкали, чтобы послушать ворчание, а после пародировали под общий хохот.

Жена Менсона доставляла двору иную утеху: она внезапно вошла в моду. Обычное дело для дворян — ставить кого-нибудь в центр внимания. Когда-то всех занимала Медвежонок Глория (которую в те дни считали Минервой), потом — сама Минерва, нелепая и пьющая, потом — ее грубиянка-фрейлина, потом — прекрасная леди-бургомистр… А тут двор сообразил: тьма, за целое лето никто новый не вошел в моду. Непорядок! Главный хранитель традиций — министр двора — взялся исправить упущение. Он взвесил несколько кандидатур. Владычица Магда — слишком нарочитый выбор. Шаваны-стражники — слишком грубы, им место на скотном дворе, а не в беседах знати. Интересен был этот юноша, Натаниэль, — но сбежал, какая утрата… Министр сделал выбор в пользу леди Карен Арденской, в девичестве Лайтхарт. Обсудил ее личность со своим помощником — Берти Крейном. Тот обсудил ее с девицами, а от них разошлось на весь двор. О Карен заговорили.

Министр не прогадал: леди Арден оказалась отличным объектом! Породистая, но нищая; утонченная манерами, но неряха в одежде; наказанная, но невиновная; дочь Великого Дома — но жена шута. В ней поровну комедии с трагедией, обсуждать ее — забава не хуже театра. Имелось и достаточно тайны, чтобы подогреть интерес. Любит ли она своего колпака? Она заговорщица или невинная овечка? Вздернет ли ее Адриан, как графиню Нортвуд?..

Модная леди Карен хорошо справлялась с ролью: не придавала разговорам большого значения, но и не притворялась, будто их нет. Могла сидеть в стороне и молча жевать свои булочки (она была еще той сладкоежкой). А могла нарочно поместить себя в центр внимания — например, подойти и сказать:

— Господа, вы обсуждаете соусы к мясу? У меня в лечебнице был Берт по прозвищу Ха-ха. Однажды поймал енота, сунул за пазуху и принес к ужину. Послушайте, что вышло дальше…

Карен отлично понимала: теперь все заговорят о лечебнице и душевных болячках, и о ее собственных мозгах. Ради эпатажа она раскрывала веер и, глядя в него, шевелила губами, будто читала с веера роман. А на другой день выдавала очень трезвое суждение, например, о соколиной охоте. И все с удовольствием принимались спорить:

— Она точно ку-ку! Двадцать лет жила с этими — вот и заразилась.

— Сами вы ку-ку, милорд. Она даже в охоте понимает, а это вам не дамские шпильки!

В итоге дворяне разделились на два лагеря. Одни считали леди Карен умной, гордой и лукавой и прочили ей смерть на виселице. Вторые видели ее комичной, сломленной и жалкой — а потому способной вызвать милость Адриана. Но ни те, ни другие не знали о конфликте между Карен и мужем.

Когда двери купе закрывались, оградив пару от чужих глаз, Менсон забывал ворчанье, а Карен — эпатаж. Они пили чай вдвоем, обсуждали дневные дела, обменивались нежными словами… И все выходило натянуто, принужденно, будто оба старались не замечать чего-то крайне важного. Запас их любви не пополнялся от нежностей, а напротив, расходился притворством. Так было день за днем, от Фаунтерры до Лабелина. Затем — от Лабелина до Лейксити, а потом через все герцогство на восток, к Солтауну, где до сих пор держался ориджинский гарнизон. В ночь перед Солтауном Менсон исчерпал свой запас терпения до дна. Глядя в оконное стекло, по которому бежали струи дождя, он сказал:

— Ого, ну и ливень! Милая, хочешь чаю с имбирем? Хорошо согревает. А еще я принес конфет… — вот здесь он достиг предела, — и я тебя выкину в окно, если мы сейчас не поговорим по-человечески.

— Я сказала, что думала, в первый же день, — резонно отметила Карен. — Сибил Нортвуд была заговорщицей, но искупила вину с лихвой. Она раскаялась, стала другим человеком. Минерва понимала это, вот и выписала помилование.

Менсон фыркнул:

— А я тебе сказал тогда же: хрена с два! Люди не меняются. Сама слышала, как она желала смерти владыке!

— Значит, мы оба все сказали друг другу. Так что же теперь?

— Не все. Ты говорила про Адриана и Сибил, а теперь давай про нас. Вижу, молчишь обо мне. Раскрой рот и скажи словами!

Карен поджала губы:

— Я думала неприятные вещи. Ты расстроишься, если узнаешь.

— А так я будто пляшу от радости! Говори уже.

— Я колеблюсь между двумя догадками, и обе нехороши. Первая: ты превратился из адмирала в юнгу. Утратил способность решать, потому и липнешь к Адриану — чтобы решал вместо тебя.

— Ну, знаешь ли…

— Ввторая догадка хуже. То зверство, которое он творит, ты сам считаешь правильным.

Менсон вскинулся:

— Да не творит он зверства! Это ты его разозлила, когда начала врать. И вообще, теперь я скажу, что о тебе думаю.

— Нет, помилуй! — вскричала Карен.

— Скажу, терпи. Владыка тебя подозревает — а знаешь, почему? Потому, что ты и есть подозрительная! Темнишь все время, ходишь с задней мыслью, чуть что — брызжешь ядом. У змеи-вдовушки больше прямоты, чем у тебя.

— О, как прелестно…

— Да, ты такая! Вот спросил Адриан: «Обижаешься на моего отца?» — ответила бы: «Да, владыка, обижаюсь, он меня упек ни за что. Но вы хороший, муж вас любит, и я полюблю». Раскрыла бы душу — он бы понял. А ты — нет, все прячешься за спесью! Или с этим Нави, чтоб он трижды пропал. Ты ж знала, где он, — почему не ответила сразу? Сидишь и врешь Адриану в лицо — конечно, он свирепеет!

— Нави — мой друг. Адриан найдет его и вывернет наизнанку. Я не сдаю друзей палачам.

Менсон хлопнул по столу:

— Ага, твой друг! Благодарю, что сказала. Я-то все думал: кто он такой? Теперь уж ясно…

Она нахмурилась:

— К чему ты клонишь?

— Десять лет вы с Нави жили под одной крышей, потом сбежали вместе, потом ты его спасала, как родного. Люди всякое болтают о нем и о тебе.

— Ты думаешь, что я и Нави… Если так, не вижу вины: я считала себя вдовою. Но ты ошибся: ничего не было!

— Да плевать, было ли. Ты мне не доверяешь — вот беда! Этот парень тебе важен, как черте кто, но ты мне о нем не сказала. Я ждал: авось надумаешь, — но нет, молчок. Адриан плохой? Видно, и я такой же, раз ты нам двоим не доверяешь. А мы не любим, когда темнят!

— Вы не любите?.. О, янмэйцы! У вас что, фамильное право: вскрывать людям души?

— Это лучше, чем греть змею на груди.

— Так будьте и сами достойны! Требуете с других — извольте подать пример. Твой любимый владыка сказал тебе, что я жива?

Менсон поперхнулся:

— Конечно, нет! Он же не знал.

— А я полагаю, знал прекрасно. Увидев меня, испытал не удивление, а злость. Я была ему удобна в темнице, не на свободе.

— Да нет же! Он бы мне сказал!

— Ты полагаешь? За ним янмэйское право: спрашивать с других, а самому молчать.

— Это только с чужими. Мы доверяем тем, кто близок.

— А я насколько близка? Разве ты сказал мне… про заговор?

То был весомый удар. Впервые за время ссоры Менсон отвел глаза.

— Я хотел тебя защитить…

— Как видишь, не помогло.

— И то было давным-давно! Стоит ли вспоминать…

— Конечно, давно. Ровно двадцать лет назад. Эти двадцать лет пропали из моей жизни. Не смей оправдываться тем, что украл у меня слишком много!

Он взрыкнул и перешел в наступление:

— А ты не смей переводить стрелки. Чай, не на рельсах служишь! Я спросил про Нави — вот и ответь, тьма сожри! Почему ты о нем не говорила?

Леди Карен проводила глазами огонек чьей-то хижины за окном.

— Что ж, пускай… Ты прав: я темнила. Я не рассказывала о Нави, поскольку ты бы не поверил. Видишь ли, он — бог.

— Гы-гы… — выронил Менсон. Развернул жену к себе, путем придирчивого взгляда убедился, что она не шутит. — Как так — бог?

— Ну, из подземного царства.

— Ах, вот откуда! А я думал, из переулка сапожников. Теперь-то ты объяснила — и я понял!

Карен прокляла себя, что таилась так долго, но так и не подготовилась к разговору.

— Не злись, любимый. Наберись терпения, я все расскажу, только не перебивай…

И она начала повествование. Понемногу, с трудом собрала воедино и выложила всю цепочку событий. Затем добавила и рассуждения, убедившие ее, что Нави — действительно бог.

Надо отдать должное, Менсон слушал внимательно. Затем сказал:

— Ну… пожалуй, на счет бога ты перегнула. Вы, дамы, всегда преувеличиваете, чуть пошла волна — вопите: «Шторм!» Но по всему похоже, этот Нави — талантливый парень и настоящий друг. Теперь я понимаю, за что ты его ценишь.

Карен считала его не просто гением, а именно богом, но решила не настаивать. Она и так многого добилась.

— Я прощена, любимый?

Менсон обнял ее:

— Уффф… Ты-то да, теперь давай обо мне… Этот чертов заговор, будь он неладен. Пойми: Телуриан был редким козлом. Но он же — мой брат, а не твой. Чья проблема, если брат — козел? Только моя личная, мне и решать. А на любимую взваливать было неловко…

Карен прижала палец к губам:

— Шшш! Милый мой, это действительно очень давняя история. Мне хватило времени, чтобы понять и простить… И снова обозлиться, и перегореть, и простить заново — на сей раз взаправду. Я давно тебя ни в чем не виню.

— Тогда за каким чертом ты подняла эту тему?

— Я простила лишь тебя, но не твою семью. Сам говоришь: Телуриан — козел. Адриан — сын своего отца. Я боюсь его. Если знаешь, чем унять мой страх, — скажи.

— Начни говорить с ним открыто, как со мной. Увидишь: все наладится.

— Не проси, не могу. Для меня это — как сунуть руку в пасть медведя.

— Тогда подумай, сколько в нем хорошего! Умный, благородный, упорный, храбрый…

— Я вижу иные оттенки: хитрый, заносчивый, упрямый, злобный. Растопчет любого, кто встанет на пути. Или — покажется, что встал.

— Адриан желает всем добра! Люди боятся перемен, вот и приходится тащить насильно.

— Он слишком отличен от меня. Его добро может стать мне худшим из зол. Если б он хотя бы сказал наперед…

— Он покажет! — подмигнул Менсон.

— Прости, покажет — что?

— Не знаю.

— Сюрприз от Адриана?.. Вот уж радость!..

Менсон широко улыбнулся:

— Хороший сюрприз, клянусь. Он везет с собой Священные Предметы, а еще один думает получить в Солтауне. Адриан обещает: с помощью пленного шавана он всем нам покажет чудо.

— Какое еще чудо?..

— Тайну мироздания! Сейчас мы ничего не знаем — а после чуда узнаем все! Прозреем, как Йозеф-Слепец, которого исцелила Сьюзен!

Карен вздохнула:

— Ох, святые боги…

* * *

Когда прибыли в Солтаун, лил холодный дождь, мокрые листья липли к стеклу. Карен думала о чертовом адриановом чуде; Менсон — о чем-то своем, тоже мрачном. Грешным делом Карен понадеялась на битву: авось тут, в Солтауне, одном из крупнейших портов, кайры дадут бой Адриану… Однако поезд, как и всюду, въехал в город без препятствий. Вдоль платформы уже стоял почетный караул: алые искровики и белоснежные южане. Воины мокли, вельможи прятались под пестрыми зонтами, дудели фанфары, гарцевали офицерские кони. С горечью Карен поняла: ее не ждет ничего, кроме нового праздника.

И вдруг обнаружилась приятность. Кто-то просчитался: машинист или организатор встречи, — и возле самой знатной группы лордов на платформе остановился не владыческий вагон, а шутовской. Не успев понять ошибку, лакеи распахнули двери — и на перрон повалили толпой менестрели, арфистки, дудочники, фокусники с картами, факир со змеей. Вышло так, будто чванливые вельможи встречают братию артистов!

Менсон и Карен задержались на выходе. Форлемей укладывал багаж, а Карен давала ценные советы, после которых все приходилось перекладывать заново. Так что они вышли последними, пропустив вперед себя даже дрессировщика собачек. Толпа на перроне быстро редела: разбежались менестрели, прикрывая лютни от дождя, факир уволок мешок со змеями — и супруги оказались на чистом пятачке, пред ликами встречающих вельмож. Тогда один из лордов, заметный своею благородной сединою, шагнул прямо к Карен и воскликнул:

— Святые боги, какая встреча! Звезда дома Лайтхарт, лучшая красавица Надежды! Тучи растаяли над моей головой!..

Впервые — впервые, тьма сожри! — ее узнали сразу. Карен даже не смогла ответить: до того сдавило горло. А вельможа склонился к ее руке, задержал в своей, как великую ценность. Потом обернулся к Менсону и хлопнул по плечу:

— Рад видеть на свободе, подзащитный.

Менсон стиснул его в объятиях:

— Франциск-Илиан, старый пройдоха! Ты мне задолжал!

Шиммерийский король, Первый из Пяти, богатейший из богачей, обернулся к своей свите:

— Судари, как вы смеете стоять под зонтами, пока мокнут мои лучшие друзья?

Спустя вдох над головою Карен уже раскрылась ткань, на плечи упала теплая накидка, багаж подхватили крепкие мужские руки. Вместе с королем и принцем, в окружении золоченой южной знати она подошла к вагону Адриана.

— Ваше величество, — сказал император королю, — прошу извинить: машинист неверно остановил поезд.

— О, нет, все вышло, как нужно, — ответил Франциск-Илиан


Стоило одному человеку проявить это — и Карен расцвела. Южный король встретил ее с радушием и восторгом, какой причитался герцогине крови. Тьма, как же этого не хватало!

Она мчала во главе блестящей кавалькады, в одной карете с мужем и королем, а Адриан ехал в другой. Конечно, так и полагалось по этикету: правитель здешних земель, герцог Морис Лабелин, разделил экипаж с императором. Но Карен видела и иное: Франциск-Илиан был рад принять на борт шута, а не владыку.

Друзья говорили всю дорогу. Карен пыталась вставить пару слов, но выходило скверно, поскольку муж болтал без умолку. Он рассказал королю обо всем. Как свалилась на голову любимая жена, как Менсон помолодел с нею — аж настолько, что вчера был назван юнгой. Как началась эта паника с шаванами, Гной-гантой, Юханом Рейсом… ну, да черт с ними всеми! Главное — дали им по соплям, отстояли Фаунтерру. Адриан — большой молодец, но врать не будем: это Минерва устроила оборону. Она еще и Перчаткой овладела, и научилась летать. Помнишь, пророк, ты говорил про какой-то небесный корабль? Вот у нас такой тоже есть! А еще явился один молодой паренек, все его полюбили, даже моя женушка, говорит: «Ах, он прекрасен, как бог!» Но это она нарочно, чтобы я приревновал. А на деле любит меня, аж не может. Помнишь, во время суда про нас в «Голосе» писали? Вот, моя Карен прочла, опознала меня — и как помчалась навстречу! Прыгнула в лодку, переплыла море — сама гребла всю дорогу! Потом — пешком от Руайльда до Фаунтерры, да прямо ко двору, и мне на шею — вот так-то! Ладно, а как твои дела, друг мой?

Франциск-Илиан, улыбаясь в бороду, ответил:

— В дни оного суда дела шли очень скверно. Лабелины разгромили одни наши полки, перекупили другие, дошли до Пентаго и захватили множество очей. Мы лишились половины богатства, и отчасти я винил в этом сына, моего Гектора. Он склонен к праздности и легкомыслию, что создало бреши в обороне. Гектор тоже имел на меня зуб по ряду вопросов, словом, тень смуты нависла над нашими головами. Но потом стало налаживаться. Гектор проявил дипломатический талант и привлек на нашу сторону батальон кайров. Вместе с ним мы отправились в Шиммери, дабы навести порядок, и в дороге сумели уладить разногласия. Общая злость на Лабелинов сблизила нас. А прибыв на родину, узнали, что войска Южного Пути уже сбежали оттуда. Мы затратили некое время, дабы упрочить защиту и наказать виновников провала, а затем вернулись сюда, связанные крепкими родственными узами.

Карен заметила странность:

— Ваше величество, стало быть, кайры помогали вам в войне против Лабелинов? А теперь вы помогаете Лабелинам выгнать кайров из Солтауна?..

— Тонкий ум — исконная черта Дома Лайтхарт. Конечно, от вас не укрылось противоречие. Позвольте пояснить: мы не желали войны ни с Лабелинами, ни с Ориджинами, ни с кем-либо еще. Крепкий мир во всем Поларисе — наша мечта. Мы прибыли затем, чтобы предложить Лабелинам вернуть украденное, и после их согласия пожать руку дружбы. А владыка Адриан попросил нас высадиться в Солтауне и освободить его от северян. Не желая вражды с кайрами, мы провели переговоры. Обменялись птицами с самим Десмондом Ориджином, и он отозвал солтаунский гарнизон в обмен на мою клятву не вступать в сражения на стороне Адриана.

— Умный капитан лавирует между скалами, — вспомнила Карен шиммерийскую пословицу.

— А глупый их побеждает, — подхватил Франциск-Илиан. — Прошу вас, миледи, теперь скажите о себе. Мы болтливы, как последние негодяи.

— Что ж, я… — начала было Карен, и тут карета остановилась. Приехали.


На самом деле, вынужденное молчание ничуть не расстроило ее. Даже напротив: Карен устала повторять историю своего бегства, приятно было увильнуть на сей раз. Зато южным гостеприимством она насладилась сполна. Карен получила роскошную спальню и личных слуг (к большому неудовольствию Форлемея). Ей предложили подать обед в покои, коль миледи устала с дороги. Она признала, что утомилась, но не может отказать себе в удовольствии беседы с Первым из Пяти, потому выйдет к общему столу. Ей тут же принесли крепкий кофе: взбодрит миледи и пробудит аппетит. Кофе оказался чертовски хорош — лучше, чем готовили при дворе. Служанки причесали и переодели Карен, она вышла в трапезную, бодра и свежа.

На обеде присутствовал избранный круг: Менсон, Адриан с женой и герцогом Лабелином, Леди-во-Тьме со Вторым из Пяти, а также, конечно, Франциск-Илиан с сыном. При Гекторе находилась одна из его альтесс — смуглолицая западница в положении. Гектор выглядел недовольным. Когда появилась Карен, он не наморщил нос, но и не выказал радости. Отец иронично пристыдил сына:

— Гектор, я понимаю, тебе неловко при леди Катрин Катрин хвалить другую женщину. Но этот случай — исключительный, любимая должна понять. Герцогиня Карен — прекраснейший цветок Дома Лайтхарт, жемчужина трех столиц. Уж не скупись на комплименты!

Похвалы южан были приятны, но больше порадовала кислая мина Адриана.

Вскоре застольная беседа потекла своим руслом. Франциск-Илиан велел всем — буквально велел — поздравить его с прибавлением семейства. Леди Катрин Катрин, сказочная альтесса Гектора, понесла ребенка, и скоро осчастливит короля внуком. Ничего особо чудесного в ней не наблюдалось: то была тертая жизнью шаванка отнюдь не первой молодости. Но король дал понять, что глубоко уважает ее ум и характер, и надеется увидеть во внуке хотя бы часть ее черт. Выпили за Катрин Катрин.

Владыка, вроде бы, собрался сказать, но Франциск-Илиан, не заметив того, заговорил о морском путешествии. Оно прошло отлично, озаренное семейным счастьем, а еще, паче чаянья, король увидел новый сон! Многие ахнули:

— Девятый?!

И Карен не сдержала удивления:

— Ваше величество так знамениты, что свет ведет учет ваших снов?..

— Миледи, стыдно сказать: однажды боги, возмущенные моей ленью, припугнули меня страшным сновидением. Я сбежал в монастырь и принялся молиться, пока не поздно. С тех пор видел еще несколько занятных снов. Люди думают, что все они — вещие, но вам, миледи, открою секрет: я абсолютно уверен только в первом.

— Что же в нем было? — спросила Карен, но Гектор вмешался:

— Отец, не нужно про первый за столом.

— Твоя правда, сын. Миледи, скажу вам позже, в приватной беседе. А что до девятого сна…

— Да, да! — подхватили все. — О чем девятый?

Франциск-Илиан с деланым смущением повел рассказ:

— Я видел несколько образов, не все были понятны. Прошу помочь мне в постижении смыслов. Первый образ — страшный человек, распятый на кресте. Его палец горел, как свеча. Другая картина — морское чудовище, которое щупальцами обнимает женщину. Третья — девушка, держащая весы; а четвертая — самая странная: часовщик с отрубленной рукою. Признаться, я твердо осознал лишь первый образ. Горящий палец — это Перст Вильгельма, указание на Пауля. Раз он распят, значит, мы сумеем его поймать. Хороший знак, не правда ли?

Все согласились с трактовкой первого образа и перешли ко второму: женщина в объятиях чудовища. Кто-то сказал: будет морская битва; кто-то возразил: нет, это неравный брак. Менсон уточнил:

— А женщина красивая и голая?

— Хороша в меру, я знавал и краше. Да, обнаженная, в этом ты прав.

Шут рассмеялся:

— Тогда это не вещий сон, а обычный! Знаю я южан: вечно вам бабы снятся.

Острота пришлась по вкусу, все посмеялись. Стали обдумывать третий образ — девушку с аптечными весами. На сей раз барышня была одетой, так что внимание целиком устремилось на весы: что бы они значили? Сей символ мог указывать на торговца, ювелира, аптекаря и судью. Но судьи и аптекари не бывают юными девушками, а торговцы и ювелиры не так влиятельны, чтобы сниться королю.

Голос подала Леди-во-Тьме:

— Я полагаю, весы — это знак не человека, а самого по себе веса, физической величины. Помните, как корабль Минервы лишился массы и поднялся в небо? Сон предвещал именно этот момент. Он также указывал на то, что весом управляет Минерва. Быть может, сюда относится и картина девушки, обвитой щупальцами. Морское чудовище — указка на корабль, а щупальца — знак того, что Минерва опьянена и захвачена своею властью над Предметом.

Все восхитились умом королевы и приняли трактовку. А Карен отметила, как искусно ведет игру король Франциск. Ведь Адриан хотел сказать что-то, но пророк опередил его и начал забаву, которая увлекла всех. Пророк вышел хозяином положения, а Адриан остался с носом. Теперь он заговорит лишь тогда, когда южанин даст возможность.

Подошла очередь четвертого образа: часовщик без руки. Карен включилась в игру:

— Ваше величество, а как вы узнали, что он — часовщик?

— Правомерный вопрос, миледи. Это не было очевидно, просто он походил на часовщика: одет как мастер, седой, с усами и очень внимательным взглядом, а из кармана свисала цепочка от механических часов. Он мог быть мастером любой гильдии, но мне показалось — часовщик.

— А что с его рукой? Вы видели, как ее отрубили? Текла ли кровь из культи?

— Сколько любопытства… — выронил Адриан.

Король возразил:

— Миледи ставит разумные вопросы. Действительно, с рукой было странное дело. Кровь не текла, и мастер не кричал от боли. Можно подумать, он покалечился давно и уже залечил рану. Но отделенная рука лежала тут же, у его ног! Она имела неприятный вид: сперва показалась гниющей, а затем — обугленной. Что вы думаете об этом, миледи?

Карен очень захотелось блеснуть умом и впечатлить мужа. Но мало что шло в голову, она выдумала лишь одно:

— Может, часы — это символ времени? Человек должен что-то успеть, иначе станет калекой…

Леди-во-Тьме хлопнула в ладоши:

— Очень метко, миледи.

— Благодарю, ваше величество, но я сама ничего не поняла.

— Вы не обладаете нужными знаниями. Сведущие люди оценят, сколь удачна ваша догадка.

Пророк, Адриан и Второй из Пяти обменялись многозначительными взглядами.

— Ах… — выронила Карен.

— Миледи, прошу нас простить, — улыбнулся пророк. — Средь южной знати бытует мода: создавать разные тайные общества. Недавно я поддался ее влиянию и тоже вступил в орден. Быть может, и вы заразитесь этой напастью — я буду только рад. И знаете, наш орден слегка помешан на времени: мы очень боимся кое-что не успеть.

— Довольно знаний для непосвященных, — резко вмешался Адриан. — Прогноз благоприятен, и хватит об этом.

— Разве благоприятен? — возразил Второй из Пяти. — Мастер стал калекой и обречен на нищенство. Сон пророчит нам неудачу…

— Успех! — рубанул владыка. — Это не мастер, а само время. Оно протянуло к нам свою жадную руку, и мы отсекли ее. Время нас не остановит, как и ничто другое!

Возникла короткая пауза. Хитрый пророк потеребил бороду, придумывая новую забаву, но на сей раз Адриан опередил его:

— Об одном сон говорит ясно: время не ждет, нужно действовать без промедлений. События идут желанным для нас путем: разбитое войско кайров бежит в Ориджин. Туда же движется Шейланд, а с ним и Пауль. Минерва с Натаниэлем, очевидно, уже в Первой Зиме. Пора готовить войска к решающему удару. У стен Первой Зимы наши враги сразятся и обескровят друг друга. Тогда придет наш черед!

Гектор с отцом обменялись жестами: принц рвался говорить, а король удерживал его. Адриан заметил это и ожег Гектора взглядом:

— Ваше высочество желает высказаться? Слушаю с величайшим любопытством.

— Я лишь хотел отметить, что Ориджины нам не враги. Герцог Эрвин проявил себя надежным другом и поддержал в недавней войне.

— Смутьян и бунтарь! Он будет казнен, а его войско развеяно.

— Мы не приложим к этому руки.

— Вы — мои вассалы, господа. Принесли клятву служить мне мечом и щитом.

Гектор смахнул со лба прядь и сверкнул черными глазами:

— При всем уважении, милорд, вы больше не император. Если две земли восстали против владыки, их можно назвать бунтарями. Но если только две земли подчиняются владыке, бунтарь — это он.

Южный король примирительно поднял руки, как бы извиняясь за сына:

— Лорд Адриан, мы никоим образом не желаем вражды. Общая цель крепкими узами связывает нас. Коль сумеете взойти на престол, мы охотно покоримся. Но в данный момент не нужно строить иллюзий: вы не обладаете фактической властью.

— Именно поэтому мне нужны ваши мечи. Помогите обуздать непокорных, и вместе пойдем к великой цели!

Франциск-Илиан выдержал паузу, поглаживая бороду, и велел слугам наполнить бокалы.

— Выпьем за великую цель!

Карен колебалась: не хотелось пить за нечто неизвестное, еще и придуманное Адрианом. Но заодно со всеми она подняла бокал. Вино разрядило обстановку. Адриан принял тост за знак примирения и подарил пророку дружелюбный кивок. Тот улыбнулся и мягко произнес:

— Я буду рад присоединиться к вам, милорд, едва исчезнут две преграды. Боюсь, нынче под вашими флагами сражаются — уж простите, господа, — мои враги.

Он отсалютовал бокалом герцогу Морису и леди Магде.

— А на другой стороне фронта оказались друзья моего сына — Ориджины. Эти препятствия нужно преодолеть, вы согласны со мною? И я вижу вот какой выход…

— Мы не будем воевать против кайров! — вмешался принц.

Король приструнил его:

— Гектор, прошу…

— Мы с Эрвином выпили чашу братства. Я его не предам!

Шаванка взяла Гектора за руку, и он утих. Франциск-Илиан сказал:

— Кровь кипит в жилах сына, прошу простить его горячность. Однако суть он передал верно: мы не сможем участвовать в походе на Первую Зиму. Мы также не станем штурмовать Уиндли, или любой другой город, занятый северянами. Если в каком-либо сражении кайры будут на одной стороне — мы не окажемся на другой.

Опережая гнев Адриана, пророк добавил:

— Мы готовы помогать вам против иных врагов. Против шаванов, если те вновь пойдут на столицу. Против герцога Фарвея, чьи планы неочевидны. Если двинетесь на север, мы прикроем ваш тыл.

Адриан, хмурясь, выдержал паузу. Казалось, он готов разразиться бранью. Но Карен посетила догадка: владыка предвидел подобное условие и готов его принять. Он лишь изображает сомнения, чтобы придать веса своей уступке.

— Да будет так, — сказал Адриан после мнимых раздумий. — Я уважаю клятву, даже принесенную врагу, и не потребую от вас ее нарушить. Теперь вы готовы подписать мир с герцогом Морисом?

Франциск-Илиан буквально расплылся в улыбке:

— О, благодарю за напоминание. Наши торговые связи с Южным Путем всегда были выгодны и крепки, их возрождение сделает меня счастливым. Признаться, я был удивлен поступком леди Магды. Отдаю должное, миледи: сыграно дерзко и храбро. Мое почтение вашему таланту.

Он отвесил поклон, и Магда расцвела:

— Ваше величество жестоко мне льстит.

— Говорю чистую правду, миледи. И надеюсь, вас не расстроит вторая правда, которая также должна быть сказана. Мы хотим вернуть свои очи.

Лицо Магды вытянулось, но южный король уже не смотрел на нее, а повернулся к Адриану:

— Совершенно очевидно, что грабитель и жертва не могут состоять в союзе. Призывая нас в коалицию, вы должны уладить эту трудность. Самым справедливом способом видится возврат похищенного.

— Нет! — воскликнула Магда. — Я захватила трофеи в честном…

Адриан взмахом руки заткнул ей рот и повернулся к Морису Лабелину:

— Слово за вами, милорд.

Теперь стало еще интересней. Карен поняла: требование шиммерийцев не застало врасплох ни Адриана, ни герцога. Они давно обсудили этот вопрос, и герцог, конечно, не хотел расставаться с трофеями, а Адриан привел веские аргументы. И похоже, теперь Лабелин даже рад отказаться от очей!

— Ваше величество Франциск-Илиан, — сказал герцог, — очи в данный момент состоят на вооружении моего войска. Если вернуть их прямо сейчас, боеспособность упадет, и наша победа окажется под сомнением.

— Разумное замечание, — признал король. — Пускай они послужат вам в ратных делах, а по окончании войны вернуться к законному хозяину.

— Но я же… — начала Магда.

— Не смей! — бросил отец. — После войны мы хотели бы иметь право приоритетной покупки очей. Дочь предприняла атаку лишь потому, что была обижена вашим отказом от торгов. Надеюсь, мы исправим это в будущем?

— Конечно, милорд. Едва очи вернутся к нам — в тот же день вы получите возможность купить их честным путем. Собственно говоря, вы можете вернуть не сами очи, а их стоимость.

— Я согласен, — герцог протянул руку королю.

— Но постойте… — попыталась Магда, отец и муж зашипели на нее.

Шиммериец помедлил с рукопожатием:

— Имею еще одно условие — легко выполнимое, но от того не менее важное. Полк Палящего Солнца имел неосторожность перейти под чужие знамена, что мы с сыном воспринимаем как предательство. Измена требует наказания.

— Солнечный полк — наемный, — возразил Адриан. — Законы чести не распространяются на него.

— Потому мы не просим казнить всех офицеров поголовно. Но командир полка определенно должен быть наказан, иначе пошатнется лояльность других частей. Мы требуем голову Хорея. Вместе с телом или порознь — на ваше усмотрение.

— Что за черт?! — бросила Магда, меняясь в лице.

— Разумное условие, — согласились Адриан и Лабелин. — Нет причин для отказа.

— Рад, что мы достигли понимания, — сказал Франциск-Илиан и пожал руку герцога.

Магда вскричала:

— Дерьмо собачье!

Все повернулись к ней. Она вскочила, опрокинув стул.

— Что за срань происходит, тьма сожри?! Адриан, муженек, вас вытащили из зада три человека — я, барон Деррил и полковник Хорей! Только три, не больше! И одного из нас вы отдаете в петлю?! Отец, и вы тоже… какого черта? Я захватила очи, победила в бою! Они — мой трофей! Хотят вернуть — пускай сражаются. Холодная тьма! Вы слили в дерьмо все, чего я…

У Магды кончилось дыхание. Она подавилась словами, перевела дух, огляделась. Встретила холодные взгляды придворных. Белые щеки девушки стали заливаться румянцем.

— Зря вы, — сказала Карен.

— Было круто! — хлопнул в ладоши Менсон. — Хотя и напрасно.

— Дорогая, вы переволновались, — бесстрастно молвил Адриан. — Прошу, ждите меня в покоях.

Под яростным взглядом отца Магде не осталось ничего другого, кроме как уйти из-за стола. Франциск-Илиан покачал головой:

— Мне грустно быть причиной такого конфуза. Надеюсь, мой дар исправит впечатление.

Он трижды хлопнул в ладоши. Герцог Морис, заранее посвященный в дело, подал стражникам знак. Двери распахнулись, шестерка слуг в белоснежных одеяниях и высоких чалмах внесла паланкин. Король, принц Гектор и леди Катрин Катрин поднялись и склонили головы, великим почтением встречая вновь прибывшего. Слуги опустили паланкин подле герцога Мориса и распахнули шелковые шторы.

Внутри оказался не человек, а птица. Золотая скульптура буревестника, парящего на распластанных крыльях. Постамент из полированного хрусталя был почти незаметен, создавая иллюзию полета. Птица являла собою шедевр ювелирного искусства: тончайшие перья из белого золота, черные звезды сапфиров по кромке крыла, топазовая синева глаз. Но истинное чудо представлял собой клюв: он состоял из света. Пучок лучей исходил изо рта буревестника и обрывался через пару дюймов.

— Вот это да! — воскликнул Менсон.

Франциск-Илиан торжественно произнес:

— Для меня честь представить вам, господа: Птаха без Плоти, личный Предмет Елены-Путешественницы. Он способен смотреть на любое расстояние, игнорируя преграды и темноту.

Все за столом сотворили священные спирали.

— В знак возобновления крепкой дружбы, я дарю Птаху без Плоти герцогу Морису Лабелину, правителю Южного Пути! И прошу его дать владыке Адриану полный доступ к сему Предмету.

Герцог отвесил поклон:

— Щедрость вашего величества не знает границ. С чувством огромной благодарности я принимаю ваш дар и дружбу.

Оба правителя земель вышли из-за стола, чтобы церемонно пожать руки.

А Адриан подошел к паланкину, заглянул в глаза птице, коснулся бесплотного клюва. С таким же восторгом и трепетом любящий отец берет на руки первенца-сына.

— Господа, теперь мы в одном шаге от мечты! Дайте немного времени — и я сотворю чудо!

* * *

Этой ночью две знатные дамы не сомкнули глаз.

Леди Карен Лайтхарт лежала без сна и думала о Птахе без Плоти. Могучий Предмет, способный видеть что угодно, и янмэйский тиран, жаждущий все на свете держать под контролем. Жуткое сочетание.

Но не страх мешал Карен уснуть. Страх и тревога вошли в привычку с тех пор, как вернулся Адриан. Учтивость южного короля — вот что все изменило. Доселе Карен ощущала себя беспомощной овцою. Первый из Пяти сумел оживить в ней забытое чувство: я дочь Великого Дома, я обладаю волей. Я не должна терпеть то, что невозможно стерпеть.

Блаженно посапывал муж, в коморке для слуг храпел с присвистом Форлемей. Леди Карен тихо встала, затеплила свечу. Разыскала в багаже старую сумку — ту, что была при ней в день встречи с Дороти. Вытряхнула все без остатка и увидела крохотную вещицу. Карен давно догадывалась, что она там. Именно потому не носила эту сумку, даже не открывала после встречи на вокзале… Но этой ночью хватило отваги, и вещица оказалась в руке.

Леди Лайтхарт застыла в тяжелых раздумиях. Необходимо это сделать и, кажется, даже есть способ… Но — нельзя. Она долго смотрела на спящего мужа и рвалась между «нельзя» и «необходимо». Потом нашла выход: ключом являлась детская считалочка. Карен составила несколько строк и ранним утром отправила их волною. А страшную вещицу спрятала, молясь о том, чтобы она никогда не пригодилась.


Леди Магда Лабелин тоже не спала в ту ночь. Она кипела от ярости. Понимала, сколь глупую ошибку допустила, но злилась отнюдь не на себя. Отец и муж должны были знать, какую гадость творят. Это их вина, что она сорвалась!

Трижды Магда начинала письмо, но комкала и швыряла в угол. Ей все не удавалось избежать слов «засранцы» и «дерьмо», а благородный адресат не воспринял бы такого лексикона. Вошла Низа, и Магда велела:

— Садись, тихо жди!

Присутствие молчаливой шаванки снабдило Магду долей спокойствия. Злосчастное письмо было окончено и запечатано в конверт.

— Слушай-ка меня внимательно. Возьми сира Питера и письмо, и еще вот это, — Магда бросила на стол туго набитый кошель. — Скачите на запад по Лабелинскому тракту. Вам встретится Солнечный полк — он марширует сюда, не пропустите.

За окном громыхнуло, и Магда рыкнула:

— Да, вижу, что гроза. Тьма сожри, придется намокнуть!

Низа только пожала плечами:

— Мне не впервой.

— Сразу идите к полковнику Хорею. Если спит — пускай разбудят. Сразу же, тьма! Отдайте ему письмо и кошель. Скажите на словах: я прошу прощения…

— Я прошу прощения? — уточнила Низа.

— Не ты, а я, леди Магда! Извиняюсь за мужа, который поступил как дерьмо. Он обещал голову Хорея шиммерийцам. Если Хорею нужна голова на плечах — пусть бежит. Можно вместе с полком, но лучше — без. Муж перекупит других офицеров, Хорея выдадут.

— Пусть бежит, иначе выдадут, — повторила Низа. — Куда?

— Да насрать, хоть в жопу к Темному Идо!.. Этого только не повторяй. Скажи: в любую землю кроме тех трех, что подчиняются Адриану.

— Да, ваше величество. Поняла.

— В кошеле — искровые очи, выходное пособие Хорею. Если вы с Питером только подумаете украсть — найду и сдеру шкуру.

Низа нахмурила брови:

— Я не воровка.

— А захотите поглядеть и рассыплете — оторву тебе руки, пришью Питеру на задницу.

— Я не растяпа.

— Ладно, не обижайся. Просто зла я сегодня, взбесили… Если все поняла — ступай.

— Поняла, только я пришла с докладом.

— Да?.. И что у тебя?..

Низа выхватила из декольте клочок бумаги:

— От вашего отца.

— Не делай так! Только мещанки носят письма на сиськах. Заведи себе…

Она осеклась, увидев текст:

«Ты не справляешься, я помог. Твой муженек готов на все. Ступай, делай дело!»

— Что это значит?!

— Вам виднее, я-то не грамотная. Но еще есть от Адриана. Он сказал Бираю, а тот сказал мне: «Владыка ждет жену в спальне. Пусть оденется как надо».

Магда фыркнула:

— Хрен ему на палке! Мое величество отошло ко сну!

Но вдруг озарило:

— Постой-ка… В каком смысле — одеться как надо? Как надо — для чего?

— Для спальни, наверное. Он же там ждет.

Загрузка...