Глава 14

Времени до столкновения оставалось все меньше. Транспортник неумолимо приближался к станции. Обстановка в командном центре была накалена до предела; негромким, но непрерывным гудением сквозь вой сирены пробивался беспокойный ропот.

Какой-то частью сознания Исанн понимала, что рано или поздно кто-нибудь из офицеров не выдержит и попробует убрать ее с дороги… и будет прав. Потому что только она стояла между ними и спасением, подвергая жизнь экипажа смертельной опасности.

Она все понимала. И ей было плевать. Потому что у нее в запасе было еще целых две с половиной минуты. Потому что она знала: Сельвин повернет назад. Он не причинит ей вреда. Нужно лишь еще немного времени…

Красная точка на радаре стремительно приближалась. С бешеной скоростью сменяли друг друга ее координаты.

«Он повернет назад. Он повернет», — как молитву повторяла Исанн. А дрожащие пальцы уже лежали на кнопке запуска ракет.

Зачем?! Она этого не сделает! Ей не придется!

Ее тело тряслось, словно в лихорадке. Непролитые слезы обжигали сухие глаза. «Не делай этого. Я люблю тебя. Не надо», — повторяли дрожащие губы, но с них не сорвалось ни звука.

Исанн не могла сказать подобное при свидетелях. Как странно, что она по-прежнему способна заботиться о подобных мелочах…

— У тебя был шанс уйти.

В его словах нет угрозы — лишь грусть и сожаление.

И все же красная точка продолжает свое стремительное движение.

— Не надо… — голос девушки слаб и практически не слышен. Но усиленные микрофоном слова все-таки доходят до единственного человека, которому они предназначались.

— Мы еще встретимся. В следующей жизни, помнишь?

Сельвин улыбался — Исанн знала это. Тепло и грустно. Будь она рядом, он обнял бы ее, утешая и укрывая ото всего мира. Он успокаивал ее, искренне стараясь облегчить последние минуты жизни.

«Что же ты делаешь, дурак?! Что ты делаешь?»

— …минута тридцать восемь секунд…

До столкновения еще оставалось время. Но мир Исанн уже рушился, сгорая в ревущем пламени. Девушка чувствовала, как оно пожирает изнутри ее тело, заставляя корчиться от невыносимой боли. В ее голову будто вогнали сотню раскаленных добела игл, и с каждой секундой методично всаживали их все глубже.

Когда-то ей довелось почувствовать на себе действие химиката под кодовым обозначением XB-1K7 — модифицированной имперской сыворотки правды. Исанн было поручено расследовать, каким образом несколько экспериментальных образцов попало на черный рынок. Это было ее второе в жизни задание, и она — неопытная, самоуверенная девчонка — попалась в руки злоумышленникам.

Тогда девушка думала, что хуже того, что ей пришлось пережить, не может быть ничего.

Наивная дурочка. Может. Может быть стократ хуже…

— Обещает достать ее и на том свете… — будто сквозь толстую стену донеслись чьи-то слова.

Идиоты. Они не понимают. И как бы ей хотелось не понимать!

«Все кончено. Он не остановится».

— Нет никакой следующей жизни, Сельвин. Есть только здесь и сейчас.

Собственный голос кажется чужим — будто какая-то другая женщина, хладнокровная и безучастная, взяла контроль над ее телом.

«Я люблю тебя. Я не хочу жить без тебя. Но умирать — не готова. Прости меня. Прости, мой хороший».

Она всего лишь нажала на кнопку запуска — но с тем же успехом могла вогнать нож в сердце.

Девушка не могла видеть, как корабль ее любимого исчез в огненной вспышке. Лишь погасла на радаре алая точка, и прекратила истошно вопить сирена.

В ту памятную ночь падали звезды. Сегодня же никто не увидел ярких точек, летящих по небосклону: останки транспортника сгорели в атмосфере почти мгновенно

Со стороны Исанн казалась совершенно невозмутимой. Безукоризненная осанка, отстраненное, нечитаемое выражение лица…

…ведь со стороны не услышать ее крика — оглушительно-громкого, надрывного, но так и не сорвавшегося с бескровных губ. Со стороны не почувствовать жгучей боли, терзающей каждую клеточку тела. Со стороны не увидеть вспышки ослепительно-белого света, выжигающей глаза.

Зато со стороны было прекрасно видно, как ноги разведчицы подкосились, и она рухнула на пол, шумно ударившись о дюрастил.

* * *

В командном центре повисла мертвая тишина — лишь негромко шипела статика из умолкшего пульта связи, да слышалось чье-то тяжелое дыхание. Приятная перемена после шума, стоявшего здесь только что.

Безопасность — вообще приятная перемена после смертельной угрозы, если уж на то пошло.

Гаррет с трудом разжал хватку. Ладонь уже саднило от впившейся в нее рукояти пистолета — который, к счастью, так и не пришлось применить.

Все обошлось. Он до сих пор не мог поверить в это чудо.

Лица присутствующих по-прежнему были белы, как мел. Наверное, комендант и сам выглядел не лучше. Во всяком случае, чувствовал он себя отвратительно.

Молчание успело затянуться до неприличия, когда подал голос майор Иртэн:

— Ну что, господа офицеры… со вторым днем рождения нас всех, — хрипло прокаркал он и тут же закашлялся.

Фраза произвела поистине волшебный эффект: младшие офицеры, отбросив устав и формальности, принялись шумно переговариваться, обмениваться поздравлениями и хлопать друг друга по плечам; майор Вальд облегченно вздохнул и — что было совершенно внезапно — с размаху швырнул на пол свой планшет с пометками. Выдав витиеватое и крайне непристойное выражение на хаттском, сибовец окончил тираду на Всеобщем:

— …и турели прикажи привести в рабочий вид, сволочь. В следующий раз под трибунал за преступную халатность пойдешь.

— Есть, сэр! — с готовностью козырнул Гаррет, с трудом сдерживая идиотскую улыбку.

«В следующий раз» — значит, он остался не только в живых, но и при должности, и даже без выговора! Фантастика, да и только.

Иртэн тем временем подошел к распростертой на полу Айсард. Безрезультатно похлопав ее по щекам, нахмурился. Пощупав пульс, помрачнел еще больше:

— Едва дышит, и пульс слабый. Понятия не имею, что с ней, но это явно к медикам. Капитан, организуй. А нам — чего-нибудь спиртосодержащего и забористого на троих.

Бросив взгляд на разведчицу, он неодобрительно покачал головой:

— И что на нее нашло?

— Да мало ли, — философски пожал плечами Вальд. — Сказала же: «живым нужен». Может быть, у нее задание в поимке этого типа заключалось, а он ей все надежды на повышение поломал.

Гаррет в их разговор не встревал. Не дело это — перемывать разведчикам кости в компании сибовцев.

Вместо этого он набрал на комлинке код медблока. Если состояние Айсард ухудшится, капитан не собирался давать кому-либо повод свалить это на него.

* * *

Апартаменты Круэйи Вандрона блистали ослепительной роскошью. Казалось, перед дизайнером, оформлявшем пентхаус, стояла задача задействовать максимальное количество дорогостоящих материалов и мебели — и он постарался на славу. На стенах, где их не украшала золоченая лепнина, висели картины человеческих живописцев-классицистов; гигантских размеров многоуровневые люстры заливали ярким светом просторные залы и отражались в начищенных до зеркального блеска полах. Сквозь высокие, от пола до потолка, окна открывался вид на панораму верхнего Корусканта во всем его сдержанном, не опошленном назойливым мерцанием неоновой рекламы великолепии.

Гости, приглашенные на шестидесятипятилетие лорда Вандрона, вполне соответствовали окружению: аристократия, бизнес-элита, высшие чины администрации, армии и силовых структур — радушный хозяин не забыл ни о ком, и никто не пренебрег приглашением.

Прием продолжался уже больше полутора часов. До конца вечера с формальностями было покончено, и на некоторое время гости оказались предоставлены сами себе.

Первый этаж пентхауса наполняли звуки музыки и множества голосов. На втором было чуть тише, так что многие выбрали для непринужденной светской беседы именно его. Хозяин не стал исключением.

— Я рад, что разногласия по рутанскому вопросу не повредили нашим добрым отношениям, господин Айсард.

Вандрон улыбнулся и поднес к губам бокал белого игристого вина.

— Не вижу для этого ни малейших причин, — Директор ответил намеком на холодную улыбку. — Как можно обвинять вас в этом инциденте? Это недосмотр Центрального Командующего Соллейна, но никак не ваш.

Лорд рассмеялся:

— Директор, я бы предложил вам съесть что-нибудь кислое: ваш возмутительно довольный вид нервирует гостей.

Всем своим видом глава КОСНОП показывал, что его слова следует воспринимать исключительно как шутку.

— Нюансы репутации, — Айсард равнодушно пожал плечами. — Я всего лишь искренне наслаждаюсь жизнью, а окружающие почему-то сразу начинают строить нелепые предположения.

— Глупые предрассудки, согласен. Кстати, мне очень жаль, что ваша дочь не смогла прийти. Восхитительная девушка, она украшает собой любое общество, в котором появляется. Это, разумеется, не мое дело, но заставлять ее прозябать на Рутане так долго — слишком жестоко с вашей стороны, — Вандрон покачал головой с мягким укором и тут же добавил:

— Так уж вышло, что мне известно, кого следует благодарить за разоблачение этого омерзительного предательства.

— Я передам Исанн ваши теплые слова, когда она вернется. Но, господин Вандрон, неужели вам до сих не дает покоя эта история?

— Разумеется. Назовите меня старым идеалистом, но у меня в голове не укладывается, что офицер ИСБ — тем более такой достойный, как полковник Мейер — поддерживал восстание. Не в обиду вам или вашей дочери будет сказано, я даже сперва заподозрил фальсификацию. К сожалению, факты, предоставленные вами, говорят сами за себя.

Лорд прекрасно скрывал свои эмоции, и все же под конец фразы он разве что зубами от досады не скрипнул. Его оппонент скрыл смех за негромким покашливанием.

— Тщеславие и жажда власти нередко толкают людей на совершенно немыслимые поступки. Очень жаль, что террористка-смертница лишила нас возможности узнать истинные мотивы полковника.

— Сомневаюсь, что он рассказал бы вам что-нибудь новое.

— Подтверждение старых догадок меня бы вполне устроило.

Впервые за весь разговор собеседники смотрели друг другу в глаза. И на какой-то краткий миг в их взглядах, в их мимике и интонациях проскользнула слабая тень истинной враждебности, которую эти двое испытывали друг к другу. Посторонний человек не заметил бы никаких внешних перемен — но в воздухе будто повисла угроза. Невысказанная, но от того еще более реальная.

Вандрон первым прервал затянувшуюся паузу — и буря стихла, не успев начаться. Теперь даже Одаренный с трудом распознал бы в двух мирно беседующих мужчинах заклятых врагов.

— Теперь уже нет толку об этом сожалеть. Как бы то ни было, история закончена, и скоро в Империи вновь воцарится мир. Как только террористы на Рутане будут уничтожены, само собой.

— И ровно до тех пор, пока не появятся следующие. В Империи то и дело вспыхивают очаги нестабильности. И те, кто их раздувает, увы, тоже не переводятся.

— К сожалению. Империя столь огромное и сложное государство, что от забот мы с вами отдохнем только в могиле.

— Вы, часом, не тост предлагаете?

— Именно его.

Легкий звон бокалов раздался в полном безмолвии, однако ни один из собеседников не сомневался, что каждый пожелал другому поскорее отправиться на заслуженный отдых. Не в первый уже раз за последние семнадцать лет.

Молчание затягивалось. Музыка с первого этажа будто зазвучала громче и отчетливее, заполняя собой паузу. Взгляд Вандрона задумчиво скользил по фигурам гостей, не останавливаясь ни на ком в отдельности.

Рутанская афера завершилась совсем не так, как планировалось. Дискредитировать Айсарда не удалось, поставить марионеточного губернатора на место Тайсена — тоже… по вине все того же Директора, предложившего Императору заменить продажного наместника человеком, вовсе не связанным с рутанской администрацией. Впрочем, в последней немногие останутся при должностях: лавина сокращений и уголовных разбирательств уже покатилась.

Но Вандрон все еще мог захватить изрядную долю в разработке местного нейраниума, да и КОСНОП на измученной гражданской войной планете есть, где развернуться.

А Директор пусть подавится своей небольшой победой в противостоянии спецслужб и укрепившимися позициями при дворе.

Все еще не раз изменится.

* * *

Перед глазами стояла кромешная темень. Изредка в ней проплывали какие-то смазанные пятна или мелькали разноцветные вспышки — причем последние сопровождались такими болевыми спазмами, что Лике казалось, будто ее желудок сейчас выпрыгнет наружу.

Застонав, она сглотнула тошноту и свернулась клубком на твердом полу, отчаянно желая снова провалиться в беспамятство. Но нет, пытка продолжалась: ее несчастное тело швыряло из стороны в сторону и нещадно било о стены, навевая неприятные воспоминания об уличных потасовках и общении с имперской полицией.

Повинуясь безотчетному инстинкту, Лика покрепче прижала колени к животу.

«Скоро все закончится. Скоро все закончится. Скоро все закончится», — повторяла она себе, часто дыша. Потрепанный транспортник трясло так, будто он сейчас развалится, и этому мучению не было конца и края.

Наемница смутно припоминала, что чувствовала себя более-менее нормально до того, как контрабандист, с которым она договорилась насчет побега, велел ей запереться в тайнике на нижней палубе.

Пол здесь не мыли, наверное, несколько лет; в затхлом воздухе стояла густая вонь. Не самые комфортабельные условия, конечно, но терпимые. А потом началась тряска, и Лика грешным делом подумала, что лучше бы осталась на Рутане.

Нисколько не заботясь по поводу гигиены, девушка вцепилась зубами в грязную подстилку, приглушенно хныча. Это было просто невыносимо. Сколько уже продолжается этот клятый полет?!

«Малыш, ты только держись там, ладно? Ты же у меня сильная девочка. Вся в маму. Держись», — она прижала ладонь к животу, с трудом сдерживая крик.

«Все будет хорошо. Все будет хорошо».

Шаттл в очередной раз тряхнуло и… все стихло. По крайней мере, девушку перестало швырять вверх-вниз и из стороны в сторону.

Резкие спазмы чуть ослабели, и Лика наконец-то смогла худо-бедно выровнять дыхание. Воздуха по-прежнему не хватало, да и мутило наемницу, как после хорошей попойки, но боль понемногу переходила в категорию «терпимая».

Девушка перевернулась на спину. Возможность сделать полноценный вздох — так, чтобы воздух не выбило из легких в ту же секунду — показалась ей величайшим блаженством.

«Как-то я беглого раба ловила, которого потом в такой же тайник запихнули и газом усыпили, чтобы шумел поменьше… а что, если этот мужичок в доле с работорговцами? Вот так проснусь я на невольничьем рынке и с ошейником… и продадут меня в какой-нибудь… гарем! Я ничего, может, и купят… да, гарем — не такой уж и плохой вариант…»

Лика практически не соображала, что за бред слабо бормочет себе под нос. Измученный организм все-таки брал свое, и она постепенно проваливалась в нездоровый сон.

* * *

— Эй!

Лика простонала сквозь зубы ругательство на хаттском и попыталась отпихнуть руку, бесцеремонно трясущую ее за плечо.

— Мамзель, просыпайся давай! Мы на месте.

С трудом продрав глаза, наемница уставилась на пилота полуосмысленным взглядом.

— Приехали? — эхом повторила она и потрясла головой в тщетной попытке собрать раздваивающуюся перед глазами картинку в одну. — Ага. Я сейчас…

Контрабандист пренебрежительно фыркнул и сунул ей в руки рюкзак:

— Давай, чудо зеленое, шевелись. Здесь, конечно, патрули обычно не шастают, но кто ж их, импов, знает…

Пошатываясь от слабости и хватаясь за стены, чтобы удержать равновесие, Лика осторожно поднялась на ноги. Низкий потолок трюма не позволял выпрямиться в полный рост, так что до люка пришлось добираться, согнувшись в три погибели.

Выбравшись на палубу, наемница долго не могла надышаться: прохладный, пропахший всевозможной химией и ржавым железом воздух показался ей просто божественным после зловонной затхлости тайника.

Дурнота понемногу отступала, а голова прояснялась, так что по трапу Лика спустилась практически твердым шагом.

Пилот, вытащивший ее с Рутана сидел на поваленном бревне и курил. Его руки дрожали — то ли от пережитого стресса, то ли по какой другой причине.

— Ну, выбралась? — почти дружелюбно осведомился он, глядя на девушку из-под кустистых бровей. — Молодца. Добро пожаловать на Синали, в ближайший город тебе по вон той тропинке, и надеюсь, дикие звери не сожрут тебя, такую молодую и красивую.

— Значит, не проводишь? — криво ухмыльнулась Лика, усаживаясь рядом.

— Не-а. Отдохну немного, и обратно. У меня еще один рейс на ночь запланирован. Впрочем, — он окинул собеседницу оценивающим взглядом, — предложишь оплату натурой — может, и договоримся. Я и кантину, кстати, хорошую знаю…

— Извини, после сегодняшней встряски я фригидна часов эдак на двадцать четыре. По той тропинке, говоришь?

Девушка с сомнением посмотрела на петляющую между деревьев дорожку.

«Натоптанная, судя по виду. Уже неплохо».

— Угу. Там трасса через несколько километров по прямой, не заблудишься.

— Разберусь.

Наемница запрокинула голову и с наслаждением втянула лесной воздух. Сухой и теплый, совсем не такой, как на Рутане. Но тоже пахнет великолепно.

«Остаться на Синали, что ли? Природа здесь — прелесть просто», — мечтательно думала она, разглядывая безоблачное небо над головой. Тихо шелестели деревья; лицо обдувал приятный ветерок. Какие-то пушистые цветы ткнулись в ладонь, стоило Лике неосторожно пошевелиться.

— Подскажи мне лучше, у кого здесь можно прикупить пушку и как его найти, — девушка вытащила из кармана кредитный чип и, не глядя, бросила его контрабандисту.

— Вопросец на монетку покрупнее, вообще-то, — он хмуро посмотрел на кредитку и, поморщившись, спрятал ее в поясную сумку. — Понимаешь, после того, как Найриса — слышала ведь о Найрисе? — грохнули, такой чес начался… импы давно уже так не зверствовали. Народец попрятался, боится лишний раз нос из норы высунуть. Впрочем, есть один тип: держит забегаловку в довольно неприятном райончике и всякой мелочевкой из-под полы приторговывает. Торгует со всеми, кто готов нести ему бабло или товар, но годные вещицы у него все равно редко бывают.

— Давай адрес, — фыркнула наемница, отгоняя от лица какое-то насекомое. — Я не привередливая.

«Главное, чтобы не привередничал торгаш. E-11 — штука приметная, не все хотят с такими связываться».

Лика не знала, на кой черт забрала с собой штурмовую винтовку: вполне ведь могла бросить на Рутане и не мучиться теперь вопросом, куда деть бесполезную в мирной жизни ешку. Выбросить не позволяла глупая сентиментальность (все существо наемницы протестовало против такого обращения с хорошим и надежным оружием) и меркантильность: денег оставалось всего ничего, а ведь ей еще жить на что-то надо. Так что сбыт оружия и брони значился в плане действий «пунктом номер один».

Получив адрес и на этом распрощавшись с контрабандистом, девушка закинула на плечо рюкзак и неспешно пошла по тропинке. У нее все еще слегка кружилась голова и подкашивались ноги, а ветви деревьев то и дело цеплялись за волосы и куртку, но раздражения Лика не чувствовала. Напротив, она была готова скакать вприпрыжку от переполнявшей ее эйфории.

«Я жива. Я свободна. Все закончилось!»

Хотелось смеяться в голос. Вот теперь, с чистыми документами и какими-никакими, но деньгами, она заживет по-новому. Как нормальный человек и хорошая мать.

* * *

«Не надо. Ты этого не сделаешь. Ты же любишь меня. Ты же…»

Кровь оглушительно-громко пульсирует в висках. Надсадно бьется сердце в груди.

Спасения нет. Исанн знает это. И все равно продолжает смотреть на экран радара в безумной, отчаянной надежде.

Надежде, что на этот раз все будет по-другому.

Но координаты сменяют друг друга все так же неумолимо.

Неужели это повторится опять? Неужели она обречена переживать это вновь и вновь?!

— Мы еще встретимся. В следующей жизни, помнишь?

Который раз она слышит эту фразу? Десятый? Сотый?

Почему все происходит так? Почему он никогда не поворачивает назад?!

И снова невыносимая боль рвет сердце на части. И снова онемевшие губы шепчут ответ. И снова пальцы будто сами собой нажимают на кнопку…

…казалось бы, ничего не произошло — лишь погасла алая точка на радаре.

Лишь родной голос замолчал навсегда.

Истошный вой сирены тонет в безмолвном крике. Боль достигает своего апогея, разрывая в клочья каждую клеточку тела. Ослепительно-белая вспышка расцветает перед глазами, неся с собой спасительное забытье…

Тьма обступает ее со всех сторон. Все закончилось — чтобы вскоре повториться вновь.

Отчаяние вдруг сменяется холодным гневом. Все уже произошло. Она ничего не изменит — так почему терзает себя? Почему не покинет этот ад?

— Отпусти меня, — шепчет она едва слышно. — Ты любишь меня, я знаю. Так зачем мучаешь?

Исанн не надеется на ответ. И все же он приходит.

— Исанн? Где ты? — раздается в темноте голос, и сердце пропускает удар.

Сельвин здесь. И он такой же пленник, как и она.

— Я не знаю, — девушка озирается по сторонам, но видит лишь клубящуюся тьму. — Ты хорошо меня слышишь? Иди на голос!

В голове роятся тысячи предположений, но Исанн не собирается вдумываться в происходящее. В этой ситуации логика ей не поможет.

Сельвин где-то рядом, и ее кошмарные воспоминания не спешат повторяться — только это сейчас и имеет значение.

— Уже, — раздается голос позади нее, и теплые, такие надежные и знакомые руки обнимают ее за плечи. — Здравствуй, родная.

Сельвин целует ее в шею, и девушка чувствует, как радость и облегчение захлестывают ее с головой, вытесняя боль и страх.

Он сдавливает ее плечи чуть сильнее, вынуждая повернуться. Несмотря на окружающую темноту, Исанн прекрасно видит его — и сердце радостно трепещет в груди, когда она понимает, что любимый ничуть не изменился. Все такой же сильный, уверенный… все такой же живой.

И тем горше осознание: это лишь иллюзия. Игры измученного сознания. Но как легко, как приятно поверить в обратное…

Девушка хочет что-то сказать, но слова застревают в горле — неуклюжие и неуместные. Слишком неловкие и пустые, чтобы выразить все, что она чувствует.

Они стояли в тишине, прижавшись друг к другу. Наслаждаясь самим присутствием любимого человека. Каждым прикосновением. Ловя каждый вздох.

Две половинки одного целого. Когда-то Исанн смеялась над подобными словами…

…до тех пор, пока ее половинку не отняли у нее. Не вырвали с мясом, оставив рваную, неизлечимую рану.

— Зачем? — выдавливает она из себя. — Зачем ты так поступил со мной? Мы могли бы быть счастливы… ты мог бы быть моим…

Сельвин крепче прижал ее к себе.

— Исанн… неужели ты так ничего и не поняла? — прошептал он, гладя ее по голове. — Надо же… при всем твоем уме, при всем твоем опыте… ты до сих пор остаешься избалованной маленькой девочкой, слепо верящей в мудрость своего отца. «Все будет твоим — все, что пожелаешь… нужно лишь уметь добиваться своего. Кровью и потом, жестокостью и подлостью… чужие судьбы и желания должны волновать тебя не больше, чем грязь под ногами», — не так ли?

Он горько усмехнулся:

— Видишь, какие непредсказуемые результаты дает эта формула, если руководствоваться ею и в любви? Тебе следовало бы понять это еще двадцать лет назад — когда твоя мать тихо собрала вещи и ушла из дома.

— Откуда ты…

— Не удивляйся. Мы — одно целое, моя дорогая. Сейчас больше, чем когда бы то ни было.

— Тогда почему я не вижу тебя насквозь?

Прежде чем ответить, он склонился к ее губам и поцеловал — требовательно и властно, как и всегда. На миг Исанн потеряла всякий интерес к собственному вопросу, полностью отдавшись во власть сладкой иллюзии, будто все происходит по-настоящему. Вот сейчас она откроет глаза, и не будет вокруг этой кошмарной тьмы. Они окажутся в доме у Гвардейского парка…

— Я не знаю, любимая. Возможно, дело в том, что ты жива. А я… наверное, нет.

Она открыла глаза, и тьма вокруг не рассеялась. Только объятия Сельвина вдруг перестали защищать от могильного холода.

— Не уходи, — прошептала Исанн. — Останься со мной еще ненадолго. Я… я ведь больше никогда тебя не увижу. Я не хочу тебя терять, любимый. Не хочу!

Его тело становилось все холодней. Исанн крепче прижалась к нему в безотчетной попытке согреть. И удержать.

— Я люблю тебя, милая. Пусть даже ты заслуживаешь ненависти — я люблю, — он ласково улыбнулся. — И я не ухожу. Это ты отпускаешь меня.

— Нет! — воскликнула девушка сквозь слезы. — Никуда я тебя не отпускала!

— Это ты так думаешь. Ты смирилась с тем, что не сможешь изменить ход событий на станции — и перестала проживать этот день вновь и вновь. А теперь ты смирилась с тем, что я мертв. И освободила нас обоих.

Исанн крепко сжала ладони Сельвина в своих, жадно впитывая угасающее тепло его кожи. Сглотнув вставший в горле ком, прошептала:

— Это лишь сон, от которого мне придется проснуться. Я знаю. Вся наша жизнь вдвоем была такой иллюзией. Все мое счастье.

— И все же ты не жалеешь.

— А говорил, что видишь меня насквозь. Я жалею. О том, что не уберегла тебя.

— Ты бы не смогла.

— Знаю. Теперь знаю.

Его силуэт поблек, а ладонь выскользнула из пальцев Исанн. На сей раз она не пыталась ее удержать.

— Прощай, любимая. Я обязательно дождусь тебя… в следующей жизни или где еще.

Голос донесся до нее будто издалека. Бледный силуэт едва виднелся на фоне темноты.

— Прощай, — прошептала Исанн.

Девушка не стала ничего ему обещать. Он и так знает, что она никогда не забудет его.

Сельвин ушел — теперь уже навсегда.

Тьма сгустилась вокруг нее, милосердно укрывая от новой боли.

* * *

Центральный госпиталь Тэсты, вопреки неброскому названию, являлся учреждением достаточно элитарным — во многом благодаря иномирным докторам, присланным по распределению. Не сливки имперской медицины, разумеется, но в большинстве своем — куда более компетентные и толковые специалисты, чем выпускники местной Медакадемии. Поэтому Ном Райан, главврач — человек престарелый, списанный с флота по состоянию здоровья — был привычен к важным шишкам в качестве пациентов или посетителей.

К тем, кого на Рутане считали важными шишками, если точнее. Высшие должностные лица Империи в таком захолустье воспринимались как существа полумифические и в реальной жизни не встречающиеся.

И все же сейчас доктор Райан едва поспевал за одним таким «фольклорным элементом», торопливо подсказывая ему, куда следует свернуть на том или ином повороте и через какую дверь пройти.

У старика уже сбивалось дыхание, однако попросить гостя чуть замедлить шаг он не решался. А ведь тот тоже был весьма немолод! Видимо, Арманд Айсард отличался отменным для своего возраста здоровьем и физической формой.

Персонал госпиталя не обращал на них особого внимания: немногие граждане Империи так пристально следили за новостями, чтобы знать Директора Разведки в лицо. Но с дороги медики все равно убирались весьма расторопно — и дело тут было, к сожалению, не в авторитете главврача. Его спутник производил весьма внушительное впечатление, даже будучи одет в строгий черный костюм вместо характерного кроваво-красного мундира.

— И все-таки я считаю, сэр, что вы слегка поторопились с визитом, — рискнул Райан подать голос, когда впереди замаячил коридор, ведущий к VIP-палатам. — Мадемуазель Айсард еще очень слаба, и лишний стресс ей совершенно ни к чему.

— Я ее отец, доктор, — ответил Директор, искоса взглянув на него. — О каком «лишнем стрессе» может идти речь?

Арманд Айсард, с его ледяной манерой держаться и нечитаемым, но определенно мрачным выражением лица, совершенно не походил на заботливого родителя. На взгляд Райана, его визит мог повлечь за собой лишний стресс для кого угодно.

Разумеется, свое мнение главврач придержал при себе, пробормотав только:

— Я всего лишь хотел попросить вас не затрагивать темы, способные вызвать у нее беспокойство. Мне давно не доводилось видеть нервного срыва такой тяжести — а учитывая переутомление, это чудо, что дело не закончилось инсультом!

Состояние младшей Айсард и впрямь было довольно скверным — начать хотя бы с того, что она провела без сознания почти двое суток. Девушка попросту не просыпалась, видимо, реагируя таким образом на чрезмерную психологическую нагрузку. Вдобавок к этому ее организм был так протравлен энергостимуляторами, будто она употребляла эту дрянь вместо завтрака, обеда и ужина.

Ситуация, несомненно, довольно неприятная, но летальным исходом не грозящая. Однако еще ни один пациент не доставлял Райану столько беспокойства: любое ухудшение в состоянии разведчицы грозило ему крупными неприятностями.

Благо, все обошлось… если Директора устроят условия, в которых содержат его дочь. Если он не решит, что ее здоровье восстанавливается слишком медленно… да мало ли, что ему может не понравиться?

Райан беспокойным движением оправил медицинский халат, с трудом удержавшись от искушения вытереть о него вспотевшие ладони.

— Я понимаю. Вы хотели еще что-то сказать?

— Нет, сэр, — поспешил ответить Райан, чувствуя себя крайне неуютно под подозрительным взглядом светло-голубых глаз. — Кроме того, что мы почти пришли. Мадемуазель Айсард находится в этой палате.

Все еще украдкой переводя сбившееся дыхание, главврач подошел к нужной двери. Но не успел он приложить ладонь к контрольной панели, как был остановлен негромкими словами:

— Вы можете идти, доктор. Я предпочел бы поговорить с дочерью наедине.

— Как пожелаете, господин Директор. Если вам что-то понадобится, кнопка вызова персонала находится возле двери.

Райан услужливо склонил голову и, дождавшись короткого кивка, поспешил удалиться — шагом, удивительно быстрым для человека столь преклонных лет.

Все-таки к настолько высокопоставленным посетителям доктор не привык. И очень надеялся, что привыкать не придется.

* * *

Решение лететь на Рутан было принято необдуманно и на эмоциях — чего Арманд не позволял себе уже очень давно. Узнав, что Исанн находится на грани комы из-за исключительного по тяжести нервного срыва, он даже не задумался: а есть ли смысл ее навещать? Впервые за много лет отец в нем оказался сильнее Директора Разведки.

«Стрессовая ситуация, возникшая при выполнении служебных обязанностей», — так в диагнозе была указана предположительная причина срыва. На взгляд Арманда — крайне сомнительная.

Что могло довести до такого состояния оперативницу, у которой служебные обязанности — сплошная стрессовая ситуация? Исанн с куда меньшими последствиями для здоровья переживала задания и потяжелее.

Директор был твердо намерен выяснить, что же произошло с его дочерью — и постараться поддержать ее. Сейчас девочка по-настоящему в этом нуждалась. Арманд понятия не имел, откуда ему это известно — он просто знал. А интуицию не стоило сбрасывать со счетов даже в профессиональной деятельности.

Дверь отъехала в сторону, пропуская его в палату — чистую, опрятную, но достаточно тесную. В помещении едва хватало места для узкой койки, стула возле нее и небольшого столика у дальней стены. Свет, проникавший сквозь затемненные окна, был столь приглушен, что казалось, будто на улице уже сгущаются сумерки.

Исанн полулежала на постели, безучастно глядя в потолок.

— Здравствуй, отец, — произнесла она глухо, едва повернув голову. — Не ожидала тебя здесь увидеть.

Вот так вот. «Не ожидала увидеть» — пустым, лишенным эмоций голосом.

А на что он, собственно, рассчитывал? Не на радостную улыбку и объятия же. Хотя… было бы приятно, что тут отрицать.

Арманд молча опустился на стул, пододвинув его почти вплотную к койке. Вблизи дочь выглядела совсем скверно: кожа бледная до синевы, вокруг глаз залегли глубокие тени, а губы, яркие от природы и неизменно подкрашенные, сейчас казались посеревшими.

— Я должен был удостовериться, что ты здорова, — ответил он и едва не скривился от того, насколько казенно и холодно прозвучали эти слова. — Как ты себя чувствуешь?

«Судя по виду — отвратительно».

Исанн устало прикрыла глаза. Ее лицо едва заметно напряглось — будто вопрос причинил ей несильную, но раздражающую боль.

— Со мной все хорошо. Тебе не стоило беспокоиться.

С каждым произнесенным ею словом Арманд все больше убеждался, что беспокоиться как раз таки стоило. Хотя, может быть, индифферентность дочери — всего лишь побочный эффект седативных препаратов, которыми ее накачали. А возможно — естественная реакция нервной системы на такую перегрузку.

Скорее всего. Но вопрос «что могло эту перегрузку вызвать?» оставался открытым.

Исанн откинула упавшую на лоб прядь волос, и Директор заметил, какими жилистыми стали ее руки. Вены проступали под кожей сильнее обычного, а ногти, всегда ровные и ухоженные, были обломаны под корень.

Что-то странное было в том, как она держала кисть — в полусогнутом состоянии, избегая сжимать или разжимать пальцы.

— Покажи руку, — потребовал Арманд немного резче, чем собирался. Не дожидаясь согласия, взял дочь за запястье и повернул ладонь вверх.

Светлую кожу стягивал пластырь, медленно пропитывающийся кровью. Рана была нанесена максимум пару часов назад.

— И как ты это объяснишь?

Он намеревался спросить это мягче. Однако слова прозвучали, как обвинение.

— Слишком сильно сжала кулак. Непроизвольное сокращение мышц, как мне объяснили.

Исанн равнодушно пожала плечами. Ее взгляд был направлен в сторону затемненного окна, за которым виднелось солнце — буровато-оранжевое пятно на темно-коричневом фоне.

С ней определенно творилось что-то неладное. И переутомление здесь совершенно ни при чем. Переутомление не заставит энергичную, полную сил девушку безучастно лежать на постели, реагируя на происходящее с эмоциональностью дроида. Переутомление не заставит ее разрывать ногтями кожу на руках.

— Что с тобой произошло? — негромко спросил Арманд. В неосознанном порыве он протянул руку, намереваясь погладить дочь по щеке.

— Заработалась.

Это шаачье, бессмысленное упрямство, которое так выводило Арманда из себя, когда Исанн была подростком, вызвало вспышку гнева и сейчас. Он ведь помочь ей хочет, глупой девчонке!

Вместо того, чтобы ласково скользнуть по щеке Исанн, его ладонь тяжело опустилась ей на плечо. Чуть усилив нажим, Директор заставил девушку обернуться…

…и слова застряли у него в горле. Впервые с начала разговора он поймал ее взгляд. Пустой. Мертвый. Будто с той стороны зрачка стояло непрозрачное стекло, непроницаемое для чужого глаза.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. А потом Арманд первым отвел взгляд и разжал хватку на ее плече. Уступив дочери впервые в жизни.

Какое-то время в палате висела вязкая тишина.

— Когда ты сможешь вернуться к работе? — собственный голос Директор услышал будто со стороны.

Он не о том хотел спросить. Не о том и не так.

— А когда нужно?

Голос — холодный и безжизненный, как и ее взгляд.

— Как можно скорее.

— Завтра — подойдет?

— Нереальный срок. Я свяжусь с тобой через два дня, чтобы оценить твое состояние и дать указания.

Он поднялся на ноги. Педантично расправил мундир. Бросил взгляд на дочь. Безжизненная кукла сидела на постели, совершенно безучастная ко всему.

Какая-то часть его разума буквально вопила: уходить нельзя. Оставить Исанн сейчас, наедине со всем, что свалилось на нее — значит, позволить ей безвозвратно измениться. И черт знает, в какую сторону.

Но Арманд лишь сердито отогнал эти абсурдные мысли. Что бы ни произошло, Исанн это пережила. Психических расстройств тесты не выявили. А значит — отойдет от шока и встанет на ноги. Работоспособность она быстро восстановит. Собственно, что еще его должно волновать?

«Ничего. Ровным счетом ничего».

Бросив на прощание какую-то пустую фразу, Директор развернулся и вышел из палаты. Злясь на себя за эту бессмысленную трату времени. И за то, что уходить отчаянно не хотелось — как бы глупо эти ни было.

Загрузка...