Легкая, ненавязчивая музыка лилась по залу ресторана. Сводчатый потолок, до которого не доставал приглушенный свет стилизованных под старину торшеров, терялся в полумраке. За высокими окнами догорал закат, наводя Сельвина на неприятные мысли о завтрашнем дне, который непременно принесет сплошные проблемы.
Мотнув головой, принц перевел взгляд на Сиену, без аппетита ковыряющую вилкой салат. Вид девушки вызывал у рутанца какое-то смешанное чувство обожания, гордости и раздражения. Он уже не вполне понимал, с какой стати позволил ей пойти в ресторан в новом вечернем платье — скроенном по имперской моде и донельзя развратном. Облегающая темно-синяя ткань подчеркивала каждый изгиб великолепного тела, закрывая грудь и шею, но обнажая плечи. Непристойно-глубокий вырез на спине практически доходил до поясницы.
Сиена была так хороша, что захватывало дух. Но выставлять эту красоту на всеобщее обозрение — непозволительно. Невеста принца должна быть скромнее. И она не должна выглядеть так… по-имперски. Женщина, сидевшая напротив него, уместно смотрелась бы на Корусканте, но никак не на Рутане.
От этой мысли Сельвина передернуло. Все-таки надо было купить ей то роскошное платье в классическом рутанском стиле. Выглядела бы сейчас, как королева, а не… невесть кто.
Поймав его неодобрительный взгляд, девушка состроила несчастное личико:
— Я тебе не нравлюсь, — обиженно надула она губки. — Я некрасивая, да?
— Не говори глупостей. Ты просто великолепна, — Сельвин ласково улыбнулся и погладил ее по руке. — Мне не нравится то, что моя красавица сидит в ресторане полуголая. Я кому сказал палантин накинуть?
— Райт, — немедленно вскинулась Сиена, — сколько раз тебе говорить, что палантин здесь не нужен? К твоему сведению, это платье очень скромное.
Принц, с усмешкой покачав головой, встал с места и подошел к девушке. Не обращая никакого внимания на шутливые попытки отстраниться, поднял со спинки стула палантин и набросил ей на плечи.
— Дома будешь в таком непотребном виде расхаживать, — прошептал он, склонившись к ее уху. — Когда никто, кроме меня, не видит. Нечего другим любоваться на то, что принадлежит мне.
С этими словами Сельвин попытался набросить ткань ей на голову, но встретился с уже более активным сопротивлением:
— Ты мне еще лицо этой тряпкой замотай! — Сиена передернула плечами. — Поборник нравственности и традиций, тоже мне.
Сельвин нахмурился, но попытки завернуть девушку в палантин с головы до ног все-таки оставил.
— Вот как мне превратить тебя в приличную женщину, когда ты так активно сопротивляешься?
Она лишь задорно улыбнулась:
— А зачем это тебе? Помнится, я тебя и неприличной всегда устраивала. Или что-то изменилось?
Принц тяжело вздохнул и молча подлил ей вина.
«И как мне объяснить тебе, что традиции Рутана ты должна принять, как свои? Жена наследного принца не может быть…»
Сельвин не смог сдержать судорожного вздоха. Истина, все это время лежавшая на поверхности, но не приходившая ему в голову, обрушилась на плечи неподъемным грузом.
Жена наследного принца не может быть простолюдинкой. И уж тем более она не может быть иномирянкой.
— Ничего не изменилось, родная. Ничего, — выдохнул он, сглатывая застывший в горле ком.
«Все было так с самого начала. А я все-таки редкостный шаак».
Сиена недоверчиво посмотрела на него своими огромными глазищами, но ничего не сказала. Лишь удивительно крепко сжала его ладонь своими тонкими пальцами.
Сельвин стоял на балконе, тяжело опираясь на каменные перила. В прохладном воздухе витал одуряющий аромат цветов и хвойных деревьев; чернильно-синее небо было усыпано звездами.
Волшебная ночь. В самый раз для того, чтобы сделать любимой предложение руки и сердца.
Принц запустил ладонь в карман пиджака и извлек оттуда фамильный перстень-печатку. Задумчиво покрутил его в руках, заворожено наблюдая, как блики играют на старинном золоте, а лунный свет выхватывает из темноты очертания герба. Тяжелое кольцо, не подходящее для тонких девичьих пальцев. Традиционный подарок для невесты — фамильная драгоценность с символом рода.
Ритуальный дар, знаменующий вечный союз даже не двух людей — двух семейств. Так было испокон веков. Так должно быть и впредь — если Сельвин надеется когда-либо объединить народ Рутана под своей властью.
Принц сжал перстень в руке, чувствуя, как тот больно впивается в ладонь. В висках стучала кровь, а перед глазами стоял образ отца. В ушах неумолимо звучал его голос.
«Любовь и привязанность — вот то, что не имеет никакого значения при заключении брака. Женитьба должна служить интересам династии, а не мимолетной прихоти. История знает множество случаев, когда опрометчиво заключенный брак приводил к междоусобицам, ослаблению правящей династии или же вовсе к ее краху…»
Сиена — простолюдинка. Чужачка. Женитьбой на ней он нанесет оскорбление всем древним и благородным рутанским семействам, в которых есть девушки на выданье. Рутан вновь охватит пламя войны — но это будет уже не священная борьба с захватчиками, а междоусобная грызня за власть.
Никто не захочет видеть иномирянку королевой — ни аристократы, ни простой народ.
Позади послышались тихие, осторожные шаги. Мужчина поспешно спрятал кольцо обратно в карман.
— Райт, — негромко позвала Сиена.
Сельвин не отозвался, все так же вглядываясь вдаль.
«Я должен прекратить это. Давно должен был. Пока все не зашло слишком далеко».
— Почему ты бросил меня одну? — прошептала она, прижимаясь к его спине. Тонкие пальцы заскользили по плечам, лаская. — Кажется, я чем-то тебя расстроила. Да? Ты на меня обижен?
Рутанец лишь крепче вцепился руками в перила. Он почти принял правильное решение. Почти… но с каждой секундой его решимость, и без того призрачная, таяла.
«Так будет лучше для нее. Если я погибну, ей точно придется худо. Если восстание победит, и я останусь жив, аристократы не дадут ей покоя. Я должен сказать ей, что все кончено. Должен прогнать ее прочь».
— Милый, ну ты что? — Сиена уткнулась лицом ему в плечо. Ее тело трепетало, ладони скользили по его груди.
«Я обязан это сделать».
Мягко разведя в стороны ее руки, Сельвин обернулся к девушке. И застыл, не в силах выдавить из себя ни слова.
Черные волосы водопадом ниспадали на обнаженные плечи, обрамляя самое прекрасное, самое родное лицо во всей галактике. Платье, которое Сиена так и не сняла после ужина, делало ее удивительно хрупкой, похожей на фарфоровую статуэтку.
— Райт, что произошло? — спросила она, делая шаг вперед. — Все было так хорошо…
Сельвин и сам не заметил, как заключил ее в объятия, крепко прижимая к себе и гладя по бесстыдно обнаженной спине.
— Ничего, — прошептал он. — Я люблю тебя, Сиена. Люблю. Ты — моя. Навсегда. Что бы ни случилось.
«Поздно. Все зашло слишком далеко. Какой же я шаак».
— Я тоже тебя люблю, Райт, — выдохнула девушка так же тихо. — Я — твоя. Что бы ни случилось.
По небу серебристым росчерком пронеслась яркая точка, за долю секунды исчезнув за горизонтом.
— Знаешь, — задумчиво произнес Сельвин, крепко прижимая любимую к себе, — есть у нас легенда. Старая-старая, еще тех времен, когда не была так распространена вера в Силу. Она гласит, что людям, которые любят друг друга, но не смогли провести жизнь вместе, обязательно дается второй шанс. В следующей жизни они непременно встретятся. И уже не будет между ними никаких преград.
Сиена чуть отстранилась, пристально поглядев ему в глаза. Долгим, серьезным взглядом.
— Глупый ты. Нет никакой следующей жизни. Есть только здесь и сейчас, Райт. И я не хочу до старости жалеть об упущенном счастье.
Под конец фразы ее голос дрогнул. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, девушка вновь обняла Сельвина и поцеловала — жадно и страстно.
С неохотой оторвавшись от него, она прошептала:
— И пусть сгорит все, что встанет между нами. Пусть сгорит дотла.
Рутанец хотел было снисходительно улыбнуться, но наткнулся на ее взгляд — холодный и жесткий. В нем горела такая уверенность и решимость, что ласковая насмешка застряла у принца в горле.
Но миг — и наваждение развеялось, а на губах девушки вновь появилась улыбка.
— Пойдем в дом, милый. Мне холодно, — попросила Сиена, глядя на него влюбленными и преданными глазами.
— Идем, — охотно согласился Сельвин, обнимая ее за плечи. — Ты дрожишь. Так сильно замерзла?
— Да, Райт. Замерзла.
Ее голос был непривычно тихим и хриплым.
«Как бы не простудилась, глупая. Вот еще одна причина, по которой нельзя ходить по улицам полураздетой».
В последнее время Лике за каждым углом мерещилась опасность. Девушка ходила по улицам, озираясь по сторонам и держа руку на бластере — казалось, в каждой темной подворотне ее поджидает или коллега-наемник, или имперский оперативник. Естественно, не для того, чтобы пожелать доброго утра. Она боялась появляться в поместье Найриса, боялась ходить по одной и той же дороге дважды в день…
Что хуже всего, Лика не могла понять, разыгралась ли у нее паранойя, или Сила предупреждает ее о реальной опасности.
Одно девушка знала точно: Айсард убьет ее, как только решит, что наемница исчерпала свою полезность. И этот день стремительно приближался.
Неужели совсем недавно она всерьез рассчитывала на помощь этой злобной твари? Сейчас эта отчаянная надежда казалась до смешного наивной.
Надеяться она может только на себя. Пора бы уже привыкнуть.
Холодный ветер хлестнул в лицо, заставляя Лику поплотнее закутаться в куртку и поднять воротник. Стремясь как можно быстрее оказаться под крышей, она ускорила шаг.
Торопливо проходя по накрепко запечатлевшимся в памяти улицам, девушка старательно гнала от себя смутное ощущение, что поступает как-то неправильно. Глупости какие. Кевин мертв, ему деньги уже ни к чему. А вот ей, матери его будущего ребенка, они здорово пригодятся. Более того — спасут жизнь. По крайней мере, она на это надеялась.
На детской площадке с визгами и гиканьем копошилась малышня, не обращая никакого внимания на резкие порывы ветра и серое, готовое пролиться дождем небо.
«Видимо, у их мамаш что-то неладно с головой. Выпустить дите из дома в такую погоду…»
Наемница саркастически фыркнула: и откуда такие мысли у уличной беспризорницы?
При виде до боли знакомой многоэтажки у девушки тоскливо защемило сердце. Привычно потянувшись к карману, она с досадой отдернула руку. Ключ ей не понадобится: замки уже наверняка сменили.
«Одно хорошо: в городе творится такой беспредел, что до кражи со взломом никому не будет дела. Кража со взломом… тьфу, это никогда еще так гадко не звучало».
До квартиры Лика добиралась спокойно, прогулочным шагом — только глубже натянула капюшон, встретившись взглядом с молодой женщиной. Соседка Кевина с подозрением посмотрела на нее и, поджав губы, прошла мимо.
«Узнала? Может быть. Ну и хатт с ней».
Перед дверью в квартиру наемница осмотрелась и, не обнаружив поблизости любопытных соседей, присела на корточки. Беглым, наметанным взглядом осмотрела замок.
«Действительно, новый. Но вроде модель стандартная, не особо навороченная… по крайней мере, я такие ломала, — она сосредоточенно закусила губу, взглянув наверх, где прямо над ее головой мигал красный огонек. — Сигнализация. Ну, значит, бутылку Слайн не даром получил».
Запустив руку в карман, она вытащила приборчик, напоминающий миниатюрный пульт дистанционного управления. Генератор помех из той партии, которую Лика и Слайн доставили лично Сельвину Вельну.
С едва слышным щелчком индикатор погас. На пол упала сенсорная панель замка, сковырнутая шпилькой. А меньше чем через минуту дверь с тихим дребезжанием отъехала в сторону.
Странно было приходить сюда вот так — не желанной гостьей, а воровкой. Сколько бы наемница ни пыталась урезонить себя, какое-то липкое, неприятное чувство — нечто между виной и горечью — не оставляло ее.
Войдя внутрь, Лика немного замешкалась. Место, которое она почти считала своим домом, сейчас казалось мертвым, неприветливым. Контраст с ее счастливыми воспоминаниями был настолько разительным и мерзким, что по спине пробежал холодок. В спертом воздухе висел запах пыли; в конце полутемного коридора виднелась распахнутая дверь кухни. Где-то рядом жужжали мухи. На полу были разбросаны вещи, вываленные из шкафов.
«Похоже, я не первая решила сюда наведаться, — отметила девушка, поворошив ногой куртку. — Квартиру обыскивали. Интересно, что они собирались здесь найти… и кто это вообще был. Если ИСБ или полиция, то какого хатта им здесь понадобилось?»
Лика нервно сглотнула и чуть ли не бегом бросилась в спальню: ей надо управиться поскорее, а не размышлять — если она не хочет лично спросить у представителей власти, не они ли учинили здесь такой беспорядок.
В спальне неизвестные тоже порезвились от души: пол был усеян всевозможным хламом и одеждой; на матрасе красовалось несколько разрезов; около рабочего стола валялся выдранный с мясом ящик.
Как завороженная, девушка провела ладонью по опустевшей столешнице — то место, где раньше стоял компьютер, медленно зарастало пылью. Из ящика куда-то исчез планшет.
Дверца сейфа, вмонтированного в стену, легко поддалась под пальцами Лики — замок печально щетинился оголенными микросхемами. Внутри, как и следовало ожидать, было пусто.
«Искали что-то определенное. Какую-то информацию. Но и деньгами разжиться были не прочь — но так, в качестве приятного бонуса… Кевин, что же ты такое раскопал? Во что тебя втравила эта сука? И во что она втравила меня?»
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, наемница вытерла испарину со лба. Сердце билось в груди тяжело и быстро.
«Здесь побывал кто угодно, только не повстанцы. И не повстанцам потребовалось убивать Кевина — они бы сделали это по-другому, если бы захотели. Он погиб из-за того, что работал с Айсард, эта стерва и не отрицала… может, кто-то из людей Найриса или Лаара? Но Кевин же… Кевин вроде как безопасником был, так какой вред он мог им причинить? Если только…»
Лике стало совсем нехорошо. Желудок сжался и подскочил к горлу; голова закружилась.
«ИСБ. Как же я раньше не поняла? Черт побери, Кевина убили свои же… что же получается, Айсард работает против них? И тогда я — тоже?! Выходит, я не просто преступница, а ходячая мишень… если только обо мне узнают…»
Лика прижала ладонь ко рту, сдерживая не то крик, не то тошноту.
Похоже, она умудрилась заполучить в потенциальные палачи практически всех власть имущих на Рутане. Многовато чести для простой наемницы.
Хотелось забиться в какой-нибудь темный угол и свернуться в комок, притянув колени к груди — как когда-то в детстве она пряталась от оборванцев постарше и посильнее. Паника захлестывала девушку с головой, и взять себя в руки ей удалось с огромным трудом.
«Одной проблемой больше, одной меньше — не все ли равно, когда их так много? Надо улетать отсюда, вот и все. А для этого мне нужны деньги. Просто жизненно необходимы».
Сейф в спальне был пуст, но у Лики оставалась еще одна надежда: часть сбережений и кредитных карт Кевин хранил в шкафу с голофильмами. Может быть, там не додумались искать?
В гостиной царил такой же разгром, как и в остальной квартире, но высокий застекленный шкаф казался почти нетронутым: его содержимое перебирали, но явно без особого энтузиазма. Дрожащими от волнения руками наемница вытащила с полки цветастую коробку из-под старого, еще республиканских времен, фильма. Оттуда послышался тихий стук, будто внутри пересыпались небольшие и твердые предметы.
«Все правильно запомнила, значит. Какая я молодец. Эх, хоть бы там было достаточно, хоть бы у Кевина было не настолько маленькое жалованье, как он говорил…»
Под крышкой лежало несколько купюр номиналом от сотни кредитов до десяти тысяч. Лика сгребла их, не считая — она еще успеет это сделать, когда окажется подальше отсюда.
В коробке не нашлось ни одной кредитной карты. Но зато…
«Инфочип? — девушка подняла находку двумя пальцами, с интересом рассматривая ее. — Уж не за этим ли сюда наведывались? Может, Айсард тоже заинтересуется… свободу я у нее не выторгую, а вот пару тысяч кредитов — вполне могу».
Больше здесь нечего было делать. И что-то подсказывало наемнице: ей нужно уходить отсюда, и как можно быстрее.
Но на пороге комнаты она все-таки задержалась. В глаза бросился белоснежный мундир, небрежно сброшенный на пол.
Сглотнув подступивший к горлу ком, девушка приблизилась и провела ладонью по жесткой ткани.
— Мне идет? Ну скажи честно!
Лика со смехом вертится у зеркала, кутаясь в слишком большой для нее мундир.
— Честно? — Кевин улыбается и обнимает ее за талию, одновременно пытаясь справиться с тугой пуговицей на вороте. Девушка чуть приподнимает подбородок, но ничем больше помогать не собирается. — Нисколько. Я видел слишком много женщин в военной форме, знаешь ли.
— И что? Я хуже, да? — корчит она обиженную гримаску.
— Лучше, — его горячее дыхание приятно щекочет шею. — Гораздо лучше.
— Прощай, Кевин. И спасибо тебе. За все, — прошептала Лика, глядя куда-то вдаль. На ресницы навернулись слезы, но девушка не стала их утирать. Пусть себе текут.
Рука будто сама собой прижалась к животу, и на какую-то долю секунды наемнице показалось, что она чувствует на тыльной стороне ладони знакомое прикосновение — мягкое, ласковое. Но — всего на лишь на долю секунды.
А потом пришел страх. И жгучее желание бежать отсюда, сломя голову. На сей раз Лика тянуть не стала.
На улицу она практически выбежала, ни капли не беспокоясь о том, как выглядит со стороны. Что-то гнало ее вперед, заставляя все быстрее и быстрее переставлять ноги.
Лика успела отойти достаточно далеко, когда небо позади нее окрасилось багровыми всполохами, за которыми последовал оглушительный грохот взрыва. А потом — еще и еще один. По земле прокатилась дрожь, и наемница замахала руками, силясь удержать равновесие. В переулок ворвался поток обжигающего воздуха, несколько камней ударилось о ее ноги.
Медленно, словно во сне, Лика обернулась назад. Улица, по которой она прошла только что, тонула в удушливом дыму. Вдалеке виднелись отблески пожара, слышались крики боли и ужаса; надрывно вопила сирена.
«Вот теперь до кражи со взломом точно никому не будет дела», — с оторопью подумала девушка, сглатывая слюну. В ушах звенело, а все тело била крупная дрожь.
Наемница нервно облизнула губы и ускорила шаг, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Дожидаться, пока сюда сбежится половина городской полиции в компании сибовцев, было бы донельзя глупо.
«Я сегодня напьюсь. Точно напьюсь, и пошло все к хаттам».
Живот немедленно скрутило спазмом.
«Ну ладно, не напьюсь, а выпью немного. Хорошего вина», — мысленно поправилась она.
Хотелось истерически смеяться. И трястись от ужаса. И ругаться — долго и грязно. Но девушка просто свернула в ближайшую подворотню, крепко прижимая к себе сумку с деньгами и очередной ценной информацией.
Быть может, что-то из этого поможет ей выбраться с Рутана.
Вставляя инфочип в планшет, Лика не собиралась долго вникать в информацию, хранившуюся на носителе. Ей нужно было лишь удостовериться, что там есть нечто стоящее — и оценить, на сколько тысяч кредиток это потянет.
После недолгой загрузки на экране высветилось несколько файлов: какая-то программа и с десяток видеозаписей, датированных разными числами позапрошлого месяца.
«Видео? — девушка нахмурилась, с сомнением открывая самую раннюю запись. — Надеюсь, Кевин не особо изысканную порнографию так прятал. Это я Айсард точно не смогу продать. Хотя… кто ее знает».
Над экраном тем временем соткалось голографическое изображение Кевина. Лицо у него было сосредоточенное, но в глазах горели азарт и веселье.
— Итак, я запустил видеохронику, и теперь ребята из техотдела будут обязаны поставить мне ящик пива. А иначе господин Вальд узнает, какие ленивые и некомпетентные у него подчиненные… о, как заговорил! Кажется, годы в качестве безопасника не прошли даром.
Усмехнувшись, Кевин застучал по клавишам компьютера, оставшегося за кадром.
— А если серьезно, без записей тут черт ногу сломит, а я и подавно. Итак, что мы имеем? Какой-то вирус жрет информацию из нашей базы данных, и никто понятия не имеет, что с ним делать. А я, наверное, идиот, раз решил этой проблемой заниматься — хотя и не должен. А потому рискую получить не премию, а по башке от начальства, если оно меня поймает на этом благом деле в рабочее время.
Несмотря на веселье, звучавшее в его голосе, было видно, что Кевин сосредоточения не терял — напротив, все больше и больше погружался в работу: на экран он смотрел, практически не мигая, время от времени кусая губы. Хорошее качество голозаписи позволяло разглядеть глубокие морщины, образовавшиеся на его лбу.
Внезапно парень удивленно распахнул глаза и воскликнул дрожащим не то от волнения, не то от предвкушения голосом:
— Ага, вот оно! Запустили, знать бы еще, кто… так… ну-ка, посмотрим…
С этого момента Лика перестала что-либо понимать, кроме разве что крепких словечек, которые время от времени вклинивались в поток техническо-программистской тарабарщины. Наемница даже подумывала выключить запись, но сдержалась: информацию вслепую не продашь — а уж тем более такой непростой клиентке, как Айсард.
«Но как же ему нравилось заниматься этой ерундой… любимое дело, сразу видно, — с грустью подумала Лика. — Дурак ты, Кевин. Пошел бы в программисты, жив бы до сих пор был».
Глаза предательски защипало. Злясь на себя за глупую сентиментальность, она утерла выступившие слезы кулаком. Вновь настроиться на рабочий лад оказалось нетрудно, но неприятный осадок на душе остался.
Отвлекшись, девушка чуть не упустила момент, когда Кевин вновь начал выражаться понятным языком.
— Итак, кажется, я понял, как эта дрянь работает, — с самодовольным видом заявил он, вытирая испарину со лба. — Код, разумеется, не целиком выловил… но для первого раза это уже хорошо. А сейчас мне надо наконец-то дописать этот хаттов отчет, будь он неладен…
Запись прервалась. Голографическое изображение мигнуло и пропало, оставив Лику в полном недоумении.
«Ерунда. Пустышка», — разочарованно подумала она, но все-таки запустила вторую запись. Сдаваться так рано наемница не собиралась — а вдруг что-нибудь интересное выяснится позже?
Но и второе, и третье видео ее разочаровали: Кевин лишь проговаривал вслух свои действия, периодически вставляя гневные, ехидные или отстраненные комментарии. Четвертую часть Лика уже думала промотать, как…
— …Я выловил этого червя. Черт побери, я это сделал! Даже самому не верится, — юноша победно хлопнул в ладоши, и его изображение чуть отдалилось — видимо, он откинулся на спинку кресла. — Осталось только передать копию кода технарям и разъяснить им, где эта гадость сидит.
Сложив руки на груди, он задумчиво уставился на экран.
— Но мне кажется, что просто так удалить эту программу — расточительство. В потенциале, у нее масса возможностей… если бы тот, кто ее писал, был поизобретательнее… вот если подправить эту пару строчек, можно пробить более долговечную брешь в защите… а впрочем, — внезапно смутился парень, — не стоит на работе об этом.
«Ну и? До чего же ты додумался?»
Лика выжидающе поглядела на потухший экран, в нетерпении постукивая пальцем по корпусу планшета. Почему-то то, что Кевин прервал мысль, девушку практически взбесило.
Ее сердцебиение участилось, а от волнения вспотели ладони. На краю сознания билось то ли ощущение, то ли не до конца сформировавшаяся мысль: это важно. Важно лично для нее.
Но тратить долгие часы на то, чтобы прослушать кучу технических подробностей… нет, этого она не вынесет. И поэтому Лика без колебаний запустила последнюю запись.
— Итак, подведем итоги, — Кевин прочистил горло и приосанился, будто выступал перед публикой. — Занимаясь ерундой, я умудрился создать программу, за обладание которой любой преступник продаст душу. Ну, или убьет, что вероятнее. При запуске она автоматически подключается к нашей базе данных, но теперь не стирает определенную информацию, а добавляет новую. Пара минут — и на Рутане появляется новый гражданин. И ни одна проверка не выявит обмана: вирус расползается по разным каналам, добавляя пару-тройку лишних записей в базу данных нужного роддома, школы, института, организации… конечно, более-менее серьезная защита это дело пресечет на корню, но если не замахиваться на слишком многое… скажем, пополнить население Тэсты на одного честного фермера — не проблема. На капитана ИСБ — уже вряд ли.
Лика, распахнув глаза, смотрела на голограмму Кевина. Он продолжал вещать что-то насчет того, что программа не опробована, и неизвестно, будет ли она работать как следует… кажется, юноша говорил что-то насчет хвоста-маячка, который, будучи приписанным к коду, позволит ИСБ без труда ловить желающих создать себе новую личность…
Наемницу это уже не волновало.
«Неужели… нет, не бывает чудес в этой клятой галактике… не таких и не со мной…»
Лика до сих пор не могла поверить, что все это происходит наяву. Билет в нормальную, спокойную жизнь — у нее в руках. Стоит только запустить файл…
— …Программа работает очень медленно: по моим расчетам, на создание новой личности потребуется не меньше недели…
«Ну и пусть».
Пальцы сами потянулись к иконке «запустить программу»…
«Она не сработает. Не может сработать».
Мучительно-долгая загрузка. И — высветившееся на экране пустое досье.
«Имя, фамилия: ввести», — гласила первая строчка.
Несколько секунд Лика, окаменев, смотрела на планшет, беззвучно шевеля губами — читая заголовки пустых граф. А потом страх и неверие будто волной смело; радость и детский восторг заполнили все ее существо. На лице играла улыбка — искренняя и счастливая.
Наверное, никогда прежде девушка не смеялась так громко и заливисто. И плевать ей было на возможные риски. На то, что программа, даже если сработает, не решит всех ее проблем. Не вытащит ее с Рутана, не избавит от внимания Найриса и Айсард…
Лика Кейран, уличная девка, нищая наемница из корускантских трущоб, получила шанс стать другим человеком. Как в прямом, так и в переносном смысле.
«И черта с два я этот шанс упущу».
В кабинете Бернарда Аларона висела напряженная тишина. Сельвин, отставив в сторону нетронутый бокал виски, застыл напротив окна, сложив руки за спиной. Закатные лучи окружали его фигуру кровавым ореолом; падали на лицо, подчеркивая резкость черт. Думая о чем-то своем, мужчина нахмурился, и из глубокого пореза, рассекающего его бровь, потекла тонкая струйка крови. Машинально стерев ее, повстанец вновь сцепил руки в замок и замер каменным изваянием.
— Так что ты думаешь о последних новостях, Сельвин? — осмелился Бернард нарушить тишину. — Справились наши диверсанты с задачей?
«Диверсанты… хорошо звучит. Правильно. А вот у имперцев в ходу другие наименования: террористы, бандиты, убийцы, насильники… тоже верно, но звучит гораздо хуже. Но при таких формулировках репрессии выглядят чуть менее отвратительно».
Несколько дней кряду ячейки сопротивления, разбросанные по всему Рутану, старательно сеяли хаос и разруху: теракты, погромы, массовые протесты, перерастающие в кровопролитные стычки с властями… террор в ответ на террор, как гласил один из излюбленных девизов повстанцев. Впрочем, как показала практика, имперцам этот принцип тоже был по душе — и теперь силы сопротивления, постоянно пополняющиеся энтузиастами из народа, соревновались с властями в том, чья акция устрашения окажется более кровавой и эффектной.
Бернард следил за новостями со смесью гордости и мерзкого, пробирающего до костей ужаса: странно и жутко было осознавать, что именно он спланировал провокации, с которых начался весь этот ад. Что именно по его указке продолжали взрываться жилые дома и общественные здания, именно его люди распаляли и вели народ на баррикады…
Впрочем, сам план принадлежал Сельвину — как отвлекающий маневр и способ истощить силы Империи. И пока этот расчет себя оправдывал, плевать ему было на реки крови.
Впрочем, плевать ли? Порой Аларону начинало казаться, что его давний друг и товарищ упивается смертью каждого оккупанта — будь то солдат или безобидный булочник.
— Сработано превосходно, Бернард, — кивнул принц, едва повернув голову в его сторону. — Чего я не могу сказать о наших боевых операциях.
Его голос был безукоризненно ровен, но Аларон знал друга достаточно хорошо, чтобы понять: это спокойствие предвещало бурю.
— Группы, которые ты ведешь в бой, всегда возвращаются с победой, — осторожно вставил он.
В этих словах не было ни капли лести: Сельвин вообще редко проигрывал сражения. А за последние недели, когда интенсивность боев многократно возросла, не проиграл ни одного — хоть и умудрялся руководить чуть ли не половиной операций.
— Верно, — подтвердил принц все так же спокойно. Выдержав короткую паузу, он резко развернулся на каблуках. Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, мужчина угрожающе навис над собеседником:
— Но это касается только моих отрядов, Бернард. Тебе не кажется странным то, как часто других командиров — талантливых, опытных командиров — разбивают на голову? Имперцы просто сметают наших бойцов… будто ждут их. Знают, где и когда будет атака, какого сопротивления следует ожидать…
На его лице играли желваки, вокруг губ залегли глубокие складки, ноздри гневно раздувались… но хуже всего был взгляд: гнев и жажда крови, горящие в глубине карих глаз, граничили с безумием. Нервно сглотнув, Аларон едва удержался от того, чтобы отшатнуться.
— Сельвин, я понимаю, к чему ты клонишь. Но многие операции проходят успешно, так что ничего подозрительного я не вижу… у нас просто очень тяжелая ситуация, это ты знаешь лучше, чем кто бы то ни было. А имперцы не испытывают недостатка ни в ресурсах, ни в подготовке…
Бернард отчаянно надеялся, что его голос ни разу не дрогнул. Он бессовестно лгал другу и командиру: в существовании высокопоставленного шпиона, а то и нескольких, глава контрразведки не сомневался. Но если дать волю подозрительности Сельвина… сейчас с него станется объявить охоту на врагов революции. Только этого восстанию и не хватало для полного счастья.
В ответ принц расхохотался — коротко и зло:
— «Ничего подозрительного»? Друг мой, я скоро начну сомневаться в твоей профпригодности! Тебе и регулярные атаки на наши лагеря и базы подозрительными не кажутся? Систематические удары против контрабандистов, которые снабжают нас всем необходимым — тоже случайность? Какая-то черная полоса для нас наступила, не иначе.
Он запрокинул голову и прикрыл глаза. В гробовой тишине его тяжелое дыхание казалось почти неестественно громким.
— Ты же знаешь, что среди нас есть предатель. Скорее всего, не один и не два. Я не хочу масштабных репрессий, Бернард. Имперцы только скажут нам «спасибо», если мы вцепимся друг другу в глотки… но терпеть изменников в наших рядах, позволять им и дальше срывать наши операции — ошибка куда более страшная.
Сельвин сжал ладонь в кулак.
— Необходимо выловить каждую крысу, что у нас завелась. Выловить — и казнить на глазах у других бойцов. С максимальной жестокостью. И если это чревато «охотой на ведьм»… что ж, пусть будет так.
— Я постараюсь этого избежать, — Бернард склонил голову и украдкой набрал в грудь побольше воздуха. Спорить с Сельвином, когда тот пребывал в таком состоянии — дело тяжелое, неблагодарное и опасное для жизни. Но порой необходимое.
— Ты прав. Очень многое указывает на то, что среди нас есть предатели — и будь я проклят, если эти твари не окажутся на виселице. Но… — «Я должен это сказать. Обязан — ради него и всех нас». — Дело не только в них.
— Бернард, я знаю о проблемах с подготовкой личного состава и ресурсами куда лучше тебя. О преимуществах имперцев — тоже. Избавь меня от статистики.
Аларон расправил могучие плечи и вскинул голову, впервые за долгое время осмелившись на… прямой вызов, чего уж тут.
— Нет, ваше высочество, не избавлю. Потому что эта «статистика» в самое ближайшее время со всей силы даст вам по дурной башке! — пророкотал он, делая шаг вперед. Теперь мужчины стояли вплотную друг к другу. — Прежде нас никто не воспринимал всерьез. Имперцы отмахивались от наших атак, как от комариных укусов. Но сейчас все изменилось. Мы начали доставлять им настоящие проблемы, и карательную машину запустили всю мощность. На всю мощность, которая есть на Рутане: на Корусканте о нашем существовании, я уверен, и не подозревают. Как ты думаешь, что случится, если мы победим?! Как скоро сюда нагрянет настоящий имперский флот? Настоящая имперская армия, а не жалкие отбросы, которые гниют на нашей планете за ненадобностью?!
Он замолчал, тяжело переводя дыхание. Под взглядом Сельвина нестерпимо хотелось отвести глаза. Опустить плечи, низко поклониться и, пробормотав извинения, немедленно ретироваться куда-нибудь подальше. Но Аларон знал, что отступить сейчас не имеет права.
— Нас сомнут. Рано или поздно. Ты должен это понимать.
— И что же ты предлагаешь? Сложить оружие? Сдаться?
— Остановиться, пока еще не слишком поздно. Потребовать автономии, возвращения наших традиций и законов… власти могут на это пойти: им тоже не нужна лишняя напряженность. У Палпатина слишком много врагов, чтобы давать им в руки лишний козырь.
— Я тебя понял, — от голоса принца веяло мертвенным холодом. — А теперь сядь и послушай, что я тебе скажу, друг.
Бернард остался стоять — сам не зная, почему.
— Сядь, — почти ласково повторил Сельвин. На сей раз Аларон ослушаться не посмел.
— Ты хочешь остановить кровопролитие. И я желаю своей земле мира — всей душой, уж поверь мне. Но люди… люди жаждут крови тех, кто отнял у них свободу. Ты сам видишь, с каким пылом они готовы сражаться против оккупантов. Народ верит в нашу победу. Но если у него эту веру отобрать… хуже того — предать ее, продавшись имперцам за жалкие подачки… — он с отвращением поморщился, — нас возненавидят. Люди обратят свой гнев против тех, за кого совсем недавно были готовы отдать жизнь.
Его ладонь тяжело легла Бернарду на плечо — не то дружески, не то угрожающе. Некстати вспомнилось, что Сельвин способен без особого труда сломать человеку шею.
— И как тебе могло прийти в голову, что я пойду на такое? — хватка стала чуть крепче. — Стать цепным псом Империи… — его пальцы сжались еще сильнее, причиняя весьма ощутимую боль, — инструментом пропаганды, с помощью которого режим продемонстрирует свой либерализм и всепрощение… я лучше умру, Бернард. Но с высоко поднятой головой, а не стоя на коленях.
В его глазах горело бешеное пламя. Застарелая боль, ярость… фанатизм.
«Хочешь мира, говоришь? Нет, друг мой. Ты лжешь самому себе. Ты уже забыл, что это такое — и не желаешь вспоминать».
Сельвин вновь развернулся к окну. Сложив руки на груди, он из-под гневно прищуренных век смотрел на трущобы за грязным стеклом. Бернард украдкой потер плечо. Скорее всего, останутся синяки.
— Империя никогда не пойдет нам навстречу: свободу у нее можно вырвать лишь силой. И мы это сделаем. Захватчики заплатят за все зло, которое причинили.
«За твою родню. За твою разбитую жизнь. За то, что в шестнадцать лет ты впервые убил человека, а в семнадцать — уже потерял счет своим жертвам. Как и погибшим друзьям. За это ты хочешь расквитаться с Империей. Но народ Рутана… о нем ты беспокоишься меньше всего. Хоть и искренне веришь в обратное. И ни о каком будущем ты не думаешь. Никогда не думал».
В комнате снова воцарилось молчание. Аларон поднялся с кресла и встал рядом с другом.
«Я должен был задуматься об этом раньше. Но что мог понять, что мог предугадать сопливый мальчишка? Сын кухарки, которому посчастливилось стать названым братом наследного принца… а теперь уже поздно. Я слишком верен тебе, чтобы остановить. Пусть даже твоя смерть предотвратила бы тысячи других».
— Знаешь, — тихо произнес он, — некоторые люди рождаются для того, чтобы положить жизнь на алтарь великой цели. Стать символом, святым мучеником… но не торопился бы ты в анналы истории. С этим всегда успеется.
Сельвин криво усмехнулся:
— Ты слишком рано решил меня похоронить. Уже успел попрощаться с мечтой о поместье и титуле, дружище?
— Да при чем здесь поместья, титулы… — Бернард схватил бутылку виски и щедро плеснул золотистой жидкости в свой бокал. — Ты мне как брат. Я буду сражаться за тебя, что бы ни случилось. Я умру за тебя, если придется. И ты это знаешь.
— Именно поэтому я не казню тебя за сегодняшние речи.
Громкий, нарочито-веселый смех разнесся по комнате. Хрустальные бокалы соприкоснулись с легким звоном. А Бернард Аларон никак не мог отделаться от ощущения, что ему только что подписали приговор.
Глупости какие. Приговор ему подписали куда раньше — его же собственной рукой.
— Ваше служебное рвение похвально, господин Мейер. Если вы продолжите в том же духе, мир и порядок восторжествуют на Рутане совсем скоро.
Голос главы КОСНОП звучал благосклонно, а губы под конец фразы изогнулись в одобрительной полуулыбке — от вида которой любому, кто был знаком с Круэйей Вандроном хоть сколь-нибудь долго, стало бы не по себе. По меньшей мере. Решая вопросы в рабочем порядке, лорд не тратил время на подобные спектакли, высказывая одобрение сухо, а недовольство — открыто.
Видимо, сейчас он был не просто недоволен, а ужасно зол. И на то были причины.
Мейер осторожно повел плечами: рубашка противно липла к спине. Это все треклятая рутанская влажность. Но свалить на климат то, что ворот мундира почти болезненно впивался в кожу при каждом вдохе, уже куда труднее.
Полковник угрюмо молчал, изо всех стараясь не выдать своей нервозности. Безукоризненная осанка, прямой и открытый взгляд… только немного подрагивают сцепленные за спиной руки.
— Но я не понимаю одного, — продолжил Вандрон все так же мягко. — Как это сочетается с нашими интересами? Я думал, мои указания были точны.
«Поддерживать восстание. Защищать его от полного уничтожения. Помогать ему достичь определенных целей, но не позволять нанести слишком серьезный урон. Уничтожить, когда придет время».
Безумно захотелось облизнуть пересохшие губы.
Указания оставляли довольно широкий простор для трактовок, но нынешняя ситуация не укладывалась даже в самые вольные из них. Время еще не пришло, а повстанцы уже захлебываются в собственной крови… и, агонизируя, с утроенным энтузиазмом проливают чужую.
А Мейер ничего не смог сделать, чтобы это предотвратить. И теперь, кажется, полностью потерял контроль над происходящим: Сельвин Вельн, этот бешеный зверь, сорвался с цепи, а ИСБ не может не реагировать на действия экстремистов… если, конечно, один полковник не торопится под трибунал.
Крупная капля пота предательски поползла по виску. Оставалось только надеяться, что на голограмме это не отобразится.
Лорда быстро утомила игра в светскую беседу. Его глаза угрожающе сузились, а голос зазвучал жестче:
— Этот бунт начал развиваться слишком быстро, бесконтрольно — и вместо того, чтобы регулировать активность повстанцев, вы решили уничтожить их раньше времени? Совсем не об этом я просил вас, полковник.
Акцент на последнем слове — соль на старую рану и невысказанная угроза: ставками в этой игре с самого начала были либо повышение, либо смерть.
Мейер сглотнул подкативший к горлу ком. Титанических усилий ему стоило совладать с дыханием, норовящим сбиться со спокойного ритма.
Если он разочарует Вандрона, никакого трибунала, конечно, не состоится. Но исход будет тот же.
— Милорд, я признаю, что позволил обстановке накалиться сильнее, чем следовало, — сибовец склонил голову: не столько в знак покаяния, сколько из желания скрыть беспокойный взгляд. — Но, позвольте вас заверить, ситуация под контролем: Карл Риден все еще имеет на мятежников огромное влияние, а я позаботился о том, чтобы некоторые мои сотрудники поумерили пыл. Скоро все вернется к норме.
Лорд смерил собеседника долгим, испытывающим взглядом.
— Очень на это надеюсь. А сотрудников следует контролировать получше, полковник. А то у вас развелось многовато дураков с инициативой.
— Виноват, милорд. Больше не повторится.
Каждое слово сибовец буквально выдавливал из себя: от подобного самоуничижения у бывшего генерала сводило челюсть. Но злить покровителя — себе дороже. Особенно сейчас.
— Хорошо, если так. Я рассчитываю на вашу компетентность, господин Мейер.
Мейер терпеливо дождался, пока голограмма полностью погаснет. С невозмутимым видом отключил передатчик. Только после этого он рухнул в кресло и спокойным, тихим голосом, правильно расставляя все акценты и интонации, выдал витиеватую фразу на хаттском. Лорд Вандрон наверняка и не подозревал, сколь экзотична его родословная. Следующей череды эпитетов удостоилась Исанн Айсард, из-за которой все дело и пошло наперекосяк.
Полковник с шипением втянул воздух сквозь зубы и резким движением поднялся на ноги. Стремительно прошелся по кабинету, тяжело дыша, будто после долгого бега.
Злость на себя самого жгла изнутри; выталкивала воздух из груди; мешала сконцентрироваться. Как он мог упустить вмешательство этой дрянной девчонки?! Как не понял сразу, не отследил…
Хотя ответ Мейер прекрасно знал: не доложили. То ли по головотяпству, то ли по умыслу. И, увы, второе было весьма и весьма вероятно.
Еще одна проблема — ко множеству других. Собственный персонал строит против него козни… дело, в принципе, привычное, и опасность вряд ли бы представляло, кабы не ошивающаяся поблизости Айсард. На редкость неприятная девица: оставлять неподконтрольной — опасно, навязать сотрудничество, чтобы держать в поле зрения — еще опаснее… убить — вообще несусветная глупость.
Но угроза, которую представляет эта молоденькая выскочка, и рядом не стоит с той, что исходит от Круэйи Вандрона. И от него у Мейера нет и не может быть защиты.
«Восстание придется давить раньше, чем планировалось. Этого джинна обратно в бутылку не загонишь. Остается только надеяться, что Вандрона устроит результат. Знать бы еще, что этому жуку нужно на самом деле…»
Все-таки вера в силу государства — премерзкая вещь. В последнее время Круэйя Вандрон частенько вспоминал Республику — если не с тоской, то уж точно с легкой ноткой ностальгии. Как просто было посеять панику на рынке в те времена… а сейчас никто всерьез не верит, что восстание на Рутане проживет долго. А потому не взлетают цены на нейраниум, никто не спешит закупать ценный металл огромными партиями, опасаясь перебоев с поставками…
Он бы все равно добился этого — не сломай рутанские фанатики всю игру, и не утрать Мейер контроль над ситуацией. Но теперь затяжного конфликта не выйдет, как ни крути — будет быстрое подавление бунта и много, много крови. Революция сгорит в яркой, разрушительной, но короткой вспышке.
А жаль. Терять такой приятный бонус, как огромный спрос на главную карфеддионскую продукцию, было неприятно.
Впрочем, партия все равно остается выигрышной: после всей этой заварушки губернатора Тайсена неизбежно снимут с должности — для верности Мейер хорошенько потрудился, роя компромат на него. А ставленник лорда уже давно готов принять пост. Уж он-то не допустит не Рутан ни одной горнорудной компании кроме тех, что принадлежат его благодетелю.
Вандрон довольно улыбнулся и жестом подозвал служанку, чтобы та наполнила опустевший бокал вина.
«Надо будет дать Мейеру указания: пусть его ручные дикари хорошенько покрушат инфраструктуру. Восстановление планеты, пострадавшей во время гражданской войны — благороднейшее и непростое дело, как раз по плечу КОСНОП… при некотором дополнительном финансировании, конечно».
А за возможность полюбоваться на лицо Арманда Айсарда, когда выяснится, что его организация несет львиную долю ответственности за этот бунт, Вандрон был готов выложить еще не один миллион кредитов. Старый разведчик наслаждался фавором Императора непозволительно долго.
Все-таки Рутан оказался чертовски выгодным вложением — пусть даже и не все пошло по плану.
Лорд прикрыл глаза, наслаждаясь великолепным букетом вина и его долгим, тягучим послевкусием. Если у победы и впрямь был вкус, то красное полусладкое, собранное на виноградниках Карфеддиона, воплощало его как нельзя лучше.
Шелковый пеньюар защищал от холодного, влажного ветра просто отвратительно. Точнее, не защищал вообще. Исанн без толку куталась в невесомую ткань, растирала озябшие плечи, но уходить с балкона не спешила.
Здесь размышлять здраво ей было куда проще, чем лежа в постели с Сельвином. Как девушка думала поначалу. Но, похоже, здравомыслие у нее атрофировалось окончательно.
В последние дни ее ничто не заботило, кроме благополучия одного упертого террориста: Исанн окончательно оставила попытки выйти на след Ридена, практически забросила поиск компромата на Мейера, и только планомерное уничтожение восстания все набирало обороты — уж за это разведчица взялась со всем своим энтузиазмом и умением.
Но долго так продолжаться не могло. Чем хуже шли дела у сопротивления, тем сильнее это сказывалось на Сельвине. Он практически перестал приходить домой, а в те дни, что им все-таки доводилось увидеться, держался с отчуждением, какого девушка никогда не замечала за ним раньше. Ее любимый сделался угрюмым и мрачным, ужасно раздражительным — и в то же время он нуждался в Исанн, как никогда прежде. Сельвин мог часами сидеть с ней в обнимку, не произнося ни слова и не позволяя ей самой завести разговор; стремился все время держать ее поблизости, упиваясь каждым моментом, проведенным вместе.
Романтично? Едва ли. Исанн прекрасно понимала: эта «романтика» — ни что иное, как предвестие близкого нервного истощения. Только чудовищная сила воли и фанатизм, в последнее время проявляющийся каждый раз, когда речь заходила о недавних событиях, удерживали рутанца от срыва.
И удерживала она — единственная его радость, как все чаще повторял Сельвин. До крови кусая губы. Украдкой почесывая свежие шрамы. Потирая воспаленные глаза, красные от полопавшихся сосудов. Вымученно улыбаясь и обнимая ее крепкими, но неестественно напряженными руками.
Революция медленно убивала его — но она же и давала волю к жизни. Играя в этом, к сожалению, куда более значительную роль, чем Исанн.
Порочный круг, который под силу разорвать только ей. Сельвин слишком скован догмами, вбитыми в его твердолобую башку. Слишком привязан к тем, кого считает своими товарищами. Слишком большое значение придает словам «долг» и «честь».
Кто-то из них должен быть умнее. Исанн пора бы перестать обманывать себя: в той жизни, которую она ведет сейчас, любимому нет места.
Поежившись, девушка облокотилась на перила, глядя вниз, на теряющийся во тьме двор. По телу разливалась слабость, слегка закружилась голова. Странно билось сердце: вроде бы и не быстро, но тяжело, почти болезненно. Руки покалывало — не то от холода, не от волнения.
Впрочем, волнения ли? Нет, она льстит своему самообладанию. Ей было страшно — как не было, наверное, никогда в жизни.
Выбор ясно стоял перед ней: либо Исанн наконец находит в себе силы преодолеть это помешательство, эту эмоциональную зависимость, именуемую любовью…
…либо остается с Сельвином навсегда, лишившись всего: карьеры, положения в обществе… прошлого и будущего. Став Сиеной Джайлз на самом деле. Позволив Исанн Айсард умереть — для всей галактики и себя самой.
Девушка чувствовала, что ее начинает подташнивать. На ватных ногах она отошла подальше от перил: проверять, есть ли у молодой и здоровой женщины шансы выжить при падении с третьего этажа, ей совершенно не хотелось.
От одной только мысли, что придется вновь жить по-прежнему, Исанн передернуло. Прошлое теперь вызывало лишь беспросветную тоску. Казалось пресным, ненастоящим.
Она вообще была счастлива хоть когда-нибудь? Когда-нибудь жила так, как сама того хотела, а не так, как должна была? Работа — вот единственный смысл ее существования. Бесконечная череда заданий, постоянная грызня внутри Управления… и собственное стремление быть лучшей из лучших. Сначала — чтобы доказать свое право находиться на «неженской» службе, а потом — чтобы ни в коем случае не оступиться. Ибо падать пришлось бы слишком высоко, больно и унизительно.
Она ведь действительно любила эту жизнь: опьяняющее чувство принадлежности к великой системе, коей является Империя; осознание собственной власти — заслуженной потом и кровью (как своей, так и чужой), а не тенью отцовского могущества; необходимость прикладывать все силы и постоянно совершенствоваться, чтобы добиться успеха…
…и в то же время — полное отсутствие выбора. Наивное желание маленькой девочки — выделиться из числа сверстниц и заслужить одобрение отца — предопределило судьбу взрослой женщины. Начав обучение, она уже не могла остановиться на достигнутом. Да и не позволили бы ей это сделать: отец всегда придавал большое значение своему наследию — частью которого она являлась.
Еще совсем недавно Исанн все устраивало. Но сейчас…
За спиной послышались тяжелые шаги. Крепкие руки обхватили девушку за плечи, сжимая их почти до боли.
— Ты совсем глупая? — осуждающе прошептал Сельвин, прижимая ее к себе. — Стоишь на холоде почти голая. Простудиться решила?
…но сейчас у нее есть этот дикарь. И как без него жить дальше, Исанн уже не представляла.
— Ты прав, Райт. Я совсем глупая, — она обезоруживающе улыбнулась, оборачиваясь к нему. — Я думала, ты спишь.
«Скажи мне кто раньше, что все так обернется, я бы долго смеялась».
— Спал. А потом понял, что рядом кое-кого не хватает, — он усмехнулся и потянул ее за собой. — Пойдем. Буду тебя горячим чаем отпаивать, дурочка.
С готовностью кивнув, девушка последовала за ним. Сельвин так и не разжал объятий, а Исанн не собиралась отстраняться.
Все правильно. Звания не помогут ей в трудную минуту, а ордена и медали не согреют ночью. Променять на них единственного человека, которому она по-настоящему дорога… какой же невообразимой глупостью это теперь казалось.
Бросив взгляд на изможденное лицо Сельвина, девушка нахмурилась:
«Но прежде я должна спасти его от самого себя. Уничтожить то, что между нами стоит… в том числе и его собственные убеждения».
С помощью гипноза и комбинации наркотиков можно заставить солдата забыть о пережитом плену. Приложив чуть больше усилий, можно заставить его добровольно застрелить товарища и лучшего друга — привив, скажем, воспоминания о страшном предательстве и воздействуя на некоторые эмоциональные центры. Блокирование участков памяти, вживление чужеродной информации на подсознательном уровне — старые игрушки Разведки, хотя весь их потенциал еще только предстоит раскрыть.
Исанн нужно лишь освежить свои познания в этом вопросе и посмотреть, что можно сделать в полевых условиях. Быть может, она сумеет заставить благородного принца забыть о придуманном долге перед его жалкой родиной.
Казалось, Сельвин только сомкнул глаза — и проснулся, разбуженный первыми лучами рассвета. Он с трудом повернул голову, морщась от боли в затекшей шее. Циферблат антикварных часов показывал почти пять утра.
«Пора ехать».
Принц быстрым, слитным движением поднялся с постели. Тело протестующе ныло, а в ушах стоял противный звон, но он давно уже отвык давать себе хоть какие-то поблажки. Совет был назначен на семь часов утра, так что тянуть с отбытием не следовало.
Привести себя в порядок после сна, немного размять мышцы и одеться — на все это ушло не больше пяти минут.
Со стороны кровати послышался тихий шорох: Сиена беспокойно заворочалась, кутаясь в одеяло, и потянулась к пустующему месту рядом с собой. Длинные ногти слегка царапнули еще теплую подушку.
Сердце кольнуло — остро и мучительно-сладостно. Сельвин подошел ближе и ласково провел ладонью по щеке девушки; отбросил назад упавшие на лицо пряди — угольно-черные на алебастровой коже.
Его женщина. Его любимая. Единственная простая, человеческая радость в его жизни.
— Я вернусь к тебе. Обязательно вернусь, — прошептал он, целуя ее в лоб — легко, чтобы не разбудить.
Слова прозвучали с горечью, удивившей его самого. Словно прощание.
Он мог не вернуться. У него было чертовски много шансов никогда больше не увидеть ее.
Но он вернется. Потому что иначе и быть не может.
Сельвин развернулся и вышел из комнаты, ни разу не оглянувшись назад.
Уверенный, властный голос Сельвина Вельна раздражал. Отвлекал от собственных размышлений, приковывая внимание Ридена к ничего не значащим для него словам.
Ему не было никакого дела до атаки на губернаторский дворец, которую повстанцы планировали на следующий день. Куда больше его занимали последствия…
…хотя план и впрямь был не так уж и плох. Завтра на площади перед дворцом планировалась ярмарка в честь какого-то местного праздника — подачка аборигенам и, наверное, самое неуместное во время гражданской войны мероприятие. Повстанцы, раздобыв по своим каналам необходимые разрешения, вроде как намеревались пригнать три грузовика — якобы со всяческой сельхозпродукцией. На деле же один из них будет доверху набит взрывчаткой, а два других — вооруженными до зубов террористами. Вельн еще упоминал что-то о диверсантах, замаскированных под простых гуляк, о своих людях внутри дворца, о снайперах, которые будут расставлены на нужных позициях…
Риден поморщился. В голове будто тикали часы — назойливо так тикали, крайне раздражающе. Отсчитывали время, которое ему осталось жить.
А значит, к хаттам детальную проработку побега. Сойдут и те наброски, что у него имелись.
— Также мы организуем ложную атаку на космопорт — с опережением в полчаса. Это отвлечет имперцев на какое-то время, — продолжал вещать принц, обводя присутствующих тяжелым взглядом. — По всему городу будут спровоцированы массовые протесты; особенное внимание планируется уделить митингу у мэрии и забастовке рабочих на оборонном заводе. Само собой, большинство протестующих будет вооружено.
Риден ухмыльнулся уголком губ: и не переводятся ведь идиоты, чтобы в этих массовых беспорядках участвовать! Бывшего разведчика всегда поражала глупость населения: будто бы от того, что они поорут на баррикадах, зарежут энное количество полицейских и покрушат собственные города, их жизнь непременно превратится в рай земной.
«К слову, об идиотах. Пора бы уже привлечь внимание его высочества».
— Я не так хорош в вопросах военной тактики и стратегии, чтобы высказывать свое мнение по поводу предстоящей атаки, — по его губам скользнула тонкая улыбка. — Но мне бы хотелось обратить ваше внимание на другую значимую проблему, господа. Также требующую неотложного решения.
— Я вас слушаю, Карл, — невозмутимо кивнул Альберт Вельн.
Принц смерил Ридена мрачным, подозрительным взглядом — слишком долгим, чтобы означать простое выражение неприязни. Вполне возможно, прямо сейчас он обдумывал, как и когда убьет намозолившего глаза имперца.
«В очередь, ваше высочество. В очередь».
— Я говорю о человеке, повинном во множестве бед восстания. Хитром, умном и жестоком человеке. Полковнике Халиде Мейере, главе местного ИСБ.
— Его время придет совсем скоро, — пренебрежительно фыркнул Сельвин Вельн. — Как и всех имперских прихвостней.
— Несомненно. Но чем раньше вы уничтожите его, тем меньше вреда он сумеет нанести.
Лорд собрался было что-то сказать, но не успел: его сын подался вперед, так, чтобы его лицо оказалось как можно ближе к лицу Ридена.
— Почему вы вспомнили о нем только сейчас, Карл? Почему не неделю назад? Не год? Никогда прежде вы и словом об этом человеке не обмолвились. Или раньше он не мешал вам?
Казалось, воздух между ними накаляется и вот-вот начнет искрить. В подозрительно прищуренных глазах повстанца недоверие крепко переплеталось с давней ненавистью. Казалось, еще немного, и он протянет ладонь, сминая шею оппонента, словно бумагу…
Риден холодно улыбнулся, спокойно встречая взгляд Вельна.
«Словно пес на слишком короткой цепи: клацает зубами, рычит, а сделать ничего не может».
— Ваше высочество, неужели это не очевидно? Убей вы его раньше, и имперцы начали бы травлю, когда ваша организация еще не была способна ей противостоять. Сейчас же момент подходящий. И, будем откровенны, терять вам нечего.
— Совсем скоро полковника выволокут из его офиса и бросят на растерзание разъяренной толпе, — его губы изогнулись в хищной усмешке. — К чему тратить время и ресурсы на отдельную операцию?
— Вы хотите сказать, что после взятия дворца Империя немедленно сложит оружие? Напротив, ваше высочество. Вы не представляете себе, насколько опасны силовики, получившие всю полноту власти, не сдерживаемые больше административным аппаратом. Казнив губернатора, вы развяжете руки куда более страшному врагу. Уничтожьте его как можно раньше, вот мой совет.
Ни один из них больше не обращал внимания на Альберта Вельна. Принц, казалось, позабыл о его присутствии, а Риден не видел резона разговаривать с человеком, не имеющим на деле никакой власти. Сельвин Вельн был лидером сопротивления, и только он.
Губы принца сжались в тонкую линию. Тяжело дыша, он процедил — делая паузы между словами и гневно хмурясь:
— Это похоже на правду. Я прислушаюсь к твоим словам.
Вельн резко откинулся на спинку своего кресла, задумчиво глядя куда-то в сторону. А Ридену оставалось только гадать, что же творится в его башке.
— ИСБ — именно та структура, которая должна быть дестабилизирована, — продолжил он, рискуя перегнуть палку, но все же надеясь придать аргументам дополнительного веса. — Она работает против вашей основной силы. Против народа.
— Против кого же тогда работает ваша? — взяв себя в руки, принц вновь перешел на отстраненно-вежливое «вы». Презрения в его голосе, впрочем, не убавилось.
— Не моя, давно уже не моя, — с мягкой улыбкой поправил Риден. — Разведка работает преимущественно против конкретных людей. Они могут заниматься «низами», разумеется, но главные их цели — лидеры. Организации. Верхушка, одним словом.
— Тогда где тот, кто должен этим заниматься? Где ваши бывшие коллеги?
«Пока не время. Я не знаю, как он отреагирует».
— Трудно сказать, — перебежчик пожал плечами. — Не могу же я знать в лицо каждого оперативника. Но на вашем месте я был бы бдителен: шпион может воспользоваться вашими привязанностями, как однажды воспользовался я. Возможно, он давно находится рядом с вами. Внимательней смотрите по сторонам, ваше высочество, вот и все, что я могу сказать. Присмотритесь к тем, кто окружает вас.
Вельн долго не сводил с него внимательного взгляда. А потом просто продолжил расписывать подробности атаки, что-то указывая и расчерчивая на голографической карте.
«Прощайте, полковник Мейер. Кто знает: быть может, я спасаю вас от куда более страшной смерти».
Риден улыбнулся и принялся размышлять над тем, как лучше убраться с планеты: угнав шаттл с нужными кодами доступа или договорившись с контрабандистом поопытнее и порисковее.
День перед главной битвой восстания. Казалось, он не настанет никогда: столько было разговоров и мечтаний, столько лет подготовки… вся жизнь Сельвина проходила в предвкушении этого. Прежних, счастливых лет он и не вспоминал: казалось, все, что было до воцарения имперской тирании, происходило с кем-то другим. Мальчиком, не имевшим ничего общего с нынешним Сельвином.
Кульминация дела, дававшего ему силы и волю к жизни, сейчас была так близка…
Кровь бешено бежала по жилам; все тело, казалось, горело от не находившей выхода энергии. Но сейчас нельзя растрачивать этот пыл. Пусть тлеет глубоко внутри, дожидаясь момента, чтобы вырваться наружу — не раньше и не позже, чем нужно.
— Сельвин.
Принц повернулся на голос. Выверенным, привычным движением склонил голову перед отцом.
— Ты хотел поговорить со мной?
Они вряд ли станут тратить слова на пустые рассуждения о том, какой великий день наступит завтра. Все было сказано и обговорено много лет назад.
— Да, мальчик мой, — Альберт Вельн устало улыбнулся. Его голос был мягким и спокойным, но в глазах читалась та же решимость, что и у сына.
Лорд подошел ближе — теперь они стояли почти вплотную друг к другу.
— Я всегда знал, что из тебя выйдет великий воин, Сельвин. Если имперцы сумеют разбить нас завтра, я буду очень удивлен.
— Предпочитаю предсказуемый исход, отец, — принц усмехнулся. — Что ты хотел сказать мне? Не подумай, что я проявляю неуважение, но мне нужно еще многое подготовить.
— Разумеется. Я просто хотел сказать, что сегодня мы отправимся вместе.
— Что? — Сельвин оторопел. Смысл сказанного дошел до него немедленно, но как же он хотел ошибиться на этот счет!
— Ты прекрасно все понял. Я буду сражаться наравне с тобой. Рядом с моим народом.
— Исключено.
Ответ прозвучал резче, чем хотелось бы.
— Что ты сказал? — глаза Альберта Вельна опасно сузились, а в голосе зазвучали стальные нотки. — Неужели ты приказываешь мне? Ты позабыл свое место, сын?
— Нет, не позабыл, — Сельвин спокойно встретил взгляд отца, и не думая отступать. — Твое дело и священный долг — править, а мое — проливать кровь за тебя. Если ты погибнешь, Рутан лишится лидера. Если погибну я — он лишится всего лишь полководца.
Принц понизил голос, успокаивающе кладя руку отцу на плечо. Чувствуя, как сильно тот нуждается в поддержке и защите. Лорд Альберт был силен, но пережитые несчастья и трудности сделали из него старика гораздо раньше срока.
— Отец, не обманывай себя! Ты слишком стар, чтобы брать в руки оружие. Когда ты в последний раз командовал хотя бы небольшим отрядом?! Ты и себя, и людей погубишь. Ты принесешь куда больше пользы Рутану, оставшись здесь. Не подвергая себя бессмысленной опасности.
Он готов был встать на колени, если потребуется. Лишь бы не пустить отца на поле боя. Не позволить ему сложить голову в бессмысленной погоне за честью и славой.
— Нет, Сельвин, — лорд тяжело вздохнул и мягко оттолкнул его ладонь. — Король не может вечно прятаться за спиной сына — особенно в такие времена, как нынешние. Я должен кровью заслужить право властвовать над народом Рутана. Право называться его королем. Пока же его имеешь только ты.
— Вздор! Если бы не ты…
Альберт грустно улыбнулся:
— Я знаю, что сделал для восстания. Но люди этого не видят, пойми. Все, что они запомнят — это твои победы. Я не хочу остаться в их памяти жалким стариком, трясущимся за свою шкуру, Сельвин. И ты меня не остановишь.
Принц хотел было возразить, но, взглянув в лицо отца, понял: его невозможно переубедить. В его взгляде не было ни намека на сомнение — лишь уверенность и решимость идти до конца.
— А как же мама? Что будет с ней, если ты погибнешь?
Последний аргумент. Если не подействует и он…
— Кто-то из нас наверняка останется в живых. Если я погибну, ты позаботишься и о Рутане, и о Тассии — как достойный наследник и любящий сын.
Сельвин неодобрительно покачал головой, но больше спорить не стал. Бесполезно.
— Хорошо, — отрывисто кивнул он, сглотнув вставший в горле ком. — Поедем вместе.
Помолчав немного, добавил:
— Береги себя, отец. Это все, о чем я прошу.
На сердце стало невыносимо тяжело. Так не должно быть. Он должен был остаться здесь, в безопасности…
Но если в чем-то отец и сын были предельно схожи, так это в своем упрямстве. Леди Тассия Вельн часто называла это их худшим пороком, той самой чертой, которую любящая жена и мать страстно желала искоренить в своих мужчинах.
В кои-то веки Сельвин был полностью с ней согласен.
ИСБ проявляло сегодня нездоровую активность. Все утро Исанн не отрывалась от чтения множества отчетов; внимательно отслеживала приказы, поступающие оперативникам и отрядам спецназа. Готовилась ладная, хорошо спланированная антитеррористическая операция — каких Рутан не видел, наверное, с начала гражданской войны. Не иначе как Мейер наконец-то решил пустить в ход свои немалые, на самом-то деле, способности.
И Сельвин, как назло, крутился где-то поблизости.
«Ну еще бы этому шаааку не участвовать в штурме губернаторского дворца. Вот же фанатичный идиот…»
Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Как бы хорошо ни подготовились повстанцы, против той мощи, которая обрушится на них, им не выстоять. Даже при всем таланте Сельвина. Спецназ ИСБ и силы целого взвода штурмовиков, снабженные, вдобавок ко всему, точными разведданными — слишком грозные противники для кучки террористов.
И шансы их главаря на выживание стремятся к нулю.
Происходящее казалось дурным, безумным сном. Она опоздала, безнадежно опоздала. Этой атаки не должно было быть. Исанн следовало предотвратить ее. Как? Да как угодно! Усыпить Сельвина, связать и запереть в кладовке, в конце концов! Если бы она только знала…
«Успокойся. Что теперь толку об этом размышлять?»
Сейчас она могла лишь попытаться отвести удар от любимого. Помочь ему пережить сегодняшний день.
Исанн мучительно захотелось оказаться там, рядом с ним… чтобы всадить в этого дурня парализующий заряд и утащить в безопасное место.
Как жаль, что это невозможно. Пока что.
Девушка открыла последний отчет. Нервно кусая губы, всмотрелась в бегущие по экрану строчки, отчаянно пытаясь сконцентрироваться на их смысле.
Должна быть лазейка. Не бывает безвыходных ситуаций — бывают некомпетентные исполнители.
«…согласно полученным разведданным, основная ударная группа вступит в бой незамедлительно после детонации взрывчатки. Дополнительная группа, предположительно, гораздо меньшая, будет задействована с небольшой задержкой, атакуя с тыла…»
«Основная группа. Та, от успеха которой зависит исход боя. Я буду очень удивлена, если Сельвина в ней не окажется».
Несколько команд — и основная группа переквалифицировалась в «отвлекающую». К сожалению, больше Исанн ничего не могла сделать.
Дрожащей рукой девушка налила себе кафа. Немного погрев ладони о чашку, отставила ее в сторону — напиток не шел в горло. Ей нужно было чем-то занять себя, лишь бы не чувствовать собственного бессилия, не мучиться каждую минуту догадками и опасениями…
Как же она ненавидела просто ждать и надеяться!
«Сельвин и не из таких передряг выходил живым. Он справится и вернется ко мне — целый и невредимый. А уж я позабочусь о том, чтобы этот шаак никогда больше не рисковал собой».
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Исанн вывела на экран материалы по психофизиологии, нейролингвистическому программированию и последним достижениям Разведки в этих областях. Совсем скоро эти знания очень ей пригодятся.
— Сельвин, что-то не так, — тревожный голос Бернарда с трудом пробивался сквозь помехи. — Мои агенты докладывают, что концентрация имперцев вокруг площади просто зашкаливает. И это не простые патрульные.
«Проклятье».
— Сколько? — зло бросил Сельвин, досадливо морщась.
«Все-таки узнали, твари. Ничего. Это их не спасет».
Ладони привычно прошлись по корпусу винтовки, скользнули к поясу с гранатами; легли на рукояти двух боевых ножей. Придется пустить оружие в ход минутой раньше, только и всего.
— Не знаю. Судя по всему, не меньше хорошего взвода, точнее не могу сказать. И это не все: контакт в ИСБ только что сообщил, что по первому требованию на площадь перебросят отряд спецназа: их транспортник уже готов сняться с места. Людей разгоняют с ярмарки, кольцо войск стягивается… — Аларон говорил так, будто считывал постоянно обновляющуюся информацию. — Ааа, чтоб тебя! — прорычал он внезапно, выплевывая крепкое ругательство на хаттском. — Там как минимум двое типов с ракетницами. Держат их наготове.
— Проклятье, — выдохнул Сельвин, бросая короткий взгляд на бойцов рядом с собой — не прислушивается ли кто к разговору. — Как далеко?
— Что?
— Как далеко от площади типы с ракетницами? — он едва сдерживался, чтобы не перейти на крик: дворец за иллюминатором неуклонно приближался, все увеличиваясь в размерах.
— В радиусе поражения, — поспешно ответил Бернард. — Рапорт от Молочника: гражданских почти разогнали, а к нему приближаются штурмовики — с саперами, ему кажется. Мне скомандовать…
«Молочником» обозвали смертника, до поры до времени изображающего мирного фермера. В бидонах с «молоком», обложенных мешками с «мукой», хранились два компонента мощного взрывчатого вещества — в таких количествах не менее разрушительного, чем хорошая плазменная бомба.
— Пусть активирует детонатор немедленно.
— Принято.
Связь оборвалась. Напоследок из динамиков донеслось оглушительно-громкое шипение статики — возможно, над площадью глушились коммуникации. Только этого не хватало.
— Приготовиться, — скомандовал Сельвин, поднимаясь и обводя взглядом членов своего отряда. — Нас ждали и готовят теплый прием, так что на легкую победу не рассчитывайте.
Оглушительный грохот раздался за секунду до того, как скиммер тряхнуло так, что задрожали прочные транспаристиловые иллюминаторы и задребезжали дюрастиловые стены. На площади, проплывающей прямо под транспортником, медленно, будто в замедленной съемке угасала ослепительно-яркая вспышка.
— Кажется, Молочник сделал за нас добрую треть работы, — широко ухмыляясь, заявил один из бойцов. — Вон, как штурмачей поджарило…
— Это — всего лишь один отряд, — мрачно поправил принц. — Их там целый взвод, и спецназовцы из ИСБ на подходе.
По скиммеру пронесся угрюмый ропот; кто-то отпустил сальную шутку, встреченную немного натянутым, но громогласным смехом.
Сельвин, прищурив глаза, смотрел вниз, на опустевшую площадь. На дымящуюся воронку, оставленную взрывом; на тела в оплавившейся, но все еще белой броне…
…и на другие белые фигуры — еще далекие, но угрожающе-быстро приближающиеся.
Ничего. Они успеют раньше врага — пусть на жалких полминуты, но в бою и такое преимущество довольно весомо.
Он резко обернулся к отряду:
— После приземления занимаем условленные позиции. Наша задача — выкосить как можно больше имперцев и отступить, отвлекая внимание от основной группы. После этого мы добиваем преследователей и, обогнув площадь по переулкам, перегруппировываемся и снова вступаем в бой.
План был давно известен каждому члену отряда — но даже опытным бойцам лучше несколько раз озвучить задачу, чем разбираться с последствиями. Слишком уж часто операции проваливались из-за банальной человеческой глупости.
Взгляд Сельвина скользил по хмурым, сосредоточенным лицам, останавливаясь на каждом и ни на ком в отдельности. Ветераны — закаленные, проверенные. Таким не нужны пафосные речи и напутствия перед битвой. Им требуется лишь цель, приказ и оружие, чтобы его выполнить.
И, пожалуй, обещание сладкого пряника в конце.
— Когда мы покончим с ними, — принц ткнул пальцем в окно, — штурм дворца покажется детской забавой. Унесете оттуда столько добра, сколько сможете утащить на себе.
— И имперских баб тоже?
Вопрос был встречен одобрительным хохотом. Сельвин криво усмехнулся в ответ:
— И имперских баб. Сколько сможете унести.
Скиммер снова сотрясся — на сей раз от хохота двух десятков мужчин.
Вряд ли, конечно, кто-то станет делать различия между имперками и рутанскими девушками из обслуги… но с этими издержками вполне можно смириться.
Скиммер накренился, идя на снижение. Сельвин вскинул руку, и смех немедленно затих. Мгновенно посерьезнев, бойцы принялись в последний раз проверять снаряжение; подниматься на ноги, готовясь к десантированию.
Транспортник завис примерно в метре над землей. С тихим шипением открылась дверь.
«Пора».
— Первый пошел!
Предвкушение, страх, смутное беспокойство за отца — все это смешалось в дикий коктейль, вплескивая в кровь ударную дозу адреналина. В голове — ни одной посторонней мысли.
Союзники рядом, а впереди — враги, еще не успевшие занять позиции. Вот и все, что сейчас стоило его внимания.