Тень

Глава 14. Москва. 1993 год

Евгений Сергеевич громко пыхтел. В его возрасте он уже не был приспособлен к бегу на такие дистанции, но бежать надо было. А как же не бежать? Ведь дело было важнейшим! Государственной, если можно так сказать, важности! Евгений Сергеевич внутренне проклинал себя за нерешительность, за то, что прождал до последнего момента и не вернулся в Москву раньше, когда по телевизору только начали говорить о том, что переговоры Ельцина (он сплюнул даже от мысли о ненавистном ему президенте) и Хасбулатова с Руцким зашли в тупик. Евгений Сергеевич послушал выступление Виктора Ампилова, который звал всех сторонников в Москву, и был готов поехать сразу же, на первой утренней электричке. Но Зинаида Михайловна, его супруга, запретила ему уезжать. А он, дурак, и послушал бабу! Евгений Сергеевич опять сплюнул, потом остановился отдышаться. От метро «ВДНХ» он пробежал уже, наверное, метров восемьсот, но до телецентра еще было не близко, а силы у Евгения Сергеевича начали предательски заканчиваться.

Евгений Сергеевич любил Советский Союз всем сердцем. Он совершенно не стыдился своей любви и с радостью и гордостью рассказывал о ней всем друзьям, знакомым, родственникам и даже случайным попутчикам в электричке. Вероятно, во многом именно благодаря этому круг общения Евгения Сергеевича и Зинаиды Михайловны в последние годы серьезно сузился. Дети звонили им все реже, знакомые перестали навещать их, а недавно Зинаида Михайловна неожиданно поняла, что последний раз в гости их звали несколько лет назад, и страшно расстроилась. Но, с другой стороны, как звать в гости человека, способного превратить в политический диспут любой разговор, включая обсуждение погоды?

Родители Евгения Сергеевича были людьми уважаемыми. Папа работал в аппарате ЦК, а мама заведовала большой продуктовой базой. Поэтому семья их никогда не знала ни горя, ни лишений, ни даже каких-либо ограничений. Дома всего было в избытке, папа возил их на служебной «Волге» на роскошную дачу, они отдыхали в Крыму, причем в лучшем санатории, и каждые майские праздники огромной компанией отправлялись на Волгу на шашлыки. Евгений Сергеевич ничего не знал и знать не хотел ни о репрессиях, ни о дефиците и даже голоде, от чего страдали его сограждане. Он учился в блатной школе, потом в блатном университете (МГИМО), а потом работал на очень блатной работе, обеспечивающей его и его молодую жену всем необходимым.

1991 год отнял у него все. Исчезла не просто страна, где родился Евгений Сергеевич. Исчез весь его мир. Его работа, его статус, его деньги. Он стал одним из. Одним из бесчисленных пенсионеров, потерявших все накопления и вынужденных – по инициативе Зинаиды Михайловны – переехать на дачу, потому что там хотя бы огород есть. Они сдавали свою роскошную московскую квартиру, и денег вместе с двумя скромными пенсиями хватало им на относительно комфортную, хоть и скромную жизнь.

«И вот, – думал Евгений Сергеевич, – наконец у меня есть шанс. Я не вышел бороться в 1991-м, я не верил в то, что Советский Союз может исчезнуть, а он взял и исчез. И, может быть, тот факт, что я не вышел, и позволил свершиться этому злодеянию? Значит, сейчас я выйду». Он услышал по радио о первых жертвах еще утром и тогда же начал собираться в Москву. Невзирая на протесты и крики Зинаиды Михайловны, после многочасового мерзкого скандала Евгений Сергеевич выскочил из их загородного дома и помчался на электричку. В Москве он прямо с вокзала отправился к ВДНХ, чтобы лично помочь своим собратьямпатриотам под предводительством генерала Макашова взять телецентр в Останкино и рассказать большой стране правду об американских прихвостнях, которые ею управляли последние два года.

Когда он выходил из метро, то краем уха услышал, что из телецентра начали стрелять. Радио, стоявшее на прилавке ларька, сообщило, что бойцы подразделения «Витязь» открыли шквальный огонь по толпе осаждающих и погибло не меньше пятидесяти человек. К его собственному удивлению, такое известие лишь придало сил Евгению Сергеевичу. Он ускорил шаг. Впереди, рядом с телецентром, стояли бэтээры. И он осторожно стал пробираться по противоположной стороне. Где-то слева грянули автоматные очереди. Евгений Сергеевич подумал, что резоннее будет перейти на другую сторону улицы Воробьева, а там он как-нибудь огородами доберется и до телецентра. Он побежал через улицу. Один из бэтээров повернул башню и открыл огонь из пулемета по дому за спиной Евгения Сергеевича. Он бросился на асфальт и распластался на нем как мог. Огонь стих. Евгений Сергеевич поднялся, но в этот момент из-за его спины заработал автомат. Стреляли по бэтээру, но пять пуль попали Евгению Сергеевичу в спину. Он умер мгновенно, сраженный пулями своих же сторонников. Его тело лежало посреди улицы Воробьева до вечера, когда его наконец утащили куда-то к помойке. Что с ним стало потом, к сожалению, узнать так и не удалось. В те смутные дни и живые люди пропадали порой без следа, что уж говорить о мертвых? Зато Зинаиду Михайловну, когда закончился траур, стали чаще звать в гости. И хотя она сама в этом никогда и никому не признавалась, ей было очень приятно.

Игорь Валерьевич любил свой кабинет на самом последнем этаже небоскреба на углу Долгоруковской и Оружейного. Ему нравилась монументальная громада этого нелепого здания, которое москвичи, за очевидное сходство с постройками древних шумеров, называли «зиккуратом». Сначала он немного обижался, ведь он лично утверждал проект здания, и ему оно казалось идеальным, но потом один из его многочисленных безымянных помощников объяснил Игорю Валерьевичу, что слово «зиккурат» происходит от sigguratu, то есть «вершина». «То есть, – думал Игорь Валерьевич, глядя из окна своего кабинета на никогда не спящее Садовое кольцо, – я нахожусь на вершине. Так и есть. Это правильно».

Впрочем, все это было давно. Сейчас же Игоря Валерьевича занимали совершенно другие мысли. Он раздраженно смотрел на экран ноутбука, раскрытого перед ним на столе. Компьютеры он не любил и не понимал, а поручить такое дело помощнику, даже Мертвому, было решительно невозможно, и Игорь Валерьевич злился на бессмысленную машину. Его ноутбук был девственно чист, за исключением одной сложной и дорогой метеопрограммы, собиравшей данные с десятка спутников и позволявшей прогнозировать погоду с невероятной точностью. Игорь Валерьевич аккуратно водил курсором по контрольным точкам, проверяя текущие значения и прогноз на следующий день: температура, влажность, скорость ветра. Он внимательно сверял данные на экране с таблицей в дневнике и в очередной раз поражался гению автора, сумевшего рассчитать столь сложный по исполнению план без помощи компьютеров и спутников. Если прогноз не врал, то буквально завтра в Москве настанет идеальная для осуществления их плана погода…

Вдруг невыносимая головная боль тисками сжала виски Игоря Валерьевича, и он услышал в своей голове страшный крик тысячи голосов. На этот раз его Гость был не просто недоволен, он был в ярости.

– ДЕВЧОНКА! ТЕНЬ ЗАБРАЛ ДЕВЧОНКУ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ДАТЬ ЕМУ ПОМЕШАТЬ НАМ!

Игорь Валерьевич скрючился за столом, боль в голове стала непереносимой. От напряжения в левом глазу его лопнули сосуды, он задыхался. Боковым зрением он видел, как по комнате пляшут злые тени. Живая темнота клубилась под потолком и выглядывала тысячью глаз изо всех углов огромной комнаты. Тени беспокойно двигались и метались, пока из темноты прямо перед его столом не выросла страшная фигура Гостя. Игорь Валерьевич закрыл глаза и попытался зажать уши, но голос Гостя звучал прямо у него в голове все так же отчетливо:

– ЕСЛИ ТЕНЬ РАССТРОИТ НАШ ПЛАН, МЫ ПРИДЕМ ЗА ТОБОЙ. МЫ НЕ ЗНАЕМ ПОЩАДЫ, МЫ ЗНАЕМ ТОЛЬКО БОЛЬ И ГОЛОД.

Согнувшись у стола, второй самый могущественный человек в России думал только об одном: пускай это кончится. Боль, пронизывавшая его с головы до ног, была невыносима, и любой исход, даже смерть, казался ему предпочтительнее.

В дверь постучали, и боль исчезла. Комнату снова заливал теплый свет из нескольких элегантных торшеров. Игорь Валерьевич огляделся – он снова был один. Он глубоко вдохнул и пригладил волосы. Лоб был покрыт холодным потом, а сердце бешено билось. В дверь постучали еще раз: это точно был Мертвый, только он мог позволить себе подобную настойчивость. Игорь Валерьевич выпрямился и громко сказал:

– Зайди.

Мертвый плотно закрыл за собой тяжелую дверь кабинета. В полумраке фигура его начальника выглядела несколько демонически. Он спокойно подошел к письменному столу и почтительно остановился, ожидая, когда начальник сам заговорит с ним. Игорь Валерьевич взглянул на Мертвого: одежда его была порвана и местами покрыта грязью, а левая лодыжка перебинтована. Мертвый имел вид довольно жалкий.

– Вы упустили девчонку. Как?

По дороге в офис Мертвый несколько раз прокручивал предстоящий разговор у себя в голове, пытаясь подобрать правильную формулировку. Насколько ему было известно, его руководитель всей душой презирал любые выдумки, считая и кино, и развлекательную литературу делом недостойным. Серьезные люди никогда не рассказывают сказки и не слушают, как их рассказывают другие, много раз говорил Игорь Валерьевич своему сыну Антону, и Мертвый хорошо запомнил этот урок. Сказки, выдумка, фантастика, религия – все это было невозможно для самого Игоря Валерьевича, и он не терпел, когда кто-либо в его присутствии начинал подобный разговор. В этом и была проблема Мертвого сейчас. «Он просто растворился в воздухе» или «он убежал от нас по воде Патриаршего пруда» – любое из этих совершенно правдивых объяснений неминуемо вызвало бы гнев его руководителя. Но вариантов особенных не было, и Мертвый начал рассказывать.

Он говорил и глядел на лицо Игоря Валерьевича, стараясь уловить его настроение и ожидая, когда он хлопнет рукой по столу и потребует прекратить валять дурака и отвечать по существу. Но ничего подобного не произошло. Мертвый говорил, а Игорь Валерьевич слушал. Когда он дошел до грустного финала с побегом по воде, Игорь Валерьевич взял со стола дневник, открыл его и начал читать:

– «Быть может, я сделал это машинально. За прошедшие годы я много лет возвращался к этому эпизоду, пытаясь найти ему рациональное объяснение. Существо боялось света, и вспышки ракет причиняли ему физическую боль. Что, конечно, странно – как может мертвый чувствовать боль? – здесь Игорь Валерьевич поднял глаза от книги, недобро хмыкнул и продолжил чтение: – Я знаю ясно, что выводы мои правильны, но на этот главный вопрос за годы размышлений ответа найти я так и не сумел».

Игорь Валерьевич отложил книгу в сторону и посмотрел на Мертвого.

– Существо, с которым ты встретился сегодня, реально.

Он отодвинул кресло и вышел из-за стола.

– Годами я держал тебя рядом, потому что был уверен в твоей способности решать проблемы. Вот проблема – решай. Я тебе только что прочитал как.

Мертвый все еще не понимал, что ответить. События сегодняшнего дня все еще не укладывались в его голове.

Игорь Валерьевич подошел к нему почти вплотную.

– Он пришел за девчонкой. То есть он понимает ее значимость. Неважно, как именно он о ней узнал, что он сделает дальше? Когда девчонка расскажет ему о своей сестре? Та могла проболтаться про дневник, и что дальше? Он придет ко мне?

Слова начальника больно укололи Мертвого, ведь он уже забыл, как неприятно бывает чувствовать свое бессилие. С другой стороны, он же и правда всю жизнь занимался решением Его проблем, значит, и эту решит. А что касается девчонки…

– Нет, он никак не может знать о том, что вы сыграли какую-то роль в этих событиях, я совершенно уверен. Девчонка не знает о вас, она знает только об Антоне… – Страшная мысль вдруг посетила Мертвого. – Да бля!

Игорь Валерьевич побагровел.

– Что – бля, хули ты тут стоишь? БЕГОМ!

Последнюю фразу Игорь Валерьевич прокричал ему прямо в лицо. Мертвый никогда не видел начальника в таком состоянии. Он развернулся и выбежал из кабинета к лифту.

В другую Москву Степа с Фомичом внесли Лизу буквально под руки. В последнее мгновение девушка категорически отказалась входить в стену: не помогли ни уговоры, ни угрозы. Разумом Лиза понимала, что стена подворотни на Патриарших прудах – это ни разу не платформа 9 и 3/4, и категорически отказывалась сделать хотя бы шаг вперед. Но вот она сидела на мраморном полу громадного балкона на крыше одного из московских дворцов и дикими глазами смотрела по сторонам на Подмосковие, на электрические облака, на маленькие уютные домики старого города и подпирающую небо громаду собора Василия Блаженного. События последних нескольких часов отказывались умещаться в Лизиной голове. Она чувствовала себя немножко Гарри Поттером, которому только что рассказали про мир волшебников и чародеев, правда, весть об ином мире принесла не мягкая пушистая сова, а страшный дементор из Азкабана. Лиза смотрела на своих спутников: тот, что помладше, с замотанным шарфом лицом, о чем-то ожесточенно спорил с дедом в форме Великой Отечественной. Дед был разгорячен и явно доволен собой.

– Вы, бля, кто такие? – наконец собралась с мыслями Лиза.

Начало разговора было не лучшим, но Лиза подумала, что, учитывая обстоятельства, надо начинать с самого главного. Молодой и высокий повернулся к ней и размотал шарф.

– Меня зовут Степан, а это вот Фомич.

Степа учтиво поклонился. По Лизиному ошарашенному взгляду он понял, что снимать шарф было не лучшей идеей, и поспешил извиниться:

– Извините, не подумал. Да вы не пугайтесь так, я просто умер. Меня убили те же люди, что хотели убить вас.

– Но как же вы тогда?.. – Лиза не сумела закончить предложение. Она не сомневалась, что стоящий перед ней человек мертв. Об этом свидетельствовали и половина его лица, и белые кости челюсти и – она разглядела последнюю деталь только сейчас – пять пулевых отверстий на груди и горле.

– Лиза, сейчас вы отправитесь с Фомичом, и если он не будет уж слишком вредничать, то по дороге вам все объяснит, – Степа закинул на спину автомат и повернулся было уходить. – Ну или хотя бы что-нибудь объяснит.

– Но почему? Хотя бы ответьте, почему меня кто-то хочет убить? – в голосе Лизы слышались слезы, и Степа остановился. Времени не было, но он вдруг подумал, что если сейчас попробует объяснить Лизе, что произошло, то это, возможно, поможет и ему самому как-то систематизировать свои мысли. Да и девушку ему было жаль…

– Все началось с вашей сестры, – начал Степа, и Лиза ахнула от удивления. – Ее молодой человек Антон Воробьев то ли показал, то ли рассказал ей что-то, чего показывать или рассказывать было нельзя ни в коем случае. Я до сих пор не знаю, что именно он сделал…

Лиза воспользовалась тем, что Степа сделал паузу, и выпалила:

– То есть это был не несчастный случай? То есть Соню убили?

Степа кивнул.

– Да, как я уже говорил, ее убили те же люди, что сегодня пытались убить вас… А меня у них убить получилось.

– А вас-то за что?

– За то, что влез не в свое дело, – Степа вздохнул. – Характер увечий на теле вашей сестры говорил о том, что столкновение произошло на скорости свыше ста восьмидесяти километров в час, а поливалки так быстро даже в сказках ездить не могут. Ну и частицы краски, оставшиеся в ранах, были ярко-желтыми. Тоже никак не вязалось с наездом поливальной машины.

– Ярко-желтыми?! – Лиза поднялась и подошла к Степе вплотную. – У ее парня, у Антона, была ярко-желтая машина! Он ее убил? Зачем?!

Степа покачал головой. Он не знал пока, что ответить, но почему-то он очень сомневался в том, что золотой мальчик напрямую причастен к смерти Сони.

– Я не знаю, но собираюсь спросить у него.

– Так он и скажет вам правду! – яростно выкрикнула Лиза, зло вытирая слезы рукавом. – За папеньку спрячется, и все ответы!

Степа улыбнулся, и в сумраке Подмосковия его улыбка выглядела по-настоящему жутко.

– Смотря как спросить.

Лиза вздрогнула и отвернулась. Значит, Соню убили… Она подошла к краю широкого балкона, на котором они стояли, и взглянула на странный город. Первое, на что она обратила внимание, была даже не причудливая сказочная архитектура, а тишина. Над городом висела гробовая тишина, которую не нарушали ни ветер, ни пение птиц, ни жужжание насекомых. Эта тишина впитывала все звуки как черная дыра, окутывая город мягкой ватой, чтобы его, не дай бог, никто не повредил и не потревожил. Лиза повернулась к Фомичу.

– Пойдемте? Мне очень хочется, чтобы вы мне рассказали, что это за место.

Лиза сказала это так ласково, что Фомич оторопел от неожиданности. Он хотел было по привычке огрызнуться, но передумал.

– Пошли, если не шутишь.

Фомич открыл дверь, ведущую с балкона в просторную залу. В правом углу, рядом с камином, была кованая железная дверь очень старого лифта. Деревянного, с обитой красным бархатом скамеечкой и перламутровыми кнопками. Только когда Фомич с Лизой зашли в кабину, и лифт начал движение вниз, Степа развернулся и пошел обратно к выходу. Почему-то ему показалось, что даже здесь, в Подмосковии, эта девушка не будет в полной безопасности.

Мертвый беспокоился. Это было для него крайне нехарактерным занятием. Беспокойство его все нарастало, пока не превратилось в полноценную острую тревогу. Спускаясь в лифте после выволочки босса, он начал мысленно вспоминать все странности последних дней. Ну, понятное дело, во-первых, все эти убийства. Мертвого не смущали убийства как таковые, в конце концов он прошел с Игорем Валерьевичем все девяностые бок о бок, и вместе они отправили на тот свет не одного и не двух конкурентов, но те убийства были тогда… тогда у шефа не было ни аппаратных рычагов, ни карманных судов и прокуроров, ни всевластного покровителя. Теперь со своими врагами он разделывался совсем другими способами, и не было никого, кто бы мог встать на пути его безграничных амбиций. Да, Мертвый до сих пор, как глава службы безопасности, держал штат беспринципных и хорошо вооруженных людей, но это так, на всякий случай. Если вдруг какие-нибудь отмороженные с Кавказа захотят с ними в войнушку поиграть, не для дела… а тут – Мертвый начал загибать пальцы, считая известные ему трупы: девушка эта красивая и трое полицейских. Четыре трупа за пару дней – то есть на четыре больше, чем за все прошлое десятилетие.

Во-вторых, думал Мертвый, садясь в машину. Во-вторых, его очень тревожило поведение начальника. Тридцать лет он был рядом с ним, и за это долгое время он видел шефа и в горе, и в радости, и в состоянии тяжелого алкогольного опьянения. Он помнил, как они воевали за выживание в девяностые, как отстаивали свое место под солнцем в нулевые и как строили империю во втором десятилетии XXI века; и он знал, что означает нынешнее поведение начальника: он чем-то напуган.

Эта мысль приводила Мертвого в ужас. Не было во всей стране человека, способного выступить против Игоря Валерьевича. Все его, Мертвого, военные приблуды, все его гранатометы, футуристические автоматы, крепкие молодые люди, переманенные из элитных подразделений давно перестали быть жизненно необходимы начальнику. Он позволял Мертвому забавляться, и Мертвый как послушный ребенок играл в солдатики. Да и маленькая, хорошо оснащенная армия была, так сказать, страховкой. На всякий случай, если ветер переменится.

Благополучие и власть Игоря Валерьевича зависели от одного человека. Вот если у него настроение поменяется – это уже будет поводом для паники. Но сейчас шеф был явно напуган. Он нервничал. Да еще компьютер… Мертвый ничего не сказал, но он очень хотел узнать, почему вдруг его руководитель решил сам сесть за ноутбук, если прежде тридцать лет настойчиво отказывался это делать, поручая компьютерные дела бесконечным ассистенткам. Что он мог там прятать? Что это за секрет, который нельзя доверить даже ему, самому близкому соратнику?

Наверное, все из-за дневника. После того как шеф сам прочитал ему фразу из дневника про его странного противника, у Мертвого исчезли всякие сомнения: в этой тонкой книжице есть и причина всех его неприятностей, и объяснение странному поведению Воробьева. Вот бы почитать ее самостоятельно, думал Мертвый. С одной стороны, очевидно, что начальник был бы против, но с другой – как он, глава службы безопасности, может обеспечивать безопасность, не обладая всей полнотой информации?

Машина свернула с Садового на Кутузовский, и Мертвый с удовлетворением увидел в зеркало заднего вида, как к ним пристроились два «эскалейда» сопровождения. Значит, прибыли свежие подкрепления, вооруженные по последнему слову военной техники: в броне, касках и, что самое важное, с подствольными фонарями SureFire X300 UltraWeaponLight мощностью в шестьсот люмен. «Если эта тварь боится света, – думал Мертвый, – то у меня для него очень плохие новости».

Кортеж из трех черных джипов несся по ночной Москве в сторону жилого комплекса на Кутузовском. Мертвый был уверен, что существо попытается выкрасть Антона. Ну что ж, пусть попробует. В этот раз Мертвый будет готов.

Антон с ненавистью смотрел на мокрый бумажный пакет с прелыми чизбургерами, лежащий у его ног. Ему уже очень хотелось есть, но, развернув упаковку, он решил, что уж лучше голодный обморок. Горе и злость ушли на второй план – он, казалось, все выплакал и выкричал. И тоску по Соне, и ненависть к отцу. Он обшарил все поверхности квартиры Мертвого, до которых мог дотянуться, но не нашел ничего, что могло бы помочь ему открыть наручники. Ни иголки, ни скрепки, ни булавки – ничего. Только бесконечные квадратные метры паркета и вся необъятная пустая квартира. Мертвый жил по-спартански: стол, стул, кровать и холодильник. Ничего лишнего. Рядом с кроватью прямо на полу лежали стопками книги по богословию и сравнительному религиоведению. Мертвого очень интересовала тема ада в разных религиях, это было единственное развлечение, которое он для себя признавал.

Антон приподнялся и посмотрел в окно: во двор въезжал кортеж черных внедорожников. На минуту он испугался, что увидит отца – у него не было желания встречаться с отцом сейчас, когда он скован наручниками. Но потом он подумал, что отец вряд ли бы согласился приехать в квартиру Мертвого, скорее его посадят в одну из машин и отвезут в «зиккурат». Антону снова захотелось кричать, но он сдержался и стиснул зубы. За окном поднялся ветер, и на полу огромной пустой квартиры заплясали тени высоких тополей. Антон тупо смотрел на тени, ожидая появления Мертвого, ему было страшно и горько от ощущения своего полного бессилия.

Всю жизнь он пытался отвоевать, выгрызть себе кусок территории, личного пространства, где он не будет зависеть от отца, где он будет сам принимать решения. И что? Антон с горечью подумал, что отец не просто прижал к ногтю всю его тщательно устроенную самостоятельную жизнь. Он растоптал и разрушил все, что было ему дорого: его чувство собственного достоинства, Соню, даже его машину. Единственный подарок, которым он по-настоящему дорожил, и единственную вещь, к которой он был по-настоящему привязан. Здесь проявил себя какой-то присущий только отцу необъяснимый садизм. Убить самого дорогого Антону человека именно с помощью его любимой машинки… Антон со злостью пнул ногой бумажный пакет с несъедобной едой. В гнетущей тишине было хорошо слышно, как в подъезде загудел лифт.

Антон смотрел на безумно пляшущие на полу тени и старался не заплакать, подавить чувство нарастающей жалости к себе, не дать ему заглушить ярость и ненависть к отцу. Пляска теней успокаивала и, казалось, даже усыпляла его…

В этот раз Мертвый решил не оставлять ничего на волю случая, так что первая команда грузилась внизу в лифт с оружием в руках и с включенными подствольными фонарями. Вторая группа, тоже вооруженная и готовая ко всему, бежала на седьмой этаж по лестнице. Тогда Мертвый нажал кнопку лифта и приготовился.

Степа уже несколько минут был в комнате с Антоном. Он наблюдал за ним в наручниках, и чем больше он смотрел на него, тем сильнее возрастала в нем уверенность, что этот парень никак не мог быть хладнокровным убийцей. Напротив, он был такой же жертвой, как и Соня с Лизой. Степа окончательно обвыкся со своей новой способностью растворяться в тени, быть всюду одновременно, все слышать и видеть. Он наслаждался ощущением того, что он повсюду – в каждой тени, пляшущей на полу. Он тоже, как и Антон, услышал звук работающего лифта и понял, что ждать больше нельзя, надо хватать парня, и на выход.

И все могло бы обернуться совсем иначе, если бы Степа сделал все сразу, не стал ждать, не дал волю вдруг возникшей самоуверенности. Эх, если бы он схватил Антона и сбежал до того, как Мертвый вошел в квартиру… Но он решил подождать. Наверное, дело было не только в самоуверенности, Степа жаждал мести. Он не сомневался в том, что люди, которые с минуты на минуту войдут в квартиру, напрямую ответственны за смерть девушки. Да и за его собственную в каком-то смысле. И Степе хотелось крови. Он приготовился к бою.

На полу прихожей заплясали огоньки – свет с лестничной площадки пробивался внутрь. Степа напрягся. Медленно и беззвучно повернулся ключ в замке, и в квартиру по двое начали заходить люди Мертвого – под стволами их невиданных автоматов ослепительно сверкали фонари. Степа понял, что попал. Самоуверенность его подвела.

Он выбрал дальний угол, куда пока не проникал свет фонарей, и вышел из тени.

Две короткие очереди, и первая двойка готова: с тяжелым стуком тела осели на пол квартиры. Падая, один из бойцов Мертвого в предсмертной агонии нажал на спусковой крючок, и потолок над головой Степы прошил десяток пуль. Степа едва успел раствориться обратно в тени – тот угол, где он только что стоял, был залит ярким светом, и напарники убитых им бойцов поливали его из автоматов.

Антон вжался спиной в батарею, чтобы шальная пуля от идущего в квартире боя случайно не задела его. Он сам не сразу понял, что закричал от испуга.

На его глазах происходило что-то совершенно безумное. Бойцы Мертвого встали спина к спине и двигались по кругу от двери в сторону Антона.

Они старались поймать нападающего в лучи света своих подствольных фонариков, но тот все время был на шаг впереди – появляясь и исчезая из тени. Антон резко зажмурился и снова открыл глаза: нет, ему не показалось, странный человек действительно появлялся и растворялся в тени. Каждый раз, когда он нажимал на спусковой крючок своего автомата, Антон видел в отсветах его лицо, и тогда ему становилось даже страшнее, чем от непрестанного грохота автоматных очередей. У нападающего не было нижней половины лица, и в полумраке комнаты его белый череп, не до конца покрытый грязным шарфом, выглядел демонически.

Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Бойцы Мертвого кучей лежали в центре разрушенной пустой квартиры. В ушах у Антона звенело, а в глазах рябило от света фонарей. Старательно переступая через тела, мужчина подошел к Антону. Теперь он мог рассмотреть его чуть получше: простые синие джинсы, черный вязаный свитер, дешевая кожаная куртка с поднятым воротом, грязный зеленоватый шарф, не полностью закрывающий изувеченное лицо. Антон не знал, кто это, но в данную минуту ему было все равно. Незнакомец легко разорвал цепь наручников и поднял Антона с пола.

– Идти можешь? – хриплым и немного неприятным голосом спросил он Антона.

– Могу, но… – Антон не успел договорить. Незнакомец исчез. Растворился в тени. А за спиной Антона зазвенело разбитое пулей окно. Стекло посыпалось во двор, завыла чья-то машина… у дверей квартиры, присев на одно колено, застыл Мертвый. Он подождал конца боя, чтобы попытаться застать нападавшего врасплох. Мертвый быстро перекатился влево и только благодаря этому избежал гибели – мужик в шарфе появился прямо там, где мгновение назад был Мертвый, и всадил, кажется, всю обойму перед входом в квартиру. Антон успел крикнуть:

– Сзади!

Мужик в шарфе снова исчез, и под градом пуль Мертвого свалилась на пол вешалка с верхней одеждой, зазвенело настенное зеркало, тысячью осколков засыпало прихожую. Свет фонаря заплясал во фрагментах зеркала, наполнив всю прихожую ярким светом. Защитник Антона отступал в глубь квартиры. Мертвый, пригнувшись, перебегал с места на место, не прекращая огонь, и мужик в шарфе никак не мог в него попасть, вынужденно отступая все ближе и ближе к Антону, который снова вжался в стену под разбитым окном. Несмотря на то что он не был прикован к батарее, он не двигался с места, не понимая, куда ему бежать и где спрятаться. В пустой квартире даже укрыться было негде. Вдруг мужик в шарфе снова исчез и потом возник на подоконнике прямо над Антоном. Он схватил его за шкирку и вытолкнул в разбитое окно.

У Антона захватило дух, он почувствовал, что падает, увидел двор дома – засыпанную осколками машину, припаркованные у подъезда три черных джипа с тонированными стеклами, каких-то людей, вышедших из соседних подъездов на шум перестрелки и замерших в ужасе… Все это стремительно приближалось к Антону, и он понял, что сейчас умрет, сейчас стукнется лицом в крышу машины внизу, проломит ее, зальет кровью все вокруг…

Сильная рука, на секунду отпустившая Антона, схватила его снова. С изумлением он понял, что мужик в шарфе стоит прямо на стене и держит его на вытянутой руке. Крепко сжимая ворот его рубашки в руке, он бежал по стене вниз.

Не переставая стрелять, Мертвый бежал к окну. Он надеялся, что оставленные им внизу люди выполнят приказ, ничего не забудут и не растеряются. На счету была каждая секунда.

Степа не раздумывал: теперь было важно не победить, а спасти парня. Как только они добегут до земли, станет легче: внизу есть где укрыться, есть где спрятаться, можно уйти переулками от преследования. Главное – добежать до земли. Он видел, что внизу у джипов еще остались люди Мертвого, и видел, как они поднимают оружие, направляя свои автоматы на него. Но одну деталь он все-таки упустил. Раздался громкий механический щелчок, и с крыши одного из джипов по нему ударил луч прожектора.

Мертвый не собирался рисковать и, уходя наверх, отдал очень четкий приказ: смотри на окна моей квартиры, и если хоть кто-нибудь попытается оттуда сбежать, то… да, я знаю, звучит странно, но твое дело слушать и выполнять… если кто-нибудь попытается оттуда сбежать, ты включаешь прожектор и направляешь прямо на них.

Прожектор, какой обычно используют на концертах или вечеринках, был прочно закреплен на рейлингах на крыше машины, и его безжалостный луч ударил прямо в Степу и Антона, озарив их невыносимо ярким белым светом.

Степа не мог даже шевельнуться. Он завис в воздухе, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Никогда еще он не чувствовал себя так беспомощно. Свет не только полностью парализовал его, он обжигал, и все мертвое Степино тело горело невыносимой болью. В отличие от Степана, на Антона свет, по понятным причинам, никак не подействовал, и он болтался как белье на веревочке и орал. В конце концов, когда ты висишь в воздухе на уровне седьмого этажа, сложно сохранять спокойствие.

Мертвый остановился, бежать дальше не имело никакого смысла. Он спокойно подошел к окну и выглянул наружу. Несмотря на то что он сам предусмотрел такое развитие событий и сам отдал приказ, он все равно с трудом верил своим глазам: в воздухе над землей в ослепительном луче прожектора висел человек, мертвой хваткой державший на вытянутой руке Антона. Мальчик кричал и размахивал руками, и Мертвому стало его жаль. Что бы ни произошло за последние несколько дней, Антон не был ни в чем виноват. Единственной его виной было мальчишеское желание похвастаться перед любимой девушкой, что, конечно, было ошибкой. Но он не заслужил всего случившегося потом. В этом Мертвый был полностью уверен, и в очередной раз он напомнил себе выяснить, что за дневник отчаянно стережет его работодатель. Мертвый по пояс высунулся из разбитого окна, чтобы получше рассмотреть фантастическую картину внизу.

Впервые у него появилась возможность как следует разглядеть странное существо, назвать его человеком Мертвый почему-то не мог, которое помешало ему убить Лизу. Он оглядел его поношенную одежду, остановился взглядом на кончиках шарфа, развевающихся на ветру. Сверху он не мог увидеть лица существа, зато хорошо видел болтающийся на ремне, перекинутом через плечо, укороченный автомат Калашникова с подствольным гранатометом. Он поднял глаза чуть выше и с удивлением заметил, что на спине у существа в причудливых ножнах торчала… сабля? Мачете? Мертвый ничего не знал про средневековое холодное оружие, но однажды видел картинку, на которой пираты брали на абордаж торговое судно, и на картинке у них были как раз такие широкие и немного искривленные сабли. Занятная деталь, Мертвому будет любопытно потом спросить у существа, что это за оружие и откуда он его взял. А он непременно спросит, Мертвый даже причмокнул, предвкушая долгий разговор с будущим пленником. Он перевел взгляд на Антона и открыл рот от изумления…

Антон висел и орал. События последних пяти минут еще до конца не уложились у него в голове в какую-то понятную картинку, и он просто реагировал на ситуацию: он висит в воздухе над суровым московским асфальтом, и перспектив спастись у него нет никаких. А раз так, говорило Антону сознание, значит, можно и поорать. Краем глаза он видел Мертвого, высунувшегося из окна своей квартиры. От ветра глаза Антона начали слезиться, и он, повернув голову, посмотрел на своего «спасителя». Странный мужчина выглядел так, будто сквозь его тело пропустили электрический ток: он неестественно изогнулся, и все его лицо, точнее, живая его половина, было исполнено неподдельного страдания. Антону показалось, что краешком рта мужик пытается что-то ему сказать, но что? Ветер и крики снизу заглушали слова, а Антон прислушивался изо всех сил.

– Ноге… пистолет… свет!

Антон разобрал отдельные слова, но пока даже представить себе не мог, что же они могут означать. Угроза неминуемой и неприятной смерти очень мешала соображать. Внизу под ними забегали люди. Он присмотрелся к крыше джипа, на которой был установлен прожектор. Один из бойцов Мертвого держал длинную рукоятку, управляющую прожектором, и начал полегоньку тянуть ее вниз, опуская луч к земле. «Пистолет… ноге». Антон видел в американских фильмах, что полицейские иногда носят запасное оружие в маленькой кобуре на лодыжке, но когда он однажды спросил об этом у Мертвого, они ехали к отцу после школы, тот уверил его, что русские менты такой ерундой не занимаются, и такое бывает только в кино. С другой стороны, иных объяснений странным словам человека, который только что спас его из плена, у Антона не было, и он стал потихоньку поворачиваться и пытаться дотянуться до ноги своего спасителя, не вывихнув себе случайно плечо. Он ощупал ногу и действительно почувствовал под штаниной джинсов какое-то уплотнение. Щупать одной рукой и раскачиваться при этом на ветру было тяжело, но Антон понимал, что второго шанса у него не будет. Неожиданно охватившая его ярость придала ему силы, и он вытащил маленький пистолет из кобуры.

Луч прожектора неумолимо опускался, приближая их к земле. Времени не было уже совсем. Антон мысленно помолился: он обратил внимание, что прибегает к молитве в последнее время как-то слишком часто для убежденного атеиста: «Господи, пусть он будет взведен, или как там это называется. Я не смогу одной рукой снять его с предохранителя». Антон прицелился – он стрелял первый раз в жизни. Отец несколько раз пробовал заставить его охотиться, не научить, а именно заставить, но Антон каждый раз категорически отказывался. Сейчас он об этом даже пожалел. Он прицелился, как в кино, и нажал на спусковой крючок.

Первая пуля ударила в крышу джипа в пятидесяти сантиметрах от прожектора. Боец Мертвого в удивлении отпрыгнул и тут же наставил свой автомат на Антона. Откуда-то сверху раздался панический крик Мертвого:

– Не стрелять! Мальчишка живым нужен!

Боец в нерешительности опустил оружие, и в этот момент грянул второй выстрел.

У Степы были доли секунды, чтобы осуществить придуманный им только что план. Если он замешкается, с ним все и так будет в порядке, а вот парня размажет по асфальту. «Какой умный он оказался, – подумал про себя Степа. – Я бы сам в такой ситуации не факт что сориентировался быстро». Превозмогая боль, он приготовился действовать. Только бы Антон попал куда нужно…

Прожектор, еще секунду назад озарявший дом ярким белым светом, погас. Пуля попала в его стеклянный центр, забрызгав осколками стекла стоявшего внизу бойца. Антон закричал – они падали, но Степа был к этому готов: он ухватился за тень тополя, и они, как Тарзан и Джейн на лиане, полетели вниз, к джипу. Степа разжал в последний момент руку – Антон упадет в клумбу. Будет неприятно, но не смертельно. Другого выхода нет, Степе понадобятся две руки. Нет времени перезаряжать автомат, он потянул руку за спину к ножнам, в которых был закреплен приглянувшийся ему палаш.

Боец не успел даже поднять голову и отряхнуться от осколков прожектора, когда в него врезались восемьдесят два килограмма обозленного Степы. Инерция, казалось, придала ему еще больше сил, и удар палаша разрезал его незадачливого соперника надвое. Из страшной раны хлынула кровь, но Степа уже двигался дальше. Рядом из клумбы поднимался ушибленный, но все-таки живой Антон. Он с ужасом смотрел на разрезанное пополам тело. «Кажется, его сейчас вырвет», – успел подумать Степа и снова растворился в тени.

Тот человек наверху не успеет добежать, значит, ему предстоит справиться всего лишь с двумя оставшимися бойцами. Они укрылись за джипом, который перегородил подход к подъезду. Степа слышал, как оба передернули затворы на оружии и приготовились к бою. Один из них по рации просил подкрепления…

Уличный фонарь отбрасывал на них тень, но ни тот, ни другой не подумали, а как бы им догадаться, что тень сейчас для них смертельно опасна. Степа вытянулся по пояс из тени под их ногами и схватил одного руками за уши. Резко утянул с собой вниз, с удовлетворением услышав хруст ломающейся лицевой кости. Пока второй охранник поворачивался, Степа оказался у него за спиной. Они поворачивались одновременно – охранник с автоматом по часовой стрелке, пытаясь наставить оружие на Степу, а Степа – против часовой стрелки с вытянутым в руке палашом. Когда они оказались лицом к лицу, горло охранника было вспорото от края до края, и он осел на холодный асфальт. Для надежности Степа подошел к его напарнику и сверху вниз воткнул палаш ему в шею, перерубив основание черепа. «Как быстро и как удобно», – подумал он. Все-таки в драке такая вещь, как палаш, совершенно незаменима.

– Заводи машину, – крикнул Степа на бегу.

Антону не нужно было повторять приглашение, эта мысль уже и так пришла ему в голову. Он добежал до ближайшего «эскалейда», повернул ключ, который водитель Мертвого непредусмотрительно оставил в зажигании, и нажал на педаль газа. Сейчас было не до искусного вождения, и Антон направил джип в узкий проход между детской площадкой и двумя остальными джипами. Процарапал оба борта, но пролез. Где-то совсем близко завыли сирены. Антон развернул машину в сторону выезда из двора, когда на сиденье рядом с ним внезапно появился тот самый странный и страшный человек. Он повернулся к нему лицом:

– Подождать меня не подумал? Я тебе вроде бы жизнь спас только что! – в голосе мужчины чувствовалась обида.

– Я думал, вы догоните, – совершенно искренне ответил Антон. В конце концов, если уж он умеет ходить по стенам и телепортироваться – а других объяснений его появлениям и исчезновениям Антон придумать не мог, – то уж как-нибудь бы машину смог догнать.

Его спутник кивнул.

– Тоже верно. Давай побыстрее.

Антон выехал из двора, успевая до того, как в него въехала целая колонна полицейских машин, и изо всех сил втопил педаль газа в пол. Машина взревела мощным мотором, унося Антона и его странного спутника подальше от дома Мертвого.

Мертвый бежал вниз по лестнице, скачками перепрыгивая через ступеньки. Он понимал, что вряд ли успеет догнать Антона, но не мог не попытаться. Когда он вышел из подъезда, то успел только увидеть габаритные огни своего джипа, исчезающего на Кутузовском проспекте.

Во двор одна за другой въезжали полицейские машины. Мертвый поднял воротник куртки и торопливо зашагал в противоположную сторону. Он во второй раз проиграл загадочному существу, но почему-то на этот раз не чувствовал ярости и жажды мести. Сейчас он почему-то чувствовал к своему противнику уважение. Оно не помешает ему найти его и убить, но это будет потом. Сейчас Мертвому предстоит крайне неприятный разговор, и он его очень волнует. В своем нынешнем состоянии Игорь Валерьевич может и не простить ему новую ошибку.