Тень

Глава 11. Москва. 1953 год

Прасковья толком не понимала, зачем именно она пошла проститься со Сталиным. Вождь не был ей интересен. Она не любила и не ненавидела его. Просто он был фактом жизни. Как дождь или ветер. Я живу, и где-то там живет Сталин. Ей, как она понимала, видимо, казалось, что он будет жить вечно. А он взял и помер как простой советский человек. Это обстоятельство так потрясло Прасковью, что она решила пойти. Вместе с сыном Мишей, которому на днях исполнилось четыре, они вышли из их комнаты в большой коммунальной квартире на улице Горького и отправились сказать последнее «прощай» Иосифу Виссарионовичу. Миша все время спрашивал у мамы, просил ее рассказать про Сталина, а она терялась, не зная, как именно ответить на детские вопросы.

Они шли в центре плотной толпы. Вся улица Горького была запружена людьми. Их были тысячи, десятки тысяч. Прасковье стало страшно, но она продолжала идти вперед. Только взяла Мишеньку на руки, потому что ей вдруг стало страшно, что грозная плотная толпа может его затоптать.

Все улицы, вливавшиеся в улицу Горького, были перекрыты, и когда толпа тяжелым шагом дошла до Пушкинской площади, то она уперлась в заграждения. Хмурые солдаты мрачно глядели на идущих людей с больших грузовиков, груженных мешками с песком. По другую сторону площади стояли конные милиционеры. Лошади ржали и пятились. А толпа все шла и шла, и людей становилось больше. Прасковья уже пожалела, что решилась пойти, и еще больше пожалела о том, что взяла Мишу. Она была простым человеком и работала уборщицей в цирке на Цветном бульваре. Наверное, сложно ее осуждать, ведь она и подумать не могла, что на улице в тот день будет столько народу. А народ все напирал. Началась давка. Рядом с Прасковьей оступилась и упала пожилая женщина, но толпа не остановилась и не расступилась – что было физически невозможно. Прасковья слышала ее страшные крики и омерзительный звук хрустнувших костей, ломающихся под сапогами скорбящих. Испуганно закричал и заплакал на ее руках Мишенька.

Вдруг толпа подалась вперед, и людей охватила паника. Сзади напирали, но идти было некуда. Толпа несла их с Мишенькой прямо на дом. Прасковья в панике оглядывалась, пытаясь понять, куда бы кинуть ребенка – может быть, через забор или еще куда-то, отдать солдатам, которые сидят на грузовиках, хоть как-то спасти его. Но вокруг были только бесконечное людское море и приближающийся страшный дом с коваными чугунными решетками на полуподвальных окнах. Прасковья увидела витрину – это был магазин детского платья. Из последних сил она подняла Мишеньку над собой и со всей мочи бросила его в витрину. Стекло разбилось. Мишенька порезался, лицо и уши ему заливала кровь, но он был спасен. Теперь он стоял в витрине и кричал: «Мама!» А маму несло и несло. Она боялась оступиться, что, в сущности, было уже неважно. Страшный напор толпы вдавил Прасковью в кованую решетку полуподвального этажа, и острая чугунная решетка раздавила ей грудь.

Вместе с Прасковьей в тот день Сталин забрал с собой в могилу больше двух тысяч человек. Мама Прасковьи искала ее тело по всем московским моргам несколько дней, но так и не нашла его. Его просто потеряли.

Лиза закрыла дверь Сониной квартиры и вздохнула. Повторное прощание с сестрой, в которое превратились сборы, совершенно ее измучило. Домой идти не хотелось – дома пусто и одиноко. Две соседки Лизы, с которыми вместе она снимала квартиру в доме № 8 по Трехпрудному переулку, последние дни дома не ночевали. Формально это никак не было связано с Лизой: одна из девушек решила неделю пожить со своим молодым человеком, другая уехала на пару дней погостить домой в Брянск. Но Лиза понимала, что на самом деле девушки просто не хотели оставаться с ней. Сложно смотреть на пережившего горе человека, сложно быть с ним рядом и не примерять мысленно его горе на себя. Лиза соседок совершенно не осуждала и думала, что, наверное, и сама бы так поступила.

Она вышла из подъезда и пошла к метро.

Так. Одиночества не хочется, но и человеческое общение не выглядело сейчас для Лизы как-то особенно заманчиво. Ей не хотелось ни говорить, ни развлекаться. Прогулка по ночному городу показалась ей разумным компромиссом. Лиза доедет до «Театральной» и выйдет в город, поднимется к бульварам и спокойно дойдет по ним до Пушкинской площади, прежде чем нырнуть в родные переулки и прийти к своему красивому домику из красного кирпича. Лиза очень любила дом № 8 по Трехпрудному переулку. Он казался ей каким-то волшебным. По дороге можно зайти в «Азбуку» за бутылкой розового – вот и весь план на вечер. План был неплох, и Лиза прибавила шаг. Остановившись на секунду, чтобы прикурить новую сигарету, она с интересом наблюдала, как в большое заводское здание через дорогу заезжают друг за другом черные фургоны. Пока охранник закрывал высокие железные ворота, Лиза успела разглядеть, как какие-то люди в черном с ног до головы вылезали из кабин и разгружали фургоны. Зрелище было, с одной стороны, обыденное, с другой – немного странное. Что-то необычное было в пластике движений грузчиков, да и сами новенькие черные фургоны смотрелись как-то неуместно на замызганной улице. Ну да бог с ними.

Лиза шла по Большой Дмитровке и радовалась шуму города. Именно он – безликий и одновременно очень человечный – был ей нужен. Шум отвлекал от грустных мыслей и хотя бы на мгновение создавал ощущение, что Лиза не была в этом городе одна. Беззвучно завибрировал телефон, и она увидела незнакомый номер. Удивилась и опять расстроилась: в такое позднее время ей обычно звонила Соня – поболтать и рассказать про свой день. Лиза думала сбросить вызов, но почему-то вместо этого провела пальцем по экрану и ответила.

– Елизавета Петровна? – мужской голос в трубке звучал сухо и формально.

Сердце у Лизы екнуло: неужели с мамой что-то случилось?

– Да?

– Елизавета Петровна, вас беспокоит Степан Викторович Кондратьев. Я следователь по делу о гибели вашей сестры. Вы не могли бы уделить мне пару минут?

Следователь по делу? Лиза все больше удивлялась. Мать объяснила ей, что водителя поливальной машины уже задержали, что все улики на месте аварии указывали на то, что именно он убил их Соню. Она даже запомнила имя – Анвар. Когда они были у следователя, то видели, как Анвара выводили, и Лиза запомнила выражение непередаваемого ужаса на его лице… Правда ли, что он убил ее сестру? Она не знала, но следователь был очень убедителен… Так зачем же он станет ей звонить, тем более поздно?

– Простите, а в чем дело?

– Елизавета Петровна, не волнуйтесь. Вскрылись новые обстоятельства, в свете которых гибель вашей сестры мы теперь склонны рассматривать не как несчастный случай, а как убийство. Вы могли бы подъехать сейчас и поговорить? Если вам неудобно, я могу к вам сам подскочить.

Лиза остановилась и замерла. Убийство – невозможно. У Сони не было врагов, не было ревнивого мужа или любовника, не было денег… Зачем кому-то убивать Соню? Мысли в Лизиной голове завертелись вихрем.

– Подъехать? Ну хорошо… Я минут через сорок буду дома…

– Елизавета Петровна, только адрес подскажите. Адреса вашей матери и вашей сестры у меня есть, а вот вашего, к сожалению, нету. Вы ведь не по прописке живете?

Лиза задумалась: полицейскому адрес съемной квартиры давать, что ли? С другой стороны, ну что плохого может случиться? Ну приедет он, ну задаст ей свои вопросы, ну выпьет чаю из икеевских кружек на их узенькой кухне.

– Трехпрудный переулок, дом 8. 24-я квартира. Только вы позвоните мне снизу, а то у нас домофон последнее время барахлит.

– Конечно. Наберу вам, когда подъеду. До встречи.

Лиза повесила трубку и, все еще ничего не понимая, зашла в двери «Азбуки». Следователя она вином угощать точно не будет, но вот когда он уйдет… И мысль о предстоящем пусть маленьком, но удовольствии наполнила ее радостью.

Мертвый повесил трубку и повернулся к сидевшему рядом Игорю Валерьевичу. Он был единственным человеком из всей обширной обслуги начальника, которому разрешалось ездить с ним на заднем сиденье. По своему значению разрешение это было сродни праву сидеть в присутствии короля.

– Адрес дала, все сегодня и сделаю.

Игорь Валерьевич кивнул. Многие годы все свои проблемы и всех своих врагов он устранял с помощью судов и полиции, а никак не с помощью грубой физической силы, но он все еще помнил молодость и понимал, что иногда другого выхода просто не бывает – как сейчас. Собственно, во многом из-за этого он и держал всегда рядом Мертвого.

– Когда закончишь, привези ко мне Антона. Как он, кстати?

Мертвый замешкался с ответом: сказать правду? Сказать, что тот убит горем, отказывается от еды и воды и все время молчит? Наверное, не стоит. Это лишь усугубит положение Антона. Мужчина должен сносить удары судьбы стойко, а не переживать как баба. Нет, Мертвый не будет говорить правду. Работа работой, но он испытывал к Антону искреннюю симпатию.

– Нормально он. Понимает, осознает.

Игорь Валерьевич хмыкнул. Он не верил словам Мертвого, с другой стороны, какая разница… Еще немного, и ничего уже не будет важно. Он перешел к делу.

– Внутрь я один пойду. Дойдешь со мной до входа на всякий случай, а потом к девчонке езжай.

Мертвый нахмурился: отпускать начальника ночью одного? Но спорить нельзя. Он молча кивнул.

Черный автомобиль беззвучно подъехал к высоким воротам – на низкой скорости у машины включался электродвигатель, и она становилась по-настоящему беззвучной. Мертвого это прямо бесило: он привык к звуку мотора, но хозяин требовал тишины. Они вышли из машины и пошли через грязный двор к открывшему свой зев огромному тоннелю – входу в строящуюся часть метро. Вокруг в темноте расположилась строительная техника, лежали бетонные блоки и стальные трубы. Рядом со сторожкой тлел огонек сигареты пожилого бессмысленного чоповца, охранявшего территорию. Увидев Игоря Валерьевича и Мертвого, идущих через двор, чоповец неожиданно вспомнил о каких-то неотложных делах и стремительно скрылся в подсобке, откуда доносился звук включенного телевизора.

Мертвый не знал и не мог даже предположить, что именно его хозяину могло понадобиться в таком месте в такой час. Игорь Валерьевич шел вперед молча, не обращая внимания на грязь, в которую наступали его обутые в дорогие ботинки ноги. Что тоже было совсем не характерно для начальника, подумал Мертвый. Ему уже стало любопытно. Когда Игорь Валерьевич приблизился ко входу, от стены отделились две тени. Мертвый привычно потянулся за пистолетом, но босс раздраженно махнул на него рукой.

– Езжай. Я позвоню, когда будешь нужен.

Игорь Валерьевич скрылся в тоннеле, и две фигуры последовали за ним. Пройдя по тоннелю десять метров, Игорь Валерьевич на всякий случай остановился и оглянулся: он вполне доверял Мертвому, но это была тайна, которую он не был готов пока разделить ни с кем.

Осталось подождать немного и… и никто никогда не узнает, что это был он. Он войдет в историю. Войдет именно так, как хочется ему самому. На его собственных условиях – анонимно. Как великая сила, направившая курс истории страны, а может быть, и всего мира… Игорь Валерьевич размечтался, но тут один из спутников тихонько тронул его за плечо. Игорь Валерьевич вздрогнул: он все еще не мог привыкнуть к странному виду своих «коллег». Он пристально вгляделся в черное лицо со страшными белыми глазами и вечно кричащим ртом: существо показывало ему брать правее, в отходивший от основного тоннеля служебный проход.

В воздухе висела цементная пыль и звенящая тишина. Было не поздно, но узкий коридор был полностью покинут. Казалось, что людей здесь и не было никогда, хотя на полу лежали инструменты, а на крючках висели строительные каски. Игорь Валерьевич аккуратно шел вперед – в сторону тусклого света, освещавшего коридор откуда-то спереди. Он протиснулся между большими деревянными ящиками, вскарабкался по узкой приставной лестнице и оказался в просторном помещении – большой алюминиевой коробке, из которой в разные стороны расходились вентиляционные трубы. В центре помещения на полу две темные фигуры возились с чем-то, очень похожим на большую авиационную бомбу.

– Вы хотели знать, как идут приготовления? Смотрите.

В голове Игоря Валерьевича зажужжал знакомый голос. Он знал, что никто вокруг не произносил ни слова, эти существа не умели говорить, но они умели сообщать свои мысли другим способом, и его снова пробил холодный пот. Ему вдруг стало страшно.

– Не бойтесь. Мы друзья. Мы поможем вам обрести то, что вы ищете. А вы поможете нам.

Игорь Валерьевич обернулся посмотреть на своего собеседника. Вероятно, он сделал это зря, потому что тут же крепко закрыл глаза. Переборов страх и отвращение, он все-таки спросил:

– Что это?

– Зажигательный снаряд. Модифицированный фосфорный боеприпас. Таких снарядов нет на вооружении ни у одной армии. Он заставит гореть даже то, что гореть не умеет. Как вы и сказали, мы заложим их во всех точках, указанных в дневнике.

Игорь Валерьевич кивнул. Он любил оперативность, любил, когда его приказы безоговорочно и точно исполняются. Несмотря на странность сложившейся ситуации, он инстинктивно ответил заученной за десятилетия дежурной фразой властного бюрократа:

– Доложите, когда все будет готово.

Он повернулся и торопливо начал спускаться по лестнице. Голос его пусть и звучал властно, но Игорю Валерьевичу не хотелось оставаться ни одной лишней секунды среди этих… существ. Почему-то ему срочно захотелось вдохнуть ночного московского воздуха.

Его собеседник задумчиво посмотрел ему вслед тысячью глаз.