Темный Лорд устал. Книга IV

Глава 9

Прошло пара дней с той ночи у костра, когда из темноты появился чёрный кот с глазами цвета расплавленного золота.

Даниил брёл по пыльной дороге, ведущей к Котовску, и каждый шаг отзывался тупой болью в ступнях. Ботинки окончательно развалились — правая подошва отклеилась и шлёпала при ходьбе, собирая песок и камешки.

Он остановился на обочине, вытирая пот со лба. Оставил грязный след на коже. Солнце палило нещадно — разгар августа. Воздух дрожал над асфальтом.

Впереди, километрах в двух, виднелись первые дома Котовска. Захолустье, провинциальная дыра — идеальное место, чтобы затеряться.

Рядом с ним, с гордо поднятым хвостом, вышагивал Мурзик.

Контраст был разительным. Даниил — оборванный, грязный, истощённый, похожий на побитого пса. Мурзик — иссиня-чёрная шерсть блестела на солнце, движения плавные и грациозные, поза царственная. Словно не бродяга-кот, а король, инспектирующий самые захудалые окраины своих владений.

За это время Даниил привык к его присутствию. Просыпаться с тёплым весом на груди, засыпать под успокаивающее мурлыканье. Привык к умным жёлто-зелёным глазам, которые, казалось, видели его насквозь.

Кот не оставил его. Несмотря на то, что Даниилу нечем было его кормить, несмотря на грязь, голод и безнадёжность положения. Он просто… остался.

И это было странно, даже пугающе странно. Какой породистый кот добровольно следует за оборванным беглецом?

Но Даниил больше не задавал вопросов. Он просто был благодарен.

Желудок свело от голода. Даниил сунул руку в карман робы, нащупал там что-то твёрдое. Вытащил — засохшая корка хлеба, последняя, размером с два пальца.

Он посмотрел на неё, потом на Мурзика.

Кот остановился рядом, сел на обочине и посмотрел на него. Терпеливо. Выжидательно.

Даниил криво усмехнулся.

— Знаешь, — сказал он хрипло (горло пересохло от жажды), — у меня для тебя плохие новости. Это всё, что у нас есть.

Он отломил половину корки и с лёгким сочувствием протянул коту.

— На. Извини, что не царская еда.

Мурзик поднялся, подошёл ближе. Понюхал хлеб в протянутой руке.

Секунда тишины.

Потом кот медленно поднял голову и посмотрел на Даниила.

Взгляд был… укоризненным. Полным немого презрения и почти оскорблённого достоинства.

«Ты серьёзно? ТЫ предлагаешь МНЕ эту жалкую, засохшую гадость? После совместного пути ты ещё не понял, кто я?»

Даниил моргнул, ошарашенный этим взглядом. Кот умудрился вложить в один-единственный взгляд столько эмоций, что любой актёр позавидовал бы.

— Ну… извини? — пробормотал Даниил, чувствуя себя идиотом.

Мурзик фыркнул — именно фыркнул, как презрительный аристократ, которому предложили дешёвое вино вместо выдержанного коньяка.

Потом развернулся и рванул с места.

Даниил даже не успел моргнуть. Один момент кот стоял перед ним, а в следующий — чёрная молния метнулась в придорожные кусты с такой скоростью, что воздух свистнул.

Шорох травы. Короткий писк. И тишина.

Меньше чем через десять секунд Мурзик вернулся. В зубах он держал жирную полевую мышь, ещё тёплую, ещё слабо дёргающуюся. Он подошёл к ногам Даниила и бросил добычу прямо на пыльную дорогу. Потом сел рядом, поднял заднюю лапу и начал неторопливо умываться. Движения были медленные и демонстративные. Словно говорил: «Видишь? Вот так добывают настоящую пищу, а не предлагают жалкие корки хлеба».

Даниил стоял, уставившись на мышь у своих ног. Потом на кота, который с царственным безразличием вылизывал лапу.

Тогда у костра, он бы просто удивился. Посмеялся, может быть, но сейчас, после долгого с этим странным существом, он начал понимать — Мурзик не просто умный кот. Он вёл себя так, словно был не животным, а кем-то гораздо большим, застрявшим в кошачьем теле. Словно снисходил до Даниила, терпеливо обучая недалёкого ученика.

«Учись, примат, — читался посыл в каждом движении кота. — Так добывают пищу те, кто не жалок и не беспомощен».

Даниил посмотрел на корку хлеба в своей руке, потом на мышь, потом снова на кота.

И рассмеялся.

Сначала тихо, потом громче, а потом смех уже срывался на истерику, но в нём не было отчаяния. Он смеялся от абсурда происходящего.

Даниил Смирнов, бывший псайкер класса А, оружие ФСМБ, человек, который мог сломать чужой разум одной мыслью, стоял на обочине захолустной дороги, и кот — кот! — демонстрировал ему, как правильно добывать еду.

И самое смешное — кот был прав.

— Ты невероятен, — выдохнул Даниил, вытирая выступившие слёзы. — Совершенно, чертовски невероятен.

Мурзик закончил умываться, посмотрел на него и медленно моргнул одним глазом.

«Наконец-то ты это понял».

Даниил опустился на корточки перед котом.

— Спасибо, — сказал он серьёзно. — Правда. За всё.

Мурзик потёрся головой о его ладонь — коротко, словно принимая благодарность как должное. Потом встал и двинулся дальше по дороге, к Котовску.

Даниил поднялся, откусил половину своей корки (мышь оставил — это было выше его сил) и последовал за котом.

Они шли по пыльной дороге — сломленный человек и царственный кот и если кто-то увидел бы их со стороны, то решил бы, что это какой-то странный спектакль или галлюцинация от солнечного удара. Но для Даниила это было реальностью. Пусть странной, абсурдной, но единственной, которая у него осталась, и он был благодарен за неё.

Котовск приближался. Это была новая жизнь для него, новый шанс, а рядом шёл Мурзик — единственное существо в этом мире, которое не боялось его, не использовало и не предавало.

Странный кот с умными глазами и царскими манерами — его единственный друг.

Котовск внутри оказался ещё более захолустным, чем снаружи.

Даниил брёл по главной улице — если её вообще можно было так назвать. Асфальт в выбоинах, тротуары потрескались и зарастали травой. По обе стороны тянулись низкие здания: продуктовый магазин с выцветшей вывеской, аптека, несколько мелких лавок, захудалое кафе.

Люди на улицах были такими же серыми и безликими, как сам город. Усталые лица, поношенная одежда, никто никуда не спешил. Провинциальная жизнь текла медленно и вяло, как мелеющая река.

Даниил остановился возле небольшого киоска, где продавали газеты. На стенде висело несколько свежих выпусков. Его взгляд зацепился за один из заголовков:

«ВОРОНЦОВСКОЕ ЧУДО: КАК КАЛЕВ ВОРОНОВ СПАС ГОРОД ОТ ХАОСА»

Ниже, на другой газете:

«ДЕУС ИНЖИНИРИНГ ОТКРЫВАЕТ НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ В ПРОМЫШЛЕННОСТИ»

Даниил скользнул взглядом по строчкам. Калев Воронов. Лорд-Протектор. Реформы. Экономический подъём. Какой-то новый завод…

Он отвернулся. Ему было плевать.

Это был мир сильных мира сего. Их игры, интриги, борьба за власть. Он больше не хотел в этом участвовать, не хотел быть чьим-то инструментом, и не собирался манипулировать, ломать, контролировать.

Он хотел только одного — выжить и жить. Тихо, незаметно и, может быть, найти хоть какое-то подобие искупления.

— Мяу, — откликнулся кот у его ног, словно соглашаясь.

Даниил посмотрел вниз. Животное сидело на тротуаре, глядя на него своими умными глазами.

— Да, — пробормотал Даниил. — Нам это не нужно.

Он двинулся дальше по улице, кот следовал за ним, как тень.

Работу найти оказалось сложнее, чем он думал.

Первое место — продуктовый магазин. Даниил зашёл внутрь, подошёл к кассе, где сидела пожилая женщина с кислым выражением лица.

— Здравствуйте, — начал он неуверенно. — Вы… не ищете кого-нибудь на работу? Я могу грузить товар, убирать…

Женщина окинула его взглядом — с головы до ног. Задержалась на разорванной робе, стёртых ботинках, грязном лице.

— Нет, — отрезала она. — Не ищем.

— Но я…

— Сказала — нет. Иди отсюда, пока я охрану не позвала.

Даниил сглотнул ком в горле и вышел.

Снаружи его ждал кот. Он сидел на заборе напротив, умывался и наблюдал за всем происходящим с царственным безразличием.

— Не вышло, — пробормотал Даниил.

Кот продолжал умываться, словно говоря: «Очевидно».

Следующее место — аптека. Там его даже не пустили дальше порога. Фармацевт, строгая дама в белом халате, посмотрела на него так, словно он был заразным, и молча указала на дверь.

Потом была мастерская по ремонту техники. Хозяин — мужик с пивным животом — выслушал его просьбу, почесал затылок и сказал:

— Слушай, браток, у меня и так народу не хватает, но… — он снова окинул Даниила взглядом. — Ты не обижайся, но ты выглядишь, как будто только что из тюрьмы вышел. Мне такие проблемы не нужны.

Даниил не стал спорить. Просто кивнул и ушёл.

С каждым отказом внутри всё сильнее разрасталось знакомое, едкое чувство — унижение. Оно разъедало изнутри, как кислота. Он, который когда-то контролировал разумы людей, сейчас унижался перед провинциальными торгашами ради куска хлеба.

Как низко он пал.

Кот всё так же следовал за ним — иногда рядом, иногда на расстоянии, запрыгивая на заборы, крыши, урны. Он наблюдал за каждым отказом, за каждым униженным поклоном Даниила, и в его жёлтых глазах не было ни жалости, ни презрения. Только спокойное, древнее терпение.

Последним местом стало придорожное кафе на окраине Котовска.

Небольшое, потрёпанное здание с облупившейся краской и выцветшей вывеской: «У Григория». Окна грязные, внутри виднелись пустые столики.

Даниил остановился у входа, собираясь с духом. Это был его последний шанс на сегодня. Если и здесь откажут…

Он толкнул дверь. Колокольчик над косяком звякнул жалобно.

Внутри пахло жареным мясом, табаком и чем-то сладким. За стойкой стоял мужчина лет пятидесяти — крепкого телосложения, с густыми чёрными усами и хмурым выражением лица. Он вытирал стаканы тряпкой, не глядя на вошедшего.

— Мы закрыты, — буркнул он.

— Я… я не клиент, — Даниил шагнул ближе. — Я ищу работу, любую. Могу мыть посуду, полы, что угодно…

Мужчина наконец поднял взгляд. Оценил Даниила так же, как все до него — с ног до головы. Лицо стало ещё более хмурым.

— Работы нет. Проваливай.

— Пожалуйста, — Даниил услышал отчаяние в собственном голосе. — Я… я уже неделю ничего нормального не ел. Мне нужно хоть что-то…

— Сказал — проваливай! — мужчина шагнул из-за стойки, явно намереваясь выставить его силой.

И тут в открытую дверь вошёл кот. Даниил даже не заметил, когда тот проскользнул внутрь. Чёрная тень скользнула по полу, и в следующий момент кот уже был у ног хозяина кафе.

Он поднял голову, глядя на мужчину снизу вверх, и издал низкое, вибрирующее мурлыканье. Потом потёрся боком о его ногу.

Мужчина замер. Посмотрел вниз, на кота. Хмурое выражение на его лице… смягчилось. Едва заметно, но Даниил это увидел.

— Откуда такой красавец? — пробормотал мужчина, наклоняясь и протягивая руку.

Кот подставил голову, позволяя себя погладить. Мурлыканье стало громче, наполняя тесное пространство кафе вибрацией.

Даниил стоял, не шевелясь, боясь спугнуть момент.

Мужчина почесал кота за ухом, и на его губах появилась слабая улыбка.

— Породистый, видать. Нечего тебе на улице делать, — он выпрямился и посмотрел на Даниила. Взгляд стал менее враждебным. — Твой?

— Да, — соврал Даниил не моргнув глазом. — Со мной путешествует.

Мужчина молчал несколько секунд, явно взвешивая что-то.

— Ладно, — наконец выдохнул он. — Посуду мыть будешь и полы. Еще помогать по хозяйству. Еда три раза в день, место для ночлега. Если украдёшь хоть копейку — выброшу, как мусор. Понял?

Даниил кивнул так энергично, что едва не свернул себе шею.

— Да-да, конечно. Спасибо. Спасибо огромное…

— Григорий меня зовут, — мужчина махнул рукой. — Пошли, покажу, где спать будешь.

Он повел Даниила через зал к задней двери. Кот последовал за ними, всё ещё мурлыча.

Даниил шёл следом, и внутри шевельнулось что-то, похожее на облегчение. Впервые за долгое время.

«Жильём» оказалась крошечная кладовка за кухней.

Два на три метра. Завалена мешками с мукой, ящиками с консервами, старыми вениками. Единственный источник света — лампочка под потолком.

Григорий освободил угол, сдвинув несколько ящиков.

— Тут будешь спать, — он бросил на пол старый матрас, свёрнутый в рулон. — Одеяло найдёшь в шкафу на кухне. Завтра с утра начинаешь. Вопросы?

— Нет, — Даниил покачал головой. — Спасибо.

Григорий хмыкнул и вышел, прикрыв за собой дверь.

Даниил остался один. Он оглядел свою новую «комнату». Для человека, привыкшего к сорока квадратным метрам роскошной камеры в «Зеркале» с роялем и фальшивым окном, это было падением на самое дно, но странное дело — он не чувствовал отчаяния, ярости или обиды. Он чувствовал… облегчение.

Дверь закрылась. Его никто не контролирует, не заставляет ломать чужие жизни и не держит за горло. Он и правда свободен. Пусть его свобода пахнет пылью и выглядит, как кладовка, но это его кладовка.

— Мяу, — отозвался кот.

Даниил обернулся. Животное уже успело запрыгнуть на самый большой мешок и теперь устраивалось на нём, как на троне. Чёрная шерсть переливалась в тусклом свете лампочки.

Кот свернулся клубком, положил голову на лапы и закрыл глаза. Через секунду из него полилось глубокое, вибрирующее мурлыканье.

Даниил смотрел на него и чувствовал, как напряжение медленно уходит из плеч. Вибрация мурлыканья заполняла убогое пространство, словно успокаивающая волна.

Он опустился на матрас, прислонившись спиной к стене. Впервые за долгое время он не чувствовал себя монстром. Он чувствовал себя… человеком. Просто человеком, которому дали второй шанс.

Даниил заканчивал мыть последний, жирный противень.

Вечер. Конец его первой смены в кафе. Руки покраснели от горячей воды и моющего средства, а спина ныла от непривычной работы, но внутри было… спокойно. Странно спокойно.

Весь день он мыл посуду, вытирал столы, подметал полы — а простая работа. Никаких приказов ломать чужие жизни или манипуляций, а главное не было Тарханова за спиной.

Он поставил противень на сушку и вытер руки об тряпку. Взгляд скользнул в зал.

Почти пусто. Только несколько посетителей доедали свои порции. За дальним столиком, у окна, сидел Григорий. Хозяин кафе обхватил голову руками, его лицо было искажено от боли. Массивные пальцы впились в виски, словно пытаясь сдавить что-то внутри черепа.

Даниил замер у раковины, наблюдая.

Молодая официантка — Настя, так её звали — подошла к хозяину. Положила руку на плечо.

— Григорий Петрович, опять? — голос тихий, сочувствующий. — Может, таблетку?

— Не помогает, — глухо ответил Григорий, не поднимая головы. — Пройдёт само. Иди домой, Настя. Я закроюсь.

— Но…

— Иди. Завтра рано вставать.

Настя вздохнула, сняла фартук и направилась к выходу. По пути она бросила на Даниила сочувственный взгляд, словно говоря: «С ним так всегда. Ничего не поделаешь».

Даниил остался один с хозяином в полупустом зале. Он смотрел на сгорбленную фигуру у окна и будто чувствовал острую боль в висках Григория. Даниил не прикасался к его разуму — просто стоял на расстоянии, но его изуродованный дар всё равно резонировал с чужими эмоциями.

Это была мигрень, причем сильная. Может быть, хроническая.

Тут же его накрыл инстинктивный страх. Даниил дёрнулся, как от удара. Отступил к раковине, хватаясь за край. Сердце забилось чаще, а дыхание сбилось.

Нет. Нет. Не надо.

Он не хотел этого чувствовать, не хотел резонировать с чужой болью. Потому что каждый раз, когда он открывался навстречу чужим эмоциям, в памяти всплывала та ночь.

Холодная пустота. Мёртвые звёзды. Взгляд бездны, который разорвал его разум на части. Использовать дар — значит снова почувствовать это.

Даниил зажмурился, прижав ладони к вискам. Нужно отгородиться от чужой боли. Спрятаться и убежать. Он развернулся, собираясь уйти в кладовку, и едва не споткнулся о Мурзика.

Кот сидел прямо у его ног. Смотрел снизу вверх жёлто-зелёными глазами. Спокойно и терпеливо.

— Не сейчас, — прошептал Даниил. — Пожалуйста, не сейчас…

Мурзик не отвёл взгляда. Он продолжал смотреть и в этом взгляде не было осуждения или требования, но кот словно говорил ему.

«Ты можешь иначе».

Даниил сглотнул. Это было бредом. Он додумывал за кота, но никак не мог отделаться от этого его все понимающего взгляда

— Я боюсь, — выдохнул он. — Я боюсь, что если прикоснусь к чужому разуму снова… оно вернётся. Эта боль, этот холод, я не смогу.

Кот медленно моргнул. Поднялся на лапы, потёрся боком о ноги Даниила, и снова замурлыкал.

Даниил закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Потом выдох.

Григорий всё ещё сидел за столиком, держась за голову. Одинокий, страдающий, никого не было рядом, кто мог бы помочь.

А Даниил… Даниил мог помочь. Если найдёт в себе смелость.

Просто попробуй. Осторожно. Не ломай — помоги.

Он опустился на корточки. Погладил Мурзика по голове — шерсть была мягкая, тёплая.

— Ладно, — прошептал он. — Попробую.

Кот коротко мяукнул. Словно одобрял.

Даниил поднялся. Вытер мокрые ладони об робу, прислонился к стене, закрыл глаза и очень осторожно — как сапёр, разминирующий бомбу — потянулся сознанием к Григорию.

Он нащупал разум хозяина. Грубый, прямолинейный разум человека, который всю жизнь работал руками. Внутри — усталость, заботы о кафе, деньги, которых вечно не хватает.

И боль.

Острая боль в висках, как тугой узел из колючей проволоки, впившийся в мозг. Даниил замер на границе, чувствуя, как его собственная голова начинает раскалываться в ответ. Старая рана откликнулась — эхо того урока, который преподал ему Воронов.

Отступить. Нужно отступить сейчас, пока не стало хуже.

Он почему-то вспомнил Мурзика. Вспомнил, как кот мурлыкал, лёжа у него на груди. Его вибрация успокаивала, исцеляла и распутывала узлы напряжения внутри.

Он еще раз напомнил себе, что нужно не ломать, а гармонизировать.

Даниил медленно, осторожно начал работать. Он представил тугой узел боли в голове Григория. Колючий клубок из нервного напряжения, спазмов сосудов, остаточного стресса. Даниил начал распутывать его — ниточку за ниточкой, бережно и медленно.

Здесь отпустить спазм. Там успокоить воспалённый нерв. А чуть дальше — снять напряжение с мышц.

Эта работа была другой. Более сложной и совершенно непохожей на то, что он делал раньше. Ведь раньше он только ломал, а сейчас чинил. Раньше причинял боль, а сейчас её забирал.

Пот выступил на лбу Даниила, руки задрожали. Это отнимало гораздо больше сил, чем манипуляции когда-то. Каждая секунда работы давалась с трудом. Каждое движение сознания отзывалось тупой болью в собственной голове, но он продолжал.

Минута. Две. Пять.

Узел медленно распутывался. Боль отступала, слабела, превращалась из острой колючки в тупое эхо, которое можно терпеть.

Ещё немного…

И вдруг — щелчок. Узел распался.

Даниил резко открыл глаза, задыхаясь. Отключился от разума Григория, словно обрубил связь. Навалился спиной на стену, чувствуя, как ноги подкашиваются.

Голова раскалывалась, тошнота подкатила к горлу, и всё тело дрожало от истощения.

Но…

Боль в его собственной голове не была такой, как раньше. Это была просто усталость. Физическая усталость после тяжёлой работы. Внутри разливалось странное чувство покоя, правильности. Словно что-то внутри него встало на место.

Даниил медленно сполз по стене, садясь на пол прямо в кухне. Закрыл глаза и задышал глубоко и ровно. Через несколько секунд он услышал звук из зала.

Стул отодвинули. Шаги. Григорий прошёл мимо кухни, направляясь к себе в комнату наверху. Даниил приоткрыл один глаз — хозяин выглядел… нормально. Лицо спокойное. Никаких следов боли.

Он прошёл мимо, даже не взглянув на Даниила, скрытого в тени за дверным проёмом. Дверь наверху хлопнула. Даниил выдохнул и закрыл глаза снова.

Получилось. Он помог и это чувство было… невероятным.

Тёплый вес приземлился на его колени. Мурзик запрыгнул и свернулся клубком, начиная мурлыкать. Громко и довольно.

Даниил положил руку на мягкую шерсть. Погладил кота, чувствуя вибрацию под ладонью.

— Спасибо, — прошептал он. — Без тебя я бы не решился.

Мурзик мурлыкнул ещё громче. Словно говорил: «Я знаю».

Даниил сидел на холодном полу кухни, измождённый, с раскалывающейся головой, но впервые за долгие годы он чувствовал, что сделал что-то хорошее. Что-то правильное.

Утром Григорий выглядел посвежевшим.

Он спустился с верхнего этажа бодрым шагом, выспавшимся и отдохнувшим. Никаких следов вчерашней мигрени. Распахнул окна кафе, впуская утренний воздух, и принялся готовить завтрак.

Даниил подметал зал, стараясь не привлекать внимания.

Когда Григорий поставил перед ним тарелку с кашей, Даниил заметил, что порция больше обычного и сверху лежал большой кусок колбасы.

Хозяин ничего не сказал. Просто кивнул и вернулся к плите.

Даниил смотрел на тарелку несколько секунд. Потом осторожно отломил половину колбасы и сунул под стол, где сидел Мурзик.

Кот принял подношение с царским достоинством, коротко мяукнув в знак благодарности.

Даниил впервые за неделю ел досыта.

И это было… хорошо.

Дни потекли медленно, размеренно.

Даниил работал в кафе с утра до вечера. Мыл посуду, подметал полы, выносил мусор. Григорий платил немного — еда и крыша над головой, изредка мелочь на карманные расходы, но для Даниила этого было достаточно.

Он больше ни о чём не мечтал, но по ночам, лёжа на матрасе в кладовке, он думал о том, что произошло.

Как он помог Григорию и ему хотелось повторить это. Снова почувствовать ту правильность, тот покой внутри.

Может быть… может быть, это и есть его путь? Его искупление?

Помогать. Тайно и без благодарности. Просто… делать что-то хорошее.

Чтобы хоть немного искупить всё зло, которое он причинил.

Первый раз это произошло через три дня.

В кафе зашла молодая женщина с ребёнком. Мальчик лет четырёх. Он плакал — громко, истерично, захлёбываясь слезами. Мать пыталась его успокоить, но безуспешно.

Посетители начали бросать раздражённые взгляды.

Даниил проходил мимо их столика с подносом грязной посуды. Остановился на секунду. Просто посмотрел на ребёнка.

И очень осторожно, почти неощутимо, коснулся его эмоций.

Не приказывая, а просто… успокаивая. Как Мурзик мурлыкал, успокаивая его.

Ребёнок замолчал. Всхлипнул пару раз. Потом затих, уткнувшись в плечо матери. Мать удивлённо посмотрела на сына, потом облегчённо выдохнула.

Даниил прошёл дальше, как ни в чём не бывало. На подоконнике сидел Мурзик. Он смотрел на Даниила своими умными глазами. Потом коротко мяукнул.

Второй раз — через неделю.

Старушка стояла у прилавка, растерянно шарила руками по карманам пальто. У ен быол встревоженное лицо.

— Куда же я его положила… — бормотала она. — Только что был в руках…

Кошелёк лежал на столе рядом с ней, в полуметре. Она просто не видела его.

Даниил проходил мимо с подносом. Остановился и осторожно коснулся её разума — лёгкий толчок внимания в нужную сторону.

Старушка повернула голову. Увидела кошелёк.

— Ах, вот же он! — обрадованно воскликнула она, хватая его. — Совсем память…

Даниил прошёл дальше, держась за край стола. Голова кружилась.

Мурзик, сидевший на подоконнике, медленно, но одобрительно моргнул.

Третий раз. Мужчина средних лет с больной спиной — Даниил видел, как он морщился, вставая со стула. Снял мышечный спазм, пока тот расплачивался у кассы. Руки потом дрожали полчаса.

Четвёртый. Женщина с мигренью, которая сидела, зажмурившись от боли. Он распутал узел напряжения, проходя мимо с тряпкой. Едва дошёл до кладовки — рухнул на матрас и пролежал до вечера.

Пятый. Подросток в углу с красными от слёз глазами. Даниил просто коснулся его эмоций — чуть успокоил, снял остроту. Тошнота накрыла сразу.

Шестой. Седьмой. Восьмой.

Мелочи. Крошечные, незаметные вмешательства.

Никто не знал и не видел, но каждый раз это выжигало Даниила изнутри. Головная боль, тошнота, дрожь в руках и слабость. Приходилось лежать в кладовке часами, восстанавливаясь, пока Мурзик мурлыкал на его груди, прогоняя боль.

Даниил продолжал, потому что каждый раз, когда он помогал кому-то, внутри становилось чуть легче. Словно тяжесть его прошлого становилась чуть меньше.

Словно он постепенно, шаг за шагом, переставал быть монстром.

Глубокая ночь.

Даниил лежал на матрасе в кладовке, измотанный очередным днём работы и тайного целительства. Он смотрел в щель под дверью, где пробивалась тонкая полоска света из кухни и слушал тишину. Впервые за много лет он не чувствовал себя монстром, а напротив полезным. Нужным, может быть, даже хорошим.

Мурзик запрыгнул к нему на грудь. Свернулся клубком, тёплым грузом. Начал громко мурлыкать. Вибрация разлилась по телу, прогоняя остатки головной боли.

Даниил осторожно погладил кота. Шерсть мягкая, шелковистая под пальцами. Он вспомнил, что до сих пор не может прочесть мысли Мурзика и не может на него повлиять. Этот кот был для него абсолютной загадкой и это было хорошо.

Единственное существо во вселенной, которому Даниил мог доверять, потому что не мог его контролировать.

— Ты настоящий, — прошептал Даниил в темноту. — Единственное, что у меня есть настоящего.

Мурзик мурлыкнул громче. Потёрся головой о его ладонь.

На губах Даниила появилась слабая, робкая улыбка. Первая настоящая улыбка за много дней.

Он закрыл глаза и заснул под мурлыканье своего единственного друга.