Тайна предтеч

Глава 8 Тоннели

Серая глинистая земля приставала к лопате, превращая копку могилы в муку.

Дуст постучал острием по лежащему рядом, специально для этого, бетонному блоку, выругался и соскреб остатки глины подошвой ботинка. На сегодня работа закончена: аккуратный четырехугольник рыхлого только что копанного грунта скрыл под собой, в неглубокой яме, искореженное, изрезанное, местами сожженное человеческое тело, чтобы больше никогда не выпустить из обьятий.

Руки подрагивали от усталости, но лекарь пообещал себе не использовать бодрящее зелье. Он чувствовал, как и без того пропитанный чужеродной химией организм с каждой новой дозой все быстрее изнашивается, превращая мышцы в тряпки, а мозги в жидкую плесневелую кашицу.

Больше никаких могил. Дальше так продолжаться не может. Дуст оглядел подвальное помещение, которое давно уже выделил под склеп. Шестнадцать аккуратных прямоугольников занимали весь его земляной пол. Первый раз он пообещал себе бросить, когда была закопана шестнадцатая могила, но скоро появились новые рабы, и новые опыты, и новые смерти — и иногда казалось, что конца этому не будет.

Пришлось раскапывать первую яму и подзахоранивать в нее еще одно тело, а потом вторую, третью и так по кругу. Дусту хотелось бы верить, что таких кругов он сделал не больше трех, но зарекаться бы не стал.

Все в бетон. Чтобы не было соблазнов начинать снова. Цементная смесь в мешках на дальнем складе давным давно превратилась в камень, но скоро придет Рой с ребятами и они помогут раздробить, размешать и залить бетоном к чертями собачьим это подвальное кладбище. Не будет мест для похорон — не будет соблазна снова браться за опасные эксперименты.

А Полина…

Дуст нащупал на поясе нож. Защищаться в его убежище было не от кого, но он всегда носил его с собой, для удобства. И всегда держал идеально острым. Одно движение, и муки Поли прекратятся навсегда, а заодно и его, Дуста, муки. Видит бог он сделал для нее все, что мог. Пожертвовал десяток лет жизни, проводя эксперимент за эксперементом, бросил на алтарь спасения жены множество жизней безымянных рабов, и не его вина, что не вышло.

Одно движение. Для опытной руки оно не составит труда.

Вздохнув, Дуст зашаркал по бетонным ступеням наверх, на четвертый этаж, в комнату жены, куда он вынужден был отселить ее, когда жить рядом с пораженным недугом организмом стало непереносимо.

Вонь ударила в нос, едва он открыл дверь. Не помогали ни приоткрытые окна, ни специально выведенная на крышу вентиляция — рядом с Полиной фонило гноем и сочащимися по трубкам выделениями.

Когда-то давно выпить кровь убитого грраха показалась им отличной идеей — дерзкой, бешенной и безумно сексуальной. Они выпили все, разделив на двоих, что успели сцедить из худого быстро остывающего тела, а потом несколько часов предавались давно забытой в их возрасте плотской любви, уверенные, что убьют еще много этих гигантских летучих мышей и может быть когда-нибудь возглавят человеческое восстание.

Кровь подействовала на них по-разному. На Дуста никак, не вызвав даже банального похмелья. А вот Полина… Не прошло и недели, как она пожаловалась на боли в животе, а через месяц внутри нее начало расти нечто, что муж-биолог с удивлением определил как обычную Escherichia coli, невероятно усложнившуюся и превратившуюся в подобие огромной пронизавшей все тело опухоли.

Явление прежде невиданное, а по большому счету и невозможное, было совершенно непонятно как лечить, и Дуст ожидал быстрой смерти жены, но опухоль, заняв часть брюшной полости, не только прекратила рост, но и принялась поддерживать жизнь носительницы, вбрасывая тонны гормонов, очищая кровь и уравновешивая пошедший в разнос обмен веществ.

Этот ужасающий симбиоз в любом случае не просуществовал бы дольше нескольких недель, но в дело вступил Дуст, имевший в свое время хиругическую практику и уже освоивший таинство создания исцеляющих зелий. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем. Поля мучалась, но не умирала, постепенно сходя с ума от непрерывной боли, а Дуст проводил эксперимент за экспериментом, проводя все больше опытов на пленниках, которых приводил Рой, сначала изредка, по одному, а потом по десятку за раз, потому что опытов приходилось делать все больше, и становились они все опаснее.

Одно движение — и все это прекратится. Сколько раз он хотел сделать это движение, но впервые чувствовал, что у него может хватить духу. Дверь скрипнула. Дуст положил пальцы на рукоятку ножа, шагнул вперед и застыл, пораженный.

— Я хочу клубнику. — в тусклых обведенных темно-филолетовыми кругами глазах жены впервые за много дней светились искорки. — Хочу клубнику.

Руки Полины не прятались как обычно от холода под одеялом, а лежали поверх него. Хотя еще вчера Полина не могла и пальцем пошевелить, не то что поменять позу.

Дуст бросился к кровати, а потом, спохватившись, к пузырьку со спиртом, обеззаразить ладони. Руки его запорхали вокруг жены: ощупывали пульс, проверяли температуру, поправляли трубки, выводящие наружу продукты жизнедеятельности симбионта, аккуратно меняли повязки. Стоило поговорить с женой, ответить на ее слова, но они оба понимали как важно пробуждение в ней аппетита, пусть такого капризного и эфемерного. Есть ей не хотелось уже давно и, бывало, в кризисные дни Дусту приходилось едва ли не пальцами засовывать ей в рот положенную для поддержания жизни порцию пищи.

— А ты помнишь, — первая нарушила заполненное звуками процедур молчание Полина, — помнишь ту поляну, на берегу Камы? Ту, что мы с тобой нашли самые первые, и думали, что она только наша?

Муж не ответил, но приподнял бровь, показывая, что слушает.

— И помнишь, как потом ее разведали другие люди и стали ездить туда отдыхать, жарить шашлыки, пить водку и разбрасывать вокруг мусор? Помнишь, как стало там неуютно, неловко, людно, и как даже ночью приезжали туда парочки, и скоро не пройти стало от брошенных прямо на землю у дверей машины презервативов? И как ты пытался убираться, но они загаживали все снова, а мы с тобой все приходили и приходили туда, пока не стало окончательно противно?

Было это так давно, еще в средней школе, что Дусту пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить. Но он вспомнил, и расплылся в улыбке приятных воспоминаний.

— Каким ты помнишь то место? — жена шевельнулась, стараясь повернуть голову и заглянуть в его лицо.

Улыбка сползла с лица мужа.

— Грязным. Мерзким. Люди портят все, до чего дотягиваются. Они все там загадили собой.

Полина шевельнула пальцами, и Дуст взял ее за руку.

— Любимый, — голос Полины стал умоляюще-просящим, — ты же знаешь, что это не сработает, что это бесполезно, что все зря, и я только мучая тебя. Пожалуйста, любимый. Я не хочу остаться в твоей памяти… Такой. Отпусти меня, отпусти сейчас, пока ты еще помнишь меня прежней.

Пальцы ее вздрогнули и ослабли, а из груди вырвался стон боли. Стонала она теперь редко, только когда терпеть уже становилось невозможно.

Дуст выпустил ее руку из своей и потянулся к ножу. Умелым движением он сковырнул плотную пробку с ближайшего пузырька с зеленой слегка светящейся жидкостью. На нем красовалась надпись 22.46.17, по индексу эксперимента. Вчерашня доза из этой серии, судя по всему, и вызвала у Полины это неожиданное улучшение.

— Я выполню твою просьбу, киска моя, обязательно. Завтра, если тебе не станет лучше.

Он вылил зелье ей в рот и вышел из комнаты. Не прошло и минуты, как он отстучал на передатчике кодированный сигнал: «Мне нужно еще десять человек. Срочно». И тут же получил ответ от Грача: «Завтра выдвигаемся. Приведем четверых. Мужчина. Женщина. Старик. Девчонка».

С утра зарядил теплый «грибной» дождь. Уставшая от летней жары зелень умылась, воспряла, потянулась к небу, радуя глаз изумрудным блеском застывших на ее ладонях прозрачных капель. Охотники вынесли на улицу емкости для набора дождевой воды и собрали развешенные сушиться постиранные с вечера вещи.

Босой сидел на крыльце церкви в одной нижней рубахе и штанах, подставляя тело налетающему со степей прохладному ветру и время от времени проглядывающему сквозь тучи солнцу. Несмотря на вчерашнее ранение, он чувствовал себя спокойно и безопасно, что редко бывало во время долгих путешествий.

Все здесь располагало к жизни: уходящая за горизонт холмистая плодородная степь, позволявшая видеть все вокруг и заранее заметить опасность, близость реки и виднеющиеся на горизонте руины мегаполиса.

Босой без труда представил, как в соседней низине вырастает, бревнышко за бревнышком, хлев для коровы и десятка овец, как пристраивается рядом курятник, теплый, старательно замаскированный под древние неаккуратные развалины. Холмы закрывают от ветра, овраги отводят талые и дождевые воды, степь кормит скот сеном, а огородик на задах снабжает запасом овощей. Еще нужна крупа, дрова и множество мелких хозяйственных мелочей… Первое время за ними придется таскаться в соседние поселки, но стоит протоптать дорожку в развалины, изучить повадки тамошних обитателей и начать охотиться — люди сами поедут за редким товаром, предлагая наперебой хоть дрова, хоть крупу, хоть целую телегу.

Мечталось о тихой спокойной жизни редко, но все же мечталось. Босому хотелось когда-нибудь в будущем завести семью, занять один из уцелевших домов в пустой деревне, обустроиться, открыть небольшую лавку, и, глядишь, основать собственной поселок, пускать в который он будет только честных и достойных людей, а еще беспомощных, жаждущих защиты.

У него обязательно будет дом, и, возвращаясь с поля или охоты, он будет видеть, как среди грядок в огороде возится мама, как крутятся возле ее ног внуки, и как выходит во двор женщина, немного уставшая за день, но счастливая. Она вытирает руки о передник и зовет детей ужинать. И может быть, почему бы и нет, у этой женщины лицо Рины?

Босой наклонился, чтобы капли с неба попадали на затылок. Голова слегка гудела после вчерашнего, хотя полноценным похмельем это назвать было нельзя — интерфейс быстро вычищал из организма любую заразу, будь то болезни или отрава. А отравы вчера пришлось выпить немало.

Рой все-таки подошел после боя, и хотя его слова сложно было назвать извинениями, они выпили за мир, за жизнь, за дружбу, за будущее людей и погибель на голову гррахов, за соседний лес и каждую сосенку в нем, а когда перешли на еще и на березки, Босой отказался продолжать попойку, чтобы и самому не уподобиться давно едва вяжущему языком Виннику.

Сейчас же Рой, будто и не мучимый похмельем, священнодействовал во дворе, воюя деревянной палкой с невидимым врагом. Делал он это не таясь, с привычной монотонностью ежедневного занятия, как другие рубят дрова, косят траву, доят корову или готовят еду. Шаг следовал за шагом, удар за ударом, и иногда казалось, что противник у него и вправду есть, потому что охотник не только нападал, но и оборонялся, причем относился к защите намного серьезнее, чем во время вчерашнего поединка.

Босому в первый момент захотелось запомнить последовательность шагов, ударов и блоков, но быстро понял, что дело не в машинальном повторении заранее выученных комбинаций. Важнее понимание, предварительный расчёт рисунка боя на несколько движений вперед. Первыми двигались ноги, вслед за ними, с опозданием на долю секунды, следовал удар или серия ударов, а потом быстрый отскок и защитная позиция. Точнее, несколько разных защитных позиций, позволяющих прикрывать одним движением почти весь корпус. Идеально, если противник стремится в контратаку.

— Знаешь байку про сердитого ловчего? — Рой давно заметил внимательный взгляд. — Сидит ловчий у логовища, подстерегает у пещеры чудище. Подходит сзади мужик и говорит: «Ну как, поймал кого?» «Поймал двоих». «А где, покажи». «Да я, — говорит ловчий, — их в пещеру бросил». «А что, — удивляется мужик, — маленькие были?». «Да нет. С тебя ростом. Тоже все спрашивали». Выходи, попробуешь. Под сидячий камень вода не течет.

И снова они стояли друг напротив друга, но уже не дрались. Рой показывал, и Босой видел, что он не скрытничает и ничего не утаивает. Не было ни одного движения, которое бы охотник не объяснил или просто умолчал. Вот только все оказалось удивительно просто, без малейшего намека на тайные знания великих мастеров. Все движения раскладывались на простейшие составляющие: шаги, стойки, удары, защиты, настолько простые, что не раз казалось — Рой обманывает, выдает за боевое искусство какую-то неловкую подделку, сляпанную с утра, на коленке.

И все же это были те самые удары, и те самые шаги, которыми он вчера в прах разносил самоуверенные попытки ловчего защититься. Босой хорошо помнил бой и мог бы за это поручиться.

Тренькнуло уведомление интерфейса, а потом еще раз.

Босой от неожиданности остановился. Сразу две шкалы, обе нерасшифрованные, прокачались почти на треть — и это только от вчерашнего боя и сегодняшней тренировки.

Догадка, простая и очевидная, поразила его. Чтобы развиваться, прокачивать шкалы и получать новые навыки, недостаточно бесконечных повторений одного и того же. Нужно узнавать новое, учиться, перенимать у людей лучшее, на что они способны или хотя бы готовы показать. Он вспомнил, как раз за разом ложился на острые камни, но эффект быстро снижался, а потом и вообще исчез. Как проводил бессчетные часы, позволяя крысам прокусывать сапог и не мог сообразить, почему интерфейс ради минимальных изменений требует пройти через столько мучений? Нужно же было создавать не просто систему бесконечных монотонных тренировок, а систему динамичную, постоянно меняющуюся в поисках новых навыков и знаний.

Поэтому гррахи и создали для себя такое множество разнообразных, все время усложняющихся тренировочных площадок с чудищами.

Может ли повар, стремясь прослыть лучшим, всю жизнь жарить только картошку? Добьется ли успеха огородник, знающий лишь как сажать один сорт томатов?

Знания не лежат в единственной плоскости, и искать нужно не только их, но и новые способы их поиска и постижения. Много ли даст монотонное многодневное наблюдение за крысами? Разве что пару десятков новых хвостов, лап и ушей.

А что если следить не за ними, а за падающими с неба каплями? За порывами ветрами, что сносят их в сторону, иногда заставляя двигаться почти что вдоль земли?

Босой взял лежавший на крыльце клинок Роя, сорвал из-под ног травинку и подбросил ее вверх. Примерившись к ветру, он широким взмахом рассек травинку пополам, а потом еще раз большую из частей. Еще никогда он не чувствовал сталь так ярко, словно она продолжение руки, причем лучшая ее часть.

— Я знаю, что тебе подарю, — Рой остановился, отер свою палку от влаги и завернул ее в кусок мешковины, — Пойдем.

Они прошли в дальнюю комнату, святая святых базы. Раньше здесь располагался алтарь, а теперь — склад найденных и частично освоенных техно-ловчими древних механизмов.

Едва переступив порог, Босой затаил дыхание от восторга. На многочисленных полках красовались десятки, нет, сотни древностей, и о предназначении многих из них можно было только догадываться. На верхних полках поблескивали стеклянные банки, колбы, пузырьки и мензурки. Чуть ниже — металлическая емкости, от самых простых прямоугольных контейнеров до баков с множеством входящих и выходящих трубок. Десятки пластиковых ящиков были наполнены гвоздями, шурупами, болтами, гайками и мелким инструментом для откручивания, закручивания, протыкания, нарезания резьбы и еще множеством мелких штучек, с помощью которых, наверняка, можно было делать с металлом и деревом немало полезных чудес.

Отдельное место занимало оборудование, которое Босой определил как «электрическое». Вряд ли бы он сумел отличить «генератор» от «двигателя» или «стартера», но торчащие провода и медная «намотка» говорили сами за себя. Рядом с полками на полу стоял огромный грубый металлический ящик, доверху наполненный неотсортированными или просто не имеющими назначения металлическими изделиями: изуродованная крепежная проушина, большой, с человеческую руку, болт с крупной грубой резьбой, кусок толстого металла, часть которого была выжжена или вырвана, и еще множество совершенно непонятных обломков.

— Посмотри, тебе понравится, — Рой отодвинул занавеску, закрывающую один из стеллажей, — видел такие штуки?

— Вы с ума сошли… — кровь отхлынула от лица Босого.

На полках, надежно закрепленные в специальных углублениях, стояли пять огнестрельных автоматов и шесть пистолетов. В коробках рядом лежали промасленные свертки с патронами.

— Не дрожи ты как косуля. Гррахи иногда пролетают мимо, но у нас слишком толстые стены.

— Вы смертники. Стрелять пробовали?

— Баловались… Немного. Но для этого даже мы недостаточно психи. Хочешь такой?

— О… Нет! — Босой замахал руками, отгоняя даже саму мысль.

— Да я шучу. Вот, держи, — Рой протянул небольшой сверток, — это наручные часы. Называются «Победа». Отличные часы. До сих пор не отстают. Главное заводить не забывай. Я выставил там более или менее точное время. Знаешь, мы не уверены до минуты, но Грач иногда колдует с приборами и записями. Представляешь, по этому времени жили люди до гррахов. Ты еще это прочувствуешь.

Босой развернул ткань. На руках заблестел небольшой темный циферблат с цифрами и аккуратными стрелками. Ремешок был кожаным, удивительно хорошо сохранившимся.

— Думаешь, зачем они тебе? — улыбнулся Рой, — Увидишь. Они многому учат, чего ты никогда не познаешь, если встаешь вместе с солнцем, обедаешь, когда проголодаешься, и ложишься спать, когда устал. Видишь эту маленькую стрелку? Она называется «секундная». Отсчитывает, как ты понимаешь, секунды. Вот и подумай, ловчий, измерял ли ты что-то раньше в секундах? Не в годах, месяцах или днях, а в секундах? Подумай, каждое ли дело, которое ты в жизни совершал, стоит того количества секунд твоей жизни, которое ты на него затратил?

За подарок не пришлось долго благодарить. Рой расстался с часами легко, словно они не были бесценным прекрасно сохранившимся артефактом прошлого. Отдал — и тут же прекратил экскурсию по складу, старательно не замечая интерес ловчего.

Босой не расстроился. Внутри него жил механизм хоть и чуждый, и все же намного более совершенный, чем все устройства техно-ловчих вместе взятые.

Страница одной из только что прокачавшихся шкал осталась, как это обычно и бывало, без изменений, а вот на второй возникло кое что новое. Прямо под шкалой теперь отображались пять кружков, но сколько ни старался Босой, так и не понял, что с ними нужно делать и какие возможности они дают.

Собираться в поход к лаборатории Дуста начали сразу после основательного завтрака, в первую очередь уделяя внимание вооружению.

Рой взял с собой два настоящих клинка, с хорошими деревянными рукоятками, длинный кинжал вместо ножа и небольшой рюкзак, с запасом еды, воды и медикаментов.

— Жратвы берите на два дня. То, что несем Дусту, распаковывать не будем. Да и он там нас за стол не усадит, по понятным причинам. Кроме нас ему никто продуктов не принесет.

— На два дня? — Винник время от времени хватался за голову, всем своим видом изображая страдание, — С чего бы это дороге так удлиниться? Проблемы в тоннелях?

— Проблемы… — Рой уже погрузился в собственные мысли. — И очень серьезные проблемы.

Зуб повесил на пояс только один мачете. В походе он служил тягловой силой, таща на спине огромный туго набитый рюкзак. Малой вооружился тремя метательными сулицами и тяжелым длинным копьем, для ближнего боя взяв только топорик. Рина же ограничилась коротким луком и небольшой саблей, с которой, как показалось Босому, она управлялась далеко не так ловко, как Рой и братья.

Арсенал Грача составил короткий кинжал и компактный пятизарядный арбалет, украшенный чеканными пластинками желтого металла. Все детали его были отполированы и тщательно подогнаны друг другу, так хорошо, что с первого взгляда оружие казалось вырезанным из цельного куска дерева.

Босой не стал мучиться выбором, взял с собой сразу все вещи и Винника с Зоей заставил сделать то же самое. Для Роя с командой поход был лишь временной отлучкой с базы. Босой не мог точно знать, что их ожидает впереди и не произойдет ли такого, что придется срочно бежать, не тратя время на возвращение в церковь.

А вот у Зои теперь в арсенале появился разборный лук, из которого ее все утро учила стрелять Рина. Была ли это инициатива девушки-охотника, или повысить боеспособность будущего отряда ее надоумил Рой, Босой не знал. Зато приметил, что после проявленного внимания к ее обонянию, Зоя перестала ершиться, разговаривала с охотниками с уважением, и Рина сменила гнев на милость, помогая девчонке как младшей сестре.

Или были у нее и иные мотивы? Босой все чаще чувствовал на себе ее брошенные украдкой взгляды, короткие и оценивающие. Это не была та быстрая озорная стрельба глазами, что разгоняет кровь и заставляет краснеть. В ее задумчивых глазах было что-то совсем иное, рождающее тревогу и пустоту.

— Готовы? — Рой осмотрел внушительный увешанный оружием отряд из семи человек, — Сегодня нас побольше. Может и дойдем.

Босой сделал машинальный шаг к двери, но Рой почему-то пошел совсем в другую сторону. В дальнем противоположном от алтаря углу он снял несколько досок с широкого металлического люка, открывающего вход в уходящую под землю узкую бетонную лестницу.

Лаз в церкви оказался одним из множества боковых ответвлений основного тоннеля, длинного и широкого настолько, что по нему без проблем могли передвигаться, плечом к плечу, пятеро мужчин. И все же уходящие в кромешную темноту стены обнимали, давили серой однотонностью, подхватывали звуки и разносили долго не затихающим многоголосьем.

Едва спустились под землю, Рой запретил шуметь, и тишину подземелья нарушал только шорох шагов, шелест одежды и шёпот приникшей к уху Винника Зои:

— А когда не было гррахов, от кого люди прятались под землю?

— Друг от друга, молодая леди, друг от друга. С тех пор, как люди выиграли эволюционный отбор, единственными нашими врагами были мы сами. Создавали оружие, чтобы убивать, и подземные бункеры, чтобы спасаться от смерти. Причем делали это, что удивительно, одни и те же люди. Я видел однажды целый подземный город, с заводскими цехами и складами. Запасов оружия, еды и воды там накопили столько, что тысяча человек могла быть жить год, ни в чем не нуждаясь.

Зоя слушала, затаив дыхание. За время пути от Бочонков она часто держалась рядом со стариком в ожидании очередного увлекательного рассказа, нередко откровенно перед ним заискивая.

— А что за чудища здесь живут? — она коснулась кончика своего носа, намекая, что в наличии измененных животных она не сомневается.

— Этого я, молодая леди, не ведаю. В прошлый мой визит наш путь к Дусту был короток и безопасен. Даже не знаю, почему в этот раз мы будем идти так долго. Это лучше спросить у Роя. Или у нашего предводителя — он в этом деле специалист.

Старик после вчерашнего чувствовал себя неловко: и за то, что сорвался, и за хмельную самовлюбленную многословность. Босому было все равно, и все же он выдерживал все утро некоторую дистанцию, чтобы и в следующий раз Виннику не пришло в голову напиваться и бахвалиться.

Чудища же в подземелье действительно обитали. Босой понял это сразу, как только сошел с лестницы. Он чуял их кисловатый запах, пока еще тонкий, едва уловимый. Слышал поскребывания когтей, тонкий писк, шелест трущихся друг об друга тел. Так было каждый раз, когда он вступал на территорию тесных подземных логовищ. Внутри включался приемник, способный улавливать звуки, запахи и вибрации на любом расстоянии. Иногда это казалось не собственным слухом, а телепатической связью, отголосками ощущений и мыслей других носителей интерфейса. Внутри жила уверенность, что связь эту можно укрепить и усилить, только бы знать, как.

Первое время это вызывало приступы паники, но постепенно Босой привык и научился использовать приемник как шестой орган чувств. Вот и сейчас он точно мог сказать, что граница логовища была пересечена на третьей ступеньке снизу. Но несмотря на это в десятках метров вокруг ни одного чудища не было. Или доступа они к этому коридору не имели, или не заморачивались на безусловную охрану границ. Такое встречалось не редко.

— Запомни, — Босой впервые заговорил с Зоей в покровительственном менторском тоне. Он вспомнил о своих родившихся во время приключения в топях планах начать передавать кому-то накопленные знания, и был рад приступить к их претворению в жизнь. — никогда не недооценивай опасность. Считай, что чудище уже перед тобой. Невидимое, неосязаемое, оно в любой момент готово вцепиться тебе в шею. И каждый шаг вперед приближает тебя к нему и к смерти. Хочешь выжить — не ходи вперед. Стой на месте или беги, или внутренности твои разбросает по стенам как праздничный фейерверк.

— Никого впереди нет, — скрипучим из-за пересохшего горла ответила побледневшая Зоя. Она резко остановилась, и на нее налетел идущая позади всех Рина, — Я точно знаю.

— …а если надо все же идти вперед, — Босой не обратил внимание на испуганные глаза девчонки, — делай не больше тридцати шагов в час. Жди. Наблюдай. Прислушивайся. Принюхивайся, если у тебя это так хорошо получается. В свое первое крысиное логово я зашел только на десятый день наблюдений, да и то попрощавшись на всякий случай с жизнью. И первая же крыса вцепилась мне в глаз.

— Ну ты и дурак… — Рина обняла замершую от страха Зою за плечи, — Ой, дурак. Пойдем, дорогая, от этого мужлана.

Масляные фонари не справлялись с вековым мраком, отвоёвывая лишь круги, от стены до стены, и постепенно меркнувшую световую дорожку. Впереди шел Грач, чувствовавший себя здесь уверенней, чем на поверхности. Он везде проходил первый: осматривал боковые коридоры, изучал подозрительные пятна на бетоне, принюхивался, прислушивался, иногда простукивал пол, хотя бетон казался незыблемым. Чувствовалось, что туннели — это его стихия, и даже слово командира здесь имеет гораздо меньший вес. За ним с обнаженными клинками шел Рой. Он улыбался, оглядывался иногда, подбадривая товарищей, но в любой момент был готов к рывку и удару, стоит впереди появиться хотя бы тени опасности.

На очередном перекрестке, возле которого Грач задержался особенно долго, он подозвал к себе Зою и Босого.

— Чуешь что-нибудь?

Девчонка привычно прикрыла глаза.

— Пыль, гниль и влага. Есть что-то живое, но очень далеко. Еще пахнет резиной и блестящим металлом… Я не знаю, как он называется.

— А ты? — обратился Рой к Босому.

— Рядом никого нет, — без сомнений констатировал ловчий, вот уже некоторое время думавший, как бы об этом сообщить излишне напряженному командиру охотников, — расслабляться не стоит, вокруг их как будто бы тысячи, но в этом коридоре — нет. Слушай, а что здесь было раньше?

После заверений Зои и Босого, Рой заметно расслабился.

— Мы застали тоннели уже пустыми. Ни в коридорах, ни на складах — ничего. Да и склады ли это были? Не знаем. Вот, только колея осталась, — он кивнул на проходящие по центру коридора рельсы, — но и она скоро заканчивается, одни только следы. Убирались за собой знатно, те, кто все отсюда вытащил. Вон, видите, по стене горизонтальные полосы? Когда-то тут шли кабеля, для электричества, и если присмотреться, на потолке видны следы от креплений светильников. Вон они, видите?

Рой поднял фонарь повыше и показал на едва выделяющиеся на потолке прямоугольники, чуть более светлые, чем бетон вокруг. И на стенах следы от кабелей тоже были видны, но Босой не знал раньше, куда смотреть, и не замечал. А теперь увидел: местами волнистые, местами натянутые как струна, полосы шли с обеих сторон, бесконечные, как и сами стены.

Человеческая цивилизация ушла отсюда, как и со всего остального мира. Может быть еще и раньше нашествия гррахов. И все же жизнь здесь когда-то била ключом: стояли на входе бдительные часовые, сновал туда-сюда небольшой паровозик, а то и самоходная вагонетка. На потолке горели светильники, а по бокам мелькали железные ворота, двери, развилки и перекрестки. А за каждой дверью, над толстой пыльной тетрадью восседал важный кладовщик, доподлинно знавший, что именно раньше прятали люди под землей, но очень хорошо умевший хранить секреты.

Кто знает, может быть за одной из этих дверей до сих хранится оружие, способное убить даже грраха, и люди просто не успели вовремя его достать? Рассказывали же, что нашествие и разгром основных сил человечества произошел едва ли не за считанные часы.

— Возможно, на нижних уровнях и осталось что-то из древностей, — Рой пожал плечами, — но мы дальше второго не ходим.

— Логовища? — понимающее кивнул Босой.

— Логовища. Обвалы. Провалы. Промывы. Отрава всякая. Ну и так… По мелочи. Вы увидите еще. Здесь коридор широкий, но дальше нам придется потесниться. Да Винник, поди, и помнит? Помнишь, а? Жуткие места, я вам скажу, старикан не даст соврать. Вот только за время его отсутствия все стало еще хуже.

— Это с чего ж? — удивился Винник, — Новые провалы?

— И новые провалы тоже…

Железная дорога и впрямь скоро закончилась. Некоторое время под ногами виднелись следы от рельс, но скоро исчезли и они. После очередного перекрестка, счет которым Босой давно потерял, коридор сузился настолько, что можно было, разведя руки, коснуться сразу обоих стен. Сыростью тянуло все отчетливее, и теперь усиленное интерфейсом обоняние помогало различить оттенки новых запахов: застоявшегося неглубокого озерца, подернутого никогда не знавшей дневного света плесенью, подгнивших останков бледнокожего студенистого существа, червя или насекомого, колоний небольших белесоватых грибов, местами покрывающих стены сверху донизу.

Босому понравился их аромат. Грибы хоть и походили больше на плесень и выросли глубоко под землей, в царстве тишины, мрака и сырости, пахли жизнью, энергией, едой и были наверняка главным источником питания для здешних подземных обитателей. Сложиться такая необходимость — Босой без сомнений съест столько этих грибов, сколько понадобится, причем сырыми, без всякого огня. Хотя ему и очень бы не хотелось, чтобы подобная необходимость возникла.

Сложно было сказать, отчего Босой так уверен, что мертвое существо студенистое, а грибы белесые. Он лишь вдыхал воздух, а организм сам соображал, что к чему, рождая в голове нужные образы. Скорее всего, похожие запахи он уже когда-то ощущал и теперь лишь сравнивал с забытыми воспоминаниями.

Бетон между тем становился все более темнее. Стены все чаще поблескивали прошлепинами влаги, там, где вода собиралась в тяжелые темные капли. Босой ткнул в одну пальцем и понюхал. Пахло землей и обычной травой, той, что росла сверху.

— Дождь же прошел, — прочитал его мысли Рой, — вот и просачивается. Вода везде себе путь проложит. Но больше все же тянет снизу. Там и ручейки, и речки, и целые озера есть.

— А сколько всего уровней?

— Не знаю. Дуст говорил про семь. Но нам хватит и двух. Чуть глубже такие твари водятся…

— Я чую… Чую, что пахнет какой-то гнилью.

— Чуешь? Что ж, новичку и вправду может такое казаться. Мы давно принюхались, привыкли, — Рой пожал плечами и обратился к Зое, — А ты что скажешь? Чем пахнет?

Девчонка, до этого робко жавшаяся к Босому, вышла чуть вперед. И снова она не стала глубоко вдыхать или морщить нос, как обычно делают люди, когда принюхиваются. Только закрыла глаза и сосредоточилась.

— Пахнет водой. Грибами. Невкусным мясом. Добычей. Там много слабой невкусной добычи, но вполне съедобной. И еще много запахов, но я не знаю, что это такое. Я никогда не была там.

— А в подземельях, — голос Роя снова стал приторным, — где есть старая техника и воняющие едким и горьким бочки — бывала?

Зоя в замешательстве вспорхнула ресницами и забегала глазами из стороны в сторону. Было видно, что к подобному вопросу она не готова.

— Нет. Никогда.

— А откуда знаешь, как они пахнут?

— Я… Мне рассказывали. Я правда сама ни разу….

— Я верю тебе, — для пущего выражения доверия Рой коснулся ладонью ее щеки, — а ты сможешь показать, куда ходили те люди, которые видели технику под землей?

Зоя махнула головой так неопределенно, что даже Босой, вроде бы уже успевший к ней привыкнуть, не смог точно сказать, согласилась она это сделать или нет. Зато он теперь точно знал, что сразу после сведения татуировки Зое поступит предложение покинуть их отряд. И она, вероятнее всего, согласится.

Что с этим делать, он не знал совершенно. Отпустить девчонку с миром? Бороться за нее, посулив множество недоступных обычному подростку свобод, прав, сладостей и сушеных фруктов? Или купить у Дуста зелье, но татуировку пока не сводить? Босой далеко не был уверен, что отряд Роя не оспорит в этом случае его право на рабыню.

Вот и Рина уже оттеснила потихоньку командира от общей группы, зашептала потихоньку на ухо, а он ей коротко кивнул, соглашаясь. Вряд ли охотники оставили на время нахождения в подземелье какие-то необсужденные снаружи дела. И уж точно не обменивались неожиданными новостями — какие тут в подземелье новости? А значит, говорили о Зое.

Вдруг сквозь размышления пробился тихий писк интуиции. Это еще не был тот грохочущий раскат, когда нужно разворачиваться и убегать без размышлений, но писк настойчивый, не терпящий отлагательств.

— Там впереди что-то, — окликнул он Роя громким шепотом.

Охотник кивнул.

— Я знаю.

Это был один из тех самых провалов, о которых так часто упоминали. От стены до стены и на протяжении не меньше четырех метров пол просто не существовал, превращаясь в уходящую вниз дыру. Из нее и доносились все те необычные запахи, а еще звуки, которые слышал Босой с самого начала путешествия.

Через провал было брошено несколько толстых грубо отесанных досок, изрядно пропитавшихся влагой и местами покрытых тонкой пленкой зеленой плесени.

Грач и Рой уверенно прошли по мостку, лишь слегка прогнувшемуся под их тяжестью, а вот Зуб с массивным рюкзаком за плечами ступал осторожно, прислушиваясь к ощущениям. Прошел он без проблем и кажется даже не почуял опасности, а вот Босой услышал все, чего услышать бы ни в коем случае не хотел. Плесень, на вид совершенно безобидная, насквозь принизала доски, и хотя они на вид почти не прогибались, доносившийся изнутри скрип не предвещал ничего хорошего.

Сам Босой без труда прошел, внимательно прислушиваясь к треску, но когда на доски ступила Зоя протянул ей руку. Последним шел Винник, тоже маленький и легкий, но он опирался на посох, время от времени перенося вес на слишком маленькую точку опоры. Это его и подвело. Наступи он в то место ногой, все бы могло пройти и хорошо, но он оперся острой деревяшкой, да еще и в самое скрипучее место.

Босой едва успел подхватить его за ворот, а потом за руку, пока тело не выскользнуло из одежды. Разломившаяся пополам доска с громким стуком обрушилась внутрь провала, плеснув напоследок водой где-то очень глубоко.

— Гррахи тебя подери! — выругался Зуб, — Нам хана. Сбросьте этого старого чурбана следом!

— Это не сработает, — пробормотал Рой, озабоченно вглядываясь вглубь провала, — Было бы тут не так высоко… Он просто разобьётся. А от мертвеца там толку не будет.

— А на веревке?

— У тебя есть с собой веревка такой длины?

— Валим может тогда в обратно?

— Зуб, не утомляй меня столь гениальными идеями. И как ты собираешься попасть обратно?

К тому, что провал сам по себе был немаленьких размеров, еще и края его не оставляли ощущения надежности. Это была скорее глина, перемешанная с бетонным крошевом. Скользнет на такой нога — и не получился ни толчка, ни прыжка.

— Если и найдем мы чем наладить мостки, то только у Дуста. Может есть что в соседних комнатах и коридорах, а может и нет. Пока будем искать — потеряем и то время, что у нас пока есть. Вперед. План у нас прежний, и вы все его знаете.

Может быть, наш друг Винник и не особенно то на него повлиял.

Еще некоторое время они брели по коридорам, поворачивая то вправо, то влево, останавливаясь иногда и долго сверяясь с картой. Первое время Босой не уставал поражаться размерам разветвлённой сети тоннелей, пока не поймал себя на мысли, что узнает некоторые перекрестки.

Команда Роя специально петляла, запутывая спутников, и хотя общее направление было всегда одним и тем же, они иногда делали по очередному скоплению боковиков по две три запутанных петли.

Мотивы охотников были прозрачными как слеза — не дать возможность гостям запомнить правильный путь. В условиях слабого мелькающего перед глазами света от масляных светильников это сработало бы с любым человеком, кроме Босого. Он не смотрел глазами, привыкший шастать по крысиным логовищам и другим подземельям иногда даже в полной темноте. Он запоминал все, что чувствовал: силу и направление сквозняка, запахи, звуки капели и шорох шагов, разных на разной поверхности. В тех местах, где сходилось особенно много запоминающихся моментов, он проводил пальцами по стенам, запоминая температуру и рельеф.

Зоя, похоже, тоже сумела понять, что происходит. Она встала на цыпочки, приникла к его уху и прошептала:

— По-моему, эти жалкие никчемные людишки водят нас кругами.

Босой коротко кивнул и получил еще порцию шепота:

— Но вон там за поворотом их ждет сюрприз, — Зоя коварно улыбнулась и пошла дальше, как ни в чем не бывало.

«Вон того поворота» ловчий и сам слегка опасался. Несколько минут назад оттуда донеслись поскребывания, слишком слабые, чтобы опасаться, и все же чуждые безжизненной тишине туннелей. А потом они резко пропали, стихнув одно за другим.

— Бог ты мой! — отпрыгнул Грач, едва шагнул за поворот, — Рой!

Командир уже стоял за его плечом, готовый бросится в бой. Махать оружием не пришлось — все и так были уже мертвы.

Возле стены, под небольшой щелью в стене лежали несколько растерзанных тел мелких чудищ, бывших при жизни размером вряд ли больше, чем средняя кошка. Только похожи они были на странную смесь богомола и ящерицы: длинное вытянутое тело, короткий массивный хвост, две пары опорных ноги для передвижений и две пары то ли с клешнями, то ли с боевыми лезвиями, покрытые маленькими острыми зубчиками.

Наметанным взглядом Босой набросал список возможностей особей этого размера, охраняющих дальние подступы к логовищу. Они легко передвигаются по стенам, но не по потолку — слишком тяжелые. Атакуют передними лапками, хотя и жвала у них могут нанести раны. А еще под брюшком у каждого — странный до сих пор пульсирующий мешочек, один из которых оказался прорван и сочился густой зеленоватой жидкостью. До сих пор сочился, а значит погибли существа всего несколько минут назад. Видимо, как раз в тот момент, когда Босой и слышал поскребывания.

— Это что ж, они уже сюда прорвались? — зло буркнул Зуб.

— Меня другое интересует, — сердито перебил его Рой, — кто их убил?

Босой оглянулся на Зою, с трудом сдерживающую торжествующую улыбку.