Глава 10 Дневник

Сила 3/3.

Скорость 2/3.

Реакция 1/3.

Интеллект 2/3.

*неизвестно* 2/3.

Стойкость 3/3.

Жабье кольцо *неизвестно*: Жизнь +1/5(неактивно), Стойкость +1(неактивно), Эффект — неуязвимость от первого урона.

— Скажи, ловчий, ты хотел бы жить вечно? — с ружьем Дуст так и не расстался, хотя и перестал наводить его на гостей. Определившись, кто в отряде главный, он разговаривал только с Босым. — Хотел бы всегда оставаться молодым: таким же сильным, быстрым и сохранить жажду жизни?

Вопрос, куда делись охотники, хозяин здания проигнорировал, Босой же разборки с Роем чинить не планировал. Слишком часто он сталкивался с предательством во время работы с другими ловчими, чтобы именно сейчас начинать обижаться. Новичков не редко брали в группы только для того, чтобы в нужный момент скормить чудищам и выиграть время для атаки или бегства. Избежать подставы можно было только одним способом — еще до выхода к логовищу показать себя жестоким, способным на многое бойцом, связываться с которым себе дороже. Без этого, даже если удастся выжить, можно и доли лишиться при дележе добычи.

Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Роя рекомендовал Винник, а потому, попав к главарю охотников во временное подчинение, Босой расслабился, и поэтому и оказался в опасности сам, и подставил под удар своих людей.

Благо, сложилось в итоге все более или менее гладко, разве что придется теперь, как ни крути, объясняться со своими, как ему удалось выжить во время первого броска мерцальщика. Поначалу все были увлечены ручным чудищем Зои и ее удивительной историей, но и Винник, и Рина, да и сама гордящаяся до пунцовых щек девчонка очень скоро сообразят, что далеко не все так просто с их предводителем. Сообразят и начнут задавать вопросы.

Затеянный Дустом странный разговор как нельзя кстати отодвигал момент неизбежных разбирательств. Зою может быть разговор о вечной жизни и не проходящей молодости не заинтересовал, а вот Винник и Рина заметно навострились, прислушиваясь, о чем пойдет речь.

Хозяин лаборатории достал из поясной сумки стеклянную пробирку с густой зеленоватой жидкостью, покрутил ее перед глазами и передал Босому.

— Вы, молодые, не способны понять, оценить этот самый главный дар — жажда жизни. Живете и не представляете, что может быть по-другому. Что проснувшись с утра, ты не вскакиваешь с постели, а лежишь, смотришь в потолок и думаешь: а стоило ли оно того — просыпаться? Может проще закрыть глаза и никогда больше не открывать? Не подниматься с постели, осторожно, чтобы не слишком болели суставы и не закружилась голова? Не идти умываться пахнущей аммиаком ледяной водой, а потом не заталкивать в себя засохшие куски вчерашнего ужина, потому что готовить завтрак нет ни сил, ни желания?

Дуст потер ладонями колени, и Босой невольно рассмотрел его иссохшие пальцы, покрытые сморщенной морщинистой кожей. Если смотреть на лицо, старику вряд ли можно было дать больше пятидесяти лет. Возраст в нынешние времена достойнейший, но все же возможный. По рукам же старик не только давно вышел за рамки обычной жизни, но и пару лет назад помер.

— Суставы и пальцы страдают первыми, — взгляд ловчего не укрылся от Дуста. Он протянул руки вперед, давая возможность получше их рассмотреть, — но не это главное. Сильный человек, а ты сильный человек, Ловчий, я вижу это, сильный человек легко откажется от своей жизни. Именно поэтому мы и добиваемся больше, чем другие. А вот жизни близких… Скажи, Ловчий, ты когда-нибудь терял близкого человека?

Босому пришлось кивнуть.

— Тогда ты знаешь, о чем я говорю, Ловчий. О том моменте, когда ты смотришь близкому человеку в глаза, видишь его страдания, его боль, его приближающуюся смерть, и ничего не можешь сделать. Я очень близок к тому, чтобы дать людям то, что прекратит их страдания. По крайней мере физические.

— И что это? — Босой всмотрелся в густую светящуюся жидкость в пробирке, как будто мог там что-то увидеть.

— А ты попробуй. У тебя на плече рана. Вотри немного. Поверь, объяснять не понадобится, ты сразу почувствуешь эффект.

Под присмотром хозяина лаборатории Босой снял повязку, нанес немного жидкости из пробирки в кожу вокруг раны, а остатки выпил. По телу пробежали мурашки, сердце застучало как после долгого бега. Мысли, подавленные изнурительными сражениями и долгим пребыванием под землей, прояснились.

— Подожди немного теперь, — Дуст похлопал его по плечу, успокаивая, — действует быстро, но не сразу. Я пока расскажу тебе, что да как, и ты поймешь, как ты мне нужен, и как я нужен тебе.

* * *

Все двери, ведущие с третьего на четвертый уровень тоннелей, оказались наглухо заваренными, и, судя по состоянию швов, очень давно. Босой раскрыл нарисованную Дустом карту и по расположению соседних помещений, коридоров и труб еще раз убедился, что они пришли у нужное место.

Осталось совсем немного: спуститься еще на уровень ниже, перебить десяток звеньев ящериц-воинов, подкрепленных лазутчиками-невидимками и лекарями, способными возродить воина за несколько минут, нацедить из брюшных мешков лекарей десять склянок зеленой жижи, а одного из них, самого большого, захватить и притащить Дусту живым.

Как говорится, раз плюнуть, и они без труда выполнят это задание, если останутся живы.

Все, что в склянках Босой должен был забрать себе, в качестве заслуженной награды, а вот живую тварь из самого дальнего коридора четвертого уровня — обязательно отдать Дусту. Можно было, конечно, особенно не рисковать: наполнить сколько получится склянок и уйти — вот только хозяин лаборатории наверняка припас на этот случай какой-то особенно каверзный трюк. Может газом брызнет усыпляющим, узнав, что ловчий решил не выполнять задание, а может просто не откроет дверь, ведущую из подземелья в его подвал.

В любом случае, добыть для него тварь, производящую целебную жижу, стоило. Хотя бы потому, что раз это получалось у кого-то раньше, да вот у того же Роя, например, то должно получиться и у Босого. Да и иметь в друзьях ученого, практически волшебника, освоившего изготовления мгновенно залечивающего раны зелья — совсем не дурная перспектива на будущее. Как говорится: не плюй в колодец — пригодится воды напиться.

Винник, заглянувший в карту через плечо Босого, удовлетворенно кивнул и подошел к нужной двери, единственной запертой на три широких засова. Металлические балки крепились на хитрые фиксаторы, в принципе действия которых без подсказок Дуста разобраться было бы очень непросто.

Странная эта была дверь. Запирать ее — как посреди поля поставить без забора и охраны. Весь уровень был испещрен выкопанными ящерицами ходами, причем чудища умудрялись пробиться даже через толстые бетонные стены.

И все же логика в установке засовов присутствовала. Дверь позволяла быстро попасть с третьего на четвертый уровень и, если что, быстро подняться назад, отгородившись от возможных догоняющих. Вырытые же ходы если и позволят чудищам продолжить преследование, их продвижение замедлится, и они уже не смогут продвигаться все сразу, толпой. Запереть дверь — и бегом на второй уровень, а оттуда на первый, почти, по сравнению с третьим, безопасный.

Пока Винник возился с засовами, Босой осмотрел стык двери с обрамляющим его металлом и утвердился в своей догадке — этот проход вниз был тоже когда-то заварен, и только недавно с помощью одного из древних инструментов вскрыт Роем или кем-то из нанятых Дустом его предшественников.

Люди поселились в тоннелях после нашествия гррахов, наладили жизнь, вовсю используя старые технологии, и когда из глубины полезли чудища, защищали свой новый дом сколько могли.

Противостояние было неравным. Человеческие силы не бесконечны, оружие и боеприпасы заканчивались, чудища же не знали ни усталости, ни страха. Они возрождались, снова и снова, шли в атаку, гибли и возрождались, чтобы снова напасть.

Люди сдавали уровень за уровнем, заваривали двери, заделывали трубы и шахты лифтов, но острые широкие боевые лапы ящериц позволяли вгрызаться даже в бетон. Чудища проделывали новые проходы, и в тоннелях вновь разгорались битвы.

Здесь, на третьем уровне, следы сражений были видны особенно хорошо. В стенах с тех времен сохранилось множество лазов: заложенных кирпичом, залитых бетоном, засыпанных песком и даже заваренных решетками из арматуры — и возле каждого остались следы жарких боев. Рядом с одним бетон словно смыло, образовав на полу немалых размеров воронку.

Винник присел рядом, раскрошил кусочек цемента из ямы между пальцев:

— Кислота. Серьезно же чудища их прижали, раз местные решили использовать кислоту. Она, знаете ли, активно испаряется и жить на уровне, разлив такое количество, долго было невозможно. Это был их последний бой.

— Совсем? — ужаснулась Зоя, которая и на втором-то уровне чувствовала себя дискомфортно, а уж на третьем выражение испуга с ее лица не сходило вообще. Держаться ей удавалось только благодаря присутствие Босого, Рины, а еще Ласки, — Они все погибли?

— Последний бой на этом уровне, — поспешил уточнить Винник, — потом они ушли и заперли все двери.

— А еще вывезли все имущество и уехали куда-то, — добавила Рина, — вот и ответ на вопрос, кто обчистил все склады и снял часть рельс.

— Это могло произойти и позже, — пожал плечами Винник, — нам этого уже никогда не узнать. Писать отчеты и книги люди уже разучились, а создавать летописи, как в древние времена, еще не научились. Да и научаться ли когда-то? Старая бумага истлеет, и мы начнем писать лишь на кожах и бересте.

— Хватит ворчать, — прервал его Босой, — надо дверь открывать, а то и мы тут задохнемся и без кислоты. Духота страшная.

— Ниже будет еще хуже, — проворчал старик. Проржавевшие фиксаторы не поддавались.

— Командир! — голос Рины донесся из одной из боковых комнат. Девушка попросила разрешения осмотреться и отправилась обыскивать ближайшие помещения.

Люди покидали уровень в спешке, забирая только самое нужное. Оружия, остатков еды, оборудования и других важных запасов не осталось, а вот всякая мелочевка: в основном бумага и разломанная мебель — лежала грудами, заляпанными, захоженными и старательно унавоженными ящерицами. Рина копалась в них без капли брезгливости, увлеченно рассматривая все, что удавалось найти.

— Смотри, — она протянула Босому переплетенный толстой кожей блокнот, — похоже, это чей-то дневник.

Чудом уцелевшая за столько лет бумага грозила в любой момент рассыпаться под грубыми пальцами ловчего, и все же позволяла прочитать большую часть написанного. Раздираемая любопытством Рина нетерпеливо поглядывала то на страницы, то на Босого.

— Ты что, читать не умеешь?

— Очень плохо, — без капли стеснения призналась Рина, — только и поняла, что это дневник, и что ему почти сто лет. Вон там имя автора… Е-е-его-р-о-ов. Это фамилия? У нас в клане у всех были фамилии, даже у меня. Его-о-оров Ко-о-он… Тьфу, ну и имечко.

Со стороны двери донесся глубокий разочарованный вздох Винника:

— Эх, молодежь, — старик подошёл, забрал у Босого блокнот, — Егоров Константин, старший лейтенант. Ого! Военный.

В руках старика древний артефакт сразу стал как дома, задышал, зашелестел истончившимися страницами.

— Это не дневник. Точнее, не совсем дневник. Скорее бортжурнал, только не корабельный, а такой вот, подземный. Все описано сухо и просто. Вел его комендант второго уровня «Убежища», так они называли это место. Их гарнизон… Точнее, остатки их гарнизона привели сюда больше трехсот гражданских. Раньше здесь был некий «Объект-117Н». Прямо так и назывался — «Объект-117Н». Похоже, автор журнала и сам не знал, для чего он был предназначен. Он пишет, что отсутствие наземных построек позволило тоннелям остаться нетронутыми, но из охраны осталось всего десяток человек. Охрана их еще и пускать не хотела. Думали, взорвать объект, но разум, как ни странно, возобладал. Тогда тоннели были самым надежным и безопасным местом на земле.

— Были… — Босой выделил это слово. — Были, а потом перестали.

— Первые чудища появились на третий год. Самый нижний уровень, седьмой, они захватили мгновенно. В первый же день погибло тридцать человек. Люди попытались отвоевать территорию, но в итоге забросили туда несколько бочек с горючим, подожгли и закрыли шлюз. Атак долго не было, больше полугода, и люди думали, что навсегда решили проблему. Но скоро… — старик перевернул целую пачку страниц, в поисках нужной даты, — Через семь месяцев и одиннадцать дней, чудища прорыли большой лаз и так же быстро захватили и шестой уровень. А еще через полгода — пятый и четвертый.

Тонкие почти прозрачные страницы порхали под умелыми пальцами Винника, издавая едва слышимый гипнотический шелест. От блокнота едва слышно пахло бумагой и выцветшими чернилами. Винник рассказывал как-то, что книги в старые времена были не просто носителями информации, но и предметом поклонения и культа. Он хвалился, что во время затворничества в подвалах минской библиотеки провел множество вечеров и ночей на мягкой лежанке у небольшого сооруженного им камина и читал, читал, читал. Магия книжных страниц создавала в его воображении удивительных людей, невиданных животных, невероятно красивые города и даже целые миры, никогда и нигде кроме как в воображении писателя не существовавшие.

Вот и сейчас перед глазами Босого как живой встал старший лейтенант Константин Егоров, комендант третьего уровня подземелий, уже год обороняющий свой дом от странных пугающих существ, способных становиться невидимыми и оживающими после смерти, если не разбить им голову.

— Они назвали их «слипики». - удивился Винник, перелистнув очередную страницу.

— Почему именно слипиками?

— Не знаю. Люди часто дают непонятному страшные имена, а вот понятному и опасному — простые и смешные. Чтобы победить страх. Так и появились банники, лешие, русалки и прочие чертенята. Каждое из этих существ считалось порождением горя, боли и зла — но стоит посмеяться над своим страхом, и он становится меньше.

Босой украдкой взглянул на Зою. В ее глазах светился вопрос: «А ты знаешь, кто такие банники, лешие, русалки и прочие чертенята?», — но задавать его прямо, не «на ушко», она постеснялась.

Винник же продолжил листать журнал-дневник и те записи, что автор писал «от себя», а не сухим деловым языком, зачитывал с особым трепетом.

Лейтенант Егоров не боялся слипиков, потому что защищал одно из последних пристанищ человека, да и страх ему после нашествия гррахов был неведом. Разве может бояться человек, который совсем недавно потерял все: и прошлое, и настоящее, и будущее? Может быть, жители подземелий и знали, что там, наверху, люди сбиваются в небольшие группы и довольно успешно выживают, но новообразованные поселки были не спасением цивилизации, а лишь ее растянутым во времени приговором.

Люди из прошлого уступали новой жизни уровень за уровнем и уже не надеялись победить, но и сдаваться, перечеркивая этим весь смысл своего существования, не решались. А потому сражались, отбивая атаку за атакой, лечили раненых, хоронили павших, но на поверхность не уходили.

— За третий уровень они боролись почти год.

— Это не было борьбой, — покачал головой Босой, — борьба предполагает возможность победить. Они же лишь оттягивали конец.

— Почему? — оторвался от Винник.

— Логовища расширяются. Борись, не борись, это все равно происходит. Это не семья, и не племя. Они не стремятся продолжить род и вряд ли вообще на это способны. Они просто живут тут и защищают свой дом, потому что в этом их единственное предназначение.

— Как ты говоришь, — переспросил Винник, — логовища расширяются?

— Не знаю, растут ли границы, но количество и сила чудищ в них — постоянно. Поэтому и проходило между нашествиями столько времени. Как только они переставали помещаться на захваченных уровнях — лезли на следующий, и ничто не способно их остановить.

— Остановить можно все, — покачал головой старик, — вопрос только в усилиях, которые к этому нужно приложить. Если верно все, что ты говоришь, и что вы видели в центре болота, и что я знал до встречи с тобой, где-то в центре логовища есть его сердце, разрушив которое, можно изгнать чудищ навсегда.

— Жаль только, — Босой показал на блокнот, — они этого не знали.

— Это как сказать. Здесь несколько раз встречаются рассуждения о том, что у слипиков имеется единый центр управления. Они называют это маткой. Люди трижды отправляли диверсионные группы, пытались доставить взрывчатку по вентиляционным каналам, но ни одна из попыток не увенчалась успехом.

Дневник продолжал рассказывать о битвах с ящерицами, о быте запертых в подземелье людей, о вылазках на поверхностях и сеансах радиосвязи с другими выжившими группами военных, которых становились все меньше. И далеко не все они погибали — скорее теряли надежду, бросали оружие, технологии и уходили, предпочитая новый мир старому.

Записи Константина от месяца к месяцу сквозили все большим отчаянием, и все чаще он размышлял о том, что человечества в его прежнем виде больше никогда на планете не будет. Что пройдет несколько десятков лет, и люди разучатся читать и писать, будут с религиозным ужасом почитать машины, а скоро и вовсе исчезнуть, проиграв на новом эволюционном витке намного более приспособленным к борьбе диким животным. О противостоянии с гррахами старший лейтенант перестал писать уже на первый год затворничества.

— Во многом он оказался прав, — Винник снова горько вздохнул, — еще одно-два поколения, и мы забудем последнее, что пока умеем. Встретив тебя, Босой, я на время поверил в наше будущее, но кроме тебя есть еще Зоя, что не знает слово «библиотека», и Рина, не умеющая читать написанный от руки текст. Ох, леди, не смотрите на меня так, словно хотите откусить кусочек и выплюнуть. Вы не исключение, а скорее норма. Поселков, где есть хорошие школы очень мало и сдается мне, их будет все меньше и меньше. Прошлые знания, наша прежняя цивилизация обречена. Только такие люди как Дуст — наша последняя надежда.

— Надежда? Дуст? Дуст — надежда? — одновременно, разве что не в один голос возмутились спутники.

— А кто еще? — Винника словно бы удивила реакция. — Он выбросил из головы все лишнее и живет настоящим. Человек, заставший мир до нашествия, он дальше всех продвинулся в изучении новых возможностей, и если его тайны не умрут вместе с ним — именно такие как он создадут для людей новую реальность. Задумайтесь, Дуст почти что в одиночку, соседствуя только с одним видом измененных животных, создал эликсир молодости, эликсир бессмертия.

— А сколько? — Зоя прислонилась к руке старика, заглядывая в дневник, — Сколько они еще продержались? И куда потом ушли?

Винник открыл последнюю страницу. Она оказалась пустой и пришлось пролистнуть еще несколько, пока не обнаружилась крайняя самая короткая запись.

— Тут написано: «Старший лейтенант Константин Егоров, комендант третьего уровня „Убежища“ погиб в бою. Тело его не найдено». И приписка, видимо кем-то из товарищей: «Спи спокойно, друг». К моменту смерти Кости люди еще удерживали этот уровень.

* * *

— Готово! — Винник поднял последний засов. Слух резанул пронзительный скрежет давно проржавевшего, нежелающего покидать насиженное место металла. Дверь дрогнула, начав открываться под собственным весом. Старик потянул за массивную ручку, распахивая ее настежь.

Что-то выскочило из дверного проема, прочертило воздух зеленоватой бестелесной молнией и врезалось Виннику в грудь. Старика отшвырнуло к противоположной стене, приложило о бетон и распластало на полу в луже крови.

Над телом, как всегда внезапно, прямо из пустоты, возникла Ласка. Ее шерсть, взметнулась от стремительного рывка пушистым рыжим облаком. Лапы рыси вцепились во что-то над Винником, ее пасть смыкалась, рвала и снова кусала, оглашая тоннели злобным утробным рыком. Мгновенье — и в сторону отлетела лапа ящерицы-воина, потом еще одна, и, наконец, голова, ощерившаяся в предсмертном оскале множеством мелких зубов и шипов.

Зоя с отчаянным визгом бросилась к питомице, но в шаге от нее в страхе остановилась. К Ласке нельзя было притронуться, не измазавшись в крови, и это была кровь не Винника и не ящерицы, а ее собственная. Слипик-невидимка был весь усеян шипами, и Ласка, напав, сама себя на них насадила.

Винник стремительно бледнел и уже почти не дышал. Стоны сменились на хрипы, но вскоре затихли и они, и только редкое, слишком редкое подрагивание рубахи на груди указывали на то, что старик еще жив.

Рина попыталась заткнуть рану на груди куском смятой ткани. Получилось так себе, да и крови вытекло уже столько, что шансов на спасения не оставалось.

Загрузка...