Таких не берут в космонавты. Часть 1

Глава 3

— Здравствуйте, ребята, — прозвучал спокойный, но громкий женский голос, едва только смолк звонок.

В классе сразу же забурлило движение: ученики поднимались с мест и становились около своих парт лицом к двери.

— Здравствуйте, Лидия Николаевна! — хором сказали ученики десятого «Б» класса.

Стоявшая на фоне доски высокая худая учительница махнула рукой и скомандовала:

— Садитесь.

Школьники устало опустились на деревянные лавки.

В моей памяти всплыло слово «классуха» — словно мозг отправил мне подсказку. Я вспомнил, что эта учительница с окрашенными хной волосами и с бледным лицом была классной руководительницей десятого «Б». Фамилию «классухи» я не вспомнил. Зато припомнил, что она преподавала у старшеклассников немецкий язык (школьники из других классов величали её «немкой»).

Заметил, как классная руководительница стрельнула взглядом в ещё сохранявшую влажные разводы, но уже чистую доску. Она кивнула головой и прошла к своему столу. Отметил, что строгое серое платье хорошо смотрелось на стройной фигуре учительницы. Прикинул, что «классухе» примерно тридцать пять лет. Подумал: учительницу слегка старили серые мешки, что темнели у неё под глазами.

Классная руководительница уселась за стол, открыла классный журнал. Подняла взгляд — оглядела притихший класс.

— Кого нет? — спросила она.

— Все здесь, — ответила тонким голосом сидевшая перед ней за первой партой девица (обладательница толстой косы из светло-русых волос).

Учительница отыскала моё лицо взглядом, посмотрела мне в глаза и снова кивнула.

— Прекрасно, — сказала она.

Взяла в руки авторучку.

— Начнём с политинформации, — сообщила она.

Указала авторучкой на сидевшую передо мной Лукину и сказала:

— Пожалуйста, Иришка. Приступай.

Лукина резво вскочила на ноги, взяла с парты газету.

Я заметил, с каким жадным интересом взглянул на её укутанную в платье фигуру мой сосед по парте.

Только сейчас я почувствовал, что от разглядывавшего Иришкины ягодицы Черепанова несло табачным дымом.

— Сегодня семнадцатое января, — торжественно объявила Лукина. — Понедельник.

Она зашуршала газетой.

Я вдохнул растворённые в воздухе класса крупинки мела, взглянул на портреты серьёзных мужчин, что висели на стенах кабинета. Увидел на стене украшенную красными флажками карту Германской Демократической Республики. Отметил, что на окнах нет штор. Обернулся — заметил на стеллаже у дальней стены подпиравший книги белый гипсовый бюст Владимира Ленина.

— Пятнадцатого декабря, — громко сказала Иришка, — в Доме правительства Монгольской Народной Республики состоялось подписание Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Монгольской народной Республикой. Договор подписали по уполномочию Президиума Верховного Совета СССР глава советской партийно-правительственной делегации Первый секретарь ЦК КПСС…

— Какой ещё договор⁈ — воскликнул сидевший слева от меня Черепанов. — Причём тут договор? О чём вы говорите? Вы разве не слышали, что академик Королёв умер? Об этом вчера в «Правде» написали!

Я отвлёкся от разглядывания кабинета. Взглянул на раскрасневшееся от возмущения лицо Черепанова. Подумал о том, что уже слышал эту выданную Алексеем гневную тираду — шестьдесят лет назад.

Лукина обернулась, взглянула на Черепа сверху вниз. Она нахмурилась. Потрясла газетой.

— Я знаю, Черепанов, — ответила она. — Я расскажу об этом. Вот у меня та самая газета.

— А что случилось? — прозвучал у меня за спиной вопрос.

— Кто такой этот Королёв? — сказал сидевший за второй партой около окна парень в очках.

Черепанов не сводил глаз с Иришкиного лица.

— Большой учёный, — объявил он. — Королёв это тот, кто строил наши космические ракеты. В «Правде» об этом так и написали. Написали, что под его руководством Человек впервые совершил полёт в Космос. Неужели вы не читали?

Черепанов взглянул на лица одноклассников, повернулся к Иришке и потребовал:

— Про Королёва скажи, Лукина. Потом уже… про Монголию.

— Ребята, тише! — сказала Лидия Николаевна. — Не мешайте Иришке.

Лукина дёрнула плечами, поджала губы.

— Ладно, — произнесла она. — Расскажу.

Зашуршала страницами газеты.

Повернулась к сидевшему с красным лицом Черепанову спиной и прочла вслух:

— Четырнадцатого января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года в Москве на шестидесятом году жизни скоропостижно скончался крупнейший советский учёный, член президиума Академии наук СССР, коммунист, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, академик Сергей Павлович Королёв. В лице С. П. Королёва наша страна потеряла…

«Эмма, я помню этот день, — сказал я. — Примерно вот так всё и было. Череп не дал Иришке рассказать о Монголии. Лукина на него разозлилась. Но быстро остыла. Кажется, Черепанов мечтал стать космонавтом и бредил космосом. Череп мне потом признался, что очень расстроился, когда узнал о смерти Королёва. Хотя и он тогда не представлял, какая на самом деле трагедия произошла. Помню: о Королёве мы тогда ничего не знали. До появления в газетах этого некролога. Что с Королёвым случилось? От чего он умер?»

«По официальной версии, — ответила Эмма, — товарищу Королёву была произведена операция удаления опухоли с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки. Смерть товарища Королёва наступила от сердечной недостаточности (острая ишемия миокарда)».

«А есть и неофициальные версии его смерти?»

— … Королёв был крупнейшим конструктором ракетно-космических систем, — зачитывала Иришка, — на которых впервые в мире осуществлены запуски искусственных спутников Земли, доставлен советский вымпел на Луну, совершён облёт и фотографирование обратной стороны Луны…

«В интернете встречаются версии врачебной ошибки, — сказала Эмма, — троцкистского заговора и вмешательства иностранных шпионов. Но ни одна из этих версий не доказана».

«Ясно, что ничего не ясно. Я только сейчас сообразил, что мы тогда, в шестьдесят шестом, о Королёве ничего толком и не знали. Сейчас, похоже, только Черепанов догадался, кого именно потеряла страна».

— … Королёв имел огромный авторитет и пользовался большим уважением у всех, кто работал с ним, — читала Иришка. — Плодотворная деятельность Сергея Павловича Королёва во имя нашей Родины заслужила признательность советского народа и была отмечена высокими правительственными наградами…

Я почувствовал, как Череп толкнул мою руку локтем. Увидел: сосед по парте подвинул в мою сторону тонкую ученическую тетрадь. Череп указал на тетрадь взглядом.

— Посмотри, — шепнул Черепанов.

Я взглянул на тетрадь. Почувствовал, что на моём лице появилась усмешка.

«Эмма, а ведь я знаю, что увижу там, внутри. Потому что уже открывал эту тетрадь шестьдесят лет назад. Я бы уже не сомневался, что угодил в прошлое, если бы не слышал твой голос у меня в голове. Скажи что-нибудь».

«Что именно вы хотите от меня услышать, господин Шульц?» — произнесла у меня в голове виртуальная помощница.

«Спасибо, Эмма. Знаешь, что в этой тетради?»

«Нет, господин Шульц».

«Там портрет Юрия Гагарина. Такой же, какой был на обложках книг генерал-лейтенанта Васильчикова "Взлёты и падения советской космонавтики". Я переводил её лет двадцать назад на английский и на немецкий язык. Черепанов срисовал Гагарина с обложки журнала "Огонёк" за шестьдесят первый год. Алексей сам мне тогда об этом рассказал».

Я открыл тетрадь. И тут же кивнул, словно признал собственную правоту. Как я того и ожидал, с первой страницы Лёшиной тетради на меня смотрел Первый космонавт Земли Юрий Алексеевич Гагарин. Юрий Гагарин на этом выполненном простым карандашом портрете улыбался, на его погоне красовалась одинокая майорская звезда.

— Как тебе? — шёпотом спросил Черепанов. — Я сам нарисовал. Вчера.

— Здорово, — шепнул я.

Показал Алексею поднятый вверх большой палец.

— … За выдающиеся заслуги перед Родиной он был дважды удостоен звания Героя Социалистического Труда, — вещала Лукина, — звания лауреата Ленинской премии, награждён орденами и медалями Советского Союза…

«Помню тот день, когда Гагарин полетел в космос, — мысленно сказал я Эмме. — Была среда, самая обыкновенная и поначалу ничем не примечательная. Я был в школе. У нас был урок математики. Затем его вдруг прервали. Нас неожиданно вывели на линейку и сообщили о полёте Юрия Алексеевича Гагарина в космос. Это была сенсация. Помню, как все радовались. Наш, советский человек первым в мире побывал в космосе! Эмма, это был один из самых радостных дней в моём детстве».

Я взглянул на улыбающееся лицо Гагарина и добавил:

«Это был последний радостный день детства. Меньше чем через месяц после него у меня в мае на концерте сломался голос. И моя жизнь стремительно полетела в тартарары. Я тебе об этом уже рассказывал. В две тысячи пятнадцатом году я нашёл в интернете запись того концерта. Случайно. Не знал, что она существовала. Услышал, как я тогда фальшивил. Видел, как на концерте с моего лица сошла улыбка. Она долго на него не возвращалась. В том же году я прочитал о себе статью в Википедии».

«Господин Шульц, я могу отыскать для вас эту статью», — сказала Эмма.

«Не нужно. Эмма. Я прекрасно её помню. До сих пор не забыл, с каким садистским удовольствием в ней рассказывали о случившейся со мной трагедии. "Падение с Олимпа славы стало для Васи Пиняева тяжёлым испытанием". Написали, что в двенадцать лет у меня "сломался" голос — "вполне обычное явление для подростка и большая беда для солиста детского хора". Сообщили, что я "в одночасье рухнул на землю с высот славы", что я почувствовал себя тогда "обычным и заурядным" ребёнком».

Я вздохнул, добавил:

«Закончились концертные выступления и рукоплескания публики. Мне аукнулись пропуски занятий в школе, и прохладные отношения с одноклассниками. Мои оценки по общеобразовательным предметам уже не «подпитывались» всесоюзной славой. А одноклассники больше не смотрели на меня, как на «гордость» класса. Эмма, я прогуливал школьные занятия, «дерзил» учителям. Из «гениального» ребёнка я превратился в отстающего по многим предметам ученика, в «ребёнка, замкнувшегося на собственной трагедии».

Я не отводил взгляда от глаз Первого космонавта Земли.

«Это были ужасные времена, Эмма. Для меня, ужасные. Все те события привели меня сюда, в этот класс. Шестьдесят лет назад. Тогда я вот так же сидел за этой партой, слушал голос Иришки Лукиной. Рассматривал портрет Юрия Гагарина на тетрадном листе. Отвечал одноклассникам, что я действительно тот самый Вася Пиняев, голос которого объявляет по утрам передачу "Пионерская зорька". Вася Пиняев, который дарил цветы Хрущёву. Вот только я здесь не задержался. Вернулся в Москву, как только мои родители уехали в ГДР».

Я покачал головой. Будто ответил на молчаливый вопрос Юрия Гагарина, смотревшего на меня со страницы тетради.

«Эмма, а ведь сейчас в этой реальности шестьдесят шестой год. Гагарин ещё жив. Ему в этом году исполнится тридцать два года. Совсем ещё молодой. Когда он погибнет? В шестьдесят восьмом?»

«Лётчик-космонавт СССР Герой Советского Союза Юрий Алексеевич Гагарин погиб двадцать седьмого марта тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года возле села Новосёлово Киржачского района Владимирской области».

«Точно, — сказал я. — Гагарин разбился во время тренировочного полёта на самолете. Точнее, разобьётся. Через два года».

— … Память об академике Сергее Павловиче Королёве, — сказала Иришка, — верном сыне Коммунистической партии, беззаветно служившем своей Родине, навсегда сохранится в нашем народе.

— Спасибо, Иришка, — сказала Лидия Николаевна. — Теперь вкратце, своими словами перескажи содержание того договора, о котором ты нам сообщила до вмешательства Черепанова. И продолжим классный час.

Рассказ Иришки о договоре между СССР и Монголией я слушал вполуха. Сосредоточился в это время на способах отличить виртуальную реальность он обычной. Ощупывал парту — чувствовал подушечками пальцев каждый выступ на ней, каждую вмятину. Невольно морщил нос от запаха сигаретного дыма, которым пропиталась одежда сидевшего рядом со мной за партой Черепанова. В жестах и мимике окружавших меня в классе школьников я не замечал ничего необычного. Разглядывал одежду старшеклассников, их причёски и комсомольские значки — отыскивал во всём этом анахронизмы.

К словам классной руководительницы я не прислушивался. Но всё же слышал, что Лидия Николаевна втолковывала ученикам десятого «Б» о необходимости «подналечь на учёбу» во втором полугодии. Стращала десятиклассников тем, что в этом году в школах СССР будет двойной выпуск: школу окончат одновременно и десятые, и одиннадцатые классы (которых со следующего года уже не будет). Говорила, что желающих поступить в высшие учебные заведения этим летом будет вдвое больше, чем обычно. Память услужливо подсказала мне, что подобные речи я уже слышал… шестьдесят лет назад.

Лекцию «классухи» прервал школьный звонок. Лидия Николаевна повелительным жестом удержала оживших школьников на местах. Сообщила им, что следующим уроком будет немецкий язык — поэтому мы останемся на урок в этом же классе. Учительница объявила перерыв, первая покинула кабинет. Я предчувствовал, что Черепанов сейчас обрушит на меня поток своей обычной болтовни. Поэтому выбрался из-за стола в тот же миг, когда Череп приоткрыл рот для рассказа. Я не почувствовал желания с ним сейчас общаться. Да и примерно представлял, о чём именно Алексей мне расскажет.

В школьном коридоре у меня перед глазами вновь замелькали алые пионерские галстуки. Я рассматривал одетых в школьную форму старого образца пионеров, слушал их звонкие голоса. Неторопливо шёл мимо дверей кабинетов к вестибюлю, где на стенах видели информационные стенды. Отметил, что в вестибюле школы заметно холоднее, чем в классе. На полу около гардероба я заметил лужицы воды (растаявший снег) — от них тянулись цепочки мокрых следов. Я взглянул на циферблат настенных часов, запомнил положение стрелок — пообещал себе, что проверю его через пару минут.

Повторил вопрос, который уже задавал сегодня своей виртуальной помощнице:

«Эмма, какой сейчас год? Назови мне точную дату».

«Господин Шульц, сейчас семнадцатое января две тысячи двадцать шестого года», — ответил в моей голове приятный женский голос Эммы.

«Ты уверена в этом? Что семнадцатое января — в это я верю. Но на две тысячи двадцать шестой год всё вот это не похоже».

Я развёл руками, заметил в большом ростовом зеркале на стене своё махнувшее руками отражение (в зеркале отразился не семидесятишестилетний мужчина, а шестнадцатилетний юнец).

«Господин Шульц, сейчас семнадцатое января две тысячи двадцать шестого года», — повторила виртуальная помощница.

«Похоже, Эмма, что мы с тобой сейчас находимся в разных временных отрезках, — сказал я. — Это очень странно. Но не менее странно и то, что я вижу вот здесь, вокруг себя. Вся эта школа странна уже тем, что выглядит настоящей. Эмма, она полностью соответствует моим воспоминаниям о днях, которые я провёл здесь в январе шестьдесят шестого года».

Я остановился посреди вестибюля, огляделся. Нашёл взглядом приоткрытую дверь в гардероб, где оставляли верхнюю одежду старшеклассники. Посмотрел на столпившихся рядом с зеркалами пионерок.

«Вон тот коридор ведёт к учительской и к кабинету директора, — мысленно проговорил я. — Если пройдёшь по нему ещё дальше, окажешься в столовой. Вот за тем поворотом есть ступеньки. Это я точно знаю. Спустишься по ним и через два десятка шагов упрёшься в дверь спортзала. Рядом со спортзалом находится кабинет медработника. Не помню, как он сейчас называется. А вон за той приоткрытой дверью — актовый зал. Там есть сцена и несколько рядов соединённых друг с другом кресел, как в кинотеатре. На сцене стоит пианино. Коричневое, похожее на то, которое я сегодня видел в квартире Лукиных. Проверим?»

«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос», — сказала Эмма.

«Не занудствуй, — потребовал я, — просто скажи: проверим».

«Конечно, господин Шульц. Проверим».

Я прошёл к приоткрытой двери, заглянул в актовый зал. Почувствовал всё тот же запах хлорки, который недавно унюхал и в школьном гардеробе. Но уловил и едва ощутимый запашок табачного дыма. Свет в актовый зал проникал из припорошенных снегом окон. Его было достаточно для того, чтобы я убедился: память меня не подвела (хоть я и входил в актовый зал этой кировозаводской школы лишь однажды). Мой взгляд упёрся в обитые потёртой тканью спинки соединённых в длинные ряды кресел. Я поднял глаза — увидел сцену: тесную, но всё же пробудившую во мне детские воспоминания. Сердце в моей груди забилось чаще.

Я шагнул в зал. Посмотрел на висевшую над сценой красную растяжку. Прочёл на ней: «Да здравствует великое, непобедимое знамя Маркса-Энгельса-Ленина! Да здравствует Ленинизм!»

«Эмма, примерно на такой сцене я впервые выступил перед публикой, — сказал я. — Только случилось это в Москве. Мне тогда было семь лет. Я спел песню "Весёлый ветер": музыка Дунаевского, слова Лебедева-Кумача. До сих пор помню, как мне рукоплескал зал. Люди вставали со своих мест и хлопали в ладоши. Смотрели мне в лицо, улыбались. Незабываемые впечатления. Приятные. Что интересно: я почти не волновался на том выступлении. Я вообще на концертах не волновался. Впрочем, я тебе об этом уже говорил. Я радовался, что пел, и что меня слушали. Волнение впервые появилось уже на том концерте, когда у меня сломался голос».

Я прошёл между рядами кресел. Рассматривал висевшие на стенах портреты Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина. Заметил очертания ещё одного портрета на стене: он явно провисел там не один год, но сейчас его место отмечал лишь светлый прямоугольник не выгоревшей на свету краски. Я поднялся по ступеням (ступени реагировали на мои шаги тихим скрипом). Ступил на доски сцены. Невольно обернулся и взглянул с возвышения на пустовавшие сейчас кресла зрительного зала. Вздохнул и подошёл к пианино, прижатому к стене в левой части сцены. Поднял клап (клавиатурную крышку).

Одну за другой нажал клавиши четвёртой октавы. Прислушался к звучанию нот. Поморщил нос.

«Ужасное звучание, — мысленно сказал я. — Этот инструмент просто умоляет о настройке».

Услышал звонкий женский голос.

— Эй! Что ты там делаешь⁈

Я повернул голову, увидел стоявшую между рядами зрительного зала девицу-старшеклассницу (светловолосую, со стрижкой «каре»).

Девица указала на меня рукой и спросила:

— Кто ты такой⁈

— Кто я такой?

Я усмехнулся, уселся на стул перед пианино, размял пальцы.

Посмотрел на девицу и пообещал:

— Сейчас я расскажу тебе, кто я такой.

Поднёс руки к клавишам пианино.

Почувствовал, что сердце в моей груди вновь билось ровно и спокойно.