Таких не берут в космонавты. Часть 1

Глава 21

Я повернул голову, поверх макушек сидевших за столами посетителей кафе рассмотрел маячившую у входа в зал светловолосую девчонку с причёской «каре». Я отыскал глазами Клубничкину в то самое мгновение, когда она наткнулась взглядом на моё лицо. Мне показалось, что Света удивилась при виде меня. Она чуть склонила голову, одарила меня улыбкой. Повернулась к своей спутнице — к той самой черноволосой девице, которая в пятницу на сцене школьного актового зала предложила уничтожить некие «списки». Девицы обменялись репликами — теперь на меня взглянула и черноволосая.

— Надеюсь, они сюда не припрутся? — бросила пророческую фразу Иришка.

Она надула щёки и шумно выдохнула, когда обе только что явившиеся в кафе старшеклассницы решительно зашагали в нашу сторону. Лукина недовольно скривила губы, покачала головой. Проткнула вилкой сосиску. Я заметил, как взволнованно встрепенулся Черепанов. Алексей пригладил рукой волосы у себя на голове и тут же замер с прямой спиной. Он наблюдал за передвижением Клубничкиной по залу, затаив дыхание. Следил за приближением Светланы и я — отметил, что у Клубничкиной неплохая фигура и плавные движения (как и у Светиной черноволосой подруги). Видел, что Клубничкина не спускала с меня глаз, будто выбрала моё лицо в качестве маяка.

Светино появление в зале заметили не только мы. Я услышал, как Клубничкину окликнул вернувшийся за свой стол с уличного перекура Тюляев. Тюляев, Ермолаевы и неизвестный мне парнишка сидели за столом вчетвером. На столешнице перед ними поблёскивали бутылки из-под лимонада и креманки для мороженого. Геннадий повторил свой призыв — Света его услышала, замедлила шаг. Я заметил, как нахмурился Черепанов, как недовольно поджала губы Иришка. Увидел, что Клубничкина поприветствовала Геннадия и его приятелей взмахом руки. Но она не свернула в сторону — снова взяла на прицел своих зелёных глаз мою голову.

— Василий, здравствуй! — ещё проходя мимо соседнего стола воскликнула Клубничкина.

Она снова растянула в улыбке свои накрашенные бледно-розовой помадой губы, продемонстрировала мне два ряда ровных белых зубов. Взмахнула рукой — одарила меня тем же жестом, которым только что удостоила Тюляева. Подошла ко мне вплотную. Её спрятанный под бежевой кофтой живот замер в полуметре от моего лица.

— А я смотрю и гадаю, — сказала она, — ты ли это⁈ Мы с подружкой… вот… выбрались из дома.

— Это не он, — сказала Иришка.

Она снова ткнула в сосиску вилкой (будто пытала грешника).

Клубничкина повернула в её сторону голову — улыбка на её лице чуть поблекла, но не исчезла (стала уже не радостной, а будто бы вымученной). Я вдохнул запах её духов (аромат сирени). Света кивнула.

— Здравствуй, Ирина, — произнесла она.

Клубничкина чуть повернула голову и удостоила взгляда Черепанова.

— Привет, Алексей.

Лёша глуповато улыбнулся ей в ответ.

— Мальчики, куда нам присесть? — спросила Клубничкина.

Она будто бы растерянно огляделась. Черепанов тут же взлетел со своего места и ринулся к соседним столам на поиски пустующих стульев. Я отодвинул от себя в сторону недоеденный салат (вкус майонеза не привёл меня в восторг), откинулся на спинку стула. Поленился запрокинуть голову — поэтому взглянул на обтянутые тканью ягодицы замерших около нашего стола девиц. Увидел, как Иришка одним укусом жестоко уполовинила сосиску. Отметил, что Тюляев с сотоващами бросали в направлении нашего стола недовольные и едва ли не угрожающие взгляды. Заметил тащившего стулья Черепанова.

— Спасибо, Алёша, — сказала Клубничкина. — Ребята, вы просто так сюда пришли, или что-то отмечаете? Мы с Галиной заглянули сюда погреться. На улице сегодня холодно. Подумали…

Клубничкина говорила неторопливо, будто зачитывала реплики из сценария. Смотрела мне в лицо, улыбалась. Света и её подруга (по имени Галина, как я понял из Светиных слов) разместились за столом между мной и Алексеем, лицом к недовольно насупившейся Иришке. Клубничкина уселась рядом со мной — черноволосая Галина расположилась ближе к Черепанову. Смотрели они только на меня, будто бы мы сидели за столом втроём. Клубничкина говорила красивые фразы, не отягощённые глубоким смыслом. Демонстрировала мне своё лицо то анфас, то в профиль. Светино колено будто бы невзначай прикоснулось под столом к моей ноге.

Монолог Клубничкиной прервала официантка. Она сунула Светлане в руки лист меню, выжидающе замерла с блокнотом в руках. Под её пристальным взглядом Клубничкина сделала заказ. Заговорила и её подруга, до этого момента остававшаяся безмолвной. Обе школьницы заказали мороженое с шоколадным сиропом. «Бесплатную» улыбку от работницы советского общепита они не получили. Зато эту улыбку официантка подарила мне, когда я поднял на женщину глаза. Я заказал мороженое для своей двоюродной сестры и для раскрасневшегося Черепанова. Себе я попросил горячий чай (всё ещё не согрелся после прогулки по улице).

— … Мы с Галей будем учиться в Москве, — вещала Клубничкина. — Уже решили, что в нашем Кировозаводском университете нам делать нечего. Правда, ещё не определились, куда именно пойдём…

Светлана меня порадовала тем, что не задавала вопросы. Да и её голос звучал приятно. Под рассказы Клубничкиной я всё же доел приправленный майонезом салат. Кивал в такт Светиным словам головой, накалывал на зубцы вилки окружавшие сосиску зелёные горошины. Светино колено будто бы прилипло к моей ноге. Пальцы Клубничкиной то и дело прикасались к моей руке: к левой — не мешали моей охоте на зелёный горох. Мороженое с тёртым шоколадом слегка отвлекло Иришку от прожигания недовольным взглядом лица Клубничкиной. А вот Черепанова оно от любования на Светлану не отвлекло: Алексей его будто и не заметил.

— … Я не знаю, хочу ли я учиться в МГУ, — говорила Клубничкина. — Мама, конечно, уговаривает пойти туда. Но я всё больше думаю о Государственном институте театрального искусства. Все говорят, что у меня талант…

Я покончил с уничтожением горошин, допил сок. Посматривал, как Иришка уплетала мороженое. Полюбовался застывшим на лице Черепанова глуповато-радостным выражением. Сбросил со своей руки холодные пальцы Клубничкиной, придвинул к себе лимонад. Посмотрел в панорамные окна, за которыми ветер то и дело осыпал с крыши шлейф из снежинок. Взглянул на заполнивших зал кафе советских граждан. Вспомнил, что в «прошлый раз» по возвращении из Кировозаводска в Москве я тоже засиживался в залах кафе и ресторанов. Но то были иные заведения. Там звучал джаз, по воздуху (подобно облакам) проплывал густой табачный дым.

— … Кино меня не привлекает, — сообщила Светлана. — Все эти бесконечные дубли — скукота. Моё призвание — это театр. Я вижу себя исключительно на сцене, лицом к лицу со зрителями. Думаю, Вася, ты меня понимаешь…

— Разумеется.

Я понял руку, щёлкнул пальцем — привлёк к себе внимание Черепанова.

Алексей взглянул на меня, растерянно моргнул.

— Лёша, мороженое тает.

Я указал ему на креманку с мороженым. Алексей нашёл её взглядом — будто бы только что впервые её увидел. Он придвинул креманку к себе, ковырнул в ней ложкой.

— … Любовь зрителей, это всё, в чём нуждается настоящая актриса… — говорила Клубничкина.

Она не спускала с меня глаз, кончиками пальцев охотилась за моей рукой. Ни черноволосая Галина, ни разомлевший при появлении Светы Черепанов, ни чуть охладившая мороженым своё недовольство Иришка в разговоре не участвовали. Клубничкина толкала речь — я временами поддерживал её короткими репликами. Салаты и сосиски уютно улеглись у меня в желудке. Я допил сок, приступил к поглощению глазированной булки. Запивал её тёплым лимонадом. Чувствовал: сытость и монотонный голос Клубничкиной навевали сонливость. Взгляд Светиных зелёных глаз меня не тревожил — меня всё больше беспокоил заполнившийся мочевой пузырь.

Я пробежался взглядом по залу — табличек с буквами «М» и «Ж» на стенах не заметил. Обратился за подсказкой к двоюродной сестре: поинтересовался у неё наличием в кафе уборной. Лукина испачканной мороженым и шоколадом десертной ложкой указала мне в направлении входа в кафе и гардероба. Я кивнул. Заметил, что Света Клубничкина взяла паузу в монологе. Она будто прикидывала, какое отношение заданный мною Иришке вопрос имел к её рассказу о «вечном в искусстве», «поисках вдохновения», «предназначении» и «цели в жизни». Я отлепил своё бедро от Светиного колена, выбрался из-за стола.

— Я с тобой! — известил меня Черепанов, тоже налегавший сегодня на лимонад.

На выходе из туалета я столкнулся с Тюляевым.

Грозно щуривший глаза Геннадий преградил мне дорогу в зал кафе. Поверх его плеч на меня хмуро смотрели братья Ермолаевы. У меня за спиной недовольно засопел Черепанов.

— Поговорим? — спросил Гена.

Он выставил вперёд руку: с открытой ладонью. Но не прикоснулся к моей груди. Сверлил моё лицо взглядом.

Жидкие чёрные усы на его верхней губе изогнулись дугой.

— О чём? — спросил я.

Почувствовал, что от Геннадия пахло одеколоном. Уловил древесно-мускусные нюансы аромата, запах хвои.

— Ты знаешь, о чём, — заявил Тюляев. — Москвич, не прикидывайся дураком. О Светке.

У меня за спиной кашлянул Черепанов.

Я кивнул.

— Ладно. Давай. Поговорим.

Попятился обратно в помещение уборной.

Тюляев и Ермолаевы вошли туда вслед за мной, прикрыли дверь.

— Говори, — сказал я. — Слушаю тебя внимательно.

Остановился около ближайшей к выходу раковины. Посмотрел Тюляеву в глаза.

На мгновение мне почудилось, что я беседовал сейчас со своим старшим сыном. Тот тоже в подростковом возрасте на меня временами посматривал вот так же: с вызовом и с плохо скрытой обидой во взгляде.

Геннадий указал на меня пальцем. Но не прикоснулся ко мне и сейчас.

— Не лезь к Светке! — сказал он. — Ты слышишь меня, Пиняев?

Я снова кивнул.

Ответил:

— Слышу. Слышу, но не понимаю.

Я пожал плечами. Рассматривал карие глаза Тюляева.

Геннадий поднял руку выше — теперь кончик его чуть изогнутого указательного пальца смотрел на мой подбородок.

— Не лезь к Светке, — повторил Гена.

Я не сдержал улыбку: уж очень точно Тюляев изобразил моего вспыльчивого сынишку.

Покачал головой и сказал:

— Поясни, Гена. Не понимаю.

Тюляев поиграл желваками на скулах.

— Что тебе не понятно, московский мальчик? — спросил он.

— Выясняю значение термина «лезть». Что ты имел в виду?

Геннадий спросил:

— Самый умный, да?

— Поумнее многих, — согласился я. — Но чужие мысли не читаю. Поэтому и переспрашиваю. Подозреваю, что мы с тобой, Гена, по-разному трактуем слово «лезть». Ни под юбку, ни за пазуху я к Клубничкиной руки не совал. Во всяком случае, пока.

Геннадий вздрогнул, будто я наступил ему на ногу. Он стиснул зубы — я услышал их скрежет.

— А если бы и «полез»? — спросил я. — То… что?

Я развёл руками.

Сказал:

— Геннадий, какое твоё дело до меня и до Клубничкиной? Ты вообще, кто? Её родственник? Или её муж? Какие у тебя могут быть ко мне претензии? С какой стати? Не ты ли, Гена, сейчас «лезешь» не в своё дело?

Тюляев сверкнул глазами. Но он и сейчас не вцепился в мой джемпер, как это во вторник сделал его приятель. Тюляев уже не указывал на меня пальцем — он сжал пальцы в кулак.

Геннадий опустил руку, приподнял подбородок. Его глаза оказались почти на уровне моих глаз.

Секунд пять мы молчали, бодались взглядами.

Чёрные волоски на верхней губе Тюляева смешно топорщились, будто иглы ежа. Я улыбнулся.

— Давай, москвич, — сказал Геннадий. — Один на один. Как мужики. Прямо сейчас.

Он приблизился ко мне на полшага.

Я почувствовал: запах одеколона усилился, к нему добавился и запашок табачного дыма.

— Здесь? — спросил я.

Развёл руками. Заметил, как переглянулись браться Ермолаевы.

Почувствовал, как Черепанов дёрнул меня сзади за джемпер.

— Вася, не надо! — сказал Алексей. — Услышат шум. Позовут дружинников. Вас задержат за драку в общественном месте. И отведут в отделение к его папаше. Потом ещё и в школу бумагу пришлют. И в комсомол. Тебе оно надо?

Я не обернулся, всё ещё глядел Геннадию в глаза.

Тюляев пренебрежительно скривил губы. Посмотрел мимо моего плеча. Фыркнул.

— Никого не позовут, — сказал он. — Не ссы, Черепушка. Что ты придумал? А если и позовут…

Геннадий посмотрел мне в лицо.

— Скажешь, москвич, что я первый начал, — заявил он. — Я отнекиваться не стану. А потом уж как-нибудь… разберусь.

Тюляев расправил плечи, выпятил грудь.

Я ухмыльнулся: вспомнил, что мой старший сын вот так же вёл себя перед схватками во время соревнований.

— Вася, не слушай его, — сказал Черепанов. — Здесь драться нельзя.

Я почувствовал, как азартно затрепыхалось у меня в груди сердце. Чуть изменил стойку: шагнул вперед левой ногой, локтем прикрыл печень. Увидел, как поднял руки на уровень груди Тюляев.

Дверь уборной резко распахнулась, в комнату вошли сразу трое парней — уже не школьников. Братья Ермолаевы расступились. Пришлые парни с удивление окинули нас взглядами, прошли мимо нас к кабинкам.

Тюляев шумно выдохнул, словно спустил пар. Его плечи слегка поникли.

Он посмотрел мне в глаза и заявил:

— Ладно, москвич. В понедельник поговорим. Один на один. Без свидетелей. Договорились?

Он всё же ткнул меня пальцем в грудь.

— Договорились, — ответил я.

Ребром ладони отбил его руку в сторону.

Ухмыльнулся и добавил:

— Поговорим, Гена. Если не передумаешь.

Тюляев скривил губы.

— Я не передумаю, — сказал Геннадий. — Даже не надейся, москвич. Слово даю.

Он резко развернулся и зашагал к выходу из уборной. Братья Ермолаевы поспешили за ним.

— … Летом я ездила вместе с мамой в Сочи, — сказала Клубничкина. — Там мы познакомились с настоящей киноактрисой…

Я следил за тем, как Иришка доедала купленное Черепанову мороженое (Алексей отдал ей свою креманку, словно попытался подсластить застывшую на лице Лукиной кислую мину). Я слушал щебетание Светы. Замечал, как с недовольством во взглядах посматривали в мою сторону всё ещё не покинувшие зал кафе Тюляев и Ермолаевы.

«Эмма, мне кажется, что я веду себя неадекватно, — сказал я. — Будто мне сейчас действительно шестнадцать лет. Где моя полученная с годами зрелая мудрость? Где взрослая рассудительность?»

«Господин Шульц, повторите, пожалуйста, запрос».

«Что там повторять? Я и сам вижу, что в работу моего мозга вмешиваются гормоны. Вот зачем я подначивал этого Тюляева? Явно ведь не из-за этой пустоголовой малолетней актрисы школьного театра».

«Господин Шульц, агрессивному поведению обычно способствуют андрогены — так называемые, мужские гормоны. Наиболее активный из всех андрогенов, тестостерон, отвечает за либидо: половое влечение…»

Я посмотрел Клубничкиной в лицо — Светлана мне улыбнулась.

— … У неё было такое красивое платьишко: голубое в белый горох… — говорила Клубничкина, гипнотизируя меня взглядом.

Её колено под столом ткнулось в мою ногу.

«Эмма, а вот полового влечение к этой лолитке я не испытываю. То ли тестостерона во мне недостаточно. То ли он ещё не разъел мой мозг. Думаю, что лучше я уж к математичке под юбку полезу. Чем к этой напомаженной малолетке».

Из кафе я вышел на улицу — словно вырвался на свободу. С превеликим удовольствием вдохнул свежий морозный воздух. Порадовался, что в нём совершенно не пахло сиренью (духами Светы Клубничкиной).

Подставил лицо ветру — совсем не расстроился, когда тот швырнул мне в лицо колючие снежинки.

— Москвич, стой!

Я замер, обернулся на голос. Увидел стоявшего на пороге кафе Тюляева.

Геннадий указал на меня пальцем и напомнил:

— Завтра. Ты и я. Попробуй только не явиться в школу!‥

Гена развернулся и скрылся за дверью.

Я заметил тревогу в глазах Иришки.

— Вася, о чём он говорил? — спросила Лукина.

— Василий и Тюляев завтра будут драться, — сообщил хмурый Черепанов. — Из-за Светы Клубничкиной.

Иришка растерянно поморгала, снова взглянула на меня.

— Вася, это правда? Ты завтра подерёшься с Геной? Из-за этой дуры Клубничкиной?

Около Иришкиного лица, словно табачный дым, заклубилось облако пара.

Я пожал плечами, ответил.

— Может, и подерусь. Там видно будет. Вот только не из-за Светы.

Я взглянул на Черепанова.

— Ты уж меня прости, Лёха, но я тебя не понимаю. Ты ведь умный парень. Что ты в ней нашёл?

Черепанов насупился.

Я покачал головой, указал большим пальцем себе за спину, где в кафе за нашим столом остались Клубничкина и её черноволосая подруга.

Сообщил:

— Лёша, это была пытка, а не общение. Честное слово. Мне такое счастье и даром не нужно.

Я подставил Иришке локоть — та взяла меня под руку. Я повёл двоюродную сестру по ступеням.

Черепанов чуть приотстал от нас, но всё же шагал следом.

— Я так и не поняла, — произнесла Иришка. — Вася, объясни. Ты с Геной завтра подерёшься, или нет?

Я снова дёрнул плечом.

— Если Тюляев завтра этого захочет, — ответил я. — Но поверь мне, Иришка: это будет драка не ради Клубничкиной. Мы с Геннадием всего лишь померяемся… выясним, у кого… авторитет больше.

Иришка покачала головой.

— Мальчики, что вы нашли в этой пустоголовой дурёхе? — спросила она.

— Это не я в ней нашёл, — ответил я. — Это она во мне нашла.

Повернулся к Алексею и сказал:

— Лёша, ты помнишь, я говорил, что расскажу тебе, какие мужчины нравятся женщинам?

— Помню, — пробубнил Черепанов.

Я поманил его к себе рукой и произнёс:

— Сейчас я выполню своё обещание. Подойди к нам поближе. Слушай меня, Лёша, и мотай на ус.