Сын Авонара

33

В этой скованной льдом долине совсем не было ничего зеленого. Только тысячи оттенков серого и белого наслаивались один на другой, словно художник, изобразивший эту часть полотна, забыл о существовании остальной палитры. Огромные булыжники лежали у края воды, а за ними поднимались крутые, покрытые льдами скалы, которые словно подпирали зубчатые утесы, устремленные в стальное небо. Едва заметный след вился между кочками от того места, где мы стояли, к берегу озера, огибая гранитные глыбы в два-три раза выше Д'Нателя. Было сложно представить, что кто-нибудь, зверь или человек, придет в подобное место по доброй воле. Как оно может быть убежищем дж'эттаннов? Здесь нет жизни, только камень и лед, мертвая вода и молчание.

Пятая подсказка была самой туманной. «Охотник чует добычу, не видя ее, его сердце подскажет, свернуть налево или направо».

Ничто в этой местности не трогало сердце, ничто не манило, не очаровывало, не прельщало. Ветер с озера мчался над валунами, вгрызался в наши плащи, словно злой пес. Я подтянула грубую шерсть ближе к лицу, стараясь не забывать, что сейчас лето.

Надеясь, что сбитые ноги сумеют сделать еще несколько шагов, я подошла к принцу и Баглосу, стоящим на заваленном камнями берегу озера. Идти было некуда. Ни тропы, ни лаза. Ничего, кроме утесов и скал. Конец пути. Я так устала, что даже не чувствовала радости от остановки, и так сомневалась, что не радовалась завершению похода.

— Где мы сбились с пути?

— Мы не сбивались, — возразил принц, в его голосе слышалось нетерпение. — Разве ты не чувствуешь? Это похоже на мираж, какие бывают в пустыне.

Я не чувствовала ничего, кроме боли в ногах.

— Ты хочешь сказать, то, что мы видим, не настоящее?

— Вовсе нет. Просто здесь содержится большее, чем кажется, слой за слоем, скрытое за тем, что мы видим. Я никогда еще не ощущал такого буйства жизни.

Ожидание или страх заставили его голос понизиться до шепота, а лицо пылать, словно начищенная медь?

Я отвернулась, опустилась на камень и обернула сырым подолом плаща зябнущие ноги.

— Я по-прежнему не понимаю пятой подсказки.

— Это не важно. Ворота здесь.

Разумеется, он был прав. А пятая подсказка была не сложнее остальных. Откуда-то сверху, из пространства над утесами, белохвостый сокол прокричал о кончине невезучей горной мыши, одинокий крик отразился от скал раз, другой, третий. И затем, из-за троекратного эха соколиного крика, до нашего слуха донеслись крики тысяч других птиц, птиц, никогда не видевших этого льда и снега: пестрых птиц пустынь и джунглей, сладкоголосых лесных птиц, величественных птиц с океанского берега, жаворонков, сорок и гагар. В этом месте действительно обитает заклятие. И бурная жизнь.

Не успела замолкнуть волшебная музыка голосов, как я обнаружила у себя под рукой желто-белые цветочки не больше булавочной головки, жмущиеся друг к другу в разломе в скале. Когда я провела пальцем по миниатюрному садику, меня окутали ароматы сирени, роз, жасмина и сотен других цветов, так же неспособных выжить под ледяным ветром, как и эти драгоценные крошки — в знойном воздухе равнин.

Я хотела позвать Д'Нателя посмотреть, но вздрогнула от громкого «здравствуйте!», несущегося над озером. Принц стоял на берегу, обернувшись ко мне, глаза его сияли.

— Ты слышишь их?

— Здравствуйте… здравствуйте… здравствуйте, — звучало в воздухе, и звукам вторил бесчисленный хор: крики приветствия, радости, прощания. Голоса без тел. Воспоминания о жизни.

— Да-да, я слышу их.

— Ворота должны быть где-то за озером, — произнес принц. — Идемте. — Он зашагал по узкой полоске берега так же бодро, как в начале пути.

— А наши преследователи, мой господин? — взволнованно спросил Баглос, подстраивая свои короткие шажки к рыси Д'Нателя.

— Они отстали. Нагонят нас только к середине утра. «Ждут, — подумала я. — Они ждут, пока ты покажешь им Ворота». Зиды не знают дороги. Я дрожала, но не от пронизывающего ветра. Эти зиды не бездумные упрямые тупицы, готовые мчаться за нами, чтобы напасть и убить. Я вспомнила Монтевиаль, лес, Триглеви. Дом Ферранта. Они держались достаточно близко, чтобы преследовать, не дать уйти, подтолкнуть нас… пасти нас… до самого конца. Это гораздо опаснее. А мы не можем остановиться. Не теперь. Мы изучили каждую трещину, каждый булыжник на берегу озера в поисках прохода или лаза. Во время Освобождения в крепости жили сотни людей: женщины, дети, старики. И что бы с ними ни случилось, должны сохраниться какие-нибудь остатки того места, где они спали, укрывались от непогоды зимой, которая должна царить здесь большую часть года. Но во многих местах лед уходил прямо под воду, предательски маня за собой, или путь преграждали каменные завалы, оставшиеся от древних оползней, и нам приходилось карабкаться через них или ступать в ледяную воду. Мы наполовину обошли озеро, и все это время узкая полоска песка тянулась вдоль голых скал, мы так и не нашли ни одного разлома в камне.

Когда мы вернулись к тому месту, откуда начали путь, Д'Натель поднял камень и швырнул его в воду, нарушив серую рябь.

— Мы что-то упустили.

— Четыреста пятьдесят лет, — возразил Баглос. — Наверное, ничего не осталось.

— Нет, это здесь. Я уверен. Я бывал здесь раньше… — Голос Д'Нателя затих, словно он сомневался в том, что сказал. — Насколько я могу верить этой тупой башке, я появился на берегу этого озера. Именно отсюда я побежал, от страха, смятения и оттого, что было так холодно, мне казалось, я умру раньше, чем разум прояснится. Одежда погибла в кошмарной буре… тьма, молнии, огонь, крики… у меня в руке был только нож. Я не смел остановиться, — он вытягивал из себя слова, — и в какой-то момент, не с самого начала, как мы думали, а позже, уже внизу, за лугом с цветами, я понял, что меня преследуют слуги… Я не знал, что это такое… эта тень, которая хочет меня заполучить. Я знал, что, если меня схватят, я никогда не узнаю, что искал. — На его печальном лице читалась жажда ответа. — Я искал тебя.

Я очень хотела дать ему то, в чем он нуждался. Но я была обыкновенной, как часто напоминал мне Баглос.

— Давай снова посмотрим дневник. Как ты сказал, мы что-то упустили. — Я вынула хрупкий томик из кармана, стараясь укрыть его от яростного ветра. Баглос подошел ко мне, а Д'Натель привалился к валуну и уставился на озеро. На странице со схемой не было ничего нового, а следующая запись содержала длинное описание того, как Автор преодолевал трудности весеннего сева.

— Вернемся к загадкам, — предложила я. — Может быть, мы пропустили что-нибудь. — Мы с Баглосом вглядывались в страницу, освещенную серым светом, ища что-нибудь, написанное позже, после первоначального описания любимой игры маленькой девочки. Поздние записи были сделаны пером с широким кончиком. По-прежнему пять и заключительная фраза, сделанная этим же широким пером. Просто фраза, обличенная в форму загадки. Она никогда не казалась значительной. — Как это точно, Баглос? Он спрашивает, не чудо ли его дочь, но я не помню дословно. Дульсе прочитал:

— «Настанет день, когда люди будут выкрикивать имя нашего народа, и моя Лилит навечно останется в их памяти».

— «Выкрикивать имя нашего народа…» — Я посмотрела в глаза Д'Нателю. С едва заметной улыбкой он кивнул и подошел к краю озера.

Баглос взволнованно зашептал:

— И тогда имя дар'нети покажет нам Ворота?

— Нет. Не дар'нети… — Понял ли Д'Натель? Принц на миг замер, закрыл глаза, ветер раздувал светлые волосы и потрепанную одежду, которая не могла скрыть его сущности. Затем он широко раскинул руки и прокричал голосом, пророкотавшим в пустоте:

— Дж'Эттанн!

И когда его голос вернулся к нему вместе с холодным ветром, я ощутила такое облегчение, словно сами камни монументально выдохнули, получив приказ поведать давно хранимую тайну. Шепот и бормотание понеслись отовсюду, оставаясь на грани восприятия: негромкий смех, плачь, слова радости, любви, тоски и горя, удивление, — вились над нами, словно рои невидимых насекомых, шум, соседствующий с зимним молчанием. Но все возгласы изумления почтительно замолкли при виде Ворот, открывшихся в камне на другом берегу озера, отверстия не меньше пятидесяти шагов в ширину и высоту.

Не сговариваясь, мы повторили наш путь вокруг озера, не отводя глаз от невероятного зрелища, не думая о преследователях, об опасности, о чем-то, не касающемся этого чуда. Двойные колонны, поддерживающие массивную арку, были покрыты тончайшей резьбой: птицы, животные, цветы, — выполнены так искусно, что казалось, они живут в белом камне. Посреди прямоугольной арки был вписан изогнутый треугольник, на концах которого было изображено по цветку.

Принц первым шагнул в громадные двери. И это было правильно. Крепость была частью его королевства, она носила эмблему его рода. Мы с Баглосом шли следом. Внутри было темно, но принц прошептал «иллюдье», и на стенах вспыхнули факелы. У меня перехватило дыхание, когда огромная пещера ожила. Никогда в жизни я не видела столь прекрасного места.

Пещера была так велика, что мы не видели потолка. Казалось, целая гора доверху была выскоблена изнутри, отшлифованные каменные стены выставляли напоказ свои сокровища: турмалин, яшму, лазурит, — ни один художник не смог бы создать более величественных фресок. Жилы кварца сверкали в свете факелов, словно ограненные алмазы, широкая, ни на что не опирающаяся лестница вилась вверх в мерцающий воздух к нескольким уровням галерей с колоннадами, высеченными в стенах пещеры. Лестницу и галереи соединяли цепочки выгнутых мостов, таких изящных и ажурных, словно сплетенных волшебным пауком. Злой ветер над стальным озером остался позади, воздух внутри пещеры был свежим и приятно теплым.

Живое нетерпение было написано на лице принца, когда он вспомнил о своем задании.

— Я должен немного изучить место. Стену огня будет несложно найти.

— Я останусь на страже, мой господин, — ответил сосредоточенный дульсе, он вынул меч и встал у проема ворот. — Действуйте. — В своем порыве он казался маленьким и глупым.

Принц вежливо склонил голову.

— Благодарю тебя, дульсе. Тебе недолго придется стоять на страже. Если я не смогу справиться за час, все это окажется бессмысленным.

И, словно рожденный в пустыне ребенок, впервые попавший в сад, Д'Натель пошел. Я забыла об усталости, следуя за ним через анфиладу комнат, полных чудес: амфитеатр, темный потолок которого был выложен кусочками кварца, и в свете факелов казалось, что ты стоишь под звездным небом; огромная столовая, где на длинных столах не было ни пылинки, глиняные миски и аккуратно разложенные ложки ждали следующей трапезы; кухни с гигантскими очагами и трубами, уходящими в сердце горы. Мы исследовали мастерские, амбары, кладовые всех видов, комнаты для рукоделия, комнаты с картами, библиотеку с таким обилием высоких стеллажей с книгами и свитками, что винтовые лестницы с деревянными перилами уходили на высоту многих метров, — здесь было все для жизни нескольких сотен людей.

Широкая лестница вывела нас к помещениям разных размеров, спальням, как я поняла, хотя в них не было мебели. Галерея на самом высоком уровне не делала полного кольца вокруг пещеры, как галереи нижних ярусов, а переходила в длинный узкий коридор, уходящий в глубь черной стены. Факелы здесь были поменьше, а стены грубо вырезанные и очень старые. Многообещающе. Пока Д'Натель продолжал открывать двери комнат в галерее, я исследовала узкий коридор. Сотня шагов — и коридор уперся в каменную стену.

Разочарованная, я побрела назад, Д'Натель как раз входил в коридор.

— Там ничего.

Но он покачал головой, я проследила за его взглядом, обращенным в тупик. Свет дрогнул, и скала… тоже дрогнула… массивные двойные двери появились на отполированном камне. Двери были гладкими, ничем не украшенными и потемневшими от времени. Я охотно верила, что к ним никто не прикасался со времен самого Дж'Эттанна. Ни ручки, ни защелки не было, но от первого же прикосновения принца они распахнулись беззвучно и легко, словно петли смазали только вчера.

Коридор за ними был холодный, из арки в конце лился странный синевато-серый свет. Еще сотня шагов — и мы вошли в огромную комнату. Ее стены, потолок, пол терялись в клубящемся ледяном тумане. От непрекращающегося низкого гула, не похожего ни на что слышанное мной раньше, руки сами сжались в кулаки, челюсть напряглась. Ощущение направления и перспективы исчезло, лишь пол под ногами придавал немного уверенности. Мне казалось, я шагнула на край света.

Но неуверенность испарилась, когда мы прошли немного вперед и увидели занавес из огня, поднимающийся от бесцветного пола на необозримую высоту. «Огонь» — единственное слово, которым это можно было назвать, хотя он был голубовато-синим, темнее умирающего пламени в глубине очага.

— Ворота, — произнесла я громко, чтобы перекричать низкий гул.

— Да. — Голос принца был едва различим.

— А Мост?

— Сразу за стеной огня.

— Значит, наше путешествие действительно подошло к концу.

Принц посмотрел вверх, лицо его затуманилось при виде мрачного великолепия места.

— Когда мы только вошли в пещеру, я мысленно увидел город, чудесный город с изящными башнями, садами и парками, в окружении гор, залитых золотистым светом. Этот город здесь, в этом мире, и все это заключено в нем, живое и мертвое.

— Так что же ты должен сделать?

— Я не знаю. — Он был охвачен горем. — Предложи ты мне все богатство мира или тысячу жизней, чтобы заполнить мою пустую голову, я и тогда не буду знать.

— Вот почему настало время тем, кто разбирается в подобных деликатных материях, взяться за дело, не так ли?

Мы развернулись, пять человек с обнаженными мечами вышли из клубящегося тумана и быстро окружили нас. Трое были крепкими, хорошо вооруженными воинами. Четвертый, кому принадлежал насмешливый голос, оказался Мацероном, шерифом с рыбьими глазами. Но при виде пятого, устремившего острие меча мне в живот, все во мне похолодело. Пятым был Баглос.

— Дульсе? — Спокойно позвал Д'Натель.

— Я чрезвычайно сожалею, мой принц. Другого способа нет.

— Тебя никогда не учили заглядывать в постель, нет ли там змей, и вытряхивать пауков из ботинок, ты, принц дураков? — злорадно поинтересовался Мацерон.

Пучеглазого шерифа для принца не существовало.

— Что это означает, дульсе? — В словах принца не слышалось гнева, только удивление и скорбь.

— Это означает спасение для Авонара, мой господин. Если вы сумеете припомнить, как он прекрасен, вы поймете меня.

— Как вероломство и предательство помогут спасти прекрасное?

— Была заключена сделка, мой господин. Вы поймете. Вам предоставят то, чего вы желаете, возможность достойно спасти свой народ.

— Ты понимаешь, кто эти люди, Баглос? — спросила я, испуг перерос в ярость при виде тех, кого он выбрал в товарищи. — Этот мерзавец сделал все, что мог, уничтожая потомков Дж'Эттанна. А теперь он служит зидам. — Жиано, Дарзид, Мацерон… мои догадки оставались бездоказательны, но я была уверена.

Мацерон насмешливо поклонился мне.

— Не слишком вежливое представление, моя госпожа, но чего еще ждать от того, кто имеет опасную привычку якшаться с магами — воплощениями зла? Я думал, вы усвоили преподанный десять лет назад урок.

— Вы ошиблись, оставив меня в живых. Ты уже тогда служил этим бездушным негодяям?

— Мой господин вовсе не дьявольский маг, а благородный воин, избавляющий мир от этих извращенных созданий, готовых поработить нас, и мерзостных предателей вроде тебя, помогающих им. Он сражается вместе со жрецами Аннадиса. А этого бога я чту.

Его господин… посмею ли я назвать имя, в котором уверена? Мой язык упрямо отказывался произнести его, словно само слово было злобным заклинанием, способным предрешить нашу судьбу. А жрецы…

— Ты дурак, — только и сказала я.

Баглос, нахмурясь, смотрел на Мацерона.

— Откуда ты знаешь эту женщину?

— Это было давно и никак не связано с нынешним делом. Ты правильно поступил, что вывел жрецов на след. А теперь нужно сделать так, чтобы этот ваш принц не стал помехой успешному завершению дела.

Три воина шагнули вперед, и Д'Натель наконец-то обратил на них внимание. Принц схватил одного из них за правую руку и шею и швырнул на другого, с мечом. Они оба упали на пол, а Д'Натель попытался вырвать у третьего меч. Он развернул человека и прижал к груди, и рука хнычущего негодяя вывернулась под немыслимым углом.

Мацерон занес свой меч над головой принца, я закричала и вцепилась в руку шерифа. Но один из упавших на пол уже поднялся и отшвырнул меня к стене. Пока я пыталась отдышаться, он приставил ко мне Баглоса с мечом. Меч дульсе проколол мне кожу под грудью. Я не осмеливалась шевельнуться. На маленьком личике Проводника отражался испуг, но рука не дрожала. Он полон решимости.

Мацерон ударил принца по голове рукояткой широкого тяжелого меча. Д'Натель пошатнулся, еще сильнее вцепился в противника, но меч выпал. Воспользовавшись моментом, два Мацероновых бойца кинулись и повалили принца на пол, освободив третьего товарища.

Рыча от ярости и боли в вывихнутой руке, освобожденный противник принца опустил ему на шею тяжелый башмак. Воин, прижимавший правую руку Д'Нателя к земле, наставил острие меча на его запястье и медленно нажимал, пока кровь из раны не полилась ручьем. Д'Натель продолжал сопротивляться, брыкаясь ногами и выворачиваясь всем телом. Но третий головорез пнул его в бок, и он обмяк, задохнувшись.

Мацерон с такой силой вцепился мне в руку, что под его пальцами сразу появились синяки, он шипел мне на ухо:

— Я бы посоветовал, моя госпожа, рассказать вашему несдержанному другу, что мы делаем с магами. Я слышал, он не умеет многого из того, что творят чародеи, но я отрежу ему руки, если он только пальцем пошевелит, и вырву язык, если он произнесет хоть слово. Ты помнишь. Жрецы хотели получить его целым и невредимым, но прежде всего они хотели его получить. Я не допущу, не допущу ни на миг, чтобы он сбежал. Мы уничтожим все это. — Он кивнул головой на огненную завесу.

— Видишь, Баглос, — сказала я горько, пока негодяи продолжали пинать принца под ребра, по рукам и ногам, — с каким демоном ты заключил договор.

— Это необходимо, — ответил дульсе, отказываясь смотреть на то, что происходит за его спиной, хотя и вздрагивая от каждого удара. — Я не хотел, чтобы было так.

Когда Д'Натель окончательно затих, Мацерон передал меня человеку с вывихнутой рукой — сопящей скотине с обвисшими усами и гнилыми зубами.

— Вы с коротышкой поведете женщину, а мы как следует свяжем мага. Пусть Кивор проследит, чтобы она не сбежала.

От разочарования и злости на себя я с трудом передвигалась, когда бандит Мацерона потащил меня обратно в пещеру. Я споткнулась, и Баглос кинулся, чтобы подхватить меня. Я отдернула руку.

— Ты не можешь понять, женщина.

— Я думала, ты любишь его. Я думала, ты поклялся ему в верности. Честь дульсе и прочее. Где же честь, если ты продаешь его врагам, вашим врагам?

Мы начали спускаться по винтовой лестнице, нож бандита впивался мне в спину. Баглос шел рядом, быстро перебирая коротенькими ножками.

— Д'Натель не знает того, что необходимо для спасения Авонара, — возразил дульсе. — Это не его вина. Он не должен был становиться Наследником, он не подходил для этого, особенно после несчастья. Но в этот день он выполнит свой долг, потому что этот план придумали те, кто гораздо мудрее нас. Его долг превыше всего. Он должен это понять. У нас нет другой надежды.

— Вы отдаете его зидам… хотите уничтожить Мост… ради чего?

— Незадолго до того, как мы прошли через Ворота, Наставники получили меч и кинжал Д'Арната, хранившиеся у лордов в Зев'На со времен битвы при Гезире. Пока у дар'нети есть меч, Авонар непобедим. Кинжал тоже должен быть у Наставников, но и одного меча довольно. Мой господин, с которым я связан, приказал выполнить уговор, отдав Д'Нателя, как только мы подойдем к Воротам.

— Ты не дурак, Баглос. Они хотят убить твоего принца и уничтожить Мост. Что хорошего может из этого выйти?

Баглос отвел глаза.

— Авонар будет жить. Если Д'Натель умрет, значит, такова его судьба. — Он сбежал по ступенькам передо мной.

И он умрет. И я стану соучастницей убийства. В своей самоуверенности, в бесконечной гордости, я не внимала предостережениям, уверенная, что ничего дурного не может произойти, потому что я так хочу, уверенная, что мы разгадаем тайну, потому что мой интеллект и целеустремленность не допустят иного вплоть до последнего момента. Из-за жалкого куска заточенного железа Д'Нателя отдадут зидам. Он умрет. Моя возрожденная душа содрогалась от осознания этого факта. По венам бежал огонь. Кто бы мог подумать, что меня это так заботит?

Мы спустились в главную пещеру. Заговоренные огни погасли, осталось только несколько обычных факелов. В круге желтого пламени был виден потрескавшийся каменный пол со следами слякоти, заваленный сумками и седлами. Чудесные стены, мостики и лестница терялись в темноте.

Люди Мацерона привязали меня к изящной колонне за кругом света. Желтолицый молодой человек с выбритой головой, блестящими острыми глазками и бескровными губами пробежался костлявыми пальцами по моим рукам, проверяя, надежно ли затянуты веревки. Я вздрогнула от его прикосновения. Он ухмыльнулся, его голова стала еще больше похожей на череп. Но даже его присутствие здесь было пустяком по сравнению с тремя людьми в балахонах, которые наконец вышли в пятно света. Голос Жиано казался ледяной когтистой лапой, царапающей сталь.

— Вы достали то, что нужно?

Мацерон подошел в этот же миг.

— Мы схватили его. Вы слишком доверяете этому коротышке.

— Не стоит волноваться. На дульсе, связанного клятвой, можно положиться. Мы можем ему доверять.

Жиано подошел к Баглосу, застывшему между двух воинов Мацерона. Дульсе не смотрел на зида, уставившегося на него пустыми немигающими глазами.

— Хотя нужно еще завершить сделку. Младший талисман каким-то образом оказался у принца. Дульсе пришлось рисковать, идя через Мост, чтобы вернуть его хозяевам, — произнес Жиано. — Кто бы мог подумать, что такая мелочь может оказаться важной?

Баглос вспыхнул.

— Но у Наставников есть меч.

— В самом деле, священное оружие Д'Арната пригодится бедным дар'нети больше, чем Наследник Д'Арната.

Мы не возражаем, чтобы жалкий городишко пожил еще какое-то время, если талисман обладает той силой, какую вы приписываете ему. Нас это даже позабавит. Добыча наша. Победа наша. — Жиано развернулся на каблуках. — А теперь пора взглянуть на добычу. Я слышал, его разум расстроен, и я не буду великодушен, если он расстроен слишком сильно. — За напускным хладнокровием угадывалось нетерпение.

Мацерон щелкнул пальцами, и желтолицый человек исчез в темноте.

— Я слышал, он повредился при «переходе», что бы это ни означало. Но он более-менее в целости и сохранности.

— А женщина? — спросил зид. Мацерон указал на меня рукой.

— Леди с нетерпением ждет, когда вы почтите ее своим вниманием.

Холодная улыбка улетучилась с лица Жиано, когда он вытащил меня из темного угла. Зид стоял так близко, что я ощущала его дыхание; быстрее, чем я успела моргнуть, в его руке появился смертоносный кинжал. Он почти нежно провел острием по моей шее. Я вжалась в колонну.

— Ах, сударыня, меня так и подмывает положить конец вашему вмешательству. Мне редко противостоят с таким упорством, и мне было бы наплевать…

Его серые глаза раскрылись шире, втягивая в себя рассудок и жизнь. Вонь гниения, горелой плоти, горячей крови на камнях заполонила мои чувства. Я тонула, захлебывалась в ужасе. Потребовалась вся моя воля до последней капли, чтобы отвести от него глаза, но когда мне удалось, я не знала, сама ли справилась или же Жиано отпустил меня.

— …вашей жизнью интересуется некто, обладающий большим влиянием. Я же доволен, что ваше сопротивление подавлено, как и сопротивление ваших жалких союзников. Я привез вам горячий привет от одного из них.

Он кивнул одному из своих товарищей в серых плащах, и тот передал ему грязный холщовый мешок. Безрадостно улыбаясь, Жиано запустил руку в мешок и вытащил отрезанную человеческую голову. Тонкие белые волосы, широко раскрытые карие глаза. Полные страха. Якопо.

Я закрыла глаза и до крови прикусила губу, сдерживая вопль горя, страха и ненависти, чтобы не доставить удовольствия Жиано.

Узкие губы зида растянулись в усмешке.

— Оставшихся троих, что одурачили нас, недавно постигла та же участь. Ну и жалкое же зрелище они представляли.

— Нет, — простонала я, смертельный холод поднимался от ступней к дрожащим коленям, заползал в пустой желудок, сжимал сердце. Только не все. Только не снова.

Свет факелов играл на золотой серьге Жиано, его ледяные пальцы коснулись моей щеки, и он зашептал мертвящие слова.

— О да, мы оставили их, вполне мертвых, на камнях под горой Кассариан. Стервятники, наверное, уже склевали мясо до костей. В некотором смысле жаль. Девчонка дар'нети могла бы быть забавной. Но благородный шериф сильно раздражал, а о калеке никто не станет печалиться. — Холодные пальцы коснулись, казалось, не только моего лица, но и разума, ненавистные… грязные… отвратительные… испорченные… Как бы я ни извивалась в своих путах, мне не избежать их прикосновения.

— Что ж, хватит, — произнес он, внезапно отпуская меня, оставляя меня оцепеневшей и бесчувственной, повисшей на веревках. — У нас в запасе есть еще сюрпризы. Надеюсь, вам понравится финал вашего путешествия. — Он нагнулся ко мне так близко, что я не могла отстраниться, и прижался холодным ртом к моим губам, слизывая кровь там, где я прокусила их. Я старалась сдержать тошноту.

Жиано оставил меня в покое, когда желтолицый вернулся с другим стражником, они вели перед собой Д'Нателя, которого втолкнули в круг света. Рот принца был заткнут кляпом, глаза завязаны, ноги стянуты веревками, а руки закручены за спину и привязаны к петле на шее; стоит ему наклонить голову или опустить руки — и петля задушит его. Его плечи выгибались от напряжения. Левая часть лица залита кровью и покрыта синяками. Мацерон кивнул Жиано.

— Можете осмотреть покупку.

— Уберите покровы, — сипло проговорил Жиано. — Вообще все. Я хочу видеть, что живет в его теле.

Один их серых жрецов снял повязку с глаз принца и вытащил кляп, обещая отрезать ему язык, если он заговорит. Д'Натель закашлялся и содрогнулся, когда тряпку вынули у него изо рта. Пока один стражник держал нож у его шеи, второй разрезал одежду, и принц остался стоять связанный и голый, его тело было покрыто темнеющими синяками. Я смотрела ему в лицо. Здесь так темно. Лоб, щеки. Отчего я так дрожу? Он не видит меня в тени, его глаза, ослепленные факелами, превратились в щелки.

Жиано обошел вокруг Д'Нателя, разглядывая его, словно призовую лошадь.

— Наконец это произошло. Спустя тысячу лет Наследник Д'Арната столкнулся лицом к лицу с врагами. Ты когда-нибудь думал, что им окажешься ты или что ты будешь последним из них? Хотя бы маленькое зернышко сомнения пустило ростки в твоем истощенном разуме, озарило ли тебя мгновенное просветление, что скоро тебе придется доказать, достоин ли ты того доверия, которое оказывало вашему семейству несчастное королевство, а ты окажешься неспособным? — Он ударил принца по завернутой за спину руке, а когда Д'Натель попытался отстраниться, гневно зарычал, и стражники крепче вцепились в принца. — Какой жалкий конец столь многообещающего рода, такой же, как конец любого раба. Однако, — он остановился и посмотрел принцу в лицо, холодное и надменное даже в его нынешнем положении, — в тебе явно есть что-то странное. Дассин, старый пройдоха, что ты сотворил? Если у тебя так мало мозгов, почему он потрудился скрыть это? Преследовать тебя было нелегко, надо отдать ему должное. Ты не тот, каким был полгода назад, даже не тот, каким был при переходе. — Жиано обхватил голову принца. — Один внимательный взгляд, чтобы удостовериться, — и мы в расчете с этими кровожадными мирянами.

Свет факелов померк, ледяной ветер загулял по пещере, неся с собой уверенность в близкой смерти и одиночестве, жестокости и ненависти, нескончаемой боли без всякой надежды. Даже невозмутимый Мацерон побледнел. Его люди хватались за головы и стонали. Я не могла сдержать дрожи.

Все краски сбежали с лица Д'Нателя, капли пота покрыли лоб. Он пошатнулся, но стиснул зубы и устоял… и тень ушла, воздух снова очистился. Жиано отдернул руки от Д'Нателя, словно обжегшись, его усмешка пропала. Принц широко раскрыл глаза, блестящие и полные презрения.

— Это он, — засопел Жиано. — Продолжим. Его нож у тебя?

Мацерон передал серебряный кинжал Д'Нателя Жиано. Зид поднял его к свету и внимательно рассмотрел.

— Младший талисман, — произнес он. — Дар'нети считают, что с ним и с мечом они смогут быть уверены в своем будущем, отказавшись от этого бесполезного принца и Моста, который не принес им ничего, кроме горя. — Он подбросил кинжал в воздух и поймал вращающееся оружие за рукоять. — С возвращением кинжала дело сделано. Огонь Ворот еще горит, и прежде чем мы потушим его навсегда, ты можешь снова подвергнуться опасности и вернуться к своим хозяевам. Ты этого хочешь, дульсе? — Зид протянул лежащий на ладони нож, словно он был слуга, принесший господину его любимое кушанье.

— Да. — Баглос дрожал, его лицо пожелтело, он принял оружие, быстро завернул в тряпицу и сунул в узел, который нес на плече. — Дело сделано.

— Знаешь ли ты, чем связан, мой господин? — Жиано провел пальцами по серебристой веревке, охватывающей шею принца. — Долемар гораздо крепче веревок и цепей. Как ты уже, наверное, заметил, она натягивается тем сильнее, чем больше ты сопротивляешься, а от малейшего воздействия магии она раскалится. От большого выброса магии твоя плоть обуглится, ты будешь умолять нас отсечь тебе руки и ноги.

Он прошипел какое-то слово, от которого свет факелов померк, и дернул за веревку, связывающую руки и шею принца. Хотя он не издал ни звука, спина Д'Нателя выгнулась дугой, словно веревка затянулась сильнее.

Жиано улыбнулся.

— Тебе повезло, что ты недолго пробудешь связанным. Завтра на заре род Д'Арната кончится. Мост был создан кровью и потом первого Д'Арната, а кровь последнего из Д'Арнатов уничтожит его. Просто, не так ли? Странно, что потребовалась тысяча лет, чтобы узнать, что необходима лишь твоя жизненная сила, кровь помазанного Наследника Д'Арната, выплеснутая в огонь, чтобы со всем этим было покончено. — Со времен сотворения мира никто не произносил более напитанных ненавистью слов.

Жиано махнул зидам.

— Уведите его до утра.

И два зида схватили Д'Нателя за связанные руки, Баглос повернулся к Жиано и неловко поклонился.

— Прежде чем я уйду, — начал он, — я хочу попросить об одной милости. Мой господин целый день ничего не ел и не пил. В договор входило, что и лишенный свободы, он не будет страдать от жестокого обращения до того момента, когда ему придется исполнить свой долг. Могу ли я в последний раз предложить ему еду и питье?

Жиано захохотал.

— Если ты думаешь, он примет от тебя что-нибудь, дульсе, пожалуйста. Нам придется ждать до утра, прежде чем последняя глава этой истории будет дописана, и я не хочу, чтобы он ослабел. Наследник Д'Арната должен послужить своему народу в полную силу. Пусть он сам узнает, на что способен.

Баглос покопался в кожаном мешке, опустился перед обнаженным принцем на колени и протянул ему серебряную флягу.

— Молю о прощении, мой принц. Я не знал вас, когда мы начинали путь. Но в эти последние дни… ваша доброта… Вы не тот человек, о котором мне говорили. Хотя от этого моя вера в необходимость свершившегося не убывает, при воспоминании о нашей дружбе мое горе становится тяжелее. Если бы могло быть иначе. — Слезы покатились по круглым щекам дульсе. — Се'на давонет, Гире Д'Арнат.

Я поняла эти слова, которые не поняла тогда, когда Баглос впервые приветствовал ими принца. «Славься, Наследник Д'Арната». И я вспомнила, как Д'Натель всматривался в шрамы на спине Тенни, стараясь понять, как могут быть связаны друг с другом честь, предательство и прощение. Наверное, принц решил, что у Баглоса тоже не было выбора, как и у Тенни, потому что через мгновение он кивнул. Баглос поднялся и поднес флягу к губам господина. Серебро блеснуло в свете факелов.

Фляга… Что это? Это не та фляга, из которой дульсе потчевал нас на всем пути. Это другая, украшенная орнаментом, предназначенная для крайних случаев. И когда сам дульсе едва не утонул, это не было крайним случаем. В двуличность дульсе было сложно поверить. Но теперь, когда я знала, я заметила много того, что упустила раньше. Да, Баглос почитал Д'Нателя, любил его. Я знала это, потому что видела, как он горевал, не подозревая о моем присутствии. Я смотрела на рыдающего дульсе и флягу в его подрагивающих руках, и меня пронзила ужасная уверенность.

— Нет! — закричала я. — Д'Натель! Мой принц! Нет! О боги, не пей!

Д'Натель вздрогнул. Он даже не знал, что я здесь, в темноте. Баглос не обернулся, он держал флягу у рта принца.

— Прошу, господин, умоляю… пока еще не поздно…

Но серебряная фляга упала на камни, Жиано оттащил дульсе от принца. Зид швырнул Баглоса на землю и жестом приказал серым плащам увести Д'Нателя. Два зида быстро завязали принцу глаза и утащили его в темноту.

— Глупая мирская женщина! — кричал Баглос. — Теперь они его силой уничтожат Мост. Мы могли предотвратить это. Ты испортила все. Я проклят навеки.

— Баглос, неужели предательства недостаточно? — спросила я. Каким бы безнадежным мне ни представлялось все происходящее, я не могла молча смотреть, как совершается убийство.

Баглос не успел ответить. Жиано перевел на него бесстрастный взгляд и, выказав не больше чувств, чем человек, прихлопывающий комара, всадил нож в горло дульсе. Кровь Проводника быстро впиталась в пересохшие камни.