24

— …Погиб уже десять месяцев назад. Наш единственный ребенок. Я должна рассказать мужу. Прошу, ваша милость.

— Ты говоришь, муж служит в арсенале? — Стражник покосился на черную ленту у меня на рукаве и понимающе кивнул. Судя по числу черных лент на рукавах жителей Монтевиаля, каждый потерял на войне сына, брата или мужа.

— Да, сударь. Он ремесленник. С честью служит самому королю. А наш Тевано был легионером, не просто солдатом. — Я разрыдалась и закрыла лицо передником, чтобы юный стражник не заметил обмана. Один из его товарищей, человек средних лет с густой рыжей бородой, внимательно смотрел на меня со своего поста с другой стороны приземистой дворцовой башни.

— Ладно. Проходи. Но только до арсенала и сразу обратно.

Я поклонилась и быстро прошла под мрачной аркой ворот, старательно отворачивая лицо от рыжебородого стражника. Может быть, не стоило входить через те же ворота, через которые мы с Кейроном входили почти каждый день в течение двух лет.

Оказавшись за углом башни, я свернула с дорожки, ведущей к арсеналу, и направилась в мастерские, которые Кейрон использовал для нужд Хранилища Древностей. Первый раз за десять лет я приближалась к дворцу лейранских королей с радостным, а не дурным предчувствием. Даже хлопающие на ветру алые знамена, означающие, что Эвард дома, не могли заставить меня замедлить шаг, когда я ступила на вымощенную кирпичом дорожку, отделяющую парадную часть дворца от хозяйственных каменных построек.

Следующая задача — узнать, жив ли кто-нибудь из прежних работников Хранилища. Все, кто работал с Кейроном, любили и уважали его, но их всех приговорили к «очищению», дорогостоящему и унизительному обряду, и я сомневалась, что найду здесь знакомых, тем более сочувствующих и незапуганных. Хуже того, когда я пересекла посыпанный гравием двор, то обнаружила в мастерских Хранилища шумную ораву потных скорняков.

— Чего тебе? — спросил бородатый работник, опуская свернутые в рулон шкуры на землю в трех шагах от того места, где я застыла в смущении. Из этой темной вонючей берлоги, где лупили молотками, резали, сшивали, выйдут горы седел, упряжи и сапог, необходимых Эварду для войны с Искераном.

— Я принесла записку секретарю Хранилища Древностей, — сказала я. — И не стала спрашивать, где оно находится. Потому что, когда я приходила с поручением в последний раз, оно было здесь.

— Похоже, ты давненько приходила сюда или просто заблудилась. Я работаю здесь уже восемь лет.

— Куда же они переехали? Моя хозяйка наверняка побьет меня, если я не передам записку.

— Хранилище, говоришь? — Скорняк поскреб седую бороду. — Что-то незнакомое. — Он задумался. Он понятия не имел, о чем я говорю.

— Там занимаются старьем, свезенным отовсюду: статуями, столами, доспехами, инструментами, надгробиями и прочим.

— А… Вроде как военные трофеи?

— Да. Да, именно.

— Наверное, это те парни из подземелья.

— Подземелья?

— Ага. Так мы их прозвали. Сидят внизу, словно кроты. Обойдешь этот дом, увидишь лестницу в подвал.

Спустись вниз, там покричи. Эти кроты, наверное, те, кто тебе нужен, — он добродушно улыбнулся мне почти беззубым ртом, — если, конечно, не решишь, что парни вроде нас все-таки получше.

Я улыбнулась мокрому от пота работнику.

— Не сегодня. Но если я найду того, кто мне нужен, значит, ты спас мою шкуру, этого я не забуду.

— Отлично. — Он взвалил свою пахучую ношу на широкие плечи и вошел в шумную мастерскую.

Когда я отыскала лестницу вниз, то увидела, что ступени ее засыпаны листьями, ветками, обломками кирпичей, а дверь внизу лестницы выглядела так, словно ее ржавые петли не смазывали со времен Освобождения. Я осторожно спустилась по крошащимся ступеням, с трудом отворила тяжелую дверь и вошла.

При виде темного и пустого коридора все во мне сжалось. «Здесь нет демонов», — говорила я себе, не вполне веря собственным словам. Единственным звуком, кроме звука моих шагов, было равномерное постукивание, доносящееся из дальнего конца, уводящего все ниже прохода. Я на цыпочках миновала черный провал, двигаясь к источнику звука. Бледный свет лампы сочился из двери слева от меня. Постукивание прекратилось, и я осторожно заглянула в дверной проем.

Темноволосый человек склонился над столом, заваленным инструментами, засыпанным пылью и обломками камня. Небольшая комната была забита горами ящиков, старыми книгами, кучами свернутых манускриптов, на полках теснились бутылки, банки, тряпки, расписанные горшки и коробки всех форм и размеров. Облупившаяся картина лежала на полу рядом с резной деревянной лошадкой, которой могло быть лет восемьсот. Из Искерана, я знаю. Лошади были священными животными искерских богов. Человек за столом поднял маленький молоточек и снова застучал.

— Прошу прощения, — произнесла я.

Он развернулся, со стуком уронив молоток. Небольшого роста, смуглый, с черными кучерявыми волосами, лишь недавно начавшими седеть. Носом, ртом и узким подбородком он смутно напоминал крысу.

— Расин!

Человек сощурился, нахмурясь.

— Кто здесь? Пожалуйста, выйдите на свет. Я не вижу в темноте, хотя те, кто выдает мне ламповое масло, кажется, думают иначе.

Я вошла в комнату и тут вполне насладилась незабываемым ощущением — когда мужчина при виде тебя падает замертво. «Когда-нибудь, — говорила я себе, обнюхивая горшки Расина, в надежде найти воду или вино, — кто-нибудь будет приветствовать тебя обыденным: „Привет, Сейри, как дела?“ Я решила, что содержимое широкой зеленой крынки не ядовито, и побрызгала из нее Расину в лицо. Потом опустилась на пол, пока он бормотал что-то и мотал головой, хватаясь за ножку стола.

— Моя госпожа! Прошу прощения. Я… это же просто… Я не… Я думал… — Он открывал и закрывал рот, словно рыба.

— Прости, что напугала тебя. Бояться нечего. Нет ничего противозаконного в том, чтобы поговорить со мной. За меня поручился король, я не бежала.

— Нет. Нет. Я просто подумал…

— И я не привидение.

Он вытащил платок из кармана камзола и утер капли, стекающие по лицу.

— Просто от неожиданности. Изумления. Здесь так тихо. Никто не ходит. Все это было так давно. Что привело вас сюда, моя госпожа?

— Я приехала в город, и мне интересно посмотреть, что стало с коллекциями. Я рада, что они на твоем попечении.

Он густо покраснел.

— Ах, моя госпожа, назвать это попечением! Я остался один. Нет денег на то, что мы делали когда-то, А коллекции… тю-тю! Полагаю, искерская кампания стоит невероятно дорого. Все, что можно было продать, продали. Переплавили всю медь и все серебро. Драгоценные камни выковыряли из всего, что только могли найти. Даже доспехи и мечи забрали на вооружение или переплавку. Остались только камень и бумага, да и те сильно пострадали после… — Он испуганно поднял на меня глаза.

— Да, они пошли на это. Но ты все еще здесь. А кто теперь Хранитель?

Он пододвинулся ближе и понизил голос.

— Никого. Никто не осмелился претендовать на этот пост. Я по-прежнему секретарь, у Хранителя Имярек. Но я не жалею. Я могу сидеть здесь и делать что умею. Только что притащили кучу вещей из Керотеи. Все хлам, кроме лошадки и этой шкатулки.

На скамье стоял кубический футляр из потрескавшейся и облупившейся кожи, окованный прогнившей медью.

— Я пытаюсь вынуть штыри из петель, чтобы открыть его, не повредив, как учил господин Кей… Хранитель.

Тяжело вздохнув, Расин встал на ноги, распрямился и протянул мне руку, помогая подняться с пола. Он больше не дрожал, но был немного смущен. Он несколько раз открывал рот, пытаясь заговорить, и вдруг выпалил:

— Не думал, что увижу вас еще когда-нибудь, моя госпожа.

— Конечно не думал. Я и сама не думала когда-либо оказаться здесь.

Нежданная встреча с помощником Кейрона означала, что невероятная история, которую я заготовила, чтобы попасть в подвалы, больше не нужна. Расин явно хотел поговорить. Я выслушала его.

Предложив мне стул, единственный в небольшой комнате, он сдвинул брови.

— Я часто думал… мечтал… вернуться назад и кое-что исправить.

— Кто из нас не мечтал? — Я неловко взгромоздилась на высокое сиденье.

— Я должен был говорить. — Он умолк, его взгляд затуманился, словно он заглянул внутрь себя, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Никто, кроме вас, не высказался в его защиту. Я должен был это сделать. Вся эта болтовня Ригора, глупая, невероятная ложь о летающих ящиках, оживших трупах, и никто не стал спорить с ним. Но я боялся.

— И было чего. Твое заступничество ничего не изменило бы, Расин. А ты бы погиб.

— Но это было несправедливо. Сначала… — он отвел глаза и снова покраснел, — я был рад, что его разоблачили, боялся, не сделал ли он со мной что-нибудь нехорошее, ведь я был рядом с ним… и я ненавидел его за это. Я ненавидел его за то, что он обманул меня, заставил бояться. Но на суде я услышал вас, и все стало ясно. Я видел, что с ним сделали, думал, какой он хороший человек, добрый и справедливый, он учил меня, доверял мне. Я не мог поверить в правдивость тех ужасных обвинений, которые выдвинули против него. Я думал, что кто-то должен защищать его, но не смог. Все эти годы я не мог набраться храбрости, чтобы просто произнести его имя, здесь, в темноте, где никто меня не услышит.

— Спасибо, что ты рассказал мне, Расин. Ты не должен винить себя. В его защиту могли бы выступить сами Священные Близнецы, но и это не помогло бы. Но ты только что сильно упростил мне жизнь!

На лице Расина появилось такое изумление, что я едва не засмеялась.

— Я пришла не просто так. Хочу посмотреть коллекцию. Я боялась, что здесь не окажется никого из знакомых. Или что знакомые плюнут мне в лицо и прикажут убираться.

Расин принял свой самый деловитый вид и поклонился.

— Я уже давно не слышал просьб, которые отличались бы от «убери это бесполезное барахло с моих глаз» или «неужели у тебя нет ничего ценного». Я с радостью провожу вас, моя госпожа. И торжественно клянусь не плеваться. — Он обвел рукой свои оскудевшие владения. — Что вы хотите увидеть? Осмотреть все, что осталось? Осталось немного. Полистать придуманный вами каталог? Он не обновлялся, но все еще полезен. Может быть, предпринять долгую прогулку по мастерским, которые тянутся аж от этой стены до противоположной, не целых два шага дальше, чем я могу достать рукой?

— Я хотела кое-что найти. Кое-что пронумерованное, что мне очень нужно увидеть. Если бы мы могли попасть в юго-западный подвал…

Улыбка Расина померкла, и мое воодушевление вместе с ней.

— Юго-западный подвал? Нам пришлось уйти из юго-западного подвала, он потребовался для чего-то еще. Я перенес оттуда все, что смог, но мне не дали времени. Многое сгорело. А что вы ищете?

— Кожаный сундук. Очень старый. Он стоял в углу, под кипой скатанных ковров.

Он поскреб длинными пальцами по щеке.

— Не знаю. Что-то незнакомое. Говорите, это было в каталоге? Я постарался указать новые места всех вещей, перенесенных из юго-западного подвала.

— У этой вещи был номер, но ее не было в твоем списке.

— Что ж, давайте поищем. Большинство того, что я спас, теперь в северо-западном подвале. — Расин шарил по столу, пока не нашел большое кольцо с ключами и книгу в кожаном переплете. Снял лампу со стены и повел меня по коридору, аккуратно закрыв дверь комнаты. Он немного помялся и спросил:

— Вы бы хотели, чтобы наше путешествие осталось в тайне, моя госпожа?

— На самом деле, хотя все, что я рассказала о себе, правда, я бы предпочла, чтобы никто не знал о моем визите. Обещаю…

Он поднял руку.

— Не нужно обещаний. Сюда.

Он повел меня вниз по коридору в лабиринт туннелей. Еще минут пятнадцать мы быстро шагали, пока не дошли до железных ворот, которые Расин отпер одним из ключей. Призрачный шелест и шепот доносился из разверстых пастей боковых коридоров. Я проглотила комок в горле и сосредоточилась на спине Расина. Лампа была совсем тусклая. Мы поднялись вверх, к новым воротам, за ними была деревянная дверь.

Оказаться в лабиринте бесконечных подвалов было все равно что вернуться в прошлое, но одного взгляда хватило, чтобы увидеть, как пострадали коллекции. Картины, так аккуратно расставленные, были плохи, статуи в основном разбиты. Идол в виде человека с вороньей головой слепо таращился на нас, драгоценные камни исчезли из его глазниц, с великолепного пояса и воротника, пропали полоски серебра с посоха, не осталось ни одного, даже крошечного камешка. Расин повел меня в угол, где хранились спасенные из юго-западного подвала вещи, и мы начали обследовать ящики и коробки. Я пока еще не думала, что стану делать, если сундук не найдется. После двух часов бесплодного поиска я решила, что пора бы об этом поразмыслить.

Расин водил пальцем по страницам книги.

— Я просто не знаю. Если его не было в списке… куда же я мог его засунуть? Вы сказали, он стоял под кипой ковров. — Расин вел пальцем по старым страницам медленно и осторожно, щурясь в попытке прочитать неразборчивые каракули, мне уже хотелось отнять у него книгу или закричать. Но он вдруг постучал пальцем по странице и сказал:

— Есть еще одна возможность. Часть ковров я сложил в нишу за последним рядом колонн. Там немного суше, чем в других местах. Если вашего сундука нет там, значит, он погиб.

Я затаила дыхание, когда он повесил лампу на крюк в нише за колоннами. На настиле лежала кипа ковров выше человеческого роста. Я взялась с одной стороны, Расин — с другой, ковер за ковром мы растащили большую часть кучи. Никакой неровности, выдающей присутствие среди ковров столь неожиданной вещи, как сундук. Глупо надеяться, что работники оставили все точно в таком виде, в каком оно было раньше. Когда мы почти добрались до низа, Расин вдруг охнул:

— Проклятье! Дерьмо собачье! Прошу прощения… что это? Моя госпожа, подойдите.

Я перебралась через ковры на другую сторону настила. Расин сидел на пыльном рулоне шерсти, рассматривая кровавый порез на ноге.

— Взгляните туда, — сказал он, указывая в темный угол ниши. — Я наткнулся на что-то, когда мы снимали последний ковер.

Я подняла лампу повыше, и там, в углу, терпеливо ожидая меня, стоял сундук.

— Вот он!

Стараясь не хвататься за острый, обитый железом край, который так грубо привлек к себе внимание Расина, я вытащила сундук из угла. Задержав дыхание, я отодвинула задвижку, подняла крышку и перебирала пыльное содержимое, пока не ощутила под пальцами гладкую поверхность коробки розового дерева. Я взглянула на Расина, мое лицо пылало от волнения.

Я хотела заговорить, но он предупреждающе поднял руку.

— Лучше молчите. Думаю, мне стоит пойти сложить ковры, которые почему-то развалились, и когда вы завершите ностальгический осмотр экспонатов, мы уйдем. И когда мы расстанемся, у вас в руках ничего не будет.

Я улыбнулась ему.

— Вы мудрее, чем хотите казаться, сударь. Я немного осмотрюсь, пока ты складываешь свои ковры, а потом уйду, и у меня в руках ничего не будет.

Когда Расин отвернулся, я открыла коробку и осмотрела драгоценные вещи, которые в последний раз видела в руках Кейрона. Вынула потрепанный дневник, аккуратно завернула его в прозрачную ткань из сундука и положила в карман. Потом вернула коробку на место и задвинула сундук в угол.

Расин самозабвенно трудился над складыванием ковров обратно в кипу, я подхватила тяжелый край одного рулона.

— Я увидела все, что хотела. Когда ты закончишь, я буду рада уйти.

Расин кивнул и заметил:

— В таком случае, идемте. Помню, пыль сильно вас раздражала в прежние времена. Я могу закончить потом.

Секретарь повел меня по подземным коридорам обратно к дверям, за которыми светило солнце. Я протянула ему руку.

— Спасибо. Я никогда этого не забуду.

— Пустяки. Приятно, что кому-то это по-прежнему интересно. Когда-нибудь…

— Я вернусь и обо всем расскажу тебе.

Загрузка...