Сын Авонара

16

Меньше чем через час после моего возвращения из деревни я уже вела Д'Нателя и Баглоса по тайной тропе, огибающей утес и уходящей вниз, в густой лес. Д'Натель сидел на коне так, как я и предполагала, словно был рожден в седле, ловкостью он походил на этого гнедого с горящими глазами. Что до меня, я сказала Якопо правду. Кровь бурлила в жилах так, как ни разу за последние десять лет. Остаток дня я не переставала изумляться тому, как мало времени прошло со дня Солнцеворота, когда я думала, что уже никогда больше не смогу чувствовать.

Еще до полудня мы были на перекрестке в Фенсбридже. На местном рынке Баглос купил за серебряную монету башмаки и меч для Д'Нателя. Меч, старомодный и тупой, был выкован недавно. Принц взвесил оружие на руке и довольно, если не сказать счастливо, заворчал.

Из Фенсбриджа, переправившись через реку, можно было отправиться по главной дороге на юг, в Данфарри и Гренатту, или на север, в Монтевиаль, куда мы с Роуэном ездили каждую осень, или же можно было выбрать один из нескольких путей, уводящих на запад, в отроги Стены Дориана. Строго на западе в беспорядке поднимались одинокие вершины предгорий. Наша же северо-западная Дорога шла через густой лес вдоль границы до высокогорного пути в Валлеор, многолюдного пути через границу. Если кому-то хотелось избежать приграничных постов, с высокогорной дороги можно было свернуть на одну из бесчисленных боковых троп, тоже ведущих в Валлеор. Кейрон часто пользовался ими в своих тайных путешествиях, так же собиралась поступить и я.

К вечеру переживания утра улеглись. Путешествие верхом вымотало меня, я пришла к выводу, что в моем плане больше прорех, чем в изъеденном молью плаще. У меня даже не было уверенности, что Феррант жив, не говоря уже о том, что он по-прежнему обитает в увитом плющом домике, где Мартин впервые встретился с Кейроном. И у меня была лишь призрачная надежда, совершенно ни на чем не основанная, что Феррант знает, где могли укрыться чудом избежавшие гибели в Авонаре. Да, профессор истории был близким другом отца Кейрона, единственным человеком за пределами Авонара, к кому мог обратиться за помощью любой маг. Я надеялась, он расскажет мне все, что нужно, не заставляя меня пересказывать фрагменты из истории Наследников и зачарованных Мостов.

На ночь мы остановились в густом лесу. Сырой неподвижный воздух пах прелыми листьями и мокрой землей. К утру пойдет дождь. Д'Натель принялся точить и полировать меч. Баглос что-то поспешно сказал ему, размахивая руками, и принц начал медленно водить двумя пальцами по клинку, касаясь тускло поблескивающего металла. Я была убеждена, что от каждого прикосновения рождается заклятие.

Пристально глядя на принца, дульсе вернулся к бревну у костра, на котором сидела я. Склонившись к нему, я прошептала:

— Что он делает?

Баглос подпрыгнул, словно успел забыть о моем присутствии.

— О, я сказал ему… это просто… чтобы закалить и заострить металл… чтобы меч стал пригодным, воин дар'нети должен благословить свое оружие. Он всю свою жизнь провел с оружием в руках, он управлялся с мечом, словно взрослый, когда сам был немногим больше меча. Но этого он никогда не умел. Говорили, что он слишком груб, быстро начинает сердиться и бросает заклятие, не успев ощутить его ритм. Сейчас… возможно, он не понимает, что делает. — Через некоторое время Баглос вздохнул и принялся убирать остатки ужина и стелить принцу постель.

Большая часть ночи прошла спокойно. Но один раз я проснулась, мне снилось, будто меня душит странный запах в ледяном воздухе. Но через час беспокойство ушло. Я решила, что причина в нашем же костре, который залил начавшийся дождь. Мы были уже далеко от Данфарри, под спасительными деревьями.

Следующие несколько дней мы ехали в тени холмов вдоль границы Валлеора. Пока мы петляли по сосновым и березовым лесам, утесам, поросшим пышным зеленым мхом, нам за шиворот и в башмаки просачивалась мелкая водяная пыль. Мы насквозь промокли и приуныли. Баглос все время задавал вопросы: о Четырех королевствах, о лесе, о политике и торговле, о модах и географии, погоде, кулинарии и огородничестве. Что, как, где и почему, почему, почему. Когда я поинтересовалась, нельзя ли поговорить о чем-нибудь менее тривиальном, он начал расспрашивать меня о Кейроне и жизни дж'эттаннов. К примеру, каково было дар'нети жить с простой смертной?

— Мой муж и моя жизнь — это мое личное дело, Баглос. Ты понимаешь, что означает слово «личный»? — Я отдала Баглосу и Д'Нателю свои припасы, свою тихую жизнь, какой бы она ни была, и свою безопасность. Больше они ничего не получат.

В ответ на мой иронический вопрос Баглос переключил внимание на Д'Нателя и весь день говорил только на своем языке. Я ехала за ними, радуясь, что меня оставили одну. Но два часа совершенно непонятного монолога никак не уняли моего раздражения. Когда я спросила Дульсе, о чем он говорит Д'Нателю, он ответил, что описывал королевский Авонар, живущий там народ, известные ему события детства Д'Нателя, в надежде оживить память господина. Я намекнула, что тоже могла бы использовать подобные сведения. Но дульсе решил, что все время переводить слишком утомительно, и меня снова оставили наедине со своими мыслями. Беспокойными. По опыту прошлого то, о чем я просила, оказывалось не обязательно тем, чего я хотела.

На следующий день, когда все повторилось сначала, я спросила Баглоса, не мог бы он научить меня некоторым словам языка дар'нети. К моей радости, несколько слов дались мне сразу. Когда я демонстрировала первые успехи, Д'Натель вроде бы обрадовался и стал делать настойчивые знаки Баглосу, чтобы тот продолжил урок.

Когда мы остановились на ночь, Д'Натель снова приступил к военным упражнениям, на этот раз с мечом. Я росла среди воинов, но никогда в жизни не видела никого, кто двигался бы с такой грацией и силой. Рядом с ним даже Томас выглядел бы неопытным мальчишкой.

На пятый день пути мы добрались до довольно большого города Глиенны. День был базарный, но все здесь было тусклым, бесцветным: болезненного вида животные, самая простая рабочая одежда. Горожане с кислыми лицами толпились вдоль скучных прилавков, словно отбывая наказание за былую жизнерадостность. Мы собирались задержаться только для того, чтобы наполнить фляги и купить провизии, хотя Баглос на каждой стоянке выказывал себя неутомимым собеседником, казалось, что любые сведения о чем угодно и от кого угодно доставляют ему огромное наслаждение. Когда я расплачивалась с крестьянкой, мне на глаза попался светловолосый всадник, беседующий с человеком в ярком мундире местного констебля. Роуэн! Спокойное ясное утро кончилось. Я попятилась назад, развернулась и побежала.

Д'Натель смотрел петушиные бои, когда я тронула его за рукав, он заворчал и отбросил мою руку, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. Как и раньше, Баглос беседовал с зеваками о том, почему и как они оценивают товары, какую птицу лучше разводить, и о прочих бесполезных вещах. Мне пришлось тащить упирающуюся парочку прочь от отвратительного кровавого представления, оглядываясь на шерифа и пробиваясь через толпу.

Мы почти добрались до края рыночной площади, когда у меня за спиной послышался шум. Я обернулась через плечо: к моему ужасу, Д'Натель сидел верхом на грязном человеке в лохмотьях. Он держал голову оборванца под немыслимым углом, а его кинжал был нацелен в горло бедняги. Двое горожан повисли на руках принца, пытаясь оторвать его от поскуливающей жертвы. Баглос что-то бормотал и пытался оттащить принца.

— Это ведь Гекко, нищий, — кричала какая-то старуха. — Он не хотел ничего плохого. Он не вор.

Торговец в кожаном фартуке кричал кому-то, чтобы привели констебля, потому что Гекко пытался стащить у путника серебряный кинжал. Горожане все прибывали.

Яростно заревев и с силой расправив плечи, Д'Натель стряхнул с себя державших его людей, оба местных жителя и Баглос разлетелись в стороны. Нож рванулся к горлу нищего.

— Нет! — закричала я, бросаясь к принцу и хватая обеими руками его кулак с зажатым в нем кинжалом. — Ради всех звезд, нет. — Хотя я сильно сомневалась, что он услышит меня в реве толпы, а о моих физических силах было даже смешно говорить, огонек безумия в глазах Д'Нателя погас, уступив место недоумению. Он выпустил стонущего нищего и позволил нам с Баглосом оттащить его.

— Он был на войне, — пояснила я надвигающимся мужчинам, тем временем подталкивая принца к нашим лошадям. — После этого он стал таким… нервным… понимаете. — Я кивнула Баглосу, который вынул горсть меди и кинул дрожащему, покрытому синяками нищему. Пока старуха продолжала причитать, а двое мальчишек в обносках деловито пытались залезть в мои карманы, остальные зеваки покивали, пожали плечами и заговорили о войне. Когда мы уже были на конях, толпа начала рассасываться.

— Погодите! Задержите этих троих! — Оглянувшись через плечо, я увидела Роуэна, силящегося пробиться сквозь толпу.

— Вперед! — прокричала я, мы хлестнули коней, оставив позади озадаченных горожан.

Мы мчались по лесной дороге, не сбавляя скорости, пока не стемнело настолько, что двигаться дальше стало небезопасно для животных. Глиенна осталась далеко позади, но я настояла, чтобы мы на пол-лиги углубились под деревья, прежде чем остановиться. На какое посмешище мы выставили самих себя! Моя злость на Д'Нателя не проходила.

— Переведи ему точно то, что я скажу, — потребовала я у Баглоса, когда мы расседлывали коней в высокой пещере. — Некоторые вещи, кроме магии, тоже недопустимы в Лейране, во всяком случае среди разумных людей. Нападать на нищего означает проявлять трусость, а привлекать к себе внимание в положении, подобном нашему, — невероятная глупость. Наши жизни в опасности из-за твоего ребячества. Тебе придется сдерживать себя, если ты хочешь, чтобы я и дальше тебе помогала. Ты понимаешь?

Д'Натель с пылающим лицом отвернулся от меня. Баглос пытался сгладить неловкость.

— Пойми же, Д'Нателя воспитывали как воина с раннего детства. Он должен был стать одним из лучших…

— Это не оправдание. — Надоедливый дурак. Мне хотелось придушить и его, и его хозяина. — Человек в силах сдерживать эмоции, какое бы воспитание он ни получил. А воины должны обладать большим рассудком, чем животные. Это тоже скажи ему. Точно так, как я.

Баглос побледнел, но выполнил мое требование. Мы разбивали лагерь в долгом и неловком молчании. Д'Натель швырнул свою сумку на землю и пинками отбросил камни с того места, где он собирался стелить постель. Остаток вечера он провел, погруженный в себя.

Роуэн мчался по нашим следам, и я настояла на раннем отъезде и на необходимости особенно внимательно следить за тем, чтобы не попадаться на глаза другим путникам. Когда приходилось справляться о дороге, я расспрашивала о Ванесте и Прайдине, надеясь, что мои познания в географии помогут нам двигаться в нужном направлении, а шерифа отправить по ложному следу. Я собиралась некоторое время двигаться в противоположном направлении, а затем резко свернуть, чтобы избавиться от погони, но задерживаться было нельзя. Если Роуэн едет вместе с магами зидами, они, скорее всего, сумеют обнаружить нас где угодно.

Путешествие и без близкой погони и непрекращающегося дождя нельзя было назвать приятным. Приграничные деревни больше всех пострадали за годы войны с Валлеором. В некоторых все еще обитаемых поселениях вообще не встречались мужчины в возрасте от тридцати до шестидесяти лет. Путников, особенно крепких молодых мужчин призывного возраста, принимали с плохо сдерживаемой враждебностью, и нам с большим трудом удавалось пополнять запасы продовольствия.

Неудобства, причиняемые грубым седлом, меркли на фоне постоянного дождя, холодной еды и сна на жесткой земле. Я вспоминала свое детство. Отец взял нас с Томасом в трехдневное путешествие, взглянуть на земли, отвоеванные его дедом у валлеорских всадников, — на холм, где, по преданию, бодрствовал Аннадис накануне его оглашения преемником Арота. Двенадцать часов в День в седле казались высшим блаженством в жизни. Мы с братом спали с лошадьми и собаками, пока воины отца готовили еду, рассказывали байки, охраняли лагерь от волков. А дождь делал путешествие еще более захватывающим. Что за шутки играет с нами судьба!

После Глиенны Д'Натель отказывался поддерживать какой-либо разговор. Он ехал, ел, размышлял, когда мы останавливались на ночь, упражнялся с мечом и охранял лагерь, когда приходила его очередь. Дульсе очень хотелось продолжить свое обучение, но он не смел настаивать. Гнев его господина был скор и тяжек. Прошло несколько дней, и Баглос уже был бы рад удару как свидетельству того, что Д'Натель хотя бы слушает его.

— Д'Натель всегда был таким неуравновешенным? — спросила я Баглоса однажды вечером, когда принц снова исчез сразу, как только покончил со своей порцией ужина. — В один день я была уверена, что он всадит в меня нож, как только я засну. На следующий день он обращал на меня внимание не больше, чем на грязь на копытах своего коня. А потом, до того как я накричала на него, он изумил меня, улыбнувшись, как он умеет. И мне показалось, что он собирается пригласить меня на танец.

Баглос выскребал со дна котелка остатки пригоревшей репы.

— Кроме физической силы, ума и необычайной властности представители Д'Арнатов всегда были наделены теми душевными качествами, которые позволяют вести за собой людей в трудные времена. Помимо вспыльчивого характера — дульсе через плечо оглядел пустую поляну — они щедро одарены… Ты видишь, что Д'Нателю досталось все в полной мере. Когда ему было одиннадцать, у Д'Нателя был наставник, обучавший его бою на мечах, этот наставник очень серьезно относился к своей задаче и требовал суровой дисциплины. Д'Натель издевался над ним, утверждал, будто тот ничего не умеет, и все сильнее выражал недовольство, что у него нет учителя получше. В один прекрасный день учителя нашли мертвым на учебной арене, у него в животе торчал меч. Д'Натель заявил, что это произошло случайно во время урока и доказывает то, что он и говорил, — этот человек был неподходящим для него наставником. Никто не видел, как это произошло, больше это не обсуждалось. Но я слышал, у того учителя были перерезаны сухожилия.

На седьмой день пути мы добрались до восточного Валлеора. На юге, слева от нас, поднимались вершины Стены Дориана — заостренные пики, пронзающие тяжелые тучи. Далеко на западе тянулись горы пониже — Валлеорский хребет, разделяющий Валлеор пополам. Прямо перед нами расстилалась, поворачивая направо, долина реки Юкер — необозримая перспектива с невысокими холмами и озерами, темно-зелеными заплатами густых лесов и скалистыми утесами далеко на севере. Прекрасное место, щедро одаренное сердце чудесного Валлеора, затянутого в этот день туманами.

Король Геврон опустошил поля Валлеора, чтобы накормить свои армии, не оставил на них ничего, а потом убивал всех, кто пытался работать на этой земле. Теперь все, что вырастало в Юкерской долине, немедленно отправлялось в Лейран. Товар можно было продавать в вассальных землях, только обложив налогом, подняв цену. Умирающие с голода валлеорцы вынуждены были смотреть, как тяжело нагруженные зерном телеги катятся через их деревни. Им не доставалось даже одной десятой того, что рождала их земля.

Еще через три дня мы были в Юриване, старейшем городе Валлеора, и направились в Вердильон, поместье Ферранта, расположенное едва ли в полу лиге от городских стен. Профессор был вторым сыном валлеорского князя. Хотя он не мог унаследовать титул или земли, но получил неплохой надел, позволяющий избежать обычной для университетских ученых бедности. И, как оказалось, ему повезло больше, чем брату, — тот был повешен, а Доставшиеся ему в наследство родовые поместья конфискованы после победы Геврона.

Мне удалось найти нужную дорогу, сердце дрогнуло в груди, когда впереди показались каменные стены, густо увитые лозой. Ворота стояли открытыми, и все вокруг было точно таким, как я запомнила во время единственного визита много лет назад: огромный вишневый сад, сотни розовых кустов, широкие зеленые лужайки. Гравиевая дорожка вилась по чудесному парку к прелестному сельскому дому.

Вокруг было удивительно тихо, ни звука, выдающего присутствие конюшего или садовника, собаки или птицы. Может быть, густой туман, выползающий из леса, поглотил все звуки, обычные для рабочего дня в поместье. Когда мы выехали на мощенную булыжником площадку возле дома, я спешилась и позвонила. Феррант должен быть здесь. Проехать столько лиг и найти здесь только чужих было бы жестоко.

Д'Натель подошел вслед за мной и толкнул тяжелую дверь. Она легко распахнулась. На лице принца читались сомнение и дурное предчувствие, и я не стала его удерживать. Приемная была такой, как я помнила: гладкий дубовый паркет, изящная винтовая лестница, витрина, в которой по-прежнему красовалось величайшее сокровище Ферранта — тысячелетней давности медная ваза, найденная в захоронениях Дории. Стоявшие повсюду букеты роз источали аромат, пахло мастикой, которой полировали столы красного дерева.

— Добрый день!

Мое приветствие, казалось, заглушили пестрые гобелены, висящие на темных дубовых панелях. Ни одна лампа не была зажжена, чтобы разогнать полумрак. Слуги должны были бы суетиться вокруг, принимая наши пропитанные влагой плащи и вытирая с пола мокрые следы, но здесь не было ни души.

— Профессор Феррант? Есть здесь кто-нибудь?

Баглос заговорил взволнованным шепотом:

— Наверное, нам нужно уйти. Даже если твое происхождение и позволяет, мы не похожи на тех, кому дозволено входить через парадные двери.

Что-то было не в порядке. Д'Натель тоже это чувствовал. Я двинулась по лестнице в кабинет профессора, расположенный на втором этаже.

— Добрый день! — повторила я. — Профессор?

Когда мы вошли в галерею, Д'Натель вопросительно указал на двери из орешника. Я кивнула. Тихо и осторожно он распахнул створки, и мы все трое вошли в кабинет профессора.

Через высокие окна в заставленную книжными шкафами комнату падал серый свет, в котором можно было различить уютные кресла, мягкие подушки, медные лампы. Профессор Феррант сидел за своим широким письменным столом, но блистательный ученый уже никогда не смог бы ответить ни на один вопрос. Серый домашний халат был залит на груди кровью, невидящие глаза с ужасом смотрели на нас.

Мороз прошел у меня по коже.

— Нам нужно уходить.

— Я так не думаю, — произнес мужской голос у меня за спиной. Я обернулась и увидела выкаченные глаза Баглоса. Длинная тонкая рука сжимала горло дульсе, в его живот упирался кинжал. Рука с кинжалом подрагивала, но сомнений в намерениях нападающего быть не могло. Тень от двери скрывала обладателя руки и голоса. — Неужели вы вернулись полюбоваться на дело своих рук? Откиньте капюшоны. Дайте мне увидеть тех, кто так подло убил мирного ученого у него же в доме. — Голос человека осип от горя и злости. — Снимайте капюшоны, пока я не прирезал его!

Когда я опустила капюшон, готовая отстаивать свою невиновность, человек во тьме ахнул.

— Сейри!

Баглос полетел в сторону, нож упал на ковер, и из тени вышел человек, худой и немного сутулящийся, с седыми висками и морщинками в углах глаз, образовавшимися от многих лет чтения при тусклом свете. Седеющая бородка еще больше удлиняла узкое лицо, и я на мгновение усомнилась. Один бесконечный миг, и я заставила себя произнести:

— Тенни!

Неуловимо быстрым движением Д'Натель выхватил меч, приставил его к животу Тенни, прижимая того к стене.

— Д'Натель, нет! — закричала я. — Баглос, скажи ему. Это мой друг… друг, восставший из мертвых.

Баглос заговорил тихо, но настойчиво. Спустя недолгое время Д'Натель отпустил Тенни, но меч в ножны не убрал.

— Это правда ты, Сейри?

Когда оказалось, что ему не грозит напороться на меч, призрак протянул руку и коснулся моей щеки холодными, но вполне материальными пальцами.

— Он слышал, как ты умер, — прошептала я. — Они заставили его слушать. Вы все умерли. — Меня трясло. Мертвые принадлежат мертвым.

— Так и было, я был настолько близок к смерти, что сам поверил в нее. Я могу рассказать, как все случилось, и должен узнать, что же было с тобой, но сначала, — запустив пальцы в редеющие волосы, он оглядел библиотеку, — я обязан позаботиться о Ферранте.

— Что здесь произошло?

— Я несколько дней провел в Ванесте, искал для Ферранта одну книгу. Приехал час назад, мимо меня по дороге проехали четверо незнакомцев. Я не придал этому значения. Студенты все время приезжают и уезжают. Но не было ни слуг, ни конюхов на конюшне, и тогда я вошел и увидел… вот это. Когда я услышал вас, то подумал, что это ученики или торговцы. Но когда я подождал и увидел, как вы поднимаетесь, решил, что вернулись убийцы. Кто мог так поступить с ним? Они даже ничего не украли!

Это убийство вызывало во всем теле ужасную слабость, ощущение, вызванное не самим фактом злодеяния. Я взглянула на Баглоса и Д'Нателя, потом на свой мокрый плащ, немного отвлекаясь и собираясь с силами.

— Почему ты решил, будто мы убийцы?

— Наверное, из-за ваших длинных плащей и их цвета. Двое из тех, кого я встретил, были в серых плащах, один в черном. Как и у вас, их лица были закрыты капюшонами, поэтому я не мог разглядеть.

Баглос уловил связь:

— Великая Вазрина, зиды! Это ловушка. Мы должны убираться отсюда! — Он уже рвался к двери библиотеки, таща за собой Д'Нателя, словно овчарка, спасающая от стаи волков хозяйское добро.

— О чем он говорит? — спросил озадаченный Тенни.

— Нет времени на объяснения. Мы должны уходить, и тебе следует пойти с нами.

— Я не могу бросить его так. Я должен сообщить кому-нибудь… В университет, друзьям…

Я схватила его за руку и потащила к двери.

— Умоляю, Тенни. Ты не должен быть здесь, если убийцы вернутся. Ты ничем не можешь помочь Ферранту.

Мой друг неохотно позволил увести себя из комнаты. Д'Натель внимательно прислушивался, стоя у входной двери, потом махнул нам, чтобы мы не приближались. Его жест означал: за домом наблюдают. Наши лошади непрерывно ржали. Баглос заговорил, Д'Натель быстро ответил ему жестами, и дульсе объявил, что принц сходит за лошадьми и уведет их за дом. Остальные встретят его… где?

— Тенни, кузница все так же примыкает к конюшне? — спросила я. Он ответил утвердительно. — Баглос, скажи Д'Нателю, что конюшня сразу за каретным сараем слева. Мы встретим его там. И скажи, что сегодня он может драться.

Баглос перевел, и Д'Натель кивнул. Он поднял руки, чтобы надеть капюшон, и первый раз за последние десять Дней улыбнулся, его удивительные глаза засветились.

В этот короткий миг мои страхи улеглись, переживания были забыты. Затем он исчез в глубине дома.

Мы хорошо видели двор в окно. Д'Натель медленно вышел из-за дома. Он казался человеком небольшого роста, сильно горбящимся и слегка прихрамывающим. Он отвязал коней и повел за угол, словно собираясь разместить их на ночь в конюшне. Никакой спешки. Никакого волнения. Он сливался с пейзажем так же естественно, как булыжники двора или опавшие листья, сметенные в кучи по углам. На нем было сложно задержать взгляд — он тут же соскальзывал на другие предметы.

— Кто он? — прошептал Тенни. — Можно подумать…

Мне показалось, что я уловила движение в кустах за двором, но чем напряженнее я вглядывалась, тем меньше могла что-либо разглядеть и наконец заставила себя отвернуться.

— Я расскажу тебе, когда мы окажемся в безопасном месте. Теперь нам пора.

Тенни набросил плащ и повел нас по темному тихому коридору, через пустую кухню, в огород. Мы прокрались по мокрому саду, держась в тени высокой стены, и скользнули в железные ворота, ведущие во двор конюшни. Тенни осторожно приоткрыл деревянную дверь конюшни, и мы заглянули в щель. Из дальнего конца двора к нам ковылял человек, ведущий наших лошадей. Тенни шепнул, чтобы мы его подождали во дворе, и исчез в соседнем помещении. Я уже начала думать, что все эти сложные маневры ни к чему, но тут позади Д'Нателя из дождевой завесы вышел кто-то в сером плаще.

— Эй! Ты, с лошадьми! Кто ты такой? Все слуги сегодня отпущены.

Д'Натель не остановился, но и не зашагал быстрее. Все во мне кричало о необходимости бежать из конюшен и мчаться прочь. Но принц был слишком далеко.

— Эй, ты! Подойди сюда! — Голос был холоден, словно ледяные челюсти, вгрызающиеся в сердце.

Д'Натель остановился и развернулся так неспешно, словно у него в запасе было все время мира. Он махнул человеку в капюшоне и продолжил свой путь, медленно припадая на одну ногу. Когда принц был уже в двадцати шагах от конюшни, человек в сером плаще побежал. Мне не нужно было другого знака. Я хлопнула Баглоса по плечу, и мы вылетели из конюшни. Д'Натель подхватил меня на бегу и закинул в седло, потом проделал то же самое с дульсе. Человек в сером плаще напал на принца раньше, чем тот успел сесть верхом сам, но Д'Натель вскинул руку и отбросил его назад. Человек откатился. Еще двое в кожаных куртках и со свирепыми лицами бежали к нам со стороны дома, выхватив мечи. Д'Натель обнажил меч и тут же пронзил одного из нападающих. Второго он подбросил вверх таким мощным ударом, что челюсть врага затрещала, словно сухое дерево. Еще двое выскочили из кустов.

Когда Д'Натель вскочил на своего жеребца, Тенни выскочил из конюшни верхом на изящной кобыле, крича:

— Сюда!

Мы помчались по дороге мимо каретного сарая, через мокрый сад.

Не меньше трех всадников бросились в погоню. За спиной чудился жуткий шепот: «Лучше остановись… погоня обречена… тебе не уйти…» Тенни застонал и натянул поводья, Баглос тоже начал тормозить, но Д'Натель заревел и принялся нахлестывать наших коней, и мы промчались через задние ворота Вердильона. Миновав парк, Тенни съехал с дороги под деревья, и наши преследователи и ужасный шепот исчезли быстрее, чем мы могли даже надеяться. Мы мчались вперед в пелене Дождя, не смея остановиться, едва разбирая дорогу в вечернем свете. Дождь хлестал в лицо, пропитывал одежду.

Наконец Тенни остановился. Мы были в густом лесу. Он помог мне спуститься с чалого и распахнул дверь приземистой хижины, сложенной из плохо пригнанных бревен.

— Думаю, мы оторвались, — произнес он, подталкивая меня к двери. — Никто не знает этого места.

Баглос привязал лошадей. Пока мы с Тенни вносили внутрь сумки, дульсе с принцем расседлали животных и обтерли их одеялом, которое Тенни использовал вместо седла. Вскоре Баглос присоединился к нам в хижине.

Мы с дульсе, дрожа, раскатывали одеяла и другие немногие сухие вещи, которые можно было дать Тенни. Быстро заглянув внутрь, Д'Натель остался стоять в дверях, вглядываясь в дождь. Одной рукой он сдирал с гниющего бревенчатого сруба полоски древесины. Когда Баглос протянул ему серебряную флягу, которую он постоянно носил в кожаном мешке за плечами, принц отодвинул руку дульсе и направился через мокрую поляну к низкой кирпичной стене — остаткам заброшенной печи для обжига угля. Он уселся на кирпичи, обхватил руками колени и положил на них голову, подставив спину и затылок потокам дождя.

Я же с благодарностью приняла угощение Баглоса. Крепкое сладкое вино согрело меня.

Томительное молчание нарушил Тенни.

— Не мог бы кто-нибудь объяснить мне, что происходит?

— Могу попытаться, — отозвалась я. — И если ты не захочешь… участвовать в этом… я не стану тебя винить.

— Я только что оставил моего друга и покровителя плавающим в луже собственной крови, меня гнали через лес люди, заставившие меня поверить, что во мне живет кто-то еще. В довершение ко всему появилась женщина, которую я считал мертвой целых десять лет, и она появилась в обществе двух крайне необычных иностранцев. Похоже, я уже участвую в этом.

— Те, кто убил Ферранта, называются зидами, — начала я, пытаясь завернуть ноги в тощее отсыревшее одеяло. — Они, как и двое моих спутников, пришли… из другого места. Не могу сказать точно, откуда именно. Наверное, ты кое-что понял, глядя на Д'Нателя, того, кто предпочел дождь нашей компании. Похоже, я снова связалась с магией.

— Я так и знал…

Я рассказала ему, как ко мне попал Д'Натель и почему я решила, что это произошло не случайно.

— …хотя все последние десять лет я была убеждена, что мертва, точно так же как и все вы, меня избрали, призвали, заставили нянчиться с немым, полубезумным принцем, который с трудом помнит собственное имя. Второй, добрейший Баглос, утверждает, что его назначили Проводником Д'Нателя, но он понятия не имеет, куда должен его вести, не может сказать мне, где их дом, и вообще не будет знать ничего, пока ему не скажет господин. Д'Натель каким-то образом должен вспомнить, каким именно образом ему надлежит спасать мир.

— Это же нелепо.

— Совершенно верно. Признаю, никаких нервов не хватает, чтобы выслушивать этих двоих и находить хоть какие-то логические связи.

Даже озадаченное лицо Тенни не могло заставить меня высказать вслух невероятную догадку, зародившуюся в моем мозгу несколько дней назад. Откуда явились Д'Натель и Баглос? Из земли, названной Гондеей, которой не было ни на одной карте в обширной коллекции моего отца, девять десятых ее народа погибло в идущей тысячу лет войне. Из Авонара, который не был Авонаром Кейрона, из древнего города магов. Они прошли по зачарованному мосту, соединяющему Гондею с землей, где магия под запретом, землей, куда отправились в изгнание люди из Авонара Д'Нателя. Мы, жители Четырех королевств, в самом деле были так сосредоточены на самих себе, что едва замечали огромный мир, раскинувшийся за пределами наших границ. Но как могут существовать подобные места — такие, чтобы никто о них не знал? Заклятия, магия… другое место…

Тенни сделал долгий глоток из фляги с вином.

— Кто эти зиды? И как Феррант оказался на их пути?

— Из того, что я поняла, зиды — древние враги народа Д'Нателя… народа Кейрона. А Феррант… — Я снова задумалась над загадкой, отвлекаясь от своих невероятных идей. — Баглос утверждает, что он не в силах рассказать больше, чем уже рассказал, что только Д'Натель может объяснить, для чего они здесь. Еще он говорит, что состояние Д'Нателя, его неспособность говорить, потеря памяти — абсолютно новое для него. И я решила, что единственный способ узнать, что скрыто в памяти принца, — найти того, кто сумеет это прочесть так, как делал Кейрон.

— Но Феррант не был магом.

— Это мог сделать другой дж'эттаннин.

Тенни уставился на меня так, словно я у него на глазах лишилась рассудка.

— Они все погибли, Сейри.

— Все ли? Когда Кейрон впервые уезжал в университет, его отец сказал, что с любой бедой он может идти к Ферранту. Феррант единственный человек за пределами их поселения, которому можно полностью доверять, потому что он поклялся страшной клятвой никогда никому не рассказывать ни об одном дж'эттаннине. Ни за что. В ту последнюю осень перед арестом Кейрон подумывал, не сможет ли профессор сказать правду ему, ведь тот очень серьезно относится к клятве, он мог бы отказаться рассказывать о дж'эттаннах даже дж'эттаннину. Но у него не было возможности даже попытаться.

Глаза Тенни расширились от нахлынувших чувств, и, когда я замолкла, он начал, волнуясь:

— Список тех, кто ушел…

— Что?

— Не могу поверить. Ты права. Кейрон был прав. Теперь это очевидно. — Глаза блестели за стеклами очков. — У Ферранта был список всех студентов, которых он когда-либо учил. Сотни имен. Под каждым именем был список пройденных предметов, названия написанных статей, темы исследований и тому подобное. Он вечно просил меня найти, кто работал над битвой на Мысе или писал на тему хоннекского вторжения. Однажды, просматривая листы, я наткнулся на три списка, где встречалось имя Кейрона. Два были типичными, один из студенческих времен, когда Кейрон впервые приехал в Юриван, второй из времен его археологических исследований, когда с ним познакомился Мартин. Но в третьем не было ничего, кроме какой-то пометки у имени. В том списке было еще несколько имен, некоторые с той же пометкой. Я расспросил Ферранта об этих записях, он сказал лишь, что это список тех, кто ушел. Глупец, я так ничего и не понял. Ставлю лягушку против слона, там были дж'эттанне. Вот тебе и ответ.

— Но мы не можем рисковать, возвращаясь туда. — Разочарование было огромно. Быть так близко…

Тенни взял меня за подбородок своими костлявыми пальцами.

— Неужели ты все-все забыла? Хоть я и не обладаю интеллектом Кейрона, мудростью Мартина, чутьем Юлии, у меня тоже имеется один талант. Проклятые глаза видят не так хорошо, как прежде, но голова, которой они принадлежат, все та же.

— Твоя память!

— Четыре имени: Лазари, Бруно, Келли и Селина.

— А был хотя бы намек, где можно найти этих людей?

— Не в том списке. Бруно и Селина мне никогда больше не попадались. Но до последнего времени некто по имени Лазари часто писал из Калламата. А Келли… — Казалось, он сейчас лопнет от волнения. — Да, рядом с университетом, но не знаю, где именно, есть лавка, торгующая травами. Раз в год Феррант получал небольшую коробочку с редкими травами, их отправляли в Вердильон для лечения подагры своего старого повара. Тот говорил, что таких трав нигде не достать, а у этой Келли, кажется, талант находить что угодно.

— Она здесь, в Юриване! — Я вскочила на ноги, не в силах сдерживать волнение, хотя рассудок твердил мне, что мы не сможем отправиться туда прямо теперь. Даже если бы лавку можно было легко найти, если женщина еще там, мы не могли покинуть наше убежище. Близилась ночь. Зиды начнут поиск. Даже Д'Нателю пришлось войти в дом, он уселся в углу и принялся протирать кинжал и меч полой мокрой рубахи. — Интересно, в этом домишке когда-нибудь жили люди, любившие друг друга так, что это поможет сдержать зидов? — спросила я.

— Не знаю обо всех, кто тут жил, — ответил Тенни. — Но однажды здесь останавливалась семья. Кейрон лечил их от чумы. В это окошко за ним подглядывал Мартин.

— В это? — Я широко распахнула ставни и облокотилась на мокрый подоконник грубо вырубленного окна. Вглядываясь в темный лес, я, вспоминая, снова услышала голос Мартина, рассказывающего о странном и диком зрелище, представшем перед его глазами, когда молодой чародей занимался своей магией, спасая умирающую семью. Кейрон был здесь, в этой комнате, работал, отдавал часть себя. Я по-новому глядела на грубые стены, грязный пол, холодный очаг, деревянную крышу, словно эти доски и зола могли показать мне отражение прошлого, его… о боги, его лицо. В этот миг меня пронзила такая острая боль, что я едва не закричала.

— Знаешь, он оставался со мной. В моей голове, все это время. — Тенни сидел на грязном полу, устало привалившись к стене, и вертел очки в тонких пальцах. Д'Натель наблюдал за нами из своего угла, Баглос сидел рядом, вслушиваясь в наш разговор и шепча принцу на ухо. — Иначе я сошел бы с ума. Я хватался за него, как тонущий за соломинку, хотя то, что сделали со мной, было ничем по сравнению с тем, что они сотворили с ним. После всего они решили прикончить меня мечом. Полагаю, я был следующим после Мартина и Юлии. Я рассказал им все, что знал, в первый же день, сказал все, что они хотели услышать, подписал везде, где они велели мне подписать. Наконец я впал в беспамятство, веря и надеясь, что уже никогда не очнусь.

Он обхватил длинными руками колени.

— Там был охранник, он так и не назвал своего имени. Ты же помнишь, как нельзя было пойти куда-нибудь и не встретить ни одного из «закадычных друзей» Танаджера. Это правило работало даже в гнусных подземельях нашего гнусного правителя. Вместо того чтобы отдать могильщикам, этот человек перенес нас двоих в дальний подвал. Он делал для нас все, что мог, и сумел сообщить отцу…

— Танаджер! Он тоже?

Тенни отрицательно покачал головой.

— Сломать его было нелегко. Думаю, он был уже мертв. И уж точно умер задолго до того, как за нами пришли люди отца. Я же по произволу каких-то безумных богов остался жить.

— Так вот почему ваш отец отказался забирать тела. — Все эти годы я проклинала старого барона за то, что он отрекся от своих мертвых сыновей.

— Стражник должен был отдать два тела, но отдал только одно. Прошли недели, прежде чем я узнал все. Отец рассказал мне о смерти Кейрона. Он пытался выяснить, что случилось с тобой. Ах, дражайшая Сейри, мы были уверены в твоей смерти. Отцу сказали, что о тебе и о ребенке позаботились. Когда я выздоровел, то уехал сюда и больше уже не оглядывался назад. Феррант слышал, что мой брат Эван два года назад погиб на войне, так что отец теперь остался один. Но я не осмеливаюсь написать ему. Чтобы его защитить, я тоже должен оставаться мертвым.

— Это твой выбор или его?

— Он думает, что его, и этого достаточно.

— Это верно, Тенни.

Он поднял глаза, его лицо прорезала кривоватая улыбка.

— Ты говоришь как Кейрон. «Каждый должен выбирать опасность по себе». Я не думал об этом так… как о Пути дж'эттаннов.

Я похолодела. О чем думала я, повторяя подобную чушь?

— Это никак не связано с Путем дж'эттаннов. — Их Путь несет только смерть. Напрасную, бессмысленную смерть. Нет никакой «следующей жизни», никакого лучшего будущего, а для всех нас, кто остался, не будет отсрочки в расплате за подобный гнилой идеализм.

Пока Баглос делил хлеб и яблоки, я рассказала Тенни об Анне и Ионе и о моей жизни в последние десять лет. История вышла недлинной. Рассказывать было особенно не о чем. Все мы валились с ног.

Всю ночь меня мучили страшные сны. Каждый раз, когда я просыпалась, я видела Д'Нателя, стоящего в дверях хижины, в лунном свете его небритое лицо казалось жестким и злым. Я проснулась снова, когда небо начало светлеть, принца не было на прежнем месте. Должно быть, его наконец-то сморил сон. Но когда я перевернулась на другой бок, в надежде устроиться поудобнее и поспать еще часок до восхода, я разглядела его. Он, не сводя с меня глаз, сидел в тени.