Сяо Тай, специалист по переговорам

Глава 2

Темнота начинает рассеиваться, становятся слышны голоса где-то вдали. Гулкое эхо отдается болезненными ощущениями, бьет по вискам, отдается вспышками боли где-то в самой глубине. Тьма обретает форму и вкус, запах. Боль, тошнота, отвратительный кислый вкус на языке, затхлый запах. И боль. Вспышкой света — боль во лбу, словно туда молотом засветили, боль в коленях и спине, плечах — тянучая, медленная, постоянная, отступившая в сторону от вспышки, но готовая вернуться. Тяжесть на шее и плечах, усталость и готовность сдаться. Что это?

Он открывает глаза и тут же закрывает их. Больно. Пытается протереть глаза, но руки внезапно натыкаются на препятствие, что-то массивное не дает дотянуться до глаз, не дает поднять руки.

— Дрянь! Получай! — раздается крик и новая вспышка боли в голове! Он пытается вскочить на ноги, но ноги не слушаются, подкашиваются под тяжестью тела и он валится набок, что-то больно бьет в шею. Больно. В шее что-то противно хрустит.

— А ну-ка прекратили! — раздается голос над ним: — нельзя камнями кидать в голову! Кому сказано! Пошли прочь! — топот и крики удаляются. Он наконец может проморгаться, руки все еще не дотягиваются до головы, потереть места ушибов, потереть глаза… но по крайней мере теперь он может видеть. Он видит площадь, вымощенную камнем прямо перед ним, улицу, уходящую вдаль, дома стоящие вокруг. Все какое-то чужое, словно из фильма про кунг-фу и тайны шаолиньского монастыря, края крыш загнуты вверх, красная черепица, кое-где реют воздушные змеи. От неожиданности он на секунду забыл о боли и уставился на стоящего рядом стражника. То, что это именно стражник — он понял сразу. Уж больно характерная на нем одежда, что-то вроде доспеха с кожаными наплечниками и накидкой с иероглифом на ней. Иероглифы были понятны, «Городская Стража», гласили они. Откуда он знает иероглифы?

Впрочем, все сразу вылетело из головы, как только вернулась боль в голове и теле. Он со стоном потянулся потереть больное место и снова понял, что не может. Опустил взгляд вниз. Некоторое время соображал, что это за сооружение обхватывает его шею и почему его рука все время натыкается на надоевшее препятствие. Толстая деревянная доска с дыркой под шею, откуда и торчала его голова. Из-за этой доски он не видел остального тела, только по ощущениям мог предполагать, что где-то там, под доской — есть уставшие от тяжелого груза плечи, ноющая спина и затекшие колени.

— Это же колодка! — мелькает в голове мысль и он тут же удивляется своему открытию. Колодка или как ее звали на востоке — канга. Иногда в ней есть отверстия и для рук, а иногда — только для шеи. Что за странный сон? Сон? Конечно же сон, у него фотографическая и абсолютная память, он совершенно точно помнит свое имя, фамилию, отчество и год рождения. Помнит книги, прочитанные десятки лет назад, помнит всю свою жизнь. Помнит и то, как ему был вынесен диагноз о смертельной болезни в терминальной стадии. И ничто из прежних воспоминаний не вело его к пыльной каменной мостовой на площади неизвестного восточного города с кангой на шее. Да еще и под стражей. Значит это осознанный сон. Он попытался представить как колодка-канга разлетается на части, а он сам — воспаряет к небесам. Не получилось. Какой неприятно реалистичный сон. Надо бы проснуться. Очень неудобно в этой колодке, спина затекла, плечи болят, руки не поднять. А еще очень хочется пить.

— О, тебя не убили еще? — раздается хриплый голос сбоку. Он скашивает туда глаза. Рядом с ним в такой же колодке-канге сидит еще один страдалец, его сальные, лохматые волосы торчат во все стороны. Лицо у страдальца опухшее, под глазом — синяк. На колодке приклеена желтая полоса с иероглифами, которые складываются в слова «воровство нефритовой подвески у госпожи Вон Ми».

— Ничего, теперь есть время, пока Чань Ди до конца улицы не дойдет. — доверительно сообщает тот: — а детям рано или поздно надоест. Раза два-три еще прибегут, не больше.

— Что? — Виктор не понимает, потом бросает взгляд вслед уходящему стражнику. Ага, ясно. Стражник тут не просто так, он обходит улицы, пока он тут — не допускает самосуда.

— Это дети камнями кидали? — не верит своим ушам он.

— Кто же еще. Кому больше дела нет, как в бродяг камнями кидать? — спрашивает лохматый в колодке: — этот толстый ублюдок Джу Вон Ми и его подсвинки. Родители у него ну чисто святые, такие порядочные люди и в кого он такой растет? — лохматый даже пытается покачать головой, но качается всем телом, словно позабыв что в колодке.

— Слышь, ты… А тебя за что в колодки? — спрашивает лохматый, перестав раскачиваться: — что сделал?

— Я? — Виктор застыл. Задумался. Ничего он не делал. Стоял в больничной палате, планировал свою будущую смерть и вдруг — вот тут очутился. Никакого момента перехода, никаких Чистилищ, никаких посмертий, ни рая, ни ада, ничего. Хотя верить в то, что он все еще спит — было затруднительно. Уж очень убедительно болела голова, ныла спина и … довольно трудно было найти часть тела, которая бы не болела прямо сейчас. Все тело представляло собой комок болезненных ощущений.

— Дрянь! Тухлое яйцо черепахи! Получай! — откуда-то из-за угла выбежала стайка мальчишек в ярких одеждах, они с ходу начали кидать камнями. Сперва Виктор застыл, не понимая, что такого он сделал и почему надо опасаться простых детей, но когда камень ударил в колодку и, отскочив — едва не выбил ему глаз, он тут же повернул колодку под углом, стараясь уменьшить область попадания. Еще несколько камней. Он попытался раскачиваться из стороны в сторону, но, во-первых, колодка была довольно тяжелая и двигалась очень медленно, а во-вторых — была пристегнута цепью. Так что получилось не очень. Еще камни, один больно ударил в темя и свет на секунду померк. Виктор на секунду испугался, а потом вдруг понял, что чем хуже — тем лучше. Чем быстрее его тут забьют камнями — тем быстрее он очнется у себя в больничной палате. Ему еще завещание писать. Он перестал уклонятся и стал наоборот — подставлять голову под удар. Однако никто больше даже в колодку не попал. Камни пролетели мимо.

Снова появился стражник и мальчишки — кинулись врассыпную. Стражник бросил на них двоих равнодушный взгляд и пошел дальше. Пока тот был рядом — лохматый молчал. Как только тот удалился — снова заговорил,

— Так за что тебя в колодки бросили? Меня вот обвинили в воровстве. Меня! Честнейшего человека! Кому эта нефритовая подвеска нужна вообще! Бред какой-то. Но Судья Чэн даже спрашивать не стал — в колодки и все. Эх. Если бы не побратимы так вообще помер бы наверное с голодухи. Так за что тебя, а? Мне-то можешь рассказать, пока Чань Ди рядом нет. — говорит лохматый и корчит какие-то рожи.

— Нос чешется — с ума сойти. — сообщает он Виктору: — вот как выберусь из колодок, так сразу рвану в северные земли и больше в Чаньюэнь ни ногой. Негостеприимный тут город. Что с тобой? Голову повредили? Чего молчишь?

— Я … и сам не знаю. — отвечает Виктор, проверяя прочность колодки и цепей. Никакого замка в пределах досягаемости рук. Колодка проста в исполнении, прочна и выбраться из нее, находясь в ней — практически невозможно.

— Чего тут не знать? — прищуривается лохматый: — если в колодках, значит незначительное преступление. Воровство, например. Или афера. Или толкнул кого, подрался на улице да скандал закатил. И денег на штраф нету. Одежда у тебя приличная, но не сильно богатая, акцент в речи, значит не местный. Значит тебе подружиться со мной надо. Держись меня, странный и можешь называть меня Старший Брат Иши.

— Почему это надо с тобой подружиться? — машинально спрашивает Виктор, все еще ощупывая колодку снизу, благо руки свободные.

— Ты еще не понял. — качает головой Старший Брат Иши, качает, как и в прошлый раз — раскачиваясь всем телом: — скажи, как ты в такой вот колодке пить будешь? Или есть? Ты не из местной общины, тебе никто ни еду ни воду не вынесет и не напоит. Я вот тут уже третий день сижу. На ночь нас отведут в тюрьму, а днем снова сюда выставят. Когда стражник отошел мои побратимы мне воды принесли и покормили. Они меня обожают, ведь я — глава этих малых, заклинатель духов, Устрашающий Иши!

— Вот теперь понял. — кивнул Виктор, вернее — попытался кивнуть. Мешала колодка на шее. Массивная она все-таки. Как врач он с ходу мог перечислить проблемы со здоровьем, которые обеспечивало длительное ношение такого вот «аксессуара» на своей шее, однако многие из них не будут тебе угрожать, если ты не в состоянии сам поесть или попить. Эта реальность все еще казалась сном и прямо сейчас мысль о смерти прямо тут ни капельки не пугала. Он уже умирал, какая разница в конце концов. Единственное, что немного напрягало — это мысль о том, что смерть в колодке от жажды — довольно неприятный опыт. И черт с ним. Немного терпишь, мучаешься от жажды, начинаешь бредить, а потом теряешь сознание. Все. Что будет после смерти? Покой и темнота — так думал он раньше. Но теперь уже не так уверен. Все-таки покой и темнота намного лучше, чем эта жизнь. Натертая до крови кожа шеи — от постоянного соприкосновения с грубым деревом колодки-канги. Наливающиеся на голове шишки, половину лица он вообще уже не чувствует. Ноющие от тяжести канги спина и плечи, затекшие колени — ведь длины цепи не хватало, чтобы встать во весь рост, выпрямить ноги. Можно было только сесть прямо на холодный камень задницей, но так тоже долго не просидишь. Это древнее устройство для наказания специально было придумано так, чтобы тому, на кого его надели — нельзя было удобно устроиться.

Мозг наконец очнулся от спячки и сходу выдал несколько объяснений случившемуся, причем одна другой круче. От галлюцинаций на грани жизни и смерти, которые стремительно проматываются в голове, пока его тело оседает на пол больничной палаты, до виртуального мира, в котором он оказался, так как предыдущая его жизнь также протекала в виртуальном мире. И десяток различных вариантов между ними. Впрочем, он довольно быстро понял, что толку от таких теорий чуть. Есть данность. И прямо сейчас эта данность — деревянная колодка-канга на шее. Жажда, боль во всем теле, камни, которые кидают эти злые дети, стражник, который ходит кругами по улицам и этот, лохматый предводитель шайки разбойников.

Самое же главное во всем этом то, что просто проснуться не получается. Боль очень даже настоящая, все вокруг слишком уж реалистично, слишком много мелких деталей, обычно во сне такого не бывает. Все, на что он смотрел — было совершенно реальным, он мог увидеть каждую отдельную черепицу на крышах зданий, каждую металлическую пластину на доспехе стражника, и даже волосинки на лапках жирной, синюшной мясной мухи, что присела на край колодки-канги. По привычке он поднял руку, чтобы прогнать ее, но рука в очередной раз наткнулась на дерево колодки, и он просто дунул на муху. Она взлетела и по поганой мушиной привычке — тут же села ему на щеку. Он скорчил лицо и дунул вверх, прогоняя ее. Я в другом мире, подумал он, с ума сойти. Как такое вообще возможно? Нет, стоп, хватит об этом. Как именно это возможно — это не проблема, десятки теорий можно придумать как. Вопрос в другом — что делать? И вот еще — если он был перенесен сюда в своем теле — как его болезнь? Он умрет и здесь тоже? Хотелось бы без мучений, в больничной палате, на мягкой кровати, окруженным заботой, а не тут, посреди городской площади и с колодкой на шее.

Слишком много информации, слишком много вопросов и никаких ответов. Пожалуй, если бы тут была кнопка «умереть немедленно» — он бы нажал на нее. Но кнопки не было.

— Я и правда ничего не помню. — признается Виктор своему собеседнику: — видимо память отшибло от удара камнем.

— Мелкий засранец на удивление хорошо кидает камни. — соглашается с ним Старший Брат Иши: — ему бы на конкурс метания камней по весне. Такой талант пропадает. Джу Мин, его мать — просто светлая дева-небожитель во плоти, а этот маленький демон только и умеет людям неприятности доставлять. Жаль, что ты ничего не помнишь… ну да я тебе расскажу сейчас все.

— Благодарю. — говорит Виктор. Он совершенно точно знает, что информация не бывает лишней, а уж в такой момент — и вовсе.

— Да чего уж тут. — темнеет лицом лохматый: — нам нужно вместе держаться, тогда легче будет. Попробуй в колодке месяц провести, да еще когда с тобой не говорит никто, с ума сойдешь.

— Колодки на ночь снимают? — уточняет Виктор. Ему до чертиков хотелось освободиться от мешающей деревяшки. С ней было очень неудобно, его тело и так было каким-то слабым, а уж с это здоровенной штуковиной на шее он себя чувствовал, как жук под чьим-то ботинком.

— Что? Нет конечно. Иначе это был бы просто курорт — посидел на площади, а потом колодки сняли и в постель с мягкими перинами да шелковыми простынями. Ха! Я был бы рад, коли так было бы. Проклятая колодка давит на плечи, и шея болит. Да еще и волосы у меня во все стороны торчат, не пригладить. — говорит Иши. Виктор морщится. Очень плохо. Провести ночь в такой штуковине… нормально не лечь, ни боком, ни на спину, тем более — на живот. Колодка сразу начинает шею передавливать, человек задыхается. Остается сидеть и засыпать именно так — сидя. Никакого отдыха уставшим за день мышцам. Постоянная надоедливая боль.

Так, хватит — думает он. Анализ ситуации, быстро, быстро. Рефлексии из разряда «не верю» и «мы все умрем» — на потом. Сейчас ситуация поганая — он сидит в колодках, значит предыдущий владелец этого тела совершил какое-то правонарушение. Какое? Он скосился на полосу с иероглифами, которая была наклеена на колодки соседа. Иероглифы гласили «воровство нефритовой подвески у госпожи Вон Ми». Значит такая же наклеена и на моей колодке, думает он и окликает своего соседа и коллегу по несчастью.

— Эй, Иши! Слушай…

— Старший Брат Иши! — строго поправляет его оборванец в канге с лохматыми волосами: — не забывай об этом!

— Старший Брат Иши, — вздыхает Виктор, решив не устраивать спор на пустом месте, если этому лохмачу так важно обращение «Старший Брат», пусть будет «Старшим Братом». Хоть груздем назови, хоть Небесным Императором, главное в корзину не пихать. Какая разница.

— Старший Брат Иши, а за какое преступление меня в колодки засунули? — спрашивает он: — что написано на моей деревяшке?

— Что? Ээ… ну да… хе, хе, хе… — лохматый качнулся в сторону, так, словно хотел потянуться пятерней к затылку — почесать. Но колодка ему помешала, он просто ткнул рукой в деревяшку. Привычка, думает Виктор, привычный жест.

— У тебя там надпись стерлась, ничего не разберешь. — говорит лохматый и чуть приподнимает колодку руками, давая отдых своей шее: — ничегошеньки не видно. Вот затерлось все совсем.

— Да? Вот же… — оставаться в колодках крайне не хотелось, но о здешней системе правосудия он не знал ничего. За что наказывают, сколько всего еще это наказание терпеть и не является ли это наказание всего лишь прелюдией к другому. Там, например, сперва стоять у позорного столба три дня, а потом отрубить голову на площади, при стечении народа.

— Но, насколько я знаю, ты либо воровка, либо проститутка без разрешения. Вряд ли ты кого убила.

— Что?! — руки вниз, быстро! К черту колодки, к черту боль в израненной шее, к черту все! Ничего не видно и не удастся увидеть, деревяшка мешает. Но! Какие-то завязки на штанах, нет это не штаны, это юбка!

— Что?!

— Эй, ты чего, сямэй? Подруга? Эй? Ты чего? Стража! Чэнь Ди, величайший из стражей справедливости и самый неподкупный золотой талант в глазу у Небесного Владыки! Сюда! Кажись эта странная померла! Если у нее было чего, то я ее наследник вроде как, мы тут в колодках все как одна семья! — слышит он крики переполошившегося соседа-каторжника, уже теряя сознание.