Судьба самозванки

Один

Лондон

Бен приседает, и я бегу на полной скорости, запрыгивая ему на спину так, как делала это сотни раз. Обвивая руками его шею, когда он обхватывает мои колени, и я запечатлеваю жирный, небрежный поцелуй на его щеке. Улыбаясь в ответ, я обнимаю его крепче, борясь со слезами, угрожающими вырваться наружу. Последнее, чего я хочу после такого дня, который у нас был, это чтобы он увидел, как я плачу. Снова.

Дело в том, что… наши миры меняются. Нет, это неправильно. Наши миры изменились, и от того, что произойдет дальше, никуда не деться.

Я собираюсь потерять своего лучшего друга.

Я должна потерять своего лучшего друга; он просто еще этого не знает. Так будет лучше для него. Я ‒ катастрофа, которая, судя по всему, будет только усугубляться, а он и так через многое прошел из-за меня.

Я имею в виду, черт возьми, он был…

‒ Лон, остановись.

Тепло наполняет меня от его мягких слов. Как будто слоги обволакивают сердце и напоминают, почему он дома.

Бен всегда умел читать меня, иногда даже слишком хорошо.

Прижимаясь виском к его голове, я смотрю вперед, в темную ночь, и меня пробирает озноб. Утыкаясь головой в его шею, я закрываю глаза, борясь со слезами, угрожающими скопиться там.

‒ Я люблю тебя, ты это знаешь, ‒ шепчу я. ‒ Я люблю тебя и я так горжусь тобой.

‒ Это была всего лишь одна шайба в игре, которая ничего не значила, ‒ он посмеивается, но это нечто большее, и он это знает.

Он преодолел и многого достиг, и у него впереди еще целая счастливая жизнь. Видит бог, если кто-то и заслуживает, так это он.

Мы доходим до двери, и он опускает меня, поворачиваясь, чтобы заключить в объятия.

‒ Все будет хорошо, Лондон, я обещаю.

Возможно, он не сможет сдержать свое обещание, но я этого не говорю. Я ничего не говорю, просто киваю ему в грудь.

‒ Завтра в девять? ‒ спрашивает он.

Я киваю, глядя в его карие глаза.

‒ Завтра в девять.

‒ Лон, ‒ Бен бросает на меня предупреждающий взгляд, и мне приходится приложить усилие, чтобы закатить глаза, хотя последнее, что я сейчас чувствую, ‒ это игривость.

Последние несколько дней так тяжело давили на мой разум, и я ненавижу то, что должно произойти.

‒ Я в порядке.

Медленно он прижимается губами к моему лбу и подталкивает меня к двери.

Дядя Маркус приветствует меня в прихожей, широко улыбаясь, пока не видит мое лицо, и его объятия мгновенно раскрываются. Я без колебаний бросаюсь в них и плачу.

‒ Эй, ну же, маленькая ворона. Все не может быть так плохо, ‒ успокаивает он, так же, как делал всегда.

‒ Я собираюсь разрушить его жизнь.

Дядя смеется и отстраняется, беря мой подбородок между пальцами.

‒ Милая, нет, это не так. Ты ‒ свет жизни мальчика. Ты ‒ все, что у него есть сейчас.

‒ Я знаю, и из-за этого он собирается остаться здесь и не поступить в университет. Он достоин лучшего.

‒ Он делает то, что считает правильным, ‒ дядя мягко улыбается. ‒ Он не хочет оставлять тебя, особенно теперь, когда его бабушка Бетси ушла.

‒ Это не просто гребаная поездка! Команда университета… команда университета, в которую он даже не пробовался, о которой он никогда даже не слышал, и они хотят его! ‒ я подчеркиваю. ‒ Дядя Маркус, я не думаю, что ты понимаешь. Он сказал мне, что сроки приема закончились месяцы назад. Он уже поступил в младший колледж (прим. пер. Это колледж неполного среднего образования, как тип высшего образования), и ему просто случайно повезло получить это предложение сейчас? Это грандиозно. Это… судьба или что-то в этом роде.

Что-то мелькает во взгляде дяди, но исчезает прежде, чем я могу решить, что это было.

‒ Я не знаю об этом, ‒ говорит он почти осторожно. ‒ Я думаю, тебе следует уговорить его остаться здесь.

‒ Дядя! ‒ рявкаю я, откидывая голову назад.

‒ Не навсегда, но, может быть, в младшем колледже всего на год, а потом он сможет подать заявление куда-нибудь еще. Куда-нибудь… не так далеко.

Я качаю головой еще до того, как он заканчивает.

‒ Ни за что, для него это эпично.

‒ Это так, но…

‒ Никаких «но», ‒ я топаю ногой, как соплячка. ‒ Заставь его поехать!

Дядя приподнимает бровь, и я чувствую, как мое лицо хмурится, прежде чем понимаю, что это происходит.

‒ Я другая, ‒ утверждаю я, зная о чем он думает. ‒ Я отстой в школе и с трудом сдала экзамен. Честно говоря, я даже не знаю, как я это сделала, но Бен? Он надрывал задницу. Его нужно убедить, я это знаю.

‒ Ты даже не хотела идти на школьную экскурсию, на которую они тебя пригласили, и это был фактически твой бесплатный пропуск на вечеринку в университете на выходные, так как, черт возьми, я должен убедить Бена поехать в колледж до которого ехать несколько часов от дома, когда все, о чем вы, ребята, всегда говорите, это держаться поближе друг к другу?

Мои брови приподнимаются при этих словах, и он как-то странно смотрит на меня.

‒ Подожди… ‒ я наклоняю голову. ‒ Дараган ‒ это тот же университет, который прислал мне приглашение на экскурсию по кампусу для выпускников?

‒ Знаешь что, я, кажется, запутался, ‒ говорит он, поворачиваясь к стойке, чтобы взять телефон. ‒ Не обращай на меня внимания, так что у нас с настроением, хм?

Он начинает говорить о том, чтобы заказать на ночь доставку еды, поэтому я киваю и направляюсь обратно в свою комнату. У дяди Маркуса есть привычка делать это. Похоже, он путается во времени.

Маленькая мусорная корзина под моим столом, которой я никогда не пользуюсь, потому что никогда не делаю домашнюю работу, смотрит на меня в ответ. Те же два листка бумаги, что были несколько месяцев назад, все еще лежат внизу, в конверте, скрывающем то самое приглашение, о котором говорил дядя.

Копаясь в обертках от конфет, я достаю его и бросаю задницу на пол, чтобы прочитать ‒ чего я не сделала, когда его доставили впервые.

У дяди Маркуса плохая привычка складывать почту на кухонном столе, поэтому я случайно нашла его на неделе, когда мы убирались. Я разворачиваю плотную бумагу с теснением.

‒ Уважаемая Лондон В. Кроу, ‒ я усмехаюсь, закатывая глаза.

Не уверена, откуда они взяли букву «В». Неудивительно, что я перестала читать, даже не начав. Достав из кармана конфету, отрываю фантик, засовываю ее в рот и начинаю снова.

‒ Уважаемая Лондон В. Кроу, от имени приемной комиссии Дарагана мы хотели бы официально пригласить вас посетить ежегодную экскурсию по кампусу Университета штата Дараган в качестве приглашенного будущего стипендиата. Если вам понравится то, что вы найдете во время вашего пребывания здесь, считайте это вашим письмом о принятии. В Дарагане мы гордимся академическими достижениями и…

‒ Ну, вот ты и попался, блядь, ‒ я отрываюсь от напечатанных слов, впиваясь взглядом в бумагу. ‒ Причина номер два, по которой я не читала эту хрень.

Академические успехи? Пожалуйста. Может быть, это предназначалось реальному человеку по имени Лондон В. Кроу. У меня даже нет второго имени. Не то чтобы это имело значение. Я пропустила дату ответа на милю и нахожусь дальше всех от академического совершенства.

Но дядя Маркус был прав, даже если у меня сложилось впечатление, что он указал на это случайно. Это тот же университет, который хочет Бена.

Каковы шансы…

Глаза горят, я моргаю отгоняя пламя, впервые чувствуя, как непрерывный поток горячих слез катится по щекам.

В тот момент, когда веки распахиваются, я больше не сижу в своей старой комнате в моем родном городе. Воспоминание растворяется во тьме, а затем я остаюсь одна под ослепительным светом моего нового ада ‒ волшебной камеры предварительного заключения в центре Рата. Мой настоящий родной город.

Царство, в котором я родилась.

Я чертовски Одаренная. Не так как жила последние одиннадцать лет, веря что я человек.

Это столь же изнуряющая мысль, сколь и освобождающая.

Наконец-то я понимаю, почему луна зовет и почему мне все лучше под покровом полуночи. Теперь я знаю, почему просыпалась в одно и то же время каждую ночь, ожидая чего-то, чего так и не произошло. Я знаю, почему никогда не могла найти покоя или утешения в человеческом мире, как бы усердно это ни искала.

Потому что это был не мой мир, и я никогда не принадлежала ему с самого начала.

Единственный раз, когда я не чувствовала себя девушкой в чужой шкуре, это когда я была с…

Пальцы подергиваются. Я смотрю на свои руки, стеклянная урна мягкого мутно-зеленого цвета, как мрамор «кошачий глаз», очень похожий на глаза моего лучшего друга. Они были самого красивого оттенка орехового, когда он улыбался. Не то чтобы человек, который выбирал урну, знал об этом.

Тело Бена превратилось в пепел менее чем через тридцать минут после того, как оно остыло.

‒ Драконы ухватились за шанс послужить королевской особе, ‒ злобный тон Найта и пустые глаза вспыхивают в памяти. Я крепче сжимаю все, что осталось от мальчика, который никогда меня не подводил.

Онемение приходит и уходит, и прямо сейчас… его нигде нет.

Я чувствую все, и это чертовски много.

Бена больше нет, он убит прямо у меня на глазах… моей парой; холодным, жаждущим мести.

Взгляд его карих глаз вспыхивает в памяти, и дрожь пробегает по телу. Это была полная беспомощность и страх, которые поглотили его целиком. Что заставляет меня хотеть биться головой о твердый пол, пока все не потемнеет, так это то, что Бен в тот момент боялся не только за себя, но и за меня.

Он знал, что вот-вот умрет, почувствовал острое жало лезвия у своего горла, и в тот единственный момент, когда его глаза встретились с моими, его страх сменился ужасом. Он знал, что не сможет спасти себя, и беспокоился о том, что случится со мной в последующие мгновения. Он понятия не имел, что я была причиной того, что его жизнь вот-вот оборвется, или что мужчина, забравший ее, был тем, для кого я, буквально, была рождена.

Черт. Я зажмуриваю глаза, давление за ними подобно весу тысячи кулаков.

Бен…

‒ Я вижу, ты получила мой подарок.

Лед пробегает по венам, замораживая мышцы.

Шаркающие шаги приближаются, и я напрягаю каждую унцию гребаных сил, которые у меня остались, в попытке не выглядеть и вполовину такой разбитой, какой я себя чувствую, но все, что я могу сделать, это поднять глаза.

Я знаю, кому принадлежит этот голос, но смотреть в пустые голубые глаза гребаного короля Артуро Деверо ‒ это то, к чему я никогда не буду готова. Он ужасающий. Все его существо кричит о силе. Настолько чудовищной, что по моей коже пробегают мурашки, словно сотни пчелиных укусов одновременно. Я напрягаюсь еще больше, когда он проходит прямо через светящиеся магические прутья, удерживающие меня запертой в этом чулане, как будто они были всего лишь плодом воображения ‒ ожоги, покрывающие мою кожу от попытки пролезть через них, доказывают обратное.

Если моя плоть все еще способна сохранять такие человеческие черты, то я на сто процентов уверена, что кровь отхлынула от моего лица.

‒ Ты пришел сюда, чтобы убить меня? ‒ смиренно спрашиваю я. Я слышу добровольное предвкушение в своем тоне, даже если я не узнаю скрипучий голос, которым это произнесено.

Он наклоняет голову, пристально наблюдая за мной, читая так, как может только Темный Король с дарами разума.

‒ Если бы я хотел твоей смерти, как ты думаешь, ты бы вообще проснулась?

‒ Если ты хоть чем-то похож на своего сына, тогда да. Я думаю. Это было бы более… драматично. Ему явно нравится устраивать шоу.

‒ Ммм, ‒ мычит король, его глаза прикованы к моим. ‒ Да, в этом он похож на свою мать. На самом деле, они все таковы.

Его проницательный взгляд ‒ это слишком, поэтому я снова опускаю свой на урну.

‒ Он был твоим любовником до Найта? ‒ король Артуро задается вопросом.

Я не отвечаю. Мне все равно, что они думают, и разговоры о Бене не отменят того, что было сделано. Будет только больнее, но боль уже настолько чертовски парализующая, что я с трудом могу ее выносить.

С этой мыслью я смотрю в глаза королю и напоминаю ему:

‒ Я убила твою дочь. Твою единственную дочь. Я забрала ее у тебя. Я погубила твою королевскую репутацию, связавшись с твоим сыном. Если у меня будет шанс, я погублю и его тоже. Я хочу погубить его. Я хочу разорвать его на части изнутри и смотреть, как его сердце перестает биться. Я ненавижу его.

Убей меня. Прикончи меня.

Съешь меня целиком, мне все равно…

Я жду, приветствуя смерть, молясь глубинам гребаного ада, откуда, вероятно, появилась эта семья, но Король Темной Магии не двигается.

Выражение его лица не меняется. Ни злости, ни гнева, ни даже нетерпения не отражается на его лице, когда он вытаскивает руки из карманов костюмных брюк. Он тянет за бедра, сгибая колени, пока его глаза не оказываются на одном уровне с моими.

Вместо того, чтобы ответить на то, что я сказала, он говорит:

‒ Если ты хочешь пережить это, забудь, кем ты стала, и вспомни, кем ты была, маленькая Кроу. Если ты этого не сделаешь… ты умрешь.

С этими словами Король гребаной Тьмы встает, но прежде чем уйти, он шепчет:

‒ Дар темных богов не перейдет к кому попало, и все же ты держишь ключ в своих руках. Помни это, маленькая Кроу, и как только на тебя упадет изумрудный взгляд, пируй, пока не почувствуешь его душу.

Я наблюдаю за мужчиной, пока он полностью не исчезает, и с каждым мгновением, которое проходит, мой разум лихорадочно соображает, слова короля прокручиваются в голове, кажется, часами.

Если ты хочешь пережить это, забудь, кем ты стала, и вспомни, кем ты была.

Загадка из уст короля может означать одну из двух вещей, но я понятия не имею, какой ответ правильный, если и то, и другое. Деверо манипулятивны и хитры, и никакие слова из их уст никогда ничего не будут значить.

Король сказал, что я получила от него подарок. Это может означать только одно.

Урна Бена.

Он прислал мне прах моего лучшего друга, положил на кровать рядом с изголовьем, так что, когда я проснулась в этой гребаной тюрьме, это было первое, что я увидела.

Это напоминание, я уверена.

О том, что они могут сделать все, чего пожелают, ‒ их сердца черны.

Ярость кипит глубоко внутри, и я ныряю в нее с головой, умоляя злую Тьму забрать остальное, но она слишком свежа. Порез слишком чертовски глубок.

Тело начинает трястись в конвульсиях там, где я сижу, скрестив ноги на крошечном матрасе. И тут что-то внутри меня обрывается. Как будто ребра треснули под кожей, и я вскрикнула.

Внутренности бушуют, руки вытягиваются вперед, ладони распахиваются, а затем на меня наваливается чувство обреченности.

Глаза распахиваются как раз вовремя, чтобы увидеть, как урна с оглушительным треском падает на пол.

‒ Нет! ‒ я кричу, и электричество перескакивает с одного пальца на другой, мой дар борется за освобождение из этой тюрьмы, но проклятие над этой комнатой слишком сильно.

Голова откидывается назад, пока я не смотрю в совершенно белый потолок, и крик вырывается из глубины груди, эхом разносясь по небольшому пространству, когда мгновение спустя по телу пробегает более сильный ток. Но это не мой дар. Это требование этой тюрьмы не пытаться им воспользоваться.

Яд просачивается из каждого угла, как густой туман, пока не поглощает меня целиком, но он не останавливается, крадя зрение и звук. Он царапает кожу, как чешуя змеи, скользя и обвивая каждую конечность, кружась вокруг, как мумифицированный вихрь, лишая воздуха.

Я изо всех сил пытаюсь дышать и задыхаюсь, прежде чем слабо слышу малейший намек на чей-то голос.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь, медленно открывая их еще раз.

В комнате нет дыма, тело не испытывает никакой боли… а Син Деверо стоит всего в четырех футах, склонив голову набок, и смотрит сквозь красные лазерные лучи, заключающие меня в клетку.

‒ Подумал, что тебе стоит лучше заботиться о самом важном человеке в твоей жизни, ‒ он хмурится, глядя налево.

Мне требуется мгновение, чтобы уловить насмешливый тон в его голосе, и мое внимание переключается в сторону.

Сердце замирает при виде этого. Буквально перестает биться, и я хватаюсь за грудь, отчаянно желая вырвать собственный орган, просто чтобы он перестал чувствовать.

Урна лежит десятками осколков у моих ног, то, что осталось от тела Бена, разбросано повсюду, как куча грязи, ожидающая, когда ее сметут. Как мусор. Никому не нужный.

‒ О боже мой! ‒ я падаю на колени, подбираясь ближе.

Руки дрожат, когда шарят по полу, пытаясь собрать прах. Осколки стекла режут кисти, и мне кажется, что я плачу. Кровь стекает по ладоням и пальцам, превращая пепел в комки слизи, и я падаю обратно на задницу.

‒ Черт! ‒ я закрываю лицо руками, один из маленьких осколков режет щеку, кровь размазывается по липкой коже.

Я гребаная идиотка!

Мне так жаль, Бен. Мне так чертовски жаль.

Тело сотрясается, в ушах так громко звенит, словно гребаное эхо повторяет крик. Мне требуется мгновение, чтобы услышать смех.

Я поднимаю взгляд, и на этот раз ухмылка Сина глубже, чем адские ямы. Разница между ним и Найтом, незаметная для других, но очевидна в моих глазах. Я не могу притворяться, что видеть лицо Найта, смотрящего на меня в ответ, нелегко. Меня тошнит. Я хочу кричать.

Я, блядь, хочу умереть. Я чувствую, как внутренности того, что от меня осталось, увядают, словно упрямые цветы, не желающие оставаться живыми.

‒ Ты не можешь так просто впускать меня в свою голову, ‒ он смотрит на экран своего телефона. ‒ Видишь, что происходит, когда ты это делаешь?

Иллюзия.

Не было ни боли, ни яда. Он трахал мое сознание, и я позволила ему, и вот результат. Короля, вероятно, здесь даже не было.

Кровь капает по локтю, растекаясь по бедрам.

‒ Пошел ты.

Я не чувствую отдаленной пульсирующей боли в том месте, где осколки урны порезали меня. Боль от этого ничтожна, по сравнению с душевной болью от потери Бена.

‒ Ты была так близка к тому, чтобы сделать именно это, не так ли? ‒ его голубые глаза вспыхивают, сияя, как тень гребаного психа. ‒ Если бы не твоя пара.

Я стискиваю зубы, пока физическая боль не дает о себе знать.

‒ Черт. Ты…

У него вырывается мрачный смешок, и он долго смотрит на меня.

‒ Только что я едва затронул край твоего сознания, Малышка Эл и… ‒ он щелкает пальцами, ‒ сезам, откройся. Ты уверена, что ты одна из нас? Возможно, неполноценная Одаренная, судьба пытается извиниться за то, что позволила отродью печально известного Слэшера жить? Потому что я должен сказать, ты ‒ дочь Ашероса Лакруа, и это было так же просто, как манипулировать человеком.

Встреченный молчанием, он продолжает.

‒ Я знаю, что тебя долго не было, Виллайна, но…

‒ Не называй меня так.

Его глаза сужаются, и он делает шаг вперед, его тело наполовину проходит сквозь красный барьер, наполовину остается снаружи.

‒ Но ты Виллайна Лакруа. Этот факт невозможно отрицать.

‒ Я ничего не отрицаю, но Виллайна умерла, давным-давно.

Я выдерживаю его пристальный взгляд, несмотря на то, что в голове творится дерьмовое дерьмо. Как массовая авария на шоссе, это чистый гребаный хаос.

‒ Просто спроси свою мать.

Выражение лица Сина становится отсутствующим, и я знаю, что задела за живое.

‒ Будь осторожна, ледяная принцесса, и приготовься. Ты только что вошла во врата гребаного ада, ‒ Синнер пронзает меня насмешливым взглядом, и его значение невозможно истолковать превратно, хотя в словах не было необходимости. ‒ Просто подожди, пока не увидишь, что внутри.

Синнер уходит, гнев волнами накатывает на него, а я еще плотнее опускаюсь на пол.

Может быть, меня и не было очень долго, но даже я знаю, что в том, что произойдет дальше, нет ничего хорошего. Тем не менее, я не могу заставить себя заботиться о завтрашнем дне, потому что мне нужно сосредоточиться на единственной мысли, которая удерживает меня в себе сегодня.

Эти разглашенные секреты и последствия их сохранения были абсолютным дерьмом для меня, да, но и для Темной Королевской семьи Рата это не пикник.

Это маленькая победа, если это вообще можно так назвать, но это все, что у меня есть.

Так что я возьму это, крепко прижму к себе и буду надеяться, что завтра я найду другую причину жить… или самый быстрый способ умереть.

Что бы ни случилось в прошлом.