Судьба самозванки

Одиннадцать

Найт

Колено не перестает трястись. Хаос был первым, что я, помнится, почувствовал в детстве. Мать использовала это, чтобы утолить мою жажду смерти.

‒ Тебе нужно расслабиться, ‒ Ледженд пинает мою ногу, но я игнорирую его.

Не отрываю взгляд от стены на противоположной стороне помещения. Тени отражаются от люстр, свисающих сверху, и, время от времени, я ловлю себя на том, что считаю до десяти, чтобы унять этот безумный зуд, который хочет вырваться прямо из пальцев, совсем, как в детстве.

Затем мать бросала мою задницу посреди поля и позволяла разрушать все на своем пути. Это был механизм преодоления. Тот, который я некоторое время не практиковал, отсюда и ущерб Лондон.

‒ Ты ни хрена не знаешь, что мне нужно, ‒ я подношу бокал к губам, вытирая остатки пыльцы Фейри, попавшей мне в ноздри.

‒ Вообще-то, у меня есть идея, ‒ поддразнивает он, и мне не нужно следить за его взглядом, чтобы точно знать, на кого он смотрит. Она перекидывает свои светло-белые волосы через плечо, и, отбросив гнев, я чувствую, как член твердеет в штанах при виде нее.

Блядь.

Я оставляю бокал прижатым к губам. Не могу не задаться вопросом, хватит ли смелости тому, кто убил короля, прийти на этот бал сегодня, кто бы это ни был. Нужно иметь пару крепких стальных шаров, чтобы вывести его из игры, так что, я думаю, да. Да, черт возьми, они бы плавали по милому маленькому бальному залу, просто чтобы посмотреть, как мы отреагируем. Я ненавижу, что они видят нас, но мы не видим их.

Огонь опаляет грудную клетку, и взгляд впивается в кисть Лондон, там, где другой парень касается ее руки в тот самый момент. Она взмахивает ресницами, глядя на него снизу вверх, оставляя тень кокетливой ухмылки на губах. Дерзкая гребаная сука.

Ледженд наклоняется ко мне.

‒ Ты справишься с этим?

Я знаю, о чем он спрашивает ‒ собираюсь ли я устроить сцену. И я бы устроил. Но, судя по тому, какой Лондон стала в последнее время, мы все знаем, что у нее не возникло бы проблем с тем, чтобы вернуть мне столько, сколько я в нее кидаю. Я не хочу драмы. Не после убийства.

Я поднимаюсь со стула, допивая остатки своего напитка и оставляя его на плавающем подносе, который парит сбоку от моего трона. Делая по два шага за раз, люди расступаются, как гребаное Красное море, когда я сокращаю расстояние между нами. Чем ближе я подхожу, тем больше закипает тот же гнев.

Я хватаю ее за руку и притягиваю к своей груди. Парень, с которым она разговаривает, слегка отступает назад. Его глаза встречаются с моими, и я обнажаю зубы, наблюдая, как его лицо слегка бледнеет. Уходит. Я задавался вопросом, будет ли тот, кто осмелился убить короля, тем же самым, кто прикоснется к супруге лорда.

‒ Эй… назад! ‒ рука Лондон на моей груди, отталкивает.

Мило, что она думает, что может, поэтому мой взгляд перемещается между ее рукой и лицом, не делая ничего, чтобы скрыть усмешку.

Обхватываю рукой ее хрупкое запястье, и усмешка исчезает, когда я снова прижимаю ее к груди и начинаю сопровождать в другую сторону зала.

‒ Мне не очень нравится эта дистанция между нами, пара, ‒ я прикусываю мочку ее уха. ‒ Единственный раз, когда между нами должен быть воздух, это когда я высасываю из тебя последние вздохи.

Я вижу вдалеке двойные золотые двери, и, как бы Лондон ни боролась со мной, она знает, что ей не справиться. Это похоже на крысеныша, борющегося за жизнь, когда я подвешиваю его за хвост над логовом питонов.

Как только я пинком открываю двери, толкаю ее вперед, пока она не спотыкается, и протягивает руки вперед, чтобы не упасть, вскакивая на ноги.

‒ Позволь мне внести ясность, пара, ‒ слово не успело сорваться с моих губ, как кулак полетел мне в лицо. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы отвести его, принимая удар, и ухмыляясь ей, когда она кричит, сжимая костяшки пальцев.

‒ Я тебя ненавижу!

‒ То же самое! ‒ моя рука хватает ее за горло, и я швыряю ее через комнату, пока она не врезается в стену, заставленную книгами. Они падают на пол, но мне все равно, потому что эта маленькая сучка истрепала мне последние нервы, и то, что у меня осталось, она сожгла в ту же секунду, как разозлила меня.

Я сжимаю ее щеки так сильно, что ее губы надуваются.

‒ Ты не прикасаешься к другому мужчине рядом со мной, Лондон. Хочешь посмотреть, что произойдет, если ты это сделаешь? Или тебе достаточно этого предупреждения? ‒ та же самая ярость тихо горит в глубине моих ушей. ‒ Ответь мне!

‒ Пошел ты.

Уголок моего рта приподнимается, и я наклоняюсь вперед, так близко, что наши губы соприкасаются.

‒ С удовольствием.

Ее челюсть напрягается, и она пытается отвернуться, как раз в тот момент, когда я падаю вперед и прижимаюсь к изгибу ее шеи. Я чувствую, как мое сердце колотится в груди, словно гребаная стриптизерша на шесте. Я ненавижу это. То, что она делает со мной. Я хочу уйти от нее, но вместо этого всегда оказываюсь рядом. Вдыхаю ее, как наркотик, как будто она, блядь, принадлежит мне. Потому что это так. А если бы это было не так, я бы убил каждого дилера на улице и запер ее в подвале, просто чтобы заявить, что это мое.

‒ Лондон, ‒ шепчу я в изгиб ее шеи. ‒ Трахни меня так, как ты дерешься со мной.

Она ровно выдыхает, но я чувствую, как мурашки поднимаются по ее плоти, возбуждая мои собственные.

‒ Я ненавижу тебя, ‒ шепчет она так тихо, что я почти пропускаю это мимо ушей.

‒ Мы поняли это, но… ‒ когда она не поворачивается ко мне, я сжимаю ее подбородок и прижимаю ее губы к своим. ‒ Я по-прежнему принадлежу только тебе, чтобы ненавидеть.

Сначала она сопротивляется. Отказывается приоткрывать свои мягкие губы, пока мой язык не погружается внутрь. Ее тепло охватывает меня с головы до кончиков пальцев ног, и я завожу руку ей за спину, удерживая на месте, так что она прижимается ко мне вплотную. Ее маленькое тело дрожит подо мной, когда она падает, но я ловлю ее, поднимаю и она обхватывает ногами мою талию.

Углубляя поцелуй, я посасываю ее нижнюю губу, когда она протягивает руку между нами, расстегивая мой ремень и стягивает джинсы с моего члена. Из-за простоты ее платья мне остается только провести руками по бедрам, чтобы приподнять его еще выше, пока шелк не спадет с тела, как молоко с медом.

Она замирает на секунду, но уже слишком поздно, потому что другая ее рука обхватывает мой член, и я сдвигаю платье в сторону, просовываю палец между складочек, снова ловя ее рот, чтобы отвлечь смертельными поцелуями.

Ее рука находит мой затылок, когда я направляю свой член к ее входу. Холодные мурашки пробегают по позвоночнику, когда я чувствую, как ее тепло ласкает кончик члена. Держа руку на ее горле, я стону, заставляя себя войти внутрь.

‒ Черт, ‒ выдыхаю я, скрипя зубами, медленно продвигаясь все дальше и дальше внутрь нее.

Я отстраняюсь, а затем двигаюсь вперед, погруженный в транс от ее тела, прижатого к моему. Ее губы на моих. Ее язык на моем.

Моя, моя, моя.

Другой рукой я стягиваю платье с ее набухших сосков, сжимая их пальцами с такой силой, что она шипит, прикусив мою нижнюю губу.

Я улыбаюсь в ее мягкие губы, ускоряя темп и усердно работая внутри нее.

‒ Найт, черт… ‒ она пытается протиснуться вперед, но я чувствую, как мои яйца сжимаются, когда ее стеночки пульсируют вокруг меня, как гребаные тиски.

Ее спина ударяется о книжную полку, когда клитор трется о мой таз. Член ударяется о шейку матки с каждым толчком, и ее ноги сжимаются вокруг моей талии, а дыхание становится более отчаянным. Я ловлю каждый стон движениями языка, мои клыки удлиняются по мере того, как я приближаюсь к тому, чтобы взорваться.

Ее тело напрягается, и я чувствую точный момент, когда она высвобождается вокруг меня. Ее тело яростно дергается, когда сперма изливается и стекает по яйцам. Я сильнее сжимаю ее горло, пока не чувствую, как ее трахея рвется у меня в ладони.

‒ Черт возьми, Лондон… ‒ я стону, так близко, что уже чувствую жар, готовый вырваться из меня. Я просто знаю, что это будет жестоко и быстро. Я слишком долго хотел этого, чтобы она трахала меня с ненавистью, с синяками по всему телу.

Я чувствую прохладный металл на затылке, и мне почти хочется закатить глаза.

‒ Ты думаешь, это помешает мне кончить? ‒ настаиваю я, бросая ей вызов пристальным взглядом.

Она не отвечает, но я чувствую, как лезвие рассекает мою кожу за шеей. Адреналин разливается по венам, и моя хватка на ее горле усиливается еще сильнее. Паника вспыхивает в ее глазах на секунду, когда я замедляю свои толчки.

‒ Придется придумать что-нибудь получше, детка, ‒ я протягиваю руку за шею, чтобы забрать у нее лезвие, поднося его к ее рту. Я погружаю его внутрь, наблюдая, как красная жидкость стекает по ее идеальным губам, прежде чем позволить ему упасть на пол, когда я вытаскиваю его, только для того, чтобы заставить ее развернуться, прижимая лицо к одной из книжных полок.

Обернув ее длинные волосы вокруг запястья, запрокидываю ее голову назад и шлепаю по заднице другой рукой, наклоняясь, чтобы оценить сцену.

‒ Ты же знаешь, мне нравится, когда ты дерешься.

Я вхожу в нее так сильно, что ее спина выгибается дугой, а крик, срывающийся с губ, оставит истории на этих стенах.

Я сильно трахаю ее. Грубо. И быстро. Даже несмотря на то, что она только что нанесла мне удар, тем же гребаным клинком, которым убили короля.

‒ Найт! ‒ она визжит, но я не сдаюсь.

‒ Что? ‒ я смеюсь. ‒ Ты хочешь, чтобы я прекратил?

‒ Ты…

Я жестко трахаю ее, яйца ударяются о ее влажную киску с каждым толчком. Ее влагалище плачет от удовольствия, оставляя капли слез, скользящие по моим яйцам, когда ее охватывает дрожь. Ее тело ‒ игрушка, о которой я и не подозревал, что хочу, и теперь, когда она у меня есть, я собираюсь разобрать ее на части и изучить изнутри. Посмотрим, что, блядь, заставляет ее жить.

‒ Ты знаешь, что ты моя, Лондон ‒ скажи это.

Когда она не отвечает и пытается подавить стоны, срывающиеся с губ, я еще сильнее дергаю ее за волосы, так сильно, уверен, что вырвал прядь.

‒ Скажи это!

‒ Эх! Никогда, ‒ я вытаскиваю член из нее и смотрю, как моя горячая сперма разливается по ее заднице и платью. Я отступаю, отстраняясь, когда она, спотыкается, и покорно опускается на землю.

Она смотрит на меня снизу вверх со своего места, волосы смотаны в узел, а макияж размазан.

‒ Я тебя ненавижу.

‒ Может быть. Но твоя киска ‒ нет.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, не в силах осознать, какого черта я только что сделал. Смесь раздражения и неверия переполняет меня, и я знаю, что я должен делать. Я делаю. Потому что, как бы я ни пытался бороться с этим, я знаю, что Лондон ‒ настоящая обуза. Она только что пыталась убить меня, черт возьми, во время секса.

Эта сука сумасшедшая. Если я не смогу заслужить ее прощение, я, блядь, заберу его у нее так, что она даже не узнает.