Судьба-Полынь Книга I

Глава 24 Ная

Утро выдалось промозглым. Сырой стылый ветер дул с гор, швыряя в лицо то ли мелкую морось, то ли снежную крупу — сразу и не поймешь. Не лучшая погода для поездки, да выбирать не приходится.

Природе, как и Кагар-Радшу, указывать не станешь. К тому же высоко в горах погода всегда отличалась своенравием. Сегодня жарко, а завтра снег срывается.

Кутаясь в плащ, Ная направилась к конюшне. По дороге завернула на кухню, сцапала из корзины морковку. Хотелось побаловать Холодка перед дальней дорогой, чтобы бежал резвее. Но к удивлению колдуньи в стойле скакуна не оказалось. Запряженный в телегу жеребец стоял возле колодца и безмятежно жевал из торбы овес. Привратник Хостен, коренастый мужчина сорока зим, с широкими плечами и низко посаженной головой, разговаривал о чем-то с Арки, который проверял упряжь. Тэзир крутился рядышком, давая, как всегда, «мудрые» советы. Задумчивый Витог сидел неподалеку на валуне, опираясь на посох. Излюбленную секиру парню пришлось оставить в клане. Это оружие не для сакрифов. Посох и дирк станут единственными спутниками в его жизни.

Девушка запахнула плотнее плащ. Почти все собрались, а она думала, что придет первой.

— Морковку убери, — бросил Хостен. В руках он сжимал кремневую ступку. Лицо привратника покрывали узоры из засохших струпьев крови и пепла. — Жизнь из коня уходит.

— Почему?

— Он у нас один, телега тяжелая, да еще и вы на закорках. Холодок такую ношу с места не сдвинет. Придется поиграть с Незыблемой. Не дышите!

Он высыпал из ступки на ладонь серую пыль и сдул искрящееся облачко в морду скакуну. Тот всхрапнул, забил копытом. На удилах повисла кровавая пена, глаза остекленели. Миг — животное успокоилось.

Хостен дал знак Арки. Тот поднес плетеную корзину, в которой пищала и билась скальная крыса. Дирк привратника лишил ее жизни. Почерневшей кровью колдун напоил коня.

— Теперь он гору с места сдвинет. Только это ненадолго. Если до срока не вернемся и не расколдуем — получим чудовище. Эта пыль — прах из мира мертвых…

Забрал морковку из рук ошарашенной Наи и, хрустнув овощем, отправился на козлы.

Девушка с жалостью посмотрела на Холодка: перед ней стояло другое существо, а не любимый конь. В глазах застыл лед. Изо рта стекала слюна черного цвета. Жеребец недобро косился на нее, обнажив зубы, словно предупреждал: «Держись подальше». А раньше он так любил, когда Ная щекотала его за ушами, расчесывала гриву.

Шаловливые руки, заскользив по телу, обняли колдунью за талию. Горячий шепоток обдал ухо.

— Долго спишь, соня, мы уже телегу успели загрузить.

Девушка покосилась через плечо. Лицо балагура расплылось от радости, словно они не виделись вечность. Гаденыш. Ловко подкрался, даже не почувствовала.

— Вы — это Арки с Хостеном? — хмыкнула она иронично.

Улыбка Тэзира стала еще шире.

— Порой, верно поданная мысль приносит толку больше, чем грубая сила. Мудрость дана не каждому, и таких людей надо ценить! — изрек он, поучительно подняв указательный палец к небу.

— От бахвальства не умри, а то как же мы без тебя, мудреца, справимся? — хмыкнула Ная, вывернув ему шутливо палец.

Балагур наигранно взвыл.

— Тебе никто не говорил, что ты неисправимая злючка? Кстати, дирк придется оставить. Приказ Призванного. Это касается и оружия, — кивнул он на «сестренок» на поясе девушки.

Ная нахмурилась.

— Как же без оружия? А если случится что? — она не привыкла расставаться с кинжалами, даже на ночь клала под подушку. Без клинков, словно на морозе голой.

Тэзир пожал плечами, воровато оглянулся и, наклонившись к уху колдуньи, прошептал:

— Согласен, в дороге без оружия нельзя. Потому чекан припрятал среди мешков. Хочешь, и твои «сестренки» схороню? — Девушка потянулась за кинжалами, но предостерегающий шик заставил отдернуть руки: — Куда?! Заметят. Неприятностей не оберемся потом. Тихо. Без резких движений. Не привлекая ничье внимание. Вот так. Умница, — заслонив девушку от посторонних глаз, балагур быстро перенял клинки, прикрыл полой плаща и пошел к телеге с непринужденным видом.

Ная вздохнула с обреченностью. Наблюдай кто со стороны, точно бы раскусили их замысел — заговорщик из Тэзира никудышный. Благо до них дела никому нет.

С дирком расставаться не хотелось — с ним всяко спокойнее, но Кагар прав. Колдовское оружие выдаст их мгновенно. Девушка направилась обратно к себе в комнату. В коридоре чуть ли не нос к носу столкнулась с Кайтур. С неким удовлетворением отметила, что у той тоже висел на поясе дирк, а на бедре покачивался веер.

— Дирк и оружие брать запрещено, неси назад. Едем налегке.

Кайтур лишь недовольно поморщилась, развернулась на пятках и стремительно зашагала обратно. У них и раньше-то отношения были не дружеские, а после того, как не удалось вызволить Алишту, испортились окончательно. Темнокожая считала ее виноватой в гибели подруги и если разговаривала, то при крайней нужде и сквозь зубы. Ну и пусть. Нае оправдываться не за что. Она сделала все, что могла. И убеждать каждого в своей невиновности не собирается.

Сая появилась у колодца последней — все давно уже сидели в телеге, перебрасываясь спросонья скупыми словечками о погоде и предстоящей дороге. Воодушевление от поездки еще не давало о себе знать, притушенное чувством нереальности происходящего. Их впервые отправляли в город. В выпавшее счастье не верилось, а происходящее казалось розыгрышем.

Мышка, закутавшись до носа в плащ, промелькнула мимо спутников и забралась на козлы рядом с Хостеном.

— Сая, я тебе тут место припас, — позвал ее Арки.

— Спасибо, здесь удобнее, — подозрительно тихо ответила девушка.

Молодые привратники удивленно переглянулись. Что это с ней? Про их симпатию друг к другу знали уже все. Тезир толкнул приятеля в плечо, спросил без обиняков:

— Поссорились, что ли? — Арки покачал головой. Он сам был в недоумении. — Ладно, не принимай к сердцу. Может, спала плохо, сон дурной приснился. Отойдет — поговорите.

Ная тоже так считала. Мало ли отчего плохое настроение. Ее в такие мгновения лучше вообще не задевать, а дать перекипеть внутри.

— Не замерзла? — обняв за плечи, балагур притянул колдунью к себе. — Прижимайся, не робей. Я жаркий.

Рожица у парня была как у кота, объевшегося сметаны. Но отстраняться не стала, так и впрямь теплее, тело Тезира было горячим, словно печка.

— Готовы? — проверяя все ли на месте, обернулся Хостен, Получив дружный ответ, легонько тряхнул вожжи. — Тогда в путь.

Скрипнули колеса, и телега тронулась. Непроизвольно взгляд Наи скользнул к домику на утесе. Возле распахнутой двери стоял Скорняк. Босой, без плаща, в продуваемой ветром легкой рубахе. Не отрываясь, Радкур смотрел вслед удаляющейся телеге. Нае показалось, что он почувствовал ее взгляд. Колдун вдруг сделал шаг вперед, наклонил голову в знак прощания.

В груди отозвалось болью.

Первую остановку сделали поздним вечером. Хостен собирался отъехать от селения как можно дальше, чтобы случайные встречные не догадались, откуда они на самом деле держат путь. Через день уже начнут появляться горские деревушки, и встречи с людьми не избежать. Как ни странно, вынужденное безделье вымотало хуже тяжелой работы. Быстро поужинав, путники повалились спать. Восторгаться ночевкой у костра в лесу уже не осталось ни желания, ни сил. Дежурить вызвался Витог. Никто его решение не оспаривал. Еще и порадовались.

После дня, проведенного в дороге, Ная думала, что проспит до самого утра, но ночью очнулась от боли во всем теле. С непривычки от долгого сидения на телеге в одной позе занемела каждая косточка. Девушка поднялась, поводила плечами, разгоняя кровь, и направилась к костру. Витог заметил ее, только, когда она села на бревно напротив. «Тоже мне страж, уткнулся взглядом в костер и забыл обо всем.

— Ложись спать, я покараулю.

— Я не устал.

Ная подбросила в костер дров, взглянула на парня сквозь взметнувшиеся к небу искры.

— Не поделишься, что тебя гнетет?

Витог приподнял голову. Повязка на глазах отсутствовала, и воронки пламени в зрачках могли показаться отражением костра… если бы от них не веяло холодом. От такого взора сделалось неуютно, но Ная не отвернулась.

— Тебе показалось. Все хорошо.

По тону его голоса этого было не сказать. Обморозиться можно от слов.

— Наверное, показалось и то, что ты стал сторониться меня. Я тебе неприятна?

— С чего бы? Ты мне жизнь спасла. Заслуживаешь благодарности.

— Тогда почему в твоих словах больше язвительности, чем благодарности? — разговор складывался неприятно, но следовало кое-что прояснить.

Витог помолчал, словно собираясь с духом, затем выпалил:

— А за что мне тебя благодарить? За это? — он указал на глаза. — Или что сделала меня сакрифом? Сборщиком жертв. Лучше сгинуть в мире мертвых, чем так жить. Ты знаешь, кого создала? Убийцу! О том ли я мечтал, собираясь стать колдуном?

— Ты прекрасно знал с самого начала, что придется приносить жертвы, — ответила она сухо.

— Я хотел охранять границы, сражаться с тварями тьмы, а не резать десятками, как баранов, детей, женщин и мужчин только потому, что в них есть так нужная колдунам сила.

— Если пришла нужда в сакрифе, значит, нас ждут суровые времена. Что в сравнении с гибелью мира десяток или сотня жизней? — Колдунья поворошила палкой угли, заставляя пламя заиграть ярче.

— Не повторяй слов Верховных! Пусть сначала в моей шкуре побудут. Быть слепцом и видеть все яснее зрячих! Спрашиваешь, почему избегаю тебя? Да потому что твоими глазами смотрит Незыблемая. Мне никогда не забыть ее насмешливый взгляд, когда я уже не чаял выбраться из мира мертвых. Только тогда ужасно хотелось вернуться домой, хотелось жить. Теперь считаю, что лучше бы остался. Мы наивно думаем, что можем контролировать Мать Смерть, но на деле — она играет нами и давно решила судьбу каждого. В тебе находится Незыблемая, Ная. Ей не выбраться через грань, но она нашла способ, как управлять оттуда нашим миром. Ты — оружие в ее руках. Я вижу, как след смерти шлейфом накроет мир, дым пожарищ затмит небо. Я задыхаюсь от запаха гари и жженого мяса, прихожу в ужас от последствий твоих шагов. Но ты ли то будешь? Боюсь, нет. Потому что человеческого в тебе останется мало.

Ная молчала, неотрывно наблюдая, как пламя пожирает сухое дерево. Маленькие искорки перескакивали с одного полена на другое, зацепившись, расцветали огненными тюльпанами, а набрав силу, вскидывали к небу жаркие длани, чтобы через время опасть, обратиться пеплом и умереть. Жалел ли огонь о своей судьбе и недолгой жизни?

— Знаешь, почему во время Посвящения не приносят жертв? — произнесла глухо колдунья, когда Витог решил, что не дождется ответа. — Потому что Незыблемая уже взяла причитающуюся ей плату. И чем выше та плата, тем хрупче равновесие сил, поддерживающих мир. На наших испытаниях погибло трое. Это много. А если учесть, что погибнуть должны были пятеро, то вывод напрашивается сам собой. И я собираюсь стоять за свой клан, за сохранение границы всеми возможным способами. Мне неважно, сколько человек для этого погибнет, и даже, что придется расплачиваться с Незыблемой собственной душой. Если потребуется — заключу с ней сделку. Я не боюсь испачкаться в крови: ни в чужой, ни в своей. Цель оправдывает средства.

— Четверо. Нас должно было быть четверо, — поправил девушку Витог.

Ная поднялась с бревна, отряхнула ладони от сажи.

— Не задавался вопросом, почему Призванный, вопреки правилам, отправил помощь? Но послал не опытных привратников, а, по сути, неумелую девчонку? — сквозь языки костра было видно, как парень напрягся. — Причина вовсе не в просьбе Тэзира. А в велении Матери Смерти. Я была отправлена не для спасения, а в жертву. Почему Незыблемая изменила решение и позволила мне уйти и еще вытащить тебя — никому не ведомо. Ты прав — для каждого из нас у нее свой план, своя судьба. Мне не дано быть с любимым мужчиной, не убивая его изо дня в день, родить ребенка. По твоим словам, я принесу смерть и множеству других людей. Так кто больший убийца, чья доля тяжелее?

Хостен разбудил всех, едва появились первые проблески рассвета. Наскоро поужинав сварганенной на костре кашей, они засобирались в путь. Ничего необычного во время сборов не произошло, если не считать, что Сая по-прежнему сторонилась Арки и избегала с ним любых разговоров. Парень отчаялся понять причину поведения Мышки и оттого вел себя, как рассеянный олух. Ная наблюдала за его муками краем глаза. Вмешиваться в ссору влюбленных она не собиралась. Других забот хватает. Сами разберутся. Но Арки решил прибегнуть к ее помощи, как к последнему средству. С чего решил, что Сая станет с ней откровенничать? Ни сестра, ни подруга близкая. А отказать не повернулся язык. Ох, уж эта любовь.

На следующем привале, когда они с Мышкой отправились за водой к ручью, поинтересовалась:

— Чего Арки мучаешь? Парень от неизвестности извелся уже. Поговорила бы с ним.

Девушка нахохлилась и непривычно зло огрызнулась:

— Не тебе советы давать. Сама — как собака на сене. Тэзиру голову морочишь, приваживаешь, хотя знаешь, что не быть между вами ничему.

Резкость Мышки не обидела, но задела. Сначала даже смысл слов не дошел. Неблагодарное это занятие — влюбленных мирить. Подхватила тыквенную фляжку и пошла к лагерю. Не хочет говорить — не надо.

— Что ты испытывала, когда тебя погружали в лоно Незыблемой? — от брошенного вдогонку вопроса колдунья споткнулась, с подозрением посмотрела на Мышку.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

А вот это вранье, судя по тому, как она смущенно-пугливо отвела глаза.

Ная вернулась к девушке, жестко развернула ее лицом к себе.

— Тебя тоже погружали? — пальцы, удерживающие подбородок девушки, стиснули его сильнее. — Кто и когда погружал тебя?!

Мышка отдернула голову.

— Гляжу, тебя это очень волнует.

— Нет. Просто… интересно, — ответила колдунья ее же словами.

Взгляды девушек скрестились, и пару мгновений они буравили друг друга молча, прекрасно догадываясь о недосказанном. Сая оказалась не слабачкой и не сдавалась до последнего. Однако пересмотреть Наю ей не удалось.

— Если бы погружали — не спрашивала бы, — Мышка чересчур суетливо подняла свою флягу и заторопилась к месту привала.

Нахмурившись, Ная посмотрела ей вслед. Девчонка лгала. Сомнений не было. Вопрос только — почему?

Чем ниже колдуны спускались с гор, тем сильнее менялась природа, становилось теплее. Путники с удовольствием разоблачились, сняв тяжелые плащи и безрукавки. Парни сменили шерстяные рубахи на льняные, девушки переоделись в легкие сарафаны. По понятию привратников, привыкших спать в холодных кельях, ходить босиком по заиндевевшим камням и купаться в студеных реках — внизу царило настоящее лето. Голые каменистые вершины покрывали леса, где хвойные деревья перемежались с лиственными, чаще стали попадаться речки и небольшие озерца, с игриво плещущейся в них рыбой. Теперь не нужно было задумываться о пропитании, дичи встречалось заметно больше. Попадались и зайцы, и лоси, и кабаны. Пару раз слышали, как завывали волки. А на лысом взгорке приметили рысь. Путники радовались, как дети, каждой мелочи, наслаждались теплым ветром, приносившим ароматы трав и цветов. Прав Призванный — одичали они, отвыкли совсем от обычной жизни и людей.

Все чаще молодые колдуны соскакивали с телеги и шли следом. Сидеть в тесноте на одном месте всем давно надоело. Куда приятнее идти, ощущая легкость и силу тела, вдыхать полной грудью лесной воздух.

В этот раз путники сделали привал с наступлением вечера. Хостен хотел добраться до города к утру послезавтрашнего дня и решил перед долгим броском дать всем хорошенько отдохнуть. Пока Сая и Кайтур готовили похлебку из кролика, Ная отправилась к речному руслу почистить и напоить Холодка. Арки предлагал сразу сделать привал на берегу, но Хостен отказался. В лесу безопаснее, меньше шансов встретить людей. Привратник был осторожен и основательно продумывал каждую мелочь, что немного тяготило и раздражало молодых колдунов. Юность бурлила в сердцах, требуя действий, риска. Даже годы, проведенные в обучении, не могли полностью изжить из них ребячество и сделать более осмотрительными. Все придет потом, с возрастом, если, конечно, доживут до того времени, когда разум начнет преобладать над восторженностью сердца.

Тэзир под предлогом защиты увязался с девушкой. Ная не возражала. Вдвоем веселее. В небольших порциях остроты балагура вполне терпимы. Хостен нахмурился, сказал:

— Жеребца доверяю только тебе, Саламандра. Ты, языкатый, держись от скакуна подальше, не вздумай даже прикасаться к нему! Знаю, откуда у тебя руки растут.

— Не особо и хотелось, — обиженно буркнул балагур. Проворчав что-то нелестное под нос о привратнике, показушно пошел со стороны девушки.

Река колдунью поразила. Такой широкой, что противоположный берег проступал размытым очертанием, она еще не встречала. Ирхан был стремительным, с порогами и опасными отмелями, но узким. Здесь же степенная, неторопливая мощь приводила в некий трепет. Это сколько тут воды? Даже умея плавать, на другой берег не перебраться.

Тэзир завернул штанины, зашел в воду по щиколотку.

— Теплая. Искупаемся? А то от дорожной пыли скоро чесаться начнем.

— Сначала управлюсь с Холодком, а потом можно и ополоснуться. Прогуляйся пока…

— Ага, побежал уже! Больше всего на свете люблю смотреть, как кто-нибудь работает. Тем более, когда миленькая девушка елозит щеткой из стороны в сторону! Личико распаренное, сарафан липнет к фигурке… ой!

Ная отряхнула руки от земли — камешек попал болтуну точно в лоб — и направилась к воде.

Умело и с нежностью почистила жеребца. Благо тот был послушный и глядел на мир остекленевшими глазами. Напоив, отвела пастись неподалеку возле кустов орешника. Затем, скинув одежду, заскочила в реку. Вода была не настолько уж теплой, как уверял балагур, но пот смыть не мешало.

— Гляди, — послышался воодушевленный возглас, — я — русал!

Плавал парень отменно. Ная еле поспевала за ним, хотя всегда считала, что нисколько не уступает рыбам в умении двигаться в воде. Она бы еще поспорила с Тэзиром, кто из них лучший пловец, не будь сильно голодна. Воспоминание о горячей похлебке из кролика, муки, лука и моркови пробудило в животе тоскливое урчание. Да и вечернее небо стремительно темнело. Пора в лагерь.

Колдунья повернула к берегу.

— Возвращаемся.

Балагур оказался в мгновение рядом, руки обвились вокруг талии девушки.

— Куда спешишь? Смотри, какой чудный вечер. Побудем еще немного наедине.

Объятие стало крепче, обнаженные, разгоряченные плаваньем тела — ближе. Настолько близко, что явственно ощущалось поднявшееся в желании естество парня. Рука Тэзира в нетерпеливой страсти пробежала по бедру девушки, губы потянулись поцелуем к ее рту. От стука сердца в груди балагура можно было оглохнуть. В глазах, отражающих зажигающиеся на небе первые звезды, утонуть.

— Нет, — уперлась в парня ладонями Ная.

— Мне больше нравится из твоих уст «да», — приняв ее отказ за игру, продолжал наседать он. Момент, когда мозг мужчины затуманивается желанием и отказывается воспринимать другой ответ, был близок. Руки балагура стали более смелыми и бесстыдными. Дело принимало неважный оборот.

— Я сказала — нет! — рассерженно отпихнула его с силой колдунья.

Объятия разорвались, Тэзир опрокинулся на спину, подняв фонтан брызг. Отфыркиваясь, парень появился из воды далеко не таким добродушным. От улыбки не осталось и следа.

— Что опять я сделал не так?! Ты просила подождать. Я честно ждал. Сегодня, по-моему, вполне подходящий вечер, чтобы покончить со всеми тайнами и, наконец, стать не чужими друг для друга.

— Ты истолковал мои слова неверно. Близости между нами никогда не бывать, — отрезала Ная.

— Понятно, — процедил балагур. — Нет, так нет, плакать не стану. И навязываться тоже, раз рожей не вышел, — разгребая руками воду, он пошел к берегу.

Девушка с грустью проследила, как Тэзир выбрался из реки, оделся, освободил коня от веревки, вскочил ему на спину и поскакал к лагерю. Парня переполняла обида и горечь. Не понять этого по его резким, раздраженным движениям — надо быть совсем слепым. Дурак, какой же дурак. Обиделся как ребенок. Еще и запрет Хостена нарушил. Ну что с ним делать?

Колдунья развернулась и поплыла к середине реки. Надо успокоиться и остыть.

Девушку еще била дрожь от жара рук балагура, близости тел, нестерпимого влечения, которое передалось ей от него. Проклятый обряд! Она задыхалась от страсти Тэзира, сокровенных мыслей о себе. Под напором чужого вожделения воля слабела, проникалась жаждой любви, воспринимая нетерпение другого, как собственное желание. Так не пойдет. Ведь едва не уступила. А что потом? Ничего. Кроме смерти.

Возвращаясь, девушка поубавила скорости. На берегу разглядывали ее сарафан двое мужчин. Уселись на валун, крутят в руках одежку, посмеиваются, поглядывая в сторону реки. Сами на охотников смахивают. Жилеты из выделанных шкур, шерстяные домотканые штаны и рубахи, сапоги с обмотками, неряшливые бороды. Из-за плеч выглядывают луки. Возле ног лежат насаженные на бечеву шкурки белок и двух лисиц.

Мужчины уходить явно не собирались. Плохо дело. И Тэзир, как назло, уехал. Она, конечно, с этими двумя спокойно бы справилась и сама, не наложи Кагар запрет на колдовство, и не останься «сестренки» в телеге. А без защиты будет сложновато. Мужики молодые, сильные, ражие детинушки, судя по вальяжным позам и бросаемым шуткам, не привыкшие отказывать себе в удовольствиях. Остается лишь проверить — насколько.

Ная подплыла ближе, встала так, чтобы вода достигала плеч. Нечего дразнить голодного волка куском мяса.

— Шли бы вы домой, добрые люди, а то мне одеваться пора.

— Кто ж тебе мешает? — загоготал один. — Выходи да одевайся. Век в воде не просидишь. К вечеру холодна больно.

Это точно. Как жар от ссоры с Тэзиром схлынул, так и почувствовался холод реки. Долго в ней не пробудешь. И на другой берег сил не хватит переплыть. А по этому весельчаки-охотники могут долго идти, дожидаясь, пока ей не надоест плыть. Бережок чистый, ровный. Да и не привыкла Ная бегать от опасностей.

Колдунья без робости вышла на берег. Похотливые взгляды мужчин заскользили по телу.

— Хороша, — протянул один, склонив голову набок, словно так разглядит лучше.

— Ага, точно богиня, — поддержал второй.

— Налюбовались? Теперь верните одежку, — Ная выдернула из рук старшего охотника сарафан, оделась.

— Откуда же ты такая красивая взялась?

— Сами видели, из реки. Дочь водяного духа я.

Улыбки вмиг сползли с лиц мужчин. Напряглись, отшатнулись невольно. Руки к оберегам потянулись.

— Не врешь?

Девушка рассмеялась.

— Какие вы доверчивые. Оттайте, шучу.

— Озорница, — погрозил пальцем старший охотник. — А мы уж, честно признаться, струхнули. От богов ведь не знаешь, чего быстрее дождешься: добра или бед. Лучше от их взора подальше держаться. А ты, девка, боевая, огонь, чужаков не забоялась, умело шуткой пыл наш притушила. Уважаю. А иди за меня замуж? Как сыр в масле кататься будешь. Я тебе корову куплю.

— Не иди за него, — влез второй охотник. — За меня ступай. У Терко дом старый, а я седмицу назад новый поставил, хозяйкой в нем будешь, сапожки сафьяновые куплю в городе и бус переливчатых.

— Корова и сапожки с бусами — предложение щедрое. Но жених у меня уже есть, — отказалась уважительно Ная.

— Где же он? Отчего одну такую красавицу оставил на ночь глядя? А вдруг мы тебя уворуем? У нас так жен из других селений и приводят.

— Недалече он. В лесочке, с отцом моим и братьями. Крикну, вмиг прибегут.

— Ой ли. Так и прибегут? — ухмыльнулись они недоверчиво.

— Закричать?

— А кричи, поглядим, что за родня.

— Ну как знаете, — кивнула девушка и громко крикнула: — Тэ-эзи-ир!

«Давай, услышь, олух обидчивый!»

— Что-то никто не спешит. Может, еще разок позовешь? Мы подождем, — вытерев усы, хмыкнул охотник. — Наврала, поди, про родню, чтобы не приставали?

— А не нужно больше кричать. Тут я уже, пришел.

Мужчины дернулись от неожиданно раздавшегося за их спинами голоса. По тропинке спускался с посохом Витог.

«Он-то что тут делает?»

Испуг охотников сменился изумлением при виде повязки на глазах парня.

— Это что ли твой жених? Слепой? Неужели кого получше в селении не нашлось?

— Поверьте, он лучший, — без тени шутки произнесла девушка.

— Как же слепец тебя защищать будет?

Их не смутило, что парень шел уверенно, не спотыкаясь, не ощупывая дорогу перед собой. И посох у него был не простой, а с набалдашником и окованным медью торцом.

— Вот так, — произнес Витог.

Посох крутнулся в воздухе, подбил вставшего навстречу слепцу охотника под колени, затем обрушился на грудь, выбив воздух. Хрустнули ребра. Хриплый стон вырвался из горла. Скрючившись, мужик заскреб ногтями по земле.

— Эй, ты что творишь?! — вскочил второй охотник. — За что парня калечишь?

Витог в три стремительных шага преодолел до него расстояние, с силой ударил посохом по руке, потянувшейся к луку.

Крик боли разнесся над притихшей рекой.

Прижав к себе искалеченную кисть, мужик упал на колени. Колдун схватил сзади его за волосы, задрал голову, обнажив горло. В ладони сверкнул дирк.

— Витог, нет! Не надо! — закричала ошарашенная произошедшим Ная. — Отпусти его. Они не хотели сделать ничего плохого. — Девушка приблизилась к парню, присев, стиснула его ладонь, держащую дирк, медленно отвела от горла охотника. Продолжая смотреть пристально в глаза, прошептала: — Они не враги. И не те, кто тебе нужен.

Лицо сакрифа исказилось, как от невыносимой муки, руки упали вдоль тела, голова склонилась на грудь.

— Чего ждешь? Хватай друга и валите отсюда быстрее, — прошипела Ная охотнику.

— Он у тебя безумный, что ли? Напал, как зверюга дикая. Чуть не убил, — мужик с опаской отполз от Витога. Только после этого встал, поспешил к другу, помог подняться.

— Его в армии в стычке с болотными колдунами ранили. Теперь временами припадки случаются. Потому к лекарке и везем, — соврала девушка, с тревогой наблюдая за сакрифом. Не вернется ли призыв крови?

Охотники вдруг сочувствующе вздохнули, сменили гнев на милость. Вот уж чего совсем не ожидала Ная.

— Ты, девка, вот что, бери шкурки, с лекаркой ими расплатишься за исцеление жениха. Мы не злобливые, понимаем, — и потопали вдоль реки, поддерживая друг друга.

Девушка только потом спохватилась, что не поблагодарила их. А ведь сперва подумала, мерзавцев встретила. Хорошо порой ошибаться в людях.

Колдунья склонилась над поникшим Витогом, приподняв ему голову, нежно погладила по щеке.

— Все хорошо. Ты молодец.

Парень покачал головой, не соглашаясь с ее словами.

— В кого я превращаюсь, Ная? Что она со мной делает? Никаких мыслей, никаких желаний, кроме — убить. Ведь эти двое ей даже были не нужны. Нет в них силы. А Незыблемая потребовала их жизни. И я как верный пес помчался выполнять приказ.

— Она проверяла тебя, испытывала.

— В таком случае я ее разочарую. Послушного раба из меня не сделает. Я служу не ей, а Ваярии, — Витог провел ладонью по лицу, словно снимая паутину морока, спрятал дирк.

Ная помогла парню подняться, подала посох. Говорить ничего не стала. Слова были излишни. Случившееся дало им обоим хороший урок: кто они теперь и какая их ждет жизнь. Нет особого повода горевать, но и радоваться тоже.

Из леска послышался стук копыт, и к реке вылетел верхом на Холодке Тэзир. Соскочив с жеребца, ухватил быстрым взором Наю с Витогом, торопливо удаляющихся мужиков и лежащие на земле шкурки.

— Что случилось?

— Ты на кой хрен увязался с Наей?! Для охраны или еще зачем?! — прорычал Витог.

— Ему вечерок показался подходящим для близкого общения, — съязвила девушка, сунув балагуру в руки подарок охотников. — Держи плату.

Тэзир спал с лица, выпалил, сверкая в ярости глазами:

— Если они тебе что-то сделали, я…

— Не пыжься. Опоздал, — колдунья прошла мимо. Взяв под уздцы Холодка, повела к лесу. Жестоко, конечно, и незаслуженно. Но не смогла отказать в удовольствии уколоть.

— Я вернулся сразу же, как почуял неладное, — пробормотал балагур.

— Ты о чем думал, бросая девчонку одну? — потеснил его с тропинки плечом Витог.

Троица колдунов насторожилась, заслышав звук быстрых шагов. Из леса выскочили Хостен с кнутом и Арки с дубинкой. Старому привратнику хватило одного взгляда, чтобы обо всем догадаться.

— Сопляки безмозглые! Детство давно кончилось, игры остались в прошлом! Пора это уяснить. Особо непонятливых кнутом погоню обратно в горы! — Направив кнут на Тэзира, прорычал: — С тебя, баламут, первого шкуру спущу!

— А че сразу я? — возмутился балагур, но под гневным взглядом Хостена захлопнул рот.

— Ты, болтун, слова моего ослушался, поэтому до конца путешествия будешь оси от грязи чистить! А вякнешь против, и котел драить заставлю.

— Опять этот злобный мухомор ко мне придирается. За что недолюбливает? — проворчал тихонько Тэзир, ища сочувствия у Витога.

Хостен задержал Наю, как заботливый отец, спросил сурово:

— Если этот паршивец докучает тебе, я его быстро отважу, имя твое забудет.

— Не нужно. Он совсем неплохой и друг хороший, только шалапутный.

— Знаю я этих друзей. Красивыми словами заморочат девчонке голову, а сами только и ждут, как под юбку забраться. Чего уж тут — сам таким был! Может еще и похлеще некоторых… Но ты уже не маленькая, разбираешься, что к чему. Потребуется помощь — говори, не стесняйся. Да ведь не скажешь. Гордая.

Колдунья опустила голову, хитро зыркнув на привратника. Тот махнул рукой и пошел за всеми в лесок.

Тэзир чувствовал себя виноватым. Ходил тенью повсюду за Наей, неумело пытался вызвать шуткой у нее улыбку. Девушка отмалчивалась и всячески не замечала балагура, отыгрываясь за случившееся на реке. Пусть подергается, в другой раз умнее будет. Она нисколько не удивилась, когда он примостился спать у нее за спиной. Долго ворочался, сопел, кряхтел. Не выдержав, колдунья повернулась к нему.

— Хватит сопеть, спать мешаешь.

— Так ты не спишь? — обрадовался парень.

— Благодаря тебе — нет.

— Повиниться хотел. Прости дурака. Вел себя, точно выродок какой. Просто обидно стало. Я ведь к тебе со всем сердцем, сама знаешь, а в ответ только холод. Чем я плох?

— Легко все у тебя выходит. Сначала ведешь себя как дурак, потом сознаешься в этом.

— Сам себя ненавижу, что оставил одну. Больше ни на шаг от тебя не отойду.

Ная усмехнулась про себя. Он так и не понял, что случилось на самом деле. И Витог промолчал, не сказал. Что ж, пусть так и думает.

— Тэзир, я не деревенская девчонка. За себя постоять сумею и без чьей-либо помощи.

— Без колдовства и кинжалов? — недоверчиво хмыкнул парень.

— Без колдовства и кинжалов, — кивнула она.

— Каким же образом?

— А вот это тебя уже не касается, спи, завтра рано вставать, — и с чувством удовлетворения, что теперь балагуру не уснуть до утра, спокойно погрузилась в сон.