Судьба-Полынь Книга I

Глава 13 Ард

Бочки были пыльными, тяжелыми, крепкими, стояли одна к одной, стянутые толстыми веревками.

— Долго вез. Много дорог изъездил. Но это — первоклассный товар, — торговец взмахнул рукой, и двое помощников скатили по доскам на землю первую бочку. Мужчина достал из деревянного ящика кран и молоток, с обвязанным тряпицей бойком. — Прошу, молодой хозяин. Пара чаш у меня найдется — оценишь качество.

Вино и вправду оказалось лучше некуда. Темное, в меру сладкое, в меру хмельное, с насыщенным запахом. Но Арду был милее запах пыли — запах странствий.

— Возьмем четыре, — юноша протянул торговцу завернутые в сукно монеты. — Если готов к обмену, могу предложить ящик пшеничного вина. Оно не то чтобы плохое на вкус, просто в наших краях такое крепкое редко пьют. Десять бутылок из толстой глины, в ивовой оплетке — все, как положено. Ты ведь дальше собираешься отправиться? На севере качества этого вина оценят по достоинству. Мало что согревает нутро и будоражит кровь лучше.

— Юн, но отнюдь не глуп, — усмехнулся торговец. — Парни, выкатывайте еще одну бочку! А ящик — в мою повозку. Чего хорошему напитку киснуть в подвалах вашей замечательной таверны? На северном побережье полно тюленьего жира и китового уса, на которые можно обменять пойло.

Чуть позже, когда они сидели за столом в общем зале, ели моченый виноград и распивали травяной чай, Ард спросил:

— Что слышно в мире? Последние купцы, заезжавшие к нам, привозили только незначительные сплетни о войне горных кланов, — это не было сплетнями, поскольку клан Херидана призвал воина четыре седмицы назад. Тот не хотел уезжать с насиженного места, но и отказаться не мог — боялся опозорить род.

— Все тихо. Мир — болото, вряд ли уже изменится когда-нибудь. Знаю, что где-то на востоке разлилась Елга. Затопила участок леса и размыла тракт. Слыхал еще, что в предгорьях Рассветных снегов вообще творится нечто невообразимое — тучи скрыли скалы, дождь хлещет постоянно, иногда валит снег, а по ночам на тропах снуют чудовища. Правда или нет — судить не возьмусь, но добровольно к тамошним племенам не сунусь даже ради барышей. Побережье Кораллового моря приглянулось пиратам: построили две заставы, развернули охоту за рыбацкими и торговыми суденышками. Туда тоже лучше не соваться. А о большем не знаю. Мне интересны лишь края, где есть шанс заколотить монету.

— Всегда думал, что странствующие купцы — не простые торгаши, а еще и искатели приключений. Неужели не любопытно узнать, как живут в других уголках Гаргии?

— Абсолютно наплевать. Поверь, парень, имей я возможность зарабатывать, не вставая с любимого кресла — хрен бы меня кто с места сдвинул! Каждый раз, когда дела заносят в края дикарей или к племенам не шибко дружелюбных божков, поджилки трясутся. Из десяти моих лучших товарищей, с которым изрядно поплавал по реке судьбы, в живых осталось трое. И большинство сгинуло не на большаках. Их сжигали, потрошили, топили в реках, замуровывали в скалах и скармливали волкам. Почему? Потому что богам так угодно. Чужая смерть — живым наука. Я теперь знаю, куда ехать не следует!

Ард слушал внимательно, отвечая короткими кивками.

Мир, может, и болото, но происходило в нем гораздо больше интересного, чем выходило со слов купца. Его волновали лишь края, где удавалось заработать, и события, тому мешающие. Юноше претил такой узкий и убогий взгляд на мир. Добровольная слепота. Увечье. Вместо знаний видеть одни монеты…

Жизнь в Гаргии не замирала никогда. Если где и трясина — то здесь, в таверне.

Поздно вечером, когда жена отправилась на кухню за холодным вином, разгоряченный Ард лежал на кровати, глядел в окно и вновь вспомнил, как они покинули роднари. Ехали веселые, он чувствовал себя самым счастливыми человеком во всей Ваярии. Перед ним лежал новый мир! Открывалось столько возможностей! За спиной светился огнями Файхалтар, задорно плясали снежинки в порывах ветра. Жизнь, казалось, только начиналась…

А потом была таверна. Куча забот. Рутина.

Отец, уставший трудиться в одиночку, отдал на откуп сыну обеспечение таверны всем необходимым. Немногих старинных украшений из приданного хватило, чтобы подлатать фасад, сделать пристройку для солений и мяса, а также обставить три комнаты для постояльцев и обнести конюшни стеной. В подвалах теперь хранилось вдоволь еды и питья, народу захаживало больше прежнего. О таверне шла добрая слава. Это не удивляло, ведь Ландмир прославился не только тем, что обломал зубы кочевникам, но и отправился в путешествие на край света и вернулся, излечив сына!

Свой топор — так и не обагренный кровью — отец велел повесить над дверью, как символ того, что больше хозяин никуда не собирается уезжать из дому.

Ард мечтал, покидая Файхалтар, что, научившись ходить, будет путешествовать и узнавать мир. Но вместо этого, опираясь на костыли, шаркал по общему залу и стоял за прилавком. Излечение принесло не так много счастья. Пожалуй, главное чудо, которое он привез из дальних земель — его жена Рэйхе. Этим именем девушку нарекла Айла. На наречии кочевников оно означало «Неожиданный дар».

Рэйхе стала не просто женой, но и другом. Помогала во всем, поддерживала, ухаживала. Ард отвечал взаимностью и заботой. Дочь Гутлака стала для него всем, но мир — больше чем все. Его нельзя заменить никем…

Любовь, постепенно раскрывшаяся перед юношей в полном своем великолепии, остужала кипевшее в душе негодование. Но даже это прекрасное чувство отнимало время. Стало не до книг. Не до расспросов путников. Заботы, заботы, и снова заботы.

Глупо требовать у судьбы больше, чем она дала ему сейчас, и все-таки Ард требовал…

В общем зале призывно заиграла скрипка. Ее звук просочился сквозь доски; приглушенный, разлился по комнате. Красивая, нежная, теплая, как весенний ветерок мелодия ласкала слух. Зачарованный юноша оделся и спустился вниз. Нынче в таверне было многолюдно, занятыми оказались все столы. Оттого, висевшая в зале вместо привычного гула голосов тишина — удивила. Забыли на время про разговоры и греющееся в кружках пиво посетители, не сновали между столиками подавальщицы. Пела только скрипка. Все домочадцы собрались здесь. Даже толстая Пэг стояла в дверях кухни с любимым половником. Возле стойки притулилась с запотевшим кувшином в руках Рэйхе.

Скрипачка — низкорослая женщина, худенькая и легкая, как пушинка, — взобралась на табурет. Инструмент в ее руках изливался то медом, то кровью, в дрожании струн угадывались громовые раскаты, шум прибоя, загадочный шелест ночного леса, треск молний, звон стали. Жизнь и смерть. Мрак и свет. Все — в деревяшке с натянутыми жилами.

Закончив играть, женщина коротко кивнула залу. Ей ответили рукоплесканием — странно, но в этот час здесь не нашлось ни одного мертвецки упившегося углежога или кучера.

Сама скрипачка была немолода, лицо выглядело излишне суровым, но в глазах играли такие задорные темно-зеленые искры веселья, что Ард сразу проникся симпатией к гостье.

Вэля поднесла ей костяной кубок, украшенный изгибами серебра — подарок от Ландмира. Тот сидел за столом рука об руку с Айлой. Музыка степнячку, судя по всему, не вдохновила, и она больше внимания уделяла жареному перепелиному крылышку.

— Пью за тех, кто сгинул в пути! — воскликнула скрипачка, подняв кубок над головой. — За тех, кто ушел из дома, чтобы сбивать ноги, мерзнуть на ветру и мокнуть под дождем. Покуда идут по дорогам люди — бурлит в жилах Гаргии кровь!

Ответом ей послужил восторженный гомон мужчин и женщин, покидавших свои дома разве что для работы или посиделок в таверне. Скажи такое любой из их соседей — мигом стяжает славу дурака, ведь он — не человек, одаренный талантами богов.

— Чудеса, — сказала Рэйха чуть погодя, когда многие из сидевших в зале мужчин подошли к страннице и вручили ей монеты. — К утру и не вспомнят, что она вообще была здесь! А если и вспомнят, станут обсуждать, что у нее под платьем. Почему же сейчас все такие счастливые? Почему завороженно слушают?

— Потому же, почему я люблю читать, — ответил Ард. — В такие минуты ты не тот, кто ты есть. Ты — иной. И окружает тебя не твой обыденный мир. Видишь все по-другому…

Утро, как всегда, Ард начал с того, что, обнаженный по пояс, нарезал круги вдоль таверны. Посох уже натер ладонь, ноги болели, икры казались нашпигованными раскаленными иглами, но юноша продолжал ходить. Сегодня ожидалась грандиозная уборка в преддверии праздника наступающей зимы, поэтому забот у юноши практически не было. Все, что следовало подготовить, он сделал еще вчера.

Оставалось лишь мечтать о том, как после ходьбы и бани усядется в кресло с книгой в руках.

Рэйхе трудилась наравне с остальными девушками, не брезгуя никакой работой и не кичась статусом жены хозяйского сына.

Айла ускакала в поля, чтобы развеяться и размять косточки, а Ландмир повез братцу и его семье подарки.

Остановившись ненадолго возле поленницы, чтобы отпить из фляги ромашкового чая, юноша увидел сидящую спиной к бревнам женщину. Скрипачка. Рядом с ней на траве лежало расстеленное полотенце, на нем: вареные яйца, полукруг овечьего сыра, колбаса и пара лепешек, начиненных обжаренным луком. Женщина, несмотря на ранний час, прикладывалась к бутылке.

— О, сынок хозяина! — она встряхнула глиняным сосудом. — Не хочешь глоточек? Вино из солнца.

— Чего-чего? — удивился Ард.

— Из персиков, — засмеялась скрипачка, — до чего же вы, простые люди, все воспринимаете дословно! Никогда не обращал внимания, насколько этот фрукт похож на солнце? Нет? В тебе нет романтики, мой милый! А она должна быть присуща юноше твоего возраста! Она даже мне присуща — почти старухе. Бродяге. Страшилищу.

— Ты не похожа на старуху и тем более на страшилище, — ответил Ард. — Меня подведенные углем глаза и морщины не смущают. Я вижу твои руки — у старух они отнюдь не такие. Глаза тоже вижу. В них красота.

— Зоркий, — оценила собеседница, — возраст женщины выдают лишь осанка и руки. Но осанку можно спрятать, а руки… да кто ж на них смотрит, кроме тебя? Скажи-ка, ты встречал когда-нибудь уродливых женщин, юноша?

— Внешне — нет.

— Странный ответ. Не по возрасту странный.

Она замолкла, сосредоточенно очищая яйца от скорлупы.

— Ты бы пересела на бревно, — предложил Ард. — Не боишься простудиться? Конец осени все-таки.

— Нет, меня греет мое солнце, — она вновь встряхнула бутылкой, — но спасибо за заботу. Мне приятно.

Ард уселся на полено рядом. Положил поперек коленей палку. Некоторое время наблюдал, как полосатый кот выслеживает в высокой пожелтевшей траве кузнечиков.

— Расскажи, что творится в мире?

— Тебе правду или красиво? — ответила скрипачка.

— Правду.

— Ни один человек не сможет ответить, что творится в мире, потому что ни один человек не знает, что такое мир, и где он заканчивается. Для кого-то он — деревня, для кого-то — река, для кого-то — четыре стены и крыша над головой. А у некоторых мир — это человек, с которым просто приятно прогуляться по залитому лунным светом саду… Что мир для тебя, юноша?

Ард задумался.

— Не знаю, — честно ответил он. — Я слишком мало видел, чтобы понять.

— Я слышала, повидал ты немало, — женщина принялась за лепешки и колбасу.

— Да. Но не понял ничего. А хотелось бы понять. Надеюсь, такой случай еще представится… Скажи, как ты ушла из дому? Зачем?

— Эк куда хватил, юноша! — воскликнула скрипачка. — Опять спрошу: тебе красиво или правду?

— Красиво.

— Меня понесла река судьбы. Я сама захотела, чтобы она несла меня — и вот я в пути. Днями! Годами! С разными спутниками! В разных краях! И лишь неизменная скрипка со мной. Моя верная подруга! Вместе мы идем в вечность, которую строим нашей музыкой.

— А теперь — правду.

Женщина залилась хохотом. Смеялась долго, спугнув кота и немного удивив Арда слезами в глазах.

— Я поддалась искушению и украла перстень у бога. Захотела — и украла. За это он убил всю мою семью. Сжег родную деревню. Меня оставил в живых, но отдал на поругание своим воинам. Когда я сожгла ядом ребенка в утробе, меня продали в рабство. Пять лет была шлюхой в притоне на побережье Кораллового моря. Но не все так плохо — там меня научили играть на скрипке, читать и писать. Научили видеть и разделять красивое и правдивое, — иначе сошла бы с ума. А потом я сбежала. Прибивалась то к отряду грабителей, то к наемникам, то околачивалась в трактирах, пока не научилась подбирать музыку такую, чтобы цепляла людей за живое. С тех пор я всегда иду. Изо дня в день, из года в год. Куда иду? Не знаю. Видимо, к смерти в безвестности где-нибудь на обочине тракта. Поэтому скажу тебе вот что: никто не уходит из дома по собственному желанию. Сколько угодно говори себе, что жаждешь странствий, на самом деле — что-то другое тянет и будет тянуть тебя в сторону. Будь то судьба, необходимость или же чужая воля.

Ард молчал дольше, чем нужно, не мог прервать поток соленой грусти. Иногда лучше молчать, потому что теплые слова принесут скорее боль, чем утешение. Уже потом спросил, подавая платок:

— Как тебя зовут?

— Сайнария.

За мелкими хлопотами и заботами дни до праздника Хейме — первой зимней ночи — пролетели незаметно.

Танцы, музыка, выпивка, сладости и разнообразные закуски — всего имелось вдоволь. Ард попеременно плясал с женой и Айлой, потом еще и Вэля вытащила его в круг танцующих. Юноша уморился, будто после пробежки, рухнул на ближайшую скамейку. Влажная от пота рубаха липла к телу. Холодный эль освежая, лился в горло, как вода.

— Эль и женщины, — радостно заржал оказавшийся поблизости мужчина с длинными седыми усами и гладко выбритым подбородком. Он сорвал с пояса кошель и встряхнул им. — А еще — серебро! Много серебра! Демоны меня заберите, разве не это — жизнь?!

Указательный и безымянный пальцы у него отсутствовали — обрубки длиной в фалангу были замотаны полосками кожи. Надетый на голое тело жилет открывал взгляду внушительную мускулатуру и множество мелких шрамов.

— Воин? — спросил Ард, подливая соседу в кружку эль и пододвигая поднос с натертыми чесноком сухарями.

— В прошлом, — махнул рукой мужчина. — Отвоевал свое. Хочу осесть где-нибудь в ваших краях.

— Как зовут?

— Сельвор Трезубец.

— Трезубец?

— Точно. Многие дурни отведали моего любимого оружия! Три дырки в брюхе делают людей гораздо лучше, чем они были при жизни, поверь мне! — он засмеялся, изо рта полетели крошки.

— Какому богу ты служил?

— Всем. И всех предавал. Вот единственные боги, которым служит верно наемник до самой смерти, — он снял с шеи ожерелье: монеты, насаженные на сыромятный шнурок, — серебро, золото и медь. Лишь это мои хозяева.

При каждом слове он пальцем стукал по монеткам самого разного достоинства и качества чеканки.

— По твоему ожерелью можно изучать Гаргию!

— Не только ее, малец, — Сельвор щелкун по серебряной монетке с изображением черепахи. — Это с островов Куднабра. Три года воевал. Мы потопили два десятка вражеских судов и сожгли семь поселений, прежде чем Морской Царь Акто-Бэн уселся на престол! Я потом неделю во дворце пил, ел и трахался, как животное: наложники и наложницы в Куднабре чудеса творят. Счастливое время!

— Интересно. Слушай, а что сейчас происходит в мире?

— Идет война, — воин посерьезнел.

— Где? В каких землях?

— Да везде. Куда ни плюнь. Бог идет на бога, сосед режет соседа, люди дохнут, как муравьи в затопленном муравейнике. Чуть что — и потянуло дымом. Я видел траншеи, заваленные гниющими телам. Видел горящие корабли и людей, полыхающих, как факелы. Видел, как вороны клюют повешенных на деревьях детей. Война съедает все и всех… Хочешь знать мое мнение? Только шлюхи, убийцы и рабы нужны всегда и везде.

— Страшно звучит. Но почему ты так думаешь?

— Потому что богам не нужен никто больше. Ученые? Смех. Торговцы? Глупости. Богам не нужны деньги. Им нужен покорный скот. Я не знаю, почему все мы до сих пор не носим ошейники. Рад только, что преставлюсь до того дня, когда их нацепят на нас.

Арду расхотелось и есть, и пить, и веселиться.

— Но отнюдь не всегда войны затевают боги. Мы тоже хороши.

— Бесспорно, парень, — Сельвор поймал кружкой поток душистого темного эля, — только кому, как не бессмертным, следует палкой отгонять друг от друга распоясавшихся людишек?

— Боги мудры, но что-то не припомню, чтобы они своей волей прекращали сражения и разгоняли народ по домам. Чаще начинают… Спрашиваешь, кому прекращать кровопролития? Людям, которые умнее собратьев, например. Если жить только чужой волей — рано или поздно взаправду окажешься на цепи.

— Вот что я тебе скажу, умник, — воин снова помрачнел, зыркнул на собеседника исподлобья, — те, кто несет перемены, умирают быстро. Видал я таких. Много. Очень много. И всех их смерть забрала рано. Боги — это Ваярия. А Ваярия — это мир. Люди — для мира, а не мир для людей. Вот так я думаю.