Студент 2

Глава 10

— Да? — притормозился я.

Лев Сергеевич порылся в столе.

— Э, черт, где же это… Вот только на глаза попадалось… А! Вот.

Он извлек из ящика тощую картонную папку с матерчатыми завязками.

— Как говорится, не в службу, а в дружбу… Занеси в отдел кадров. Это рядом. Знаешь, где комитет, где кадры?

— В кадрах бывал, в комитете нет.

— Ну, тогда совсем просто. Смотри…

И он в двух словах все растолковал. Комитет комсомола располагался ровно под отделом кадров, этажом ниже.

— Усвоил?

— Разумеется.

— Не сомневаюсь. Да, Ушаков с тобой ведь работает?

— Не совсем.

Я объяснил складскую расстановку: мы с Лаврентьевым у Козлова, а Ушаков «сдан в аренду»… Декан все понял с полуслова, кивнул:

— Ясно, хорошо. Иди. Сначала в комитет, там тебя ждут.

Главный корпус уже не выглядел таким безлюдно-сонным, как неделю назад. Конечно, жизнь в нем еще не кипела, не бурлила, но некоторое оживление ощущалось. Я без труда нашел комитет комсомола — о чем извещала стеклянная табличка на двустворчатой двери, обитой черным дермантином. Для порядка стукнул кулаком, вошел:

— Можно?..

В просторной комнате бы один большой стол для заседаний, несколько небольших, шкафы со множеством книг энциклопедического вида. Подставка для знамен, прямо как в воинской части — и действительно в ней два знамени из тяжелого вишневого бархата, с какими-то золото-тканевыми росписями. И два человека: высокий худощавый парень лет двадцати пяти в светлой рубашке, темных брюках — и симпатичная блондинка в цветном ситцевом платьице. И у того и у другой на левой стороне груди был приколот комсомольский значок: стилизованный красный флажок с золотистым портретом Ленина в левый профиль. Правда, у девушки это был самый рядовой символ комсомольца, а у молодого человека — необычный, с лавровой веточкой. Явно какой-то наградной. Но вот какой? — этого я не знал.

Когда я вошел, они сидели за дальним столом, уткнувшись в ворох бумаг, и оба дружно подняли головы, с любопытством глядя на меня.

— Здравствуйте, — я даже обозначил чуть заметный поклон.

В темных глазах парня мелькнуло легкое непонимание, но тут же он прояснился:

— Ага! От Доронина?

— Все верно.

— Василий?

— Он самый.

Молодой человек вскочил так, словно в нем сработала незримая пружина. Вот сразу ясно было, что он обладал какой-то врожденной ловкостью, изяществом движений. Нечто летящее было в его грации. Он точно не шел, а летел или плыл. И излучал самую светлую приязнь, белозубо улыбаясь.

— Привет, привет!.. Уже наслышан от Льва Сергеича. Отрекомендовал тебя в самых акварельных красках…

Тут комсомольский лидер улыбнулся пошире, дав понять, что беззлобно шутит. Я тоже понимающе осклабился. Председатель протянул руку:

— Хафиз!

Я чуть не брякнул: знаток Корана!.. Но успел прикусить язык.

— Очень приятно. А по отчеству?

— Ну, какие отчества между друзьями! Если здесь оказался, да еще с рекомендациями от самого ЛСД… — он озорно подмигнул, — значит, друг! Между прочим, Лев Сергеевич по скромности, наверное, не сказал, что он мой научный руководитель?

— Нет. Не говорил.

— Значит, я говорю. Диссертацию я готовлю под его руководством… Кстати! Познакомься: это Мария. Член комитета, незаменимый сотрудник!

— Можно просто — Маша, — улыбнулась и девушка издали.

Я еще вежливо поговорил про то, что мне очень приятно, ну и комитетчики ответили необходимой учтивостью. После чего хозяин кабинета подсадил меня за их рабочий стол, и мы перешли к делу.

— Ну, — произнес Хафиз, неосознанно подражая интонациям Доронина, — наш декан предложил тебе включиться в общественную жизнь?

Я подтвердил, что так оно и есть. Взгляд собеседника стал заинтересованным. Я бы сказал, исследовательским. Маша же все время смотрела на меня подбадривающе, как бы молча говоря: не робей! Все у тебя получится!

И я тоже мысленно ответил ей: спасибо!

— Так, — произнес Хафиз с педагогическим оттенком. — Скажи, а ты сам думал об этом? Кем бы ты себя видел в активе?

Конечно, я был готов к этому вопросу. Именно о том и размышлял, идя сюда.

— Ну… я не знаю, — сказал я дипломатично. — Насколько это будет для вас интересно…

— Пока не скажешь, и мы не узнаем, — усмехнулся секретарь. — Ты не стесняйся! Говори все как есть, ты же среди своих.

Я еще помедлил секунды три, прежде чем сказать:

— Знаете… Конечно, химия у меня на первом месте в жизни. Но в школе мне и литература нравилась. И сочинения у меня получалось неплохо писать. Да просто нравилось мне это дело! И вот я подумал: может, вам нужен именно тот, кому надо писать. Ну, выступления там, речи…

Хафиз оживился:

— Да при чем тут выступления, речи! А статьи? Очерки?.. Отличная идея. У нас ведь и газета своя есть. Институтская, в смысле. Она, конечно, в ведомстве парткома, но и нас привлекают… И корреспонденты нужны. Отличная идея… — повторил он, и потому, как блеснули его глаза, я понял, что и ему самому пришла в голову идея не хуже.

— Вот что, — сказал он. — Кстати! Чаю не хочешь? Так, по-товарищески. Лимон, печенье, сливки. Ассортимент!

— Не откажусь, — сдержанно улыбнулся я.

— Очень хорошо. И нам не помешает взбодриться. Машенька, организуй! А ты, Василий, вот что… А ну-ка идем сюда!

Он увлек меня за соседний стол, дал ручку и несколько листов бумаги.

— Тебе задание! Можешь считать это вступительным испытанием. Напиши-ка небольшой очерк на тему… на тему первого сентября! Нового учебного года. Вот как бы ты это описал? Чтобы у читателя интерес проснулся. А⁈

Было заметно, что он приходит все в больший восторг от своей идеи, видя возможность одним выстрелом хлопнуть нескольких зайцев.

— … объем — пятьсот слов. Ну, плюс-минус, конечно. То есть примерно полторы страницы. Можешь черновики марать, потом набело переписать… Как хочешь. Чаем обеспечим, — он рассмеялся. — Приступай!

— Какое время даете?

— Об этом не думай. Пиши спокойно. Надо будет, поторопим.

Комитетчики угостили меня чудесным свежезаваренным ароматным чаем. Я спросил лимон — Маша и желтую дольку отрезала. На поверхности напитка коньячного цвета она смотрелась очень аппетитно… И печенье на блюдечке предоставили. Самое расхожее — «Привет».

Снабдив меня всем этим, они пересели к себе, тоже вооружившись стаканами в мельхиоровых подстаканниках. Прихлебывая чай, вновь углубились в бумаги. Зашуршали, забормотали вполголоса. Я, конечно, не прислушивался, но волей-неволей угадал, что речь у них идет о беспокойно-щепетильной теме — уплате членских взносов. И уж совсем нетрудно было догадаться, что по совокупности данных выходит небольшой недобор. Не критический, но все же. А старшие товарищи в лице парткома ведут строгий учет, ежемесячно проверяют сумму взносов, и за недостачу по головке не погладят. И вот Хафиз с Марией колдовали: почему же получился минус, в каком месте?.. Впрочем, я уловил и то, что они не особо парятся по поводу возможных вопросов сверху. Ответ готов: летнее время, народ в разброде, если что недобрали, наверстаем в сентябре. Наверняка ведь это не впервые.

Естественно, разговоры комсомольцев я слышал вполуха. Можно сказать, мозг мой работал здесь вторым планом. А первый план заняло внезапное сочинение.

Опять же, в известной мере я был и к этому готов. Подумав по дороге, решил: если пойдет беседа в это сторону, то заявлю, что вот, дескать, хотел бы послужить бумагомаракой… Ну, тут что правда, то правда — у меня в самом деле к этому способности есть. То бишь, в той жизни были… ну, значит, и теперь есть. И я действительно с удовольствием писал сочинения в школе на уроках литературы. И уже в двадцать первом веке в переписке в интернете, в комментариях на разных сайтах находил удачные формулировки, иной раз даже остроумные, чуть ли не скакал по образцу: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!..» Однако дальше этого дело не пошло.

Идя в комитет, я все это крутанул в памяти. И уж понятно, что тут не было большого труда предположить возможную проверку. Так ты пишешь? Ну, возьми-ка, напиши!..

Но, естественно, я не мог предположить тематику. Первое сентября!.. Логично, спору нет. Хм! Поехали.

Задача захватила меня. Я малость помучился, погрыз ручку, почиркал по бумаге… и тут озарило, с чего начать.

Мы давно привыкли и не очень задумываемся над тем, что отмечаем два разных Новых года: календарный — 1 января и учебный — 1 сентября. А ведь это интересно! Дело в том, что Новый год в январе мы празднуем лишь со времен Петра I . А до него началом года считалось именно 1 сентября. И это было разумно во времена сплошь крестьянской жизни на Руси: Новый год был привязан к окончанию летнего сезона, уборке урожая, подготовке к зиме. Поэтому торжественные линейки и собрания в школах и вузах — не что иное, как отзвуки давнего новогоднего веселья. И это справедливо…

Так сложилось начало текста, а дальше пошло-поехало, как по маслу. Как считать количество слов, я имел самое приблизительное понятие… Да какое, к черту, приблизительное! Никакого не имел. Один ориентир: примерно полторы страницы. Я и постарался сделать именно так. Написал, прочитал. Подредактировал. Вымарал одно, другое. Кое-что вписал. Переписал набело. По ходу дела как-то сами собой родились несколько удачных идиом. Вписал и их. Перечитал. Есть!

Я поднял голову. И члены комитета синхронно, словно по команде, тоже.

— Ну что? — спросил Хафиз. — Готов великий труд?

Я заметил, что он норовит выражаться с юморком, с иронией. То ли от души это идет, то ли уже растет в нем будущий политик…

— Более или менее.

— Лучше, конечно, более… Ну ладно, давай глянем.

Он вновь вскочил с ловкостью, к которой я начал привыкать. Я протянул листок.

Читал он, похоже, профессионально. Мгновенно схватывал сразу абзацы текста. Я делал лицо простодушное, но на самом деле следил зорко. И видел, что впечатление у него благоприятное. Хотя он и старается это не выдавать.

Он перевернул листок, прочел концовку. Вскинул взгляд, прочел еще раз — медленнее и вдумчивее. Я это отметил безошибочно.

— Ну что, — наконец, произнес он будничным тоном. — Про Петра, пожалуй, упоминать не стоит. Пусть что-нибудь нейтральное… Вроде: новый год в январе мы празднуем меньше трехсот лет…

Тут он призадумался. Прояснился:

— Что по историческим меркам совсем немного… Так! Числительные в художественном тексте — всегда словами, а не цифрами. Запомни. А в остальном… Ну, а в остальном — молодец! Для первого раза совсем неплохо. Можешь считать, что испытание выдержал. Давай так…

И он сказал, что свяжется с редактором газеты, потом со мной. А потом мы с редактором сами будем договариваться о формате совместной работы…

— Ну а я уж, будь уверен, тебя отрапортую по высшему разряду, — здесь секретарь вновь улыбнулся, сигнализируя, что шутит. — Ты вот что! Заходи-ка сюда завтра ближе к концу рабочего дня, и мы с тобой вместе к редактору сходим. Он мужик с норовом, но крепкий. Нормальный. С ним можно работать… Ну, сам увидишь.

Он еще поговорил о редакторе в хвалебных тонах, а я, пока шла речь, с некоторым удивлением осознавал, насколько мне интересно будет поработать в данном направлении. Раньше я об этом как-то и не думал. А теперь…

А теперь идея захватила меня. Единственно — я сказал Хафизу, что работаю в технопарке по личному распоряжению ЛСД, и каждый раз отпрашиваться у завсклада… Ну, это не очень, мягко говоря.

Он согласился:

— Ага! Разумно рассуждаешь. Кто у тебя завсклад?.. Козлов? Ну, нормальный мужик, не будем его подводить. Тогда слегка изменим план. Давай после работы. Задержимся немного, не помрем.

И объяснил, где находится редакция, сказал, чтобы я подгребал сразу туда. А он уже там будет ждать.

Я не усомнился в этом ни на секунду. Из беседы я вполне усвоил, что жизнь научила комсомольского вожака, как говорится, фильтровать базар. Ни одного слова пустого не говорить. Если сказал, что будет там — значит, будет.

На том и распрощались в самой дружеской форме, и Маша тоже любезно улыбалась, хотя и помалкивала. Видать, и ее комсомольская работа воспитала не балаболить зря.

Выйдя из комитета, я стал подниматься на пятый этаж. Глянул на часы: время было уже обеденное. Ладно, пойду наудачу. Застану, так застану, а нет, так нет.

Вот и знакомая дверь отдела кадров. Потянул — открылась. Вошел…

И сразу увидел Ларису Юрьевну. Она сидела за столом и аккуратно заполняла какой-то разграфленый лист. Подняла голову… и никаких эмоций не выразила.

— Василий? Здравствуйте. Какими судьбами?

— Волею начальства, — нашелся я не без остроумия. И пояснил, что декан химфака просил передать папку, не уточняя кому.

— Давайте мне, — она встала.

На сей раз она была в бежевом костюмчике «блузка-юбка», строгом, но с неуловимым налетом артистизма. Ухоженная, стильная, выглядела она сногсшибательно, что уж там говорить.

В папке оказались несколько бумаг. Письмо, какие-то списки. Лариса Юрьевна довольно небрежно полистала их. Пока это длилось, я четко зафиксировал, что в помещении мы двое, никого больше нет.

Прочитав, она утвердительно кивнула:

— Ясно. Спасибо, Василий.

И вскинула взгляд на меня. И что-то в нем озорно изменилось.

— Слушайте, я так часто вспоминала нашу встречу! Настоящая психологическая разгрузка. Вы прекрасный собеседник…

— Мне тоже интересно было поговорить.

— Так это же замечательно! Можно повторить.

Я сделал многозначительно-доброжелательное лицо:

— Конечно.

И мы договорились на послезавтра. На вечер. Прогуляться, потрепаться… Что-то в нашем диалоге осталось недоговоренное, и оба мы, кажется, понимали, почему. К чему идет наше знакомство. К тому, о чем не принято говорить вслух. Мы и не сказали ни слова. Все было очень благопристойно. Попрощались, и я пошел.

Обед, конечно, упустил. Комсомольские чай с печеньем были весьма слабым заменителем комплекса из четырех блюд, ну да что ж теперь! И я грустить на эту тему не стал. Не тот случай.

На складе я застал одного только Николая Савельевича. Как выяснилось, Раиса Павловна и Саша повезли на электрокаре какой-то материал в другой склад. Савельич же сидел в своем «офисе», что-то высчитывал на бумажке: умножал столбиком и делил уголком. При этом, естественно, сыпал инвективами: что-то не сходилось в расчетах.

— Ну, Родионов, — встретил он меня, еще раз добавив нецензурное, — за тебя высшие силы взялись!.. Сам Доронин, понимаешь, звонит…

Выяснилось, что декан со всей деликатностью попросил Козлова частично освободить студента Родионова от работы на сегодня. При условии отработки в субботу.

— … слыхал? В субботу выйдешь на работу, — Савельич напустил на себя важность и начальственно постучал колпачком ручки по столу. — Фронт работ я тебе найду. А сейчас ну-ка займись вот чем…

Он дал мне самое рядовое задание, вскоре появились Саша и Раиса Павловна, и остаток рабочего дня прошел по обычной колее. Без происшествий.

Когда мы с Сашей подошли к проходной, я почему-то подумал, что вот сейчас и Витек к нам подвалит… но его не было. А тут и Саша сказал, что ему надо по делам, в итоге возвращаться в общагу мне пришлось одному. С какой-то стороны оно и лучше: я шагал неторопливо, думал о том, что сегодня моя судьба явно какую-то интересную петлю заложила, и надо бы об этом поразмыслить поглубже…

В общежитии было тихо, и я подумал, что вот они, последние спокойные деньки, скоро пойдет веселуха! И минуя площадку третьего этажа, я в этой тишине вдруг услыхал отдаленные гитарные аккорды.

Конечно, это развлекалась Люба. Больше некому. Умелый, мягкий и быстрый перебор струн, что-то очень-очень знакомое, но неразборчивое… Сам от себя не ожидая, вдруг я устремился к триста двенадцатой комнате.