Брехт довольно откашлялся.
— Я охотно съел бы еще один бутерброд, — сказал он.
— Мы подумали, что надо оставить что-то на обед, — извиняющимся тоном сказала худая женщина, сидящая на другом конце стола.
— Это была моя идея, — несмело признался Гарри Макхит.
— Все в порядке, — кивнул Брехт. — Прямо как из «Швейцарского Робинзона». Кто-нибудь хочет виски?
Из кармана плаща он достал четвертьлитровую бутылку. Ванда презрительно фыркнула.
— Она может пригодиться нам позже, Рудольф, — остановил его Хантер.
Брехт вздохнул и спрятал бутылку.
— Наверное, комиссия общественной безопасности также запретила выпить по второй чашке кофе? — рявкнул он.
Гарри покачал головой и поспешно налил кофе Брехту и другим желающим.
— Рудольф, — отозвалась Рама Джоан. — До этого ты задумывался, откуда взялись на Страннике эти цвета?
Анна, укутанная плащом, который кто-то дал ей, лежала на двух креслах, положив голову на колени матери. Рама смотрела на Странника. Теперь фиолетовый ореол окружал желтую плоскость восточной стороны, что свело на нет картину раскрытой пасти. Два желтых пятна на полосах уменьшались, медленно исчезая из поля зрения. Планета производила впечатление фиолетовой мишени с большим желтым пятном в центре. Тем временем покрытая сеткой трещин Луна, которая имела теперь явную форму ромба, уже дошла почти до западного края Странника, заканчивая свой второй круг.
— Мне не кажется, что цвета являются естественной особенностью Странника. Я считаю, что это… нечто вроде декорации, — заметила Рама Джоан и на мгновение замолчала. — Если существа на Страннике могли сделать так, чтобы их планета прошла через подпространство, они наверняка могут украсить ее так, чтобы она была, по их мнению, привлекательной и оригинальной. Пещерные люди не разрисовывали свои дома снаружи, а мы делаем это…
— Такое предположение мне нравится, — оборвал ее Брехт и даже чмокнул губами. — Двухцветная планета! Пускай нам завидуют соседи из ближайшей галактики!
Войтович и Гарри Макхит неуверенно рассмеялись.
«Постепенно они начинают ценить красоту Испана», — думал Дылда.
— Если бы мы дошли до такого уровня цивилизации, — произнес Хантер низким, ломающимся от напряжения голосом, — не имело бы смысла использовать для такого передвижения естественные планеты. Мы проектировали бы их и строили такие, какие лучше всего подходили бы для такого способа передвижения.
Он некоторое время помолчал, а потом добавил: — О боже! Это ведь чистой воды безумие…
— Нет! — возразил Брехт. — Гораздо проще воспользоваться уже готовой планетой. Заполнить ее внутренности складами, спальнями, генераторами и черт знает чем! Конечно, для этой цели нужна была бы дьявольски совершенная технология… разные там подъемные механизмы..
— Только в том случае, если они не открыли принцип антигравитации, — вмешалась Рама Джоан…
— О боже, — вздохнул Войтович.
— Ты очень умная, мамочка, — сонным голосом произнесла Анна.
— Если бы исчезла гравитация вращающейся планеты, — заметил Хантер, — ее нужно было бы довольно солидно сконструировать. В противном случае центробежные силы разорвали бы ее на части.
— Ты ошибаешься, — заявил Брехт, — масса и ускорение перестали бы существовать.
Пол откашлялся. Он сидел рядом с Марго. Сняв спортивную куртку, он прикрыл ею девушку. Сейчас он охотно обнял бы ее, хотя бы только для того, чтобы самому немного согреться. Но на такой шаг было очень трудно решиться.
— Если у них действительно существует настолько развитая цивилизация, они, пожалуй, должны стремиться не принести вреда и не мешать ходу жизни на других обитаемых планетах, к которым они пожаловали в гости. Не так ли? — поинтересовался Пол, после чего неуверенно добавил: — Я говорю это, словно существует какая-то благородная галактическая федерация, или как ее можно еще назвать?
— Космическая ООН, — язвительно заметил Брехт.
— Да, молодой человек, вы совершенно правы, — решительно сказала Ванда, а худая женщина, сжав губы, утвердительно кивнула головой. — Наша основная обязанность — это забота и внимательное отношение к любым формам жизни.
— А фирма «Дженерал моторе» тоже считает это своей основной обязанностью? — поинтересовался Хантер. — И генерал Мао?
Рама Джоан насмешливо улыбнулась и обратилась к Полу:
— Когда ты едешь в автомобиле, то принимаешь средства предосторожности, чтобы не переехать кота или собаку? — спросила она. — Каждый ли муравейник обозначен в твоем саду?
— Ты продолжаешь считать, что там дьяволы, да? — подал голос Брехт.
Рама Джоан пожала плечами.
— Дьяволом может быть каждый, кто упрямо стремится к своей цели, которая входит в противоречие с тем, к чему стремимся мы!
— Значит, езда на автомобиле означает зло?
— Может быть. Необходимо помнить, что в мире полно водителей, которые своей рискованной ездой стараются выразить свою личность.
— Даже если такой машиной является планета? — спросил Пол.
Рама Джоан утвердительно кивнула.
— Гм… лично я предпочитаю выражать свою личность обнаженным телом, — заявил Брехт и плутовски улыбнулся.
Марго, обнимая Мяу, спавшую у нее на коленях, резко вмешалась:
— Когда я веду машину, то вижу любого кота, пусть он находится от меня за три квартала! Кот — это тоже человек! Поэтому без Мяу я ни за что не вошла бы в Вандерберг, даже если бы к нам отнеслись более внимательно.
— Но всегда ли человек является человеком? — с улыбкой спросил Хантер.
— Вот в этом я не уверена, — вынуждена была признать Марго, морща нос.
Ванда снова фыркнула.
— Я надеюсь, — невинно вмешалась Рама Джоан, — что, когда дела приобретут… ну, скажем, худший оборот, ты не будешь жалеть, что отвергла предложение майора и осталась с нами. Ты вполне могла воспользоваться предоставившейся возможностью.
Неожиданно вскочил Войтович.
— Смотрите! — крикнул он и указал на огоньки фар, мерцающие на пляже. Они услышали все более громкое рычание двигателя.
— Должно быть, майор Хамфрейс изменил свою точку зрения и посылает кого-то к вам, Пол, — заявил Хантер.
— Нет, машина подъезжает с противоположной стороны, — покачал головой Брехт.
— Да, кто-то едет сюда со стороны шоссе. Наверное, объехал пляж, — добавил Войтович.
Свет фар описал дугу, на мгновение погас, затем снова загорелся. Ослепленные фарами, люди не могли рассмотреть машину, хотя уже светало.
— Кто бы это ни был, он обязательно вскоре должен будет забуксовать в таком песке, — предположила Марго.
— Если будет ехать с такой скоростью, то не застрянет, — сказал Войтович.
Автомобиль ехал прямо на них, словно водитель хотел разбить машину о террасу. Однако метрах в пятидесяти от домика двигатель перестал работать. Машина остановилась. Свет фар погас.
— Это фургончик Хиксонов! — крикнул Кларенс Додд.
— А вот и сама миссис Хиксон, — кивнул Брехт, видя, как неясная фигура в брюках и свитере выскакивает из машины и бежит в их сторону.
Войтович, Хантер и Макхит поднялись и направились ей навстречу.
— Помогите Биллу. Рей, кажется, сломал ногу, — произнесла миссис Хиксон, пробегая мимо них, и поспешила к террасе.
Еще несколько часов тому назад это была ухоженная, элегантная женщина. Теперь лицо и руки у нее были испачканы, брюки и свитер вымазаны грязью, волосы свалялись, глаза неестественно широко открыты, с подбородка капала кровь. Когда она остановилась, то стало видно, что она дрожит.
— Шоссе заблокировано с двух сторон, — заявила она, судорожно хватая воздух, — мы потеряли остальных. Вполне возможно, что они погибли. Похоже, что рушится весь мир. — О боже! У вас есть что-нибудь выпить?
— Ну, вот ты и накаркал, — обратился Брехт к Хантеру. Он достал бутылку виски, в пустую чашку кофе налил приличную порцию и потянулся за водой, чтобы развести виски. Однако сделать это он не успел, так как миссис Хиксон, все еще дрожа, схватила чашку и почти одним махом опорожнила ее, через мгновение содрогнувшись от неприятного вкуса. Брехт крепко обнял ее.
— А теперь прошу нам подробно все рассказать, — сказал он. — С самого начала.
— Мы откопали три машины — Ривиса, нашу и микроавтобус Вентчеров. В фургоне с нами ехал еще Рей. Когда мы добрались до шоссе, оказалось, что оно совершенно пустое. Это должно было предостеречь нас, но мы тогда только обрадовались. Боже! Ривис повернул на север. Мы поехали в направлении Лос-Анджелеса вслед за микроавтобусом.
Несмотря на помехи, мы все же поймали две станции. Но были слышны только отдельные слова. Что-то о большом землетрясении в Лос-Анджелесе и какие-то советы: выключить свет, закрыть воду, и тому подобное. Мы непрестанно объезжали осыпи и валуны. На дороге не было ни одной машины.
Микроавтобус ехал далеко впереди нас. Вдоль шоссе, по которому мы ехали, пляжа не было — только обрыв и море.
Неожиданно асфальт пошел волнами, — продолжала миссис Хиксон, зябко передернув плечами, — прямо так, без всякого предупреждения. Автомобиль начал качаться, словно корабль на волнах океана. Дверца открылась, и Рей выпал. Я ухватилась за Билла, который сидел за рулем весь белый, отчаянно нажимая ногой на педаль тормоза. Скалы начали ползти вниз. Огромный валун свалился прямо перед нами и увлек с собой под обрыв добрых три метра шоссе. Я помню, что прикусила язык. Биллу как-то удалось остановить машину. И тут все стало еще хуже. Если раньше в воздухе было полно пыли, то сейчас на нас хлынули массы воды — огромные валуны падали в море, и нас окатывали брызги. Во рту чувствовалась пыль, соль и кровь. Создавалось такое впечатление, что у нас вытаскивают из черепа мозги.
Через мгновение все затихло. Шоссе перестало колебаться. Все было завалено, обломки достигали бампера нашей машины. Не знаю, удалось бы нам взобраться на осыпь и перебраться на другую сторону в другой ситуации, но мы непременно хотели узнать, что случилось с микроавтобусом. Засыпало его или он успел благополучно уехать. И тогда земля снова начала трястись. Падающий валун чуть не попал в меня. Следующий с грохотом прокатился в стороне, в нескольких метрах. Билл крикнул, чтобы я вернулась в машину, сам же пешком направился через насыпь, показывая, как я должна сдавать назад автомобиль, чтобы объезжать валяющиеся на дороге камни, куски скал и массы земли и песка. Он с трудом мог давать мне советы, непрерывно кашлял и проклинал новую планету.
Кто-то другой тоже изрыгал проклятия… но уже в наш адрес. Это был Рей. Мы совершенно забыли о нем. Нога у него была сломана выше колена, и нам пришлось уложить его на брезент, для того чтобы перенести в машину. Я села рядом с ним. Билл завел мотор, и мы отправились назад.
Осыпей на дороге было уже гораздо больше, но нам, слава богу, удалось все же проехать. Шоссе продолжало быть пустынным. Ни одной встречной машины! Возле первой же телефонной будки Билл остановился, но телефон не работал. По радио были только атмосферные помехи. Внезапно сквозь адский треск раздалось одно-единственное слово — ПОЖАР.
Рей и я продолжали кричать Биллу, чтобы он ехал быстрее.
Мы проехали мимо дороги, ведущей сюда, но сотней метров далее шоссе снова оказалось завалено скалами. Не было видно ни единой живой души, ни одного огня, кроме этого ужаса на небе. Мы вернулись. У нас не было другого выхода.
Она тяжело дышала.
— В каком состоянии дорога через горы Санта-Моника? — спросил Брехт. — Я имею в виду автостраду, — добавил он.
— Дорога? — миссис Хиксон посмотрела на него с недоверием. Через мгновение она уже истерически смеялась. — Идиот, кретин, эти горы кипели, словно жаркое на плите!
Брехт встал и закрыл ей рот рукой Некоторое время она пыталась вырваться, потом голова ее бессильно упала. Ванда и худая женщина повели миссис Хиксон на другой конец террасы. Рама Джоан пошла за ними, но прежде попросила Марго, чтобы она села на ее место, для того чтобы Анна, которая тихо как мышка присматривалась ко всему, могла положить ей голову на колени.
Пол обратился к Брехту:
— Я думаю, почему другие автомобили не застряли на этом отрезке? Даже странно.
— Наверное, они быстро убрались оттуда при первых небольших толчках, — ответил Брехт. — Толчки могли вынудить всех водителей повернуть назад. Но, несмотря на это, некоторые все же должны были решиться продвигаться вперед.
— Эй, принесите сюда кровать! — крикнул Хантер. — Мы вынесем Рея из машины, а потом поедем к завалу.
Араб, Пепе и Большой, запыхавшиеся и дрожащие после безумного бега мимо мрачного здания могилы генерала Гранта, с облегчением вздохнули, когда заметили, что они находятся поблизости от негритянско-латиноамериканекого района, и, шатаясь от усталости, медленно направились по Сто двадцать пятой авеню на восток.
Тротуары, забитые народом еще два часа назад, теперь были пустыми. Только разбросанные, помятые пластиковые стаканчики, бумажные сумки, пустые бутылки от тонизирующих напитков и спиртного свидетельствовали о недавнем присутствии здесь толпы. Автомобильного движения не было, все машины стояли припаркованные у обочины, двигатели двух из них еще работали, а из выхлопных труб валили клубы голубоватого дыма.
Посмотрев на восток, трое собратьев-наркоманов прищурили глаза от солнечного света, но, как они уже поняли, длинная улица, ведущая к сердцу Гарлема, была совершенно безлюдной.
Сначала кроме топота их ног и глухого ворчания работающих двигателей двух автомашин были слышны только замогильные звуки, издаваемые невидимыми радиоприемниками. Судя по тону, это были неслыханно важные известия, но из-за треска и помех слова были неразборчивы, тем более что их заглушало далекое тревожное завывание сирен и клаксонов.
— Куда все подевались? — шепотом спросил Большой.
— Это ядерная атака! — заявил Пепе. — Русские пошли ва-банк! Поэтому все попрятались в подвалах и бомбоубежищах! Идем домой! — А потом голосом, напоминающим волчий вой, крикнул: — Огненный шар выходит из воды!
— Нет, — тихо возразил Араб. — Когда мы были возле реки, настал судный день. Старый проповедник оказался прав. Всех похитили — бедняги даже не успели выключить двигатели своих машин, не говоря уже о радиоприемниках. Остались только мы.
Они взялись за руки и на кончиках пальцев, чтобы производить как можно меньше шума, направились дальше, вверх по улице, очень испуганные.
Салли и Джейк бесшумно вышли из маленького алюминиевого лифта, в котором они проехали последние три этажа. Они стояли в полумраке, а падающие через окно лучи Странника освещали огромное пианино. Их ноги погрузились в толстый ковер.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвала Салли.
Дверь лифта с легким шипением начала закрываться, но девушка придержала ее, вставив в проем край маленького столика с серебряной крышкой.
— Что ты делаешь? — удивился Джейк.
— Не знаю, — ответила она. — Мы услышим звонок, если кто-то другой захочет войти сюда.
— Подожди минутку. Ты уверена, что Хассельтайна нет?
Салли пожала плечами.
— Я осмотрюсь, а ты пока узнай, что есть в холодильнике. Только держи лапы подальше от серебряных вилок. У тебя, наверное, кишки уже марш играют?
Словно мышь, которая привела свою подругу на пир, девушка повела парня на кухню.
В маленькой пивной в Северне, около Портшеда, в которую после двухчасового сна направился Дэй Дэвис, чтобы отработать задолженность в питье (потому что он не пил целое утро), он со злорадной радостью слушал приходящие по радио отчеты о Страннике. Время от времени он цветисто комментировал их, добавляя собственные наблюдения, чтобы развеселить собутыльников, которые, однако, не оценили его усилия.
— Фиолетовая с оттенком придымленного янтаря? — кричал он во весь голос. — Это большая американская реклама, написанная рукой звезд. Да, парни, реклама виноградного сока и безалкогольного пива.
Через некоторое время он добавил:
— Это святой супервоздушный шар, мои милые, присланный русскими. Он взорвется над Чикаго, потому что там царит беззаконие, и засыплет само сердце Америки листовками с наисвятейшим «Манифестом Маркса»!
Известия с другой стороны Атлантики приходили телеграфным путем, как заявил иронический голос по радио, поскольку необычно сильные магнитные бури на западе вызывали помехи в приеме радиопередач.
Дэй очень жалел, что Ричард Хиллери уехал — эти высокие бредни довели бы до бешенства такого человека, как он, человека, который не терпит космических полетов и научно-фантастической литературы. Кроме того, Хиллери лучше бы понял изысканную остроту уэлльского поэта, нежели мрачные жители Соммерсета…
Однако когда он выпил два бокала, то услышал в докладах упоминание о потрескавшейся луне — диктор говорил все более ироничным тоном, но теперь в его голосе слышались нервные нотки, почти истерика, — и у него пропало хорошее настроение. Он прекратил упражняться в остроумии и гневно крикнул:
— Можно подумать, что эти прохвосты-американцы хотят украсть у нас Луну! Похоже, что они не знают, что она уже давно принадлежит Уэлльсу?! Если они только сделают ей что-нибудь плохое, мы поплывем к ним и сотрем в порошок этот их Манхэттен!
Отозвалось несколько голосов:
— Заткнись, пьянчуга, мы хотим послушать!
— К черту этого уэлльского болтуна!
— Да это же большевик!
— Не наливай ему, он уже пьян!
Эти последние слова были адресованы владельцу пивной.
— Трусы! — во весь голос закричал Дэй. Он схватил со стола кружку и начал размахивать ею, словно кастетом. — Если вы не присоединитесь ко мне, то я вас всех оболью!
Дверь открылась, и на фоне легкого тумана появилась кошмарная фигура, напоминающая пугало, одетая в комбинезон и непромокаемую шляпу с широкими полями.
— Передает по телевидению или по радио что-нибудь о приливах? — поинтересовался этот упырь. — Еще два часа до отлива, а вода в Канале уже быстро опускается. Я не видел ничего подобного даже во время равноденствия, когда дует восточный ветер. Можете убедиться сами! Если так пойдет дальше, то в полдень весь Канал будет сухим!
— Вот и прекрасно! — крикнул Дэй и, в то время как другие направились к двери, позволил, чтобы хозяин отобрал у него кружку. Он оперся о стойку бара и закричал во весь голос:
— Вы трусы! Я оставляю вас и отправляюсь пешком до Уэлльса. Все восемь километров я пройду пешком по руслу Северна. Видит бог, я сделаю это!
— Мы поставим тебе крестик на дорогу, — пробормотал кто-то, а какой-то остряк добавил:
— Если ты хочешь добраться до Уэлльса, иди немного на восток, держись берега реки Северн. Но тебе придется преодолеть отнюдь не восемь километров, а все восемнадцать! Прямо перед нами Монмут, парень, а не Уэлльс.
— Для меня Монмут — это Уэлльс, и пусть черти возьмут этот проклятый Договор 1535 года, — заорал Дэй, опираясь на буфет. — Отправляйтесь пялиться на этот чудный отлив. Я говорю, что американцы сначала уничтожили Луну, а теперь, очевидно, крадут у нас океан.
— Джимми, соединись с ретранслирующей станцией, — рявкнул генерал Стивенс. — Скажи им, что изображение, идущее со спутника над островом Пасхи, начинает идти волнами.
Четверка наблюдателей в подземном командном пункте сидела перед правым экраном, не обращая внимания на второй монитор, на котором уже более часа видны были только вибрирующие полосы помех.
Изображение, передаваемое правым монитором, представляло диск Странника и заходящую за него Луну. Однако теперь и на этом экране начали возникать помехи.
— Я стараюсь, сэр! Но ничего нельзя сделать. Связи нет, — сказал капитан Джеймс Кидлей. — Радиосвязь нарушена. Остались, правда, кабельные реле и волноводы, но даже эти…
— Но ведь мы — ставка!!!
— Мне очень жаль, сэр, но…
— Немедленно соедините меня со Штабом!
— Господин генерал, связи нет…
В эту минуту пол задрожал, раздался громкий треск. Свет замигал, погас и снова зажегся. Помещение задрожало. Посыпалась штукатурка. Снова погас свет, и только правый экран бледно светился.
Неожиданно звездочки помех исчезли с монитора, и весь экран заняло изображение огромной кошачьей головы с торчащими ушами и оскаленными клыками. Это выглядело так, словно черный тигр заглянул в телескоп, помещенный в беспилотном спутнике, подвешенном в 36 800 километрах над Тихим океаном. Некоторое время изображение оставалось неизменным. Потом оно пошло волнами, и экран погас.
— Боже! Что это было? — воскликнул в темноте генерал.
— Ты тоже видел? — полковник Уолмингфорд нервно рассмеялась.
— Заткнись, идиотка! — завопил генерал. — Джимми!
— Это случайное расположение помех, сэр… — голос молодого мужчины дрогнул. — Пятна, сэр. Иного просто не может быть!
— Тихо! — приказал всей тройке полковник Грисволд. — Послушайте!
До их слуха явственно донесся шум плещущейся воды.
На «Принце Чарльзе» радиопомехи в эфире заставили волноваться всех.
Как повстанцы, которые овладели трансатлантическим лайнером, так и члены старой команды безуспешно пытались передать при помощи коротковолнового передатчика известие о захвате судна, первые — своим революционным вождям, вторые — британскому военному флоту.
А в пяти тысячах километрах к северу от них Вольф Лонер раздумывал о том, как хорошо, что у него нет ни газет, ни радио, и сожалел, что вскоре его яхта доплывет до Бостона.
Магнитное поле Странника, значительно более сильное, чем земное, вносило помехи в функционирование чутких к его наличию радиоустройств. Однако кроме мощного магнитного поля Странник направил на ту сторону Земли, которая была обращена к нему, странный луч, который, прорвавшись через пояс Ван Аллена, наполнил атмосферу Земли огромным количеством протонов и электронов.
Мощное непосредственное воздействие усилилось еще больше, когда Луна вошла на орбиту вокруг Странника и начала распадаться, что вызвало сильную ионизацию атмосферы и другие менее заметные последствия, наиболее ощутимым из которых оказалась невозможность электромагнитной связи в стратосфере и в низких слоях земной атмосферы.
Когда первая ночь Странника передвинулась в западном направлении, а вернее, тогда, когда Земля сама двинулась в нее, вращаясь в восточном направлении, радиопомехи охватили весь мир, словно катастрофический туман, который отрезал страну от страны, город от города, человека от человека.