Японская Империя впервые в истории человечества применила боевое ядерное оружие, стерев с лица земли китайский город Чунцин. Одновременно было уничтожено не менее пяти высокопоставленных лиц страны, включая лидеров обоих сильнейших противоборствующих группировок. Погибло несколько миллионов человек, большая часть из них — гражданские. Так было написано на передовицах всех крупных газет любой страны мира 2 августа 1945.Многие плакали, многие были парализованы животным страхом перед Японией, внезапно сменившем высокомерные насмешки над «азиатскими варварами» и «почти капитулировавшей империей», многие яростно соревновались в изобретении наиболее радикальных вариантов противодействия японской угрозе, вплоть до полного истребления японской нации и предания забвению ее культуры и даже физического уничтожения японского архипелага. Словом, почти каждый человек испытывал сильные негативные эмоции, прочитав этот текст.Но он смеялся. Мужчина лет пятидесяти, одетый в мундир флота, раз за разом перечитывал слезливые описания о сотнях тысяч погибших и не мог перестать смеяться. В конце концов, он вышел на террасу и бросил газету на стол, намеренно обратной стороной, где новости сменялись на дежурные напоминания, что война обязательно будет выиграна. Он отпил сэнтя, сорт зеленого чая, из небольшой чашки и посмотрел на море вдали. Сегодня он улыбался, наверное, первый раз за год. Кроме того, он ждал приезда важного для него гостя.Этим гостем был один замешанный в крайне важном задании, которому только предстоит начаться, летчик-ас. Этот адмирал и данный летчик никогда не встречались лично, но оба много знали друг о друге и совпадали во многих аспектах своих, так скажем, довольно уникальных взглядов на ход войны, стратегию и тактику. Сегодня у этого летчика был один из немногих свободных дней, можно сказать даже выходных, прежде чем завтра он отправится на это самое задание.Почти все двери в здании были открыты, так что адмирал услышал шаги по каменной дорожке в саду на другом конце участка. Выйдя туда, он пересекся с только зашедшим за калитку человеком в летной форме, правда, без шлемофона и очков. Заметив адмирала, он резко остановился. Он отдал честь мгновенно, скорее инстинктивно чем осознанно.
— Здравия желаю, товарищ адмирал! - в этом довольно тихом местечке такой резкий и четкий возглас летчика прозвучал как раскат грома, и даже сам адмирал, которого он этим чествовал, немного испугался.— Ну, зачем так орать сразу? Ты ж не случайно тут оказался, я сам тебя позвал. Скажи, ты знаешь, зачем ты сейчас нужен мне здесь? Хотя, ладно, я слишком резко начинаю, пойдем за мной.Адмирал повел его туда, откуда до этого вышел — на ту же террасу. Надо сказать, он был несколько удивлен скорее не поведением, а внешним видом летчика. Он видел его фотографии и раньше, но в реальности этот шрам на левой половине лица, буквально превращающий ее в белую линию от лба через пустой глаз и к губе, был куда более устрашающим, чем на нечетких черно-белых фотографиях, где тот зачастую был засвечен или вовсе не был заметен. Тем не менее, он занял место за столом и пригласил летчика сесть напротив. Тот согласился. Адмирал так же дал ему чашку зеленого чая, чему стоявший в иерархической лестнице вооруженных сил летчик был крайне благодарен.— А теперь, думаю, можно. Ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал?— Никак нет, товарищ адмирал, не могу знать. Жду приказаний.— Ну ладно, расслабься, я не твой непосредственный командир, не обязательно себя так вести. Ты, честно говоря, настоящий герой и достойный солдат Империи, поэтому ты заслуживаешь такой поблажки хотя бы на один день. Ну, давай ближе к теме. Тебе ведь что-то известное про оружие на уране?— Вы имеете в виду эти сверхмощные бомбы? Да, я знаю о них, в этих бомбах есть потусторонние сущности, они усиливают взрыв в сотни раз, потому что хотят крови и смертей.Адмирал призадумался. Он не ожидал, что летчик Мичиру Нишигаки окажется настолько прямолинейно странным в общении. Он понял, что имели в виду его коллеги, в начале года отказавшие Нишигаки в рапорте о зачислении в камикадзе, когда сказали, что он не совсем дружит с головой. Судя по всему, Нишигаки даже не пытался скрыть своих необычных взглядов.— Хорошо, хорошо, я верю… Слушай, лейтенант, а почему ты хотел стать камикадзе в начале этого года?— Я готов к смерти за Родину, это не обсуждается, это мой долг, рано или поздно я все равно буду вынужден погибнуть за страну. Я не доживу до конца войны, я совершенно точно знаю это от духа моего самолета.— Понятно… Можно сказать, благодаря мне, у тебя были такие возможности. Это я инициировал создание подразделений камикадзе повсеместно в стране, и я рад, что у тебя достаточно силы духа, чтобы ты попытался вступить в них. Спасибо тебе, лейтенант, можно сказать, сегодня я призвал тебя как своего личного камикадзе.— В каком плане? Скажите, куда и на чем врезаться, я готов отдать жизнь прямо сейчас. Не имеет значения, против кого, любой враг должен быть искоренен, я мог бы попытаться добраться до берегов Америки и уничтожить какие-либо объекты там.— Нет, стой, я не про это. Сейчас никуда не надо врезаться, а уж тем более не надо лететь в Америку, это бесполезно сейчас, у нас другие приоритеты. Знаешь, я осведомлен, куда тебе предстоит полететь завтра, и у меня есть одна личная просьба, которую ты вряд ли согласишься выполнить.— Озвучивайте, адмирал. Я сразу смогу понять, готов я к этому или нет. Есть те, кто поможет мне в этом сразу.— В общем, там, где ты будешь пролетать завтра, находится вражеское оружие. Арсенал урановых бомб, ну или со злыми духами, но они готовятся применить их против нашей страны в ближайшие несколько дней. Канеширо сказал мне об этом, он совершенно точно знает это. Я понимаю, что совершаю настоящее преступление, говоря тебе такие вещи, но ты должен, даже вопреки приказу, сконцентрироваться на уничтожении этих зарядов. Не обязательно вызывать их подрыв, нужно вывести из строя обе находящиеся там бомбы, и тогда все будет хорошо. Это, можно сказать, мой тебе личный приказ, как от отца камикадзе к потенциальному камикадзе. Что ты думаешь об этом? Я не тороплю тебя, можешь некоторое время…— Принято, товарищ адмирал. Но мне нужно больше информации, чем знание, что там две бомбы. Где конкретно, в какое время, чем охраняются? Откуда они их вообще взяли? Трофей?— Нет, их разработка. Я не знаю, как они сделали это, и вообще не уверен, что это возможно, но генерал Канеширо и некий майор Каваками из Главного Управления НИИ вооружений дали мне слово самурая, что это так. Почему-то они не могут разгласить источник.— Генерал Канеширо? А он имеет какое-то отношение к разработке новых летательных аппаратов?— Что? Да, имеет, но главная его должность это командование Народным добровольческим корпусом. Ты должно быть знаешь об этом, но за два месяца его активного функционирования туда уже набрано около двух миллионов военнослужащих. А почему тебя интересует отношение генерала к новым самолетам?— Не самолетам. Я испытывал эту штуку с ракетами и винтом, которую создали по его проекту. Это… Довольно странный аппарат, но не такой уж он и сложный, а еще довольно эффективный. Товарищ адмирал, вы не хотели бы рассмотреть использование этих аппаратов в подразделениях специальных атак?Такидзиро Ониси был немного в ступоре. Одноглазый летчик с некой мистической аурой, существовавшей по большей части из-за знания о странности его взглядов, не сказал ничего нового, но в этом и была проблема — он предложит адмиралу то, что тот начал продумывать в самый первый день, как узнал об испытаниях вертолетов. Нишигаки точно не мог об этом знать, и, кажется, действительно мыслил в одном ключе с адмиралом.
— Это? Ну… Да, я задумывался, но их сейчас не так много, и следует сконцентрироваться на более традиционных методах, я так думаю. Возможно, когда их производство станет массовым и более дешевым, то да, но не сейчас, всему свое время. В Хагакурэ сказано, что убегая от дождя, ты придешь домой уставшим, но все равно промокшим, а если изначально не ускоришь шаг, только лишь промокнешь. Поэтому не стоит суетиться тогда, когда в этом нет никакой необходимости, Нишигаки.— Да, это правильно, товарищ адмирал. В Хагакурэ все мысли правильны. Тем не менее, товарищ адмирал, могу ли я получить больше информации касательно вражеских бомб? К тому же, я не могу гарантировать, что смогу выполнить этот приказ, так как он может разниться с приказаниями моих непосредственных начальников, в числе которых нету Вас. Я обещаю приложить все возможные усилия для этого. Между тем, как вышло так, что мое задание не включает в себя их уничтожения изначально? Вы точно уверены в этом? Если Канеширо тоже знает о бомбах, почему бы ему не доложить об этом остальным командирам? Вообще, каковы его источники?Ониси вновь был немного не готов к такому потоку вопросов от лейтенанта. По крайней мере, открытость его поведения и действий заставила адмирала окончательно успокоится — Нишигаки точно не был причастен ко всей этой подковерной борьбе, ничего от него не скрывал и действительно был просто верным долгу солдатом, не боявшимся смерти.Именно такие люди были нужны ему.***Мичиру Нишигаки был в вертолете, конкретно — уже в воздухе, чуть южнее Хонсю. Это был его второй полет на вертолете, но способности этой штуки все еще удивляли и интересовали его — он не понимал, как демон делает так, чтобы этот многотонный стальной аппарат, в отличии от самолета, мог даже спокойно зависать в воздухе и двигаться в любом направлении? Единственное приходившее ему в голову объяснение заключалось в том, что его покойные предки, увидев, как он попытался стать камикадзе, будучи готовым пожертвовать жизнью за Родину, помогли ему и сделали все так, чтобы позволить ему попасть в кабину нового образца оружия, что было не просто почетно из-за применения новейших разработок Империи, но и сильно расширяло его возможности как боевого летчика, то есть, это был намек от предков и демона, что он в своей жизни все делает правильно, и получит еще какую-то награду, двигаясь далее таким же путем. Это было, наверное, его основным мотиватором — он считал это последствием своей внутренней решимости сражаться за Родину даже без каких-либо преимуществ за это, что было, по его мнению, замечено высшими силами и награждено. В его представлении хорошей жизнью был награждаем скорее тот, кто был готов терпеть лишения ради защиты важных ему вещей, тем тот, кто отчаянно пытался выбить себе такую жизнь предавая самое ценное.Оторвавшись от мыслей, он посмотрел вперед. Перед его вертолетом летел еще один, его непосредственного командира капитана Шуичи Фукуды. На такой же скорости рядом с ними летело больше десятка А6М2, а сзади, как он знал, двигались Ki-67, тяжелые бомбардировщики Империи. Это было довольно сильное и крупное авиазвено, которое уже, по мнению Нишигаки, совершенно точно засекли гайдзины, что так же подтверждал его необычайно активный сегодня они, с самой посадки в самолет ведущий с ним прерывистый, но активный диалог. Нишигаки в ответ рассказывал ему о Ониси и Канеширо, добавляя детали, которые тот еще не знал. По большей части, их диалог проходил в голове у летчика, но иногда он произносил отдельные реплики для него вслух. Последние несколько минут демон говорил ему про американцев, подтверждая, что звено уже засечено. Летчик был напряжен. В конце концов, существо указало ему посмотреть направо.Была безоблачная погода, и посреди монотонного синего неба Нишигаки увидел что-то необъяснимое. Странный раскол пространства, похожий на разрыв измерений, где отсутствующая материя проводила в какое-то почти полностью темное измерение, подобно порталу, приковал к себе внимание летчика. Постепенно там появились проблески света, словно какие-то лучи, неустойчивые, сильно искажаемые этим самым переходом миров и хаотично уменьшающихся и увеличивающихся, крутящихся по непонятным траекториям, откуда вскоре стали выныривать американские истребители. Это были обычные «Аэрокобры» и «Мустанги», если не считать той детали, что они были покрыты черной субстанцией, наростами и украшениями из костей и внутренностей людей и различных животных. Нишигаки сохранял спокойствие и передал по рации.— Шимайтоши-1, я Шимайтоши-2, вероятно вражеские самолеты на три часа.— Шимайтоши-2, какие самолеты, там ничего нет. Что ты видел?— Несколько истребителей, вышли из пространства— Какого еще пространства? Шимайтоши-2, отставить, не подтверждаю вражеские самолеты на три часа.— Так точно.Фукуда-доно был недоволен ложными разведданными от ведомого. Нишигаки посмотрел еще раз в то же самое место — там не было абсолютно ничего, кроме самого обычного неба. Не вылетали никакие черные самолеты и не распадалось пространство. В этом несовпадении для разума летчика не было ничего необычного, он даже не считал нужным спрашивать чего-то у они. Летчик быстро перестроился с одной мысли на другую. Для него все было абсолютно нормально. Он продолжил движение тем же курсом, спокойно осматривая местность вокруг себя далее. Почти на самом верху над собой он заметил тот самый бомбардировщик Ki-67,видимо, головной в бомбардировочном звене. Приблизительно рассчитав, сколько они уже летят, и сверив это с данной перед вылетом информацией об операции, Нишигаки понял, что в ближайшие десять минут начнется, собственно говоря, сам авианалет. Примерно в этот момент по рации ему и всем остальным было передано:— Я Шимайтоши-1, боевая готовность шесть минут, помните — звено Мисайру отрабатывает по аэродрому, звено Мизунака ищет второй аэродром, их здесь два, но второй хорошо замаскирован. Шимайтоши-2 продолжает следовать лично моим приказам. Всем выполнять.Пока Нишигаки слушал это, он уже увидел приближающуюся сушу острова Тиниан, и, собственно, первый из двух аэродромов почти на самом берегу. Это была легкая цель, самолетов на нем сегодня было не так уж и много, и то в основном это были неповоротливые бомбардировщики, те самые B-29, и, почему-то, большое количество транспортных самолетов — C-47 и C-54.Видимо, им был доставлен какой-то важный груз для острова при помощи этих транспортников, но какой — предстояло узнать. Союзные бомбардировщики начали постепенно снижаться, проходя уже в опасной близости к вертолету Нишигаки, что вынудило его тоже пойти на снижение. Он приближался к Тиниану быстрее, чем рассчитывал.На острове уже гремела тревога.Полковник в каске стоял в углу самолетного ангара и смотрел на приближающиеся японские самолеты в бинокль. Для него это был далеко не первый раз, когда ему приходилось отражать налеты авиации врага, не было никаких сомнений в успехе у него и теперь. Сейчас он видел только А6М2, те самые «Зеро» и Ki-67, «Пэгги», как их называли в американской армии. Такое сочетание дало полковнику сделать вывод, что налет явно не будет результативным — на одну цель заходила армейская и флотская авиация, а ожидать от них слаженных действий не приходилось в принципе. Уже раздались первые залпы ПВО, по территории базы начали бегать зенитчики и летчики, занимая свою технику. Раздалась быстрая, как пила, оглушающая очередь из каких-то крупнокалиберных пулеметов, после чего один из «Зеро» сходу загорелся и начал падать. Полковник посмотрел на дорогу — это был броневик М16, оснащенный счетверенными 12,7 мм пулеметами «Браунинг». Плохо защищенные японские истребители легко прошивались такой мощью насквозь. Полковник улыбнулся, и, опустив бинокль, схватил за руку одного из пробегающих мимо офицеров более низкого ранга. Тот резко остановился и повернулся к нему. Это был майор авиации, но его лицо выглядело довольно странно — такое чувство, будто часть кожи под его левым глазом была то ли сильно обновлена, то ли пересажена с другого места, а сам глаз располагался как-то неестественно, хотя у полковника не было времени разбираться, что именно не так с внешним видом этого бойца.— Погоди, майор Мэйнард?— Так точно, сэр— То что надо. Значит…Прозвучал какой-то свист и оглушительный взрыв за ним, а потом еще несколько раз. Оба офицера забежали в ангар и скрылись в углу. Полковник первым открыл глаза и выглянул наружу — над взлетной полосой летали невесть откуда взявшиеся огромные автожиры с ракетами и пушками. Броневик М16 уже представлял из себя только горящий остов, от которого укатывалось дымящее колесо, а стоявший неподалеку «Мустанг» получил ракету в кокпит и развалился надвое.— Мэйнард, твою мать, что это за чертовщина? - полковник уже не сдерживался в выражениях.Майор отошел в полуприсяде к стене и прикрыл глаза рукой для защиты от возможных осколков и излишнего света.— Опять у джапов ракеты… Мы по уши в дерьме, полковник, я понятия не имею, как бороться с этой хренью. Я видел их ракеты, но никогда не видел ракетные автожиры.С громким гулом на крышу ангара рухнуло что-то горящее и очень большое. Металлическая конструкция едва сдерживала это, и было абсолютно очевидно, что вот-вот она обрушиться. Полковник и майор сразу все поняли, выбежав из темного угла на улицу, которая становилась похожа на какой-то ад на земле. Сразу за ними крыша ангара обрушилась и в помещение провалился горящий японский бомбардировщик, в котором начали детонировать боеприпасы. Оба офицера спрыгнули в канаву у забора, откуда можно было относительно «безопасно» наблюдать за ходом событий. Результат был неутешительный — многие американские самолеты оказались подбиты еще на земле, транспорт и ПВО практически полностью уничтожены, в воздухе творился какой-то хаос, вертолеты подбить никто не пытался. Вертолет в висящем положении с бортовым номером 002 произвел несколько выстрелов из автопушки в сторону склада ГСМ, после чего раздался громкий взрыв и часть аэродрома скрылась в оранжево-красном зареве, из которого во все стороны полетели горящие остатки каких-то предметов, металлические осколки и детали техники.— Черт побери, майор, походу, мы жестко облажались. Есть средства связи?— Никак нет, командно-штабной пункт взорвали одним из первых, радар тоже сгорел, а искать переносные радиостанции, уж извините, я не полезу, в любом случаи они уже расплавились.— Действительно облажались… Надо уносить отсюда ноги на дальний аэродром, почему они бездействуют? Эти слепоглухонемые болваны не видят и не слышат происходящего в паре миль от их позиций?!— Сэр, на запаснике транспортная и бомбардировочная авиация, им нечем противостоять воздуху кроме стационарных зениток. Это мы должны были защищать их, а не они нас.— Понятно, значит, узкоглазые все рассчитали. Нельзя отчаиваться, у них нету ничего кроме этих гребаных автожиров, если мы успеем передать зенитчикам главную цель!..Мэйнард спрятался на дно канавы и ударом об каску прижал к земле полковника. Буквально через миллисекунду над ними пролетел «Зеро», выпустивший быструю пулеметную очередь, как из швейной машинки, туда, где еще совсем недавно торчали две головы. Куски взрытой земли попадали в окопы и им на головы. Они выжили лишь чудом.— Сэр полковник Тёрнер, теперь понятно, почему я не очень поддерживаю перспективу продолжать наш чертов интеллектуальный разговор здесь?— Я тебя услышал. Сваливаем в джунгли, главное, спрятаться от джапов. В джунгли им точно не залететь, а если они намерены бросить сюда десант, мы к тому времени уже доберемся до запасника. Давай, пошел!Офицеры рванули вперед в полуприсяде по канаве, не обращая внимания на то, как быстро цвет их формы превращался из и без того типичного для американской армии коричневого в полное месиво грязи и дерьма. Вырвавшись из этой канавы к одному из въездов на базу, они перепрыгнули шлагбаум и что было мочи побежали по дороге наискосок в лесные заросли.— Шимайтоши-1, это Шимайтоши-2, вижу двух человек убегающих. Гасить?— Отставить, выполнять ранее поставленную задачу.— Так точно.Американские офицеры, конечно, не слышали этих переговоров японцев, но сейчас капитан Шуичи Фукуда, по сути, сохранил им жизнь. Они уже скрылись в джунглях, продираясь через заросли вперед. Мэйнарду это давалось проще, потому что у него с собой был штык-нож, которым тот иногда разрезал небольшие ветки и листья перед собой. Конечно, его длинны фатально не хватало для того, чтобы полностью расчищать себе путь, как в книгах про рыцарей и гусаров, орудовавших намного более длинным режущим оружием. Но для человека, который уносил свою задницу от вида вражеской авиации, который видел впервые за четыре года войны с ним, даже этого было более чем достаточно. Он прорывался так довольно долгое время, наверное, около получаса, даже не замечая, как постепенно отдаляются звуки всего того армагеддона, что происходил на первом аэродроме. В конце концов, ему с полковником удалось вырваться из джунглей на вычищенное пространство, без деревьев и трехметровых кустов, в ровную полосу. И они добежали.До железной сетки по периметру аэродрома.Тёрнер врезался в нее и попытался как-то сломать эту конструкцию руками, но, очевидно, защита периметра военного объекта была достаточно устойчива, чтобы выдержать атаку буквально голыми руками одного человека. У офицеров ничего не получилось.— Черт, Мэйнард, мы теряем много времени! Направо, въезд там, всего несколько сотен метров!Они оба вновь сорвались с места и побежали направо относительно своей прежней позиции. После получасового марш-броска по непроходимым джунглям они довольно сильно устали и не слышали ничего, кроме быстрого биения собственных сердец. Наконец, прибежав на КПП со шлагбаумом и небольшим бетонным укреплением с пулеметной точкой и железной дверью в качестве будки охраны, они без спроса забежали на территорию аэродрома, минуя стоящего в дверях укрепления дежурного-рядового с сигаретой во рту, сразу вставшего смирно при виде старших офицеров, даже его не заметивших. Только сейчас они смогли слышать другие звуки, те, которые уже просто невозможно было не услышать в такой близости. Нескончаемый гул самолетных движков и подобный звук, монотонно повторяющийся несколько раз в секунду — вращение вертолетных винтов. Прежде, чем они успели поднять головы, раздался очередной свист ракеты, сопровождаемый оглушительным взрывом и превращением стоявшей на пригорке вдали 37-мм зенитки M1 в груду разлетающегося металлолома.Может, офицеры и выиграли гонку (в прямом смысле) прибытия на запасник, но японские летчики теперь выиграли сражение. Они были достаточно умны, чтобы первым делом ликвидировать американскую ПВО, предупредить расчеты которой так рвались Мэйнард и Тёрнер. Теперь это было бесполезно — в ближайшие несколько минут все зенитные орудия на базе постигнет судьба броневика М16 на главном аэродроме и этой зенитки. Все стало повторятся — как и там, поднятый по тревоге личный состав забегал по территории, летчики пытались занять места в своих бомбардировщиках и транспортниках, которые уже начали бомбить японцы, самолеты и казармы взлетали на воздух одни за другими. После короткой очереди из зенитки загорелся и упал ровно на взлетно-посадочную полосу один из «Зеро», по инерции пройдя чуть ли не половину ее длинны и приложившись сгорающим хвостом к одному из C-47.Дежурный, куривший на блокпосте, уже забежал вглубь базы, но пулеметная очередь одного из вертолетов, по мере схождения трассеров изменила свою траекторию так, что выпущенные из пулеметов на разных сторонах вертолета крупнокалиберные пули попали ему точно в плечи, оторвав сразу обе руки. Солдат в ужасе закричал и упал, брызгая кровью из поврежденных артерий в обе стороны и пытаясь отползти или хотя бы перевернуться, но уже через минуту его попытки прекратились, а полусогнутая нога бессильно разогнулась обратно. Одна из бомб взорвала топливное хранилище, после чего из пламени повыбегали другие горящие солдаты, пытавшиеся на ходу потушить снаряжение или хотя бы сбросить его, давно ведомые не уставом или собственными достоинством, а только «реактивным» инстинктом самосохранения, выдававшим им решения по самоспасению из глубины мозга, от знаний и рефлексов, которые были в сотни тысяч раз древнее как любого воинского устава, так и любой из сотен книг, каждая из которых претендовала на то, что именно в ней содержится самая настоящая истина о правилах жизни. Война отлично расчеловечивала, а угроза умереть самым болезным способом из возможных — намного лучше.Но в чем-то человек был сильнее своих инстинктов, и архаичные образы действий горящего человека уже не спасали того, кто был покрыт всполыхавшим горючим, а потом и вовсе обстрелян свинцовыми конусовидными предметами с огромной скоростью полета. После пулеметной очереди у горевших точно не осталось шансов на выживание, но они были, скорее, подсознательно рады куда более быстрой и менее болезненной смерти, чем то, что ожидало их без этой очереди. Нишигаки в очередной раз почувствовал себя вершителем судеб и настоящим богом на земле. Он вновь ставил себя в один ряд по силе и возможностям с многими сущностями и богами.— Эй, демон, ты, конечно, хорошо помогаешь мне, поддерживая мои аппараты в воздухе, но отнимаю жизни тут по прежнему я, хах! - лейтенант бравировал даже перед собственным они, которому, по своему же мнению, был обязан всей летной карьерой от первой посадки в самолет до этой секунды.Он дернул ручку управления чтобы развернуться направо, что у него успешно удалось, но в один момент он стал заходить слишком далеко. Вертолет постепенно закрутило и он стал терять высоту, Нишигаки безуспешно пытался исправить это и выйти из аналога самолетного штопора. До земли оставалось буквально десять метров. Все мысли и воспоминания перемешались в голове у летчика. Что ж, видимо, ему суждено умереть третьего хадзуки, месяца опадающей листвы, 2605 года от основания Японии, 20 года эры Сёва. Вертолет занесло в сторону американской наблюдательной вышки. Но буквально в последнюю секунду он внезапно остановился, пошел в обратную сторону и стал набирать высоту.«Ну что, кто здесь вершитель судеб?» - раздалось в голове у Мичиру Нишигаки.Он больше не имел ни малейшего желания спорить с существом, деятельность которого была основополагающей для его нахождения в воздухе. Это стало для него хорошим жизненным уроком, почему нельзя в порыве эмоций ставить себя так высоко. Он был вершителем чьей-то судьбы, но и его судьба была в чужих руках.Тем временем Мэйнард и Тернер прибежали в один из ДОТов, углубленных в землю, где раньше находился один из командных пунктов, но теперь явно никто не обитал. Прорвавшись через единственную преграду в лице несрубленной тропической флоры близь входа им удалось легко попасть внутрь. Здесь офицеры были в относительной безопасности — хотя бы, их нельзя было достать пулеметными очередями, а сбрасывать бомбу на казавшееся пустым углубленное в землю укрепление, которое еще надо сначала рассмотреть, японцы вряд ли собирались. Когда Тернер нащупал на стене переключатель и подал напряжение на тусклую лампочку, одиноко висевшую на потолке, офицеры сели на находившиеся там стулья и отдышались.— Ну, сэр полковник, мы облажались полностью, второй раз. Это чертово новое оружие узкоглазых всегда появляется неожиданно и тогда, когда это меньше всего надо. Что ракеты, что вот это вот все. Какие еще на острове остались крупные подразделения?— Как бы тебе сказать, думаю, никаких. Есть небольшие гарнизоны береговой обороны и морпехи, но не факт, что они все живы, потому что налёт мог быть осуществлен и на них. Если они живы, самое лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это уплыть с Тиниана на каком-нибудь десантном катере, если он тут есть. Правильнее сказать, если он тут все еще будет, когда узкоглазых здесь уже как раз таки не будет. Сейчас нам делать нечего, сваливать с острова это форменное самоубийство, на чем угодно мы будем засечены и потоплены. К тому же, надо соединиться с выжившими и попробовать организовать хоть какую-то связь с командованием, снабжение и все подобное, мы же все еще офицеры американской армии, а не какие-то ублюдки с пушками, думающие лишь о том, как унести свою задницу прямо сейчас. К тому же, кто-то наверняка сдал джапам планы и карты, потому что слишком уж вальяжно они себя чувствовали здесь, как будто и так все места знают.— Сэр полковник, они и так все знают. Оба этих аэродрома построены джапами и использовались ими до середины 1944, пока наши не захватили этот остров. Они могли просто воспользоваться старыми картами, все таки, аэродромы точно никуда не сдвинулись. Но, черт возьми, почему именно сюда и сейчас?! Это уже не выглядит как череда дебильных случайностей, как Симоносеки. Если эта чертовщина продолжиться, я приеду домой не то что не жив и здоров, а по частям. Когда у меня остался один глаз, я не могу позволить себе потерять его еще раз, но с каждым долбанным днем шансы этого только вырастают.Приглушенно прозвучал еще один сильный взрыв снаружи. Даже в ДОТе ощущалась его ударная волна, и вибрация прошла по всему укреплению дальше. Лампочка на потолке закачалась, но, к счастью, выдержала — перспектива остаться здесь еще и без света совсем бы дополнила безрадостную картину пребывания американских офицеров на собственном аэродроме на правах чудом выживших.— Слушай, майор… Ты не видел на аэродроме «Скайтрэйн» с хвостовым номером 31111? Он примечательный такой, все цифры кроме первой — единицы.— Да я понял… Ну, видел его, хоть и краем глаза, пока пробегали, а что?— Он цел? Хотя бы, на тот момент он был цел или джапы как-то его повредили?— Ну, вроде цел. Экипажа там не было, стоит он у ангара почти, наверное, цель не приоритетная, он же почти невооруженный. Сэр полковник, а зачем вам вообще конкретно этот самолет?— Там… Да уж. Все таки такой момент произошел.— Что? Виноват, какой момент?— Слушай, Мэйнард, пойми меня правильно, уверен, у тебя тоже такое было. Я не имею права сказать тебе, что мне оттуда надо, и ты вообще не должен был бы об этом знать, но сейчас рядом нет никого другого, кто мог бы мне помочь, а уж тем более нет возможностей реализовать это, так скажем, по уставу. Там бумаги и некоторые детали, и знаешь, для наших погон было бы очень хорошим подспорьем, если бы мы как-то достали эти бумаги и вернули их в Вашингтон. Тогда, возможно, нам не придется до конца службы чистить сортир на Алеутах, разжалованными в рекруты за то, что мы допустили здесь.— Я вас понял, сэр полковник, но вряд ли все будет так плохо, как вы описали. В конце концов, я даже не занимал тут руководящих должностей.— Для тебя-то ладно, тебе действительно вряд-ли будет что-то серьезное, но я был ответственным за противовоздушную оборону этих аэродромов. Для галочки, нигде даже подумать не могли, что джапы действительно атакуют такую дальнюю цель. Я здесь охранял некоторые важные вещи, которые теперь могут быть утрачены из-за произошедшего. И это реально была большая ответственность, погоны у меня точно полетят.— Сэр, вы имеете в виду, этого можно избежать, если мы попробуем забрать все эти бумаги из того самолета?— Ну, не совсем… Отчасти, да. Это реально важно, не для меня, для всей страны. Если джапы уничтожат это — это будет их большая победа. Знаешь, нам сидеть на этом острове еще как минимум несколько суток, поэтому я тебе даже не приказываю, а предлагаю сходить и забрать их.— Это действительно немного самоубийство… Но, раз это важно для страны, сэр полковник, я готов. Но не разумнее было бы дождаться, пока джапы улетят?— Возможно, но теперь у них здесь буквально нету способных нанести вред противников, кто сказал, что они остановятся и не уничтожат абсолютно все самолеты на аэродроме? Нам нужны бумаги, они сгорят при любом взрыве или просто придут в негодность от прямого попадания, если узкоглазые хотя бы случайно атакуют этот самолет.— Понял, сэр полковник. Идемте, нужно достать их, раз они так важны.Мэйнард встал и вышел из ДОТа на улицу, где все еще ярко светило солнце, а воздух сотрясали уже поредевшие количеством звуки стрельбы японских пулеметов и различных взрывов. Полковник вышел за ним, предусмотрительно выключив свет в их мини-крепости. Американцы неспеша вышли из-за густой растительности, попав на аэродром не совсем легальным путем — они сократили путь и вместо созданной между коммуникациями дорожки прошли через заросли к бывшему забору, сейчас представлявшему из себя свалившуюся сетку Рабица с многочисленными разрывами от ударных волн взрывов и пулеметных выстрелов. Пройдя по уже расположенному горизонтально на земле забору, они сразу попали в узкий проход между этим самым забором и самолетным ангаром, который, вроде бы, пострадал не очень сильно — конечно, все стекла были разбиты, а на бетонной стене остались следы беглых пулеметных очередей, целенаправленной стрельбы по ангару, казалось, не проводилось. Звуки японских самолетов тем временем постепенно удалялись, а отсюда офицеры даже не могли рассмотреть, где именно те сейчас находятся. Преодолев всю длинну ангара, они аккуратно зашли в само помещение, где и стоял один-единственный самолет, тот самый C-47. На его хвосте действительно было краской написано «31111» - видимо, этот номер был для аппарата счастливым, поскольку он оказался одним из немногих своего типа на базе, кто не был сожжен или взорван японским налетом. Офицеры подошли к нему. Надо сказать, что как и любой транспортный самолет, он был довольно огромный — длинна была около 19 метров, а высота составила 5 метров. Даже два вполне высоких американца смотрелись на его фоне как маленькие муравьи. Тернер попытался открыть дверь в десантный отсек, во второй половине самолета, что у него легко удалось. Оба офицера залезли внутрь.
В длинном отсеке по обе стороны стояло по двенадцать сидячих мест — значит, самолет был рассчитан на транспортировку 24 десантников. Но в этом случае там не было ни одного, зато почти в самом конце, у перегородки к кабине, стоял большой деревянный ящик, накрытый сверху большой маскировочной сетью, раскинутой в стороны на некоторые из этих самых сидений, а частично, максимально близко к кабине, где их уже не было, просто на пол. На самом ящике с видимой стороны была в десять строчек написана какая-то нечитаемая с такого расстояния информация, а внизу красовался флаг США, символ ВВС США и надпись белой краской — 509 CG. 509-ая смешанная авиагруппа. В этом подразделении служил и сам полковник Тернер. Подойдя к этому ящику, полковник приподнял маскировочную сеть и отодвинул ее дальше. Под ней на ящике лежала завязанная слегка пожелтевшая картонная папка, где помимо написанной от руки информации в соответствующих полях стоял красный штамп ”Top secret”, как будто это был какой-то клишированный шпионский фильм, где всю секретную информацию намеренно хранили с такими пометками, чтобы невозможно было ошибиться, когда крадешь ее. Но, как оказалось, обычный штамп о секретности хоть и перекочевал в такие фильмы, из реальности исчезать не собирался. Полковник не стал развязывать и смотреть эту папку, а заткнул ее себе за ремень и пошел к выходу из самолета.— Сэр полковник, а этот ящик? Его мы тоже понесем?— Как бы тебе сказать… Он весит что-то около двух центнеров. Есть у тебя есть желание таскать это и идеи, куда его можно принести? Думаю, нет. Пусть он стоит здесь. Мы вернемся за ним, ну, или другие.— Разрешите вопрос, а что там находится?— Хороший вопрос, но опять же, пойми, я подписывал соглашение о неразглашении. Те, кому можно, знают, что там, но тебе нельзя.— Понятно, тоже военная тайна… А теперь-то куда?— Обратно. Главное, бумаги в сохранности. У них гораздо больше шансов уцелеть, если мы будем хранить их на столе в бетонном укреплении, чем в самолете на разрушенном аэродроме.Офицеры вернулись в свой ДОТ. Это был вечер 3 августа 1945 года, атолл Тиниан.***А это было утро 4 августа 1945 года, в Гонолулу, на базе Перл-Харбор. Опять Кертис Лемэй, опять Дуглас Макартур, опять адмирал Честер Уильям Нимиц. И снова чтобы поговорить о своем же поражении. Кажется, эта бухта была какой-то проклятой — здесь произошло худшее поражение США за всю Вторую Мировую Войну, и здесь же уже второй раз обсуждались другие неожиданные серьезные провалы, причем одними и теми же лицами. Не хватало еще только второго налёта японцев на Перл-Харбор, чтобы завершить безрадостную картину нехорошего места.Но они собрались здесь не для ожидания налета японцев, а для обсуждения уже прошедшего вчера днем. Собранных отовсюду случайных офицеров, выдернутых из насиженных кресел на уже ставших тыловыми архипелагах в этот раз не было — за один день прибыть на место смогли только те, кто служил на близлежащих островах и имел доступ к авиаперелету в любое время, либо те, кто и вовсе тянул лямку на Перл-Харборе и никуда отсюда не уходил. В зале было намного меньше народу, чем в прошлый раз, но было в этом и некоторое преимущество — чем меньше было абсолютно незаинтересованных, пригнанных буквально из под палки офицеров, тем меньше было шансов услышать вместо вопросов по теме насущные проблемы отдельных командиров, как это сделал Роджер Рейми со своим конвоем снабжения после неудачи на Симоносеки.Тем временем вышеупомянутые Лемэй, Макартур и Нимиц стояли у трибуны. На столе перед ними были раскиданы какие-то бумаги, очевидно, являвшиеся текстами или документами для более связного и понятного донесения информации собравшимся офицерам. Первым начал Макартур. Он привлек внимание аудитории, обратившись к «господам офицерам» хорошо поставленным громким командным голосом, каким и должен был обладать военачальник такого уровня.— Итак, офицеры вооруженных сил Соединенных Штатов Америки и союзных государств, прежде чем начать, я считаю, что обязан предварительно доложить о причинах, почему это заседание вообще происходит. Конечно, офицеры из 509-ой смешанной авиагруппы уже и так все знают, но необходимо посвятить и остальных. Вчера днем японские летчики совершили налёт на наши аэродромы на острове Тиниан. Этот налет, к сожалению, имел большой успех для них, поскольку им удалось изначально обезвредить ПВО. Более того, японцы применили ранее неизвестный летательный аппарат, обладающий действительно серьезными боевыми характеристиками. Хотелось бы сразу отметить, что врагу не удалось достичь поставленных целей — из радиоперехватов следует, что враг планировал уничтожить оба аэродрома, на самом же деле ему удалось лишь повредить большую часть самолетов на техобслуживании, стоявших на взлетно-посадочных полосах.Макартур откровенно врал и понимал это. Но банальная военная смекалка и приказ сверху не давал ему сказать что-то вроде «джапы победили, мы облажались» перед большим количеством подчиненных ему офицеров. Нельзя было придумать худшего удара по боевому духу, чем внезапный переломный момент в казалось бы самом конце войны, когда среди солдат уже ходили слухи о каком-то новом оружии, которое поможет уничтожить Японию даже без прямого вторжения. Эти люди были полностью готовы как ожидать применения этого оружия, так и в соответствии с планом «Даунфол» захватить острова традиционным путем, невзирая на потери и проблемы, до сих пор смеясь над узкоглазыми, которых так реалистично, по их мнению, отобразили в “Tokio Jokio” два года назад. От правды про Тиниан не будет лучше никому, кроме врага.Дальше доклад продолжил Лемэй. Он подвинул лежавшие перед ним бумаги, видимо, отбирая нужный сейчас лист, и заговорил.— Чтобы предотвратить распространение дезинформации со стороны противника и распространения панических слухов, мы сообщаем известную на данный момент информацию о новом японском аппарате. Как сказал сэр Макартур, его боевые характеристики хоть и хороши, но не лишены недостатков. Можно сказать, что это крупный транспортный автожир, на который кустарным способом были установлены зенитные ракеты. Это уникальный случай, но мы склонны считать, что таковым он и останется. Япония не способна наладить бесперебойное производство столь дорогой техники, а то, что они прибегают к пусть и эффективным, но все еще кустарным переделкам из транспортной авиации в боевую, лишь подтверждает это — военная промышленность Японии уничтожена практически полностью. Касательно установленных там ракет, это штатное противовоздушное средство, впервые примененное ими еще в апреле при обороне пролива Симоносеки — Лемэй поерзал на месте, вспомнив, как это было — Оружие довольно эффективное, но, на самом деле, очень примитивное. То, что они вместо более подходящих в такой ситуации пушек повесили именно эти ракеты, говорит о неспособности японцев продолжать создавать необходимое количество авиационного вооружения.«Как будто создавать ракеты намного проще чем автопушки...» - подумал генерал, поражаясь всей той лжи, которую он сейчас рассказывал внимательно и не очень слушающим его офицерам.Один из офицеров в зале встал.— Сэр генерал, Вы говорите, что японцы не могут создавать много авиационных пушек, но могут много ракет? - спросил у Лемэя один из них, полковник армейской авиации.«Только таких вопросов еще не хватало...»— Полковник, в следующий раз спрашивайте разрешение у старших по званию прежде чем спрашивать. Насчет самого вопроса — как бы это странно не выглядело, но да, это так. Я, как первый командир, столкнувшийся с японскими зенитными ракетами, а так же получивший десятки рапортов и личных бесед от пострадавших из-за них пилотов могу заявить, что производство этих ракет куда более простое, чем авиапушек. Ракета не требует огромного количества боеприпасов или систем управления, в последней японской версии она представляет из себя обычный стальной корпус с взрывчатым веществом, приводимый в движение реактивным способом. Единственная особенность ракеты в ее способах запуска и определенных содержащихся там веществах, без которых она не пролетит больше сотни метров. Заверяю вас, эти вещества не производятся и не добываются в Японии, а последующие поставки стали невозможны в связи с капитуляцией Третьего Рейха. К тому же, даже если сопротивляющиеся нацисты попробуют доставить уже готовый груз японцам, их ожидает неудача, поскольку морская блокада Японии не ослабевала ни на день.Понимая, что его сослуживец просто загоняет разговор в другое русло, стремясь ответить на вопрос офицера из зала максимально широко и с большим количеством лишней информации, Макартур решил подсобить ему.— Сэр Лемэй прав. Японский архипелаг находится на три четверти в блокаде и способен осуществлять морское сообщение только с портами Кореи и Манчжурии по Японскому морю, если, конечно, наши подводники не торпедируют их и там. Превосходство в воздухе, конечно, вынужден признать, ставиться под вопрос на территории самих островов, но все воздушные пути к Японии заблокированы. Даже если прямо сейчас какие-то самоубийцы решат поддержать полумертвых джапов, от этого не будет никакого толку, потому что они прост не смогут доставить эти ресурсы в японскую метрополию, а в аграрных колониях и оккупированных зонах они не имеют никакого значения. Сейчас следует ожидать, что у японцев получится нанести нашим войскам несколько небольших поражений, используя привлечение масс последних ресурсов и новые виды смертников, но это никак не сможет обратить неизбежный коллапс Японии. К тому же, я и мой штаб приложат все усилия для минимизации потерь среди личного состава.«Неукротимый Дуг» не то, чтобы много соврал в своей речи — информация о блокаде Японии, истощении ресурсов и ожидании коллапса была действительно верной. Так или иначе, он не знал ни про U-234, уже доплывшей до точки назначения и так и не обнаруженной впредь англоамериканскими флотилиями, не знал и про обнаружение Квантунской Армией месторождения в Дацине, да и, честно говоря, как и Лемэй, не знал, с чем реально столкнулись войска на Тиниане. Лишь получив первичные описания от очевидцев с ближайших территорий, а так же тех, кто сбежал с Тиниана на Сайпан на лодках и катерах, он при поддержке некоторых экспертов по авиации составил небольшое описание этого автожира с ракетами, из которого исходило, что его происхождение и так уже известно, выявлены недостатки и причины появления — в общем, все идет по плану, все под контролем. Это не было чем-то особенным для американцев — с изначальной верой в то, что крутые парни все равно надерут задницу любому врагу демократии, показать недостатки вражеского оружия еще до того, как они были выявлены, было вполне допустимым, учитывая, что оно все равно должно было обнажить хоть какие-то недостатки в будущем и, как в сюжете политически ангажированного фильма, опять с треском проиграть дядюшке Сэму. Это ожидалось и теперь. И все же, у Макартура были некоторые сомнения, настолько ли прост и бесполезен новый японский автожир.Но было бы ошибкой предполагать, что это серьезно его волновало. Он прекрасно помнил, как немцы уже в последней фазе войны догадались создать «Фау-2» и бомбили ими Лондон. Это, безусловно, носило серьезный моральный эффект — немцы первые в мире создали баллистическую ракету и разрушали вражескую столицу уже тогда, когда войска коалиции во всю продвигались по Франции, а большевики отбивали Прибалтику. Но что из этого вышло? Даже тысячи этих ракет не смогли поменять не то что весь ход войны, а даже тактическую ситуацию хотя бы на одном направлении. «Оружие возмездия» оказалось бесполезным, а вполне обычное американское оружие без проблем стерло в пыль вермахт и за последующие 9 месяцев решило нацистский вопрос. Рейх погиб. Японскую Империю ожидает то же самое, даже если она сделает еще сто или тысячу автожиров с ракетами, за которые посадит срочно набранных с улиц пилотов, до этого не видевших в глаза даже самолетов. Зачем было раздувать из этого панику и утверждать, что японцы совершили какой-то технологический прорыв? Достаточно было трансформировать первоначальный страх и непонимание в ярость на врага за павших товарищей, чтобы они понимали, зачем через два месяца должны будут повторять D-Day на Кюсю.В отличии от большинства других командующих, даже генералов, Макартур был осведомлен о Манхэттенском проекте, и даже был лично знаком с Полом Тиббетсом, командиром 509-ой специальной авиагруппы, заготовленный для теперь отложенного скорого ядерного удара по Японии самолет которого находился на аэродроме на соседнем Сайпане и лишь по чудесному стечению обстоятельств не прибывший на Тиниан вовремя, за неделю до вылета. Были целы и будущие исполнители удара, и их техника, да и судя по отсутствию на Тиниане ядерного взрыва, сохранились и сами бомбы — оставалось лишь найти и погрузить их в самолет. Япония обязательно превратиться в пепел.Дуглас Макартур улыбнулся, разговор генералов продолжился, но уже не был особо важен.