Страна Незаходящего Солнца. Том I

Глава VII

На территорию химического завода в Хыннаме, что находился в северной части генерал-губернаторства Кореи, въехал офицерский «Куроган». Вернее, почти въехал — дальше путь преграждал шлагбаум. Из стоявшей рядом сторожевой будки медленно вышел часовой, поправляя «Арисаку» на плече. Процедура проверки документов была такой же, как и всегда — удостоверения, пропуски, все дела… Регулярно бывавшие на этом объекте выполняли все требующиеся от них действия уже автоматически.Несмотря на свое ранее многократное пребывание на объекте, совсем не автоматически сделал это генерал Такео Ясуда, некогда начальник научно-технического управления авиации Императорской Армии, вот уже три года не имевший отношения к разрабатывавшимся здесь вещам. Впрочем, он не был даже уверен, что вновь был отправлен сюда за тем же, чем и ранее — в такое время ему казалось немыслимым, что некогда предложенные им и оказавшиеся очень эффективными исследования потенциального боевого применения урана, еще окажутся полезными для страны. Весь свой путь до завода генерал вспоминал свои встречи с Ёсио Нисиной, ученым-физиком, в далеком 1940 пояснявшего генералу авиации, далекому от глубокого изучения науки, связанные с этим самым ураном вещи. В пылу бесконечных сражений, за эти пять лет он даже не соизволил поинтересоваться у этого ученого, на минуточку, главы Института физико-химических исследований, продолжает ли тот изучение урана, или хотя бы к каким выводам пришел. Все связанные с этим вещи давно были переданы под управление Императорского Флота, и генерал армейской авиации одновременно не мог узнать это чисто физически, а так же не мог пересилить свою гордость, чтобы попробовать получить к этому доступ. Ясуда наконец-то отвлекся от своих мыслей и посмотрел в окно — кажется, он прибыл. Водитель, рядовой солдат из техобслуживания авиации, находившийся под прямым командованием этого генерала, остановился перед маленьким зданием, больше напоминавшем какой-то железный сортир или одиночный ДОТ, а конкретно перед его железной дверью. Генерал вышел и скомандовал своему шоферу ждать возвращения, напомнив о необходимости выключать двигатель на время такого простоя, поскольку дефицит топлива еще не преодолен до конца.Ясуда зашел в здание, неаккуратно хлопнув дверью. Все, что он нашел там, это лестницу вниз. Когда он уже собрался спускаться, оценив длину как «довольно высокую», он заметил еще и лифт сбоку. Да, ему, кажется, сообщали об этой возможности в приказе, из-за которого он вообще прибыл в эти места. Ясуда зашел и аккуратно дернул рычаг, закрывший гидравликой двери и постепенно отправивший лифт вниз. Его скорость была довольно высока, уже через несколько десятков секунд двери вновь открылись и генерал вышел в коридор целого подземного комплекса, оформленного, очевидно, под научные лаборатории. Ясуда не был здесь раньше. Скорее всего, Нисина построил все это уже после передачи ему руководства проектом. Генерал почти прошел в главный зал, но его внимание привлекла табличка на стене. Это был план комплекса, конкретно здесь — первого уровня, что говорило о том, что он был еще и «многоэтажным». В одном крыле, где было много всевозможных кабинетов, он наконец нашел тот, где, согласно надписи, заседал Ёсио Нисина, и направился уже туда, все так же через главный зал.Дойдя, генерал несколько раз постучал. С той стороны знакомый голос разрешил ему пройти. Ясуда зашел в подземный кабинет. На самом деле, он ничем не отличался от кабинета любого исследователя на поверхности, здесь так же не было лишних предметов и вещей, размещаемых военными и чиновниками то для красоты, то для соблюдения какой-нибудь, иногда выдуманной, традиции, то просто с целью показать свою состоятельность редкой или дорогой вещью. Одна отличительная деталь — здесь вообще не было окон. У привыкшего быть в воздухе или на земле генерала ушло несколько секунд на осознание причин этого.— М? Генерал Ясуда?— Хех, да, я. Вы ведь меня помните?— Конечно помню, как забыть! Без Вас этого всего бы не было! Ладно, куда так официально, раз мы еще помним друг друга, можно и более фамильярно. Такео, как ты сюда попал? Снова переводят на дела, связанные с ураном?— Почти. Я все еще в авиации, но теперь мне почему-то доверили командование стратегической авиацией на материковых территориях. Здесь, в Маньчжурии, Китае, Индокитае и Бирме. Даже не знаю, почему, наверное, надо было меньше предлагать все время таранить бомбардировщики врага. О том, зачем я здесь — тоже приказ, сказали, тебе есть, что сообщить мне насчет оружия на уране. Ты все таки придумал, как его сделать? А то я уже в отставку собирался через месяц-другой.— О, не только придумал. Гитлер успел прислать подлодку, которую мы буквально выхватили из под носа у гайдзинов и направили сразу сюда. Там было самое важное, то, без чего мы не смогли сделать это раньше.— Ну что там было? Я не имел много времени на ядерную физику после отстранения от здешних дел, я мало что помню.— У нас было все, кроме сырья. И Гитлер умудрился доставить нам полтонны этого самого урана! Это буквально победа! Нам удалось запустить и реактор, и сепаратор, и создать эту вещь. У нас есть урановая бомба, и это не шутка. Надеюсь, ты сам понимаешь, что это максимально секретная информация, и, думаю, тебе стало понятнее, почему тебя решили выдернуть на командование стратегической авиацией в Китае. Такие вещи можно доставить лишь при помощи очень грузоподъемного самолета.— Ух ты… Серьезно? Намекаешь на то, что мне приказано на кого-нибудь сбросить эту штуковину? Тхе, подожди, ты как-то слишком резко сваливаешь на меня всю эту информацию, я не успеваю понимать. То есть, серьезно, бомба на уране создана и проверена?— Ну, не совсем проверена, на это нет времени, командование вынуждает нас идти на опережение, испытания проведутся, так сказать, в реальном времени. Даже составлен список целей. В твоем ведении лишь вопросы, так сказать, технической составляющей. То есть, организовать все необходимое руководство и снабжение, чтобы бомбу привезли куда надо, правильно погрузили и вообще, чтобы с ней взлететь можно было. Она очень тяжелая. Мы взвешивали, четыре с половиной тонны.— Чего? Четыре с половиной? Куда я должен ее запихнуть в бомбардировщике? Кто вообще это придумал? Он сам-то бы хоть почитал о понятиях максимальной взлетной массы, полезной нагрузки и подобном. Ладно, хорошо, я не главный начальник, приказано — сделаю. Просто, мне интересно, а что, если все это впустую? Ну, сбросим мы кое-как ее, а она не взорвется, или слишком слабая окажется. Я так понимаю, после этого мы с тобой вдвоем делаем сэппуку быстрее, чем о неудаче сообщат в Токио?— Ну, ты резко как-то. Не обязательно сразу бежать за катаной. Нас, конечно, не похвалят, но и не тронут.— В смысле? Я думал, это проект на десятки миллионов йен, и профукать это само по себе смерти подобно. Мы мало того, что создали оружие на уране, так еще и дешевое?— Хах, абсолютно нет. Да, десятки миллионов йен. Но здесь играет роль сразу два фактора. Первое я уже говорил. Нас просто попросили уже поскорее эту бомбу использовать, ответственности за результат нет, да он им похоже уже и не интересен. Напомню, что они попросили делать это без испытаний и прочего, то есть, любая ошибка и оплошность допустима, может она вообще не взорвется, это был приказ сверху. Второе — кажется, на деньги им теперь плевать. Я не совсем понимаю, что происходит, но это выглядит именно так. Министерство экономики отсыпает из казны любое нужное тебе количество денег, не особо следит за их передвижением и не интересуется расходом. Как будто последний день наступил, их не волнует, что будет дальше. Да и ситуация вроде не очень-то к такому располагает — рабочим зарплаты месяцами выдать не могут, половина офицеров живет на трофеях да что остается от старых сбережений, если говорить о потомках самураев и просто знатных людей. При этом на какую-то бомбу, не факт что эффективную, нам готовы выдать сколько угодно денег по первому требованию. Слушай, ты же несколько лет уже торчишь в Токио, наверняка знаком с многими из генштаба, слушай, у всей этой темы нет каких-то высоких покровителей? Если что, официально это называется проект «Ф-Го». Может, что-нибудь о нем говорили?— Да не смеши. Генштаб только выглядит как собрание умных великовозрастных офицеров, решающих насущные вопросы страны и фронта. На самом деле это какой-то цирк, особенно с этими армейцами. Большую часть времени за последние полгода я провел вовсе не в разработке каких-то планов и идей, а убеждал командование, что не имеет смысла пытаться сбивать американские «суперкрепости» мелкокалиберными пулеметами и одиночными выстрелами автопушек, когда можно просто протаранить их и гарантированно разменять один свой самолет на один вражеский заместо потери целого звена от бортовых стрелков. Думаешь, меня слушали? Нет. В итоге все дошло до того, что сверху приняли доктрину Канеширо, придумали «Фунрю-4» и стали вообще сбивать все с земли. Не хочется признавать, но это работает намного лучше обоих вариантов. Когда спорить про борьбу с бомбардировщиками стало неактуально, ко мне привязался Ониси со своими рассуждениями о камикадзе, надо сказать, вполне здравыми. Его слушают? Нет, до сих пор всем наплевать. Но знаешь, такое чувство, будто на определенном этапе боги сами поняли, что кроме этих споров мы ни на что не способны, и решили сами победить за нас войну. После бомбардировок внезапно решился вопрос с топливом, теперь не получится часами доказывать какому-нибудь узколобому армейцу, почему сейчас горючее важнее для авиации перехвата, нежели для его танков в глубине острова. И ведь он не понимает, что если отдать топливо ему, на перехват никто не взлетит, и к вечеру от его танков останутся одни остовы. Что-то плетёт про свои ПВО, хотя сам знает, что там снарядов не хватит уже не то что на отражение полноценного налета, а какой-нибудь заблудившийся разведчик обезвредить не всегда выйдет. Сейчас же в ПВО всех подряд берут, так они еще и своих обстреливают иногда, просто не различают самолеты. Так, отхожу от темы. Короче, споров с подобными о топливе больше не будет. Дальше. Сейчас вот узнаю, что мы, оказывается, доделали урановую бомбу. Ну вот как после этого не поверить, что боги решили победить за нас? Столько лет постоянных ошибок и провалов, казалось, уже все предрешено, гайдзины развалят нас к середине этого года, и все так резко меняется. Как из нагромождения ошибок родился успех? Это реально противоречит всему, чему только можно. Я не удивлюсь, если окажется, что боги прислали кого-то из будущего, или, там, специально повлияли на действия и мысли некоторых людей, чтобы все вышло вот так. Все это заставляет меня совмещать знания об фундаментальном устройстве атомов с искренней верой в возможность прямого вмешательства духов и ками в наш мир. Иначе, ну, я не знаю. Если не они, то кто это сделал? А этот Канеширо? У него какая-то сквозная проницательность, я слышал, он резко приказал Квантунской Армии искать ресурсы там, где их, очевидно, не было и нету, все это знали. И буквально через пару дней они нашли там столько нефти, что на десятилетия войны хватит. Но заметь, никто не находил этого ни в период крайней нужды в топливе в конце 1941, ни после расторжения договора с русскими, ни после начала использования сосновых корней вместо горючего. А здесь как будто во сне ему пришло, где и куда срочно направить солдат. Чудеса да и только. Я правда верю, что здесь замешаны высшие силы, серьезно.— Хех, ну, наверное, ты уже немного загнул. Случайные совпадения факторов порой выдают куда более странные и неожиданные результаты, чем вмешательство божества и подобное. И да, забыл кое-что тебе сказать.— М? Что?— Командование обеспечить тебя подходящей техникой для операции с урановой бомбой не может, да и, судя по всему, не хочет, но приказ выполнить поставило. Короче, найти то, на чем получится поднять в воздух бомбу весом 4,5 тонны это исключительно твоя задача, и вот как раз если ты не сможешь даже просто применить ее, то получишь, мягко скажем, нехорошие результаты.— Ну да, как всегда… Они приказ ставят, а мне из ниоткуда нужно наколдовать бомбардировщик с неплохой грузоподъемностью. Может, решим этот вопрос так же, как и с налётами на метрополию — запустим бомбу через миномет, например? Ну а что, гении из армии бы так и потребовали, потому что минометы в их ведении. Желание стать известным и получить кучу медалей за командование запуском такой болванки у них бы сразу затмило логику, они б и не подумали, почему это невозможно. И к какому сроку я должен все это успеть?— Сброс приурочен к началу месяца, то есть, ориентировочно 31 июля или 1 августа.— Неделя? Серьезно? Это выглядит как специально невыполнимая задача для оправдания моей отставки. Только зачем, если я и так собираюсь уходить к концу года? Слушай, там точно ничего не попутали, в этот срок входит весь процесс от поиска подходящего транспорта до самой бомбардировки?— Да. Я не знаю, что будет, если ты промедлишь, но вряд ли что-то хорошее.— А я то думал наградят за провал приказа. Ладно, у меня есть некоторые безумные идеи, но мне следует проверить их не здесь, а на аэродроме. Возможно, если все получится, это решаемый вопрос. Ну вот, теперь мне надо снова покидать эти места, хотя не прошло и часу с моего прибытия. Спрашивается, зачем командование меня сюда отправляло?— Ну так, про бомбу-то я тебе передал. За этим и отправляло.— Не могли лично мне это передать? Ладно, уже не важно, я ухожу. Рад, что у тебя все получилось с этим проектом, на мне остается испытание твоей работы. Я так понимаю, ядерный взрыв это что-то вроде обычного взрыва, только очень мощного, так вот, надеюсь он снесет в пыль выбранную цель. Жаль, что не Лос-Анджелес, но что есть, то есть. Удачи.— И тебе, Такео. Еще встретимся.Ясуда вышел из кабинета, затем и из этого закутка. Он вновь посмотрел на находящийся на стене план, чтобы найти выход, и покинул комплекс тем же путем, каким вошел, через лифт. Тем же маршрутом, что и приехал, он уехал с территории комплекса и вообще из генерал-губернаторства Кореи.***1 августа 1945 года генерал Такео Ясуда находился на авиабазе, было раннее утро. Он со стороны осматривал то, на чем ему сегодня поручено принять участие в важной операции. Он рассчитывал, что это будет крупный налёт с многочисленным прикрытием и эскортом, большим количеством бомбардировочных крыльев, поддержкой с земли и планами отхода. Но вся правда находилась перед ним.Солдаты при помощи конструкций из деревянных лафетов и поддонов постепенно запихивали огромную бомбу в стратегический бомбардировщик. Производства не «Мицубиси» или «Йокосуки», а «Боинг».B-29 Superfortress. Смотря на него, Ясуда всегда вспоминал штабные споры о таране, свои собственные наблюдения за ними над Токио и опустошительные последствия действий этих самолетов. Находившийся перед ним образец был не так уж сильно похож на свой изначальный вид, а издалека и вовсе чем-то напоминал большой G4M, для японской авиации куда более привычный. Он был покрашен в коричнево-зеленый камуфляж, на борт был нанесен большой красный круг с белой обводкой, такие же были на крыльях, снизу и сверху.Очевидно, это был обычный трофейный «Суперфортресс», отныне служивший на благо враждебной Америке страны. Генерал авиации Такео Ясуда нашел его захваченным, в простое на авиабазе в степях Мэнцзяна, где местные военные функционеры, с существованием авиации знакомые лишь по рассказам проезжающих квантунских офицеров, по какой-то причине не поставили в известность другие подразделения авиации о трофее, а ослепшие японские офицеры, видимо, в упор не замечали не совсем похожий на традиционные для Империи самолеты образец в дальнем ангаре, а затем и вовсе оставили авиабазу на попечение местных военных. Скорее всего, единичный самолет оказался там в виду случайного стечения обстоятельств, брошенный сбившимися с курса американскими летчиками в Китае, на просторах Внутренней Монголии спокойно «потерявшийся» даже на аэродроме. Не представляющий ни для кого, кроме местных жителей и князя-чингизида интереса регион, граничащий с территориями советской Монголии и непроходимыми горами в Шаньси, мог хранить в себе хоть десятки таких бомбардировщиков, в случайном порядке лежащими среди песков и голых полей. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.Солдаты наконец закончили погрузку огромной бомбы в бомбоотсек этого самолета. Ясуда медленно прошел по взлетной полосе, приблизившись к яме, из которой бомбу вытягивали для более простой установки. Бомба почти идеально вписывалась под самые большие стойки и фиксации в бомболюке, которых, по идее, не должно быть на B-29, и Ясуда знал это. Впрочем, неоднократно встречавшееся на разных деталях бомбардировщика слово Silverplate привело его к мысли, что это какая-то специальная модификация, видимо, призванная расширить возможную нагрузку и размерный ряд допустимых зарядов. Бомба весом 4,5 тонны тоже вполне подходила под эти категории, вне зависимости от начинения ее тротилом или использования экспериментальных, как ему казалось, не особо известных во враждебных государствах, кроме США, атомных технологий. Он не был до конца уверен, что отправка такого «подарка» пойдет по плану, и что удастся осуществить сброс как положено, без лишних проблем и задержек, но выбора у него, впрочем, не было. Как бы он не относился к пришедшему приказу, его выполнение было обязательным. Ясуда жестом показал, что проинспектировал погрузку и не имеет претензий, после чего забрался в бомбардировщик через кабину. Он тоже был членом экипажа. Не так уж это и волновало Ясуду — даже если миссия была откровенно самоубийственной, погибнуть в бою было, как минимум, очень почетно. Намного лучше, чем случайно умереть от какого-нибудь рака или тромба через пару месяцев после выхода на пенсию из любимой авиации.

Ясуда посмотрел в иллюминатор — кажется, все рабочие и грузчики уже разбежались на достаточно безопасное расстояние. Он повернулся назад — все члены экипажа находились на своих местах, в бомболюке не было ничего, кроме одной огромной бомбы, которая все же была намного больше тех, что он встречал ранее.— Хирано, взлетай. Все готово. Проверь только компас.Сидевший за штурвалом летчик быстро надел шлемофон и осмотрел находящийся перед ним среди десятков показателей и кнопок на приборной панели компас. Он действительно показывал на север, как это и должно было быть.— Компас в порядке, товарищ генерал. Есть «взлетать».Летчик в мало кому понятном порядке переключил большую часть рубильников, рычагов, пультов и кнопок, причем многие по несколько раз. Двигатель запустился, самолет медленно тронулся, постепенно начиная набирать скорость. Ясуда смотрел в иллюминатор и сравнивал скорость на старте с образцами «исконно» японских бомбардировщиков — американский трофей был ощутимо медленнее, но генерал пока не мог сказать, связано это с конструкцией и весом самолета как таковым, или все таки лишние 4,5 тонны в бомболюке оказали решающее влияние, и при нагрузке обычными бомбами можно было бы взлетать куда быстрее. Ни одного взлета B-29 до этого он, понятно, никогда не видел — они стартовали для рейдов на Японию с территории давно (и недавно) потерянных Империей островов, и даже совершить ответный рейд или авиаразведку этих аэродромов было практически невозможно из-за превосходства американцев как в воздухе, на всех частях фронта, так и на море. Пока генерал думал об этом, самолет уже не только развил достаточную скорость и всевозможные ангары и объекты за стеклом стали проносится намного быстрее, но еще и постепенно сместились вниз под небольшим углом, что означало начало подъема в воздух. Генерал японской авиации взлетает на американском бомбардировщике. По крайней мере, на пару секунд он обрадовался, что летит выполнять боевую задачу, а не на какой-нибудь трибунал в Америку, где его обвинят в каком-нибудь ужасном военном преступлении по типу «незаконно сбивал американские самолеты», рассказав всему миру, как японские преступники и террористы имели наглость не сложить оружие перед США по первому требованию.Бомбардировщик был уже достаточно высоко над землей, Ясуда мог увидеть сам аэродром, небольшую ведущую к нему дорогу, джунгли вокруг и довольно близкое к территории аэродрома море. Хорошо, что это был Формозский пролив, внутренняя территория, контролируемая японцами с обоих сторон, да и никакого стратегического значения для американцев сейчас не имеющая. Иначе бы этот аэродром уже был стёрт в пыль обстрелами крупнокалиберных орудий тяжелых кораблей вражеского флота.Берег постепенно удалялся, а затем и вовсе скрылся за облаками.B-29 мог подняться намного выше, чем средние японские бомбардировщики, не говоря уж о более легкой авиации. Ясуда помнил, как одной из причин невозможности раннего перехвата заходящих на бомбардировку островов самолетов было то, что никто не мог подняться на такую высоту. Было довольно унизительно просто ожидать, пока враг подберется достаточно близко, чтобы попытаться помешать ему выполнить задачу, особенно зная, что какими бы ни были усилия, высланные на перехват несколько истребителей, зачастую устаревших, с полуобученными призывниками за штурвалами, едва ли смогут нанести хоть какой-то ущерб врагу. Генерал снова взглянул в иллюминатор. «Хорошо, что это закончилось» - подумал он, вспоминая бомбардировки метрополии. Теперь ему казалось, что жизнь планомерно налаживается — страну больше не равняют с землей, сумасшедший невыполнимый приказ оказался им выполнен, вот даже взлет прошел удачно. Он взглянул на альтиметр — прибор показывал уже 6000 метров над уровнем моря. Неплохой результат, китайцы точно не могли отправить ничего на такую же высоту, значит, угроз не было. Пока было свободное время, Ясуда достал из кармана смятую карту и развернул ее на стене, вновь смотря, куда лежит его путь.Город Чунцин. Рядом с Чэнду, Чандэ и Ичаном. Ясуда знал об этом городе лишь две вещи — во первых, его не смогли взять в ходе наступления весной 1943 года, во вторых, это была номинальная столица Гоминьдана, да и всего Объединенного фронта как такового. Именно там проводил большую часть времени «лысый Чан», довольно посредственный лидер, до войны не сумевший объединить страну, а в ее ходе не сумевший достичь ни стратегических, ни тактических задач, если вообще имел их — его действия были больше похожи на хаотичные попытки командовать, прерываемые упадком духа от поражений и банальным нежеланием. Ясуда не совсем понимал, почему штаб этого человека должен стать главной целью для такой бомбардировки — неужели в текущих условиях даже этот бесполезный коррупционер, бряцающий медальками и золотыми эполетами был чем-то очень важным для народа Китая? Даже имеющие власть на передовой и в своих провинциях генералы были во многом более важны, по крайней мере, так считал он сам. Ясуда вновь вспомнил правило - «приказы не обсуждаются». Действительно, было максимально бесполезно обсуждать целесообразность выполнения действия, которое обязательно произойдет уже в ближайшие несколько часов, и он сейчас находится на его исполнении. До Чунцина оставалось где-то 600 или 700 километров. Ясуда вновь посмотрел в иллюминатор и надел какие-то затемненные очки, которые было приказано иметь на себе всему экипажу самолета.***В беседке возле двухэтажного особняка сидело три человека. Посередине находился 58-летний лидер Гоминьдана, одетый в мундир с небольшим количеством медалей, даже без золотых эполетов, генералиссимус Чан Кайши. Он был полностью лысым, но над всей губой у него были короткие седые усы.Слева от него сидел Ли Цзунжэнь, знаменитый генерал, который еще в 1938 умудрился обмануть японскую армию и загнать ее в ловушку, но известен он был скорее за то, что был лидером гуансийских милитаристов — одних из самых влиятельных в стране, особенно с учетом того, что армии провинций Гуанси проявляли много активности в этом году, наседая на Императорскую Армию и стремясь изгнать ее со «своих» территорий, сотрудничая с Гоминьданом лишь номинально.Справа от него был Ян Сэнь. Он не приезжал сюда издалека и не должен был находится в другом городе, даже если бы войны с Японией не было — он был одним из лидеров сычуаньской клики, центр которой как раз находился здесь, в Чунцине, и, следует сказать, в этом клике очень повезло. Состоявшая из 40 малокомпетентных генералов, она все еще не была разогнана, поскольку Чан Кайши вынужден был находится здесь, и не очень-то желал переносить свою ставку в мусульманские пустыни чуть севернее или глухие горы западнее. Если бы не этот момент, Ян Сэнь, вместе с рядом других местных военачальников, были бы главными людьми в этом месте.Между тем, к особняку подъехал японский грузовик. К счастью для всех находившихся поблизости представителей Гоминьдана, в зеленой расцветке, с красной звездой на борту. Это был типичный трофейный Isuzu компартии, находившейся во временном перемирии с Гоминьданом. И да, внутри находился не абы кто, а сам глава этой компартии — еще известный как партизан, председатель Мао Цзэдун. С ним был Чжу Дэ, один из его ближайших соратников, опытный партизан и командир партизан. Мао приехал скорее как политик, чем партизан, о чем говорила надетая на него «одежда Чжуншань», или суньятсеновка, представляющая из себя обычный китайский френч, дизайн которого после смерти самого Сунь Ятсена оброс многочисленными легендами, связанными с сакральным значением числа карманов, пуговиц и так далее. Чжу Дэ наоборот, был даже не в военном мундире, а обычной полевой одежде коммунистических партизан.Гоминьдановцы неохотно вышли из беседки и поздоровались с коммунистами, обменявшись рукопожатиями. Даже на восьмой год совместного противостояния японцам политические силы Китая были не так уж теплы друг к другу, не упуская возможностей всем своим видом показать, что очень не рады встречам со своими временными союзниками. Все пятеро участников сегодняшнего события отправились в особняк, ведомые Чаном Кайши. Двухэтажное здание сегодня использовалось даже меньше, чем наполовину — занят был лишь зал с большим круглым столом, где уместилось бы еще человек десять, но текущим делегатам такая толпа нужна не была. Как и до этого, они разделились на две группы — националисты сели напротив коммунистов. Люди из числа прислуги выдали всем листы бумаги, чернила и перьевые ручки — лысый Чан не упустил возможности похвалиться тем, что у него она была особенная, американская, покрытая сусальным золотом. Писала она, правда, точно так же, как все остальные.— Ну, господа, все готовы? - спросил Чан Кайши у окружавших его людей. Все так или иначе дали знать, что готовы.— Итак, для чего я сегодня собрал вас. Наши американские союзники прислали мне кое-какую ценную информацию, напрямую касающуюся японской угрозы и будущего нашей страны, для всех, не только для меня и моих сторонников. Скажу так — восьмилетнее противостояние останется таким. Девятого года не будет. В ближайший месяц или два японцы будут выгнаны с континента, а их острова подвергнутся разрушительным бомбардировкам с помощью нового вооружения, изобретенного американцами. Так-то, я хотел провести эти переговоры позже, после капитуляции Японии и разоружения всех ее солдат, но не вижу особого смысла ждать, потому что все предрешено. Сегодня мне удалось собрать здесь всех, кого я бы желал видеть, а это значит, что было бы неплохо приступить к основной задаче — обсудить будущее Китая. Все таки, я не полный болван, и сам прекрасно понимаю, что как только исчезнет японская угроза, интерес к бумажкам типа документа о Втором объединенном фронте исчезнет в ту же секунду, и опять повторится все то, что происходило до 1937 года. Было бы довольно грустно и смешно пройти восьмилетнюю кровопролитную войну лишь для того, чтобы вернуться к двадцатилетней междоусобной войне. Да, буду честен, сегодня я собрал всех здесь, чтобы попытаться договориться с коммунистами. Но не воспринимайте это как слабость — как и вчера, как и пять, десять или двадцать лет назад, я все еще готов покончить с красными, если это потребуется. Красным следует прислушаться к этому сильнее всего.Генералиссимуса Китайской Республики прервали.— Ну да, мы тебя слышим. Интересно, как ты за одно предложение переходишь от великодушного предложения к переговорам до напоминания, как ты можешь легко уничтожить тех, с кем решил договориться. Видимо, не так уж и легко. Давайте по существу — кто что может предложить, кто что хочет сказать? Если это реально переговоры, думаю, это должно быть приоритетнее, чем обмениваться угрозами. Пусть «Гоминьдан» говорит первым, мы послушаем. - «великий кормчий» компартии был не очень доволен высокомерными речами Кайши о его силе.— Тогда, я бы хотел предложить первым делом наградить всех героев сопротивления и наказать предателей. Особенно нельзя допустить, чтобы остались незаслуженно забытыми те, кто прямо сейчас выгоняет японцев с наших территорий, это солдаты и офицеры гуансийских армий, и их непосредственные командиры. - никто и не ожидал от Ли Цзунжэня чего-то не связанного с подчиняющейся ему провинцией.Теперь говорил Чжу Дэ.— Ну, кого наградить, разберемся. Хотелось бы понять, собираются ли товарищи националисты продолжать вооруженную борьбу и репрессии против компартии сразу, как уйдут японцы? Или, может, условия жизни китайского народа значат больше, чем желание разобраться с политическими оппонентами? Более того, откуда эти гарантии, что японцы так быстро сдадутся? Американцы в ноябре 1941 тоже считали, что Советский Союз вот-вот падет и немцы возьмут Москву. И вот уже несколько месяцев мы живем в мире без нацистов. Прошло всего лишь четыре года. Где гарантия, что вот прямо совсем скоро японцы уйдут? Даже если стереть с лица земли их острова, как выгнать их с континента, кто этим займется? Они не уйдут отсюда просто так, они фанатики и будут выполнять свои приказы до самой смерти. Не будут поставлять ничего из метрополии — они начнут добывать это в Манчжурии и на береговой линии.— Как бы тебе сказать, пример с Москвой ты привел к месту. Американцы уничтожат высшее командование Японии, возможно и самого этого императора, сотрут с лица земли многие их города, а на материке Москва. Знаешь, это жест доброй воли с моей стороны, для меня важнее будущее нашей страны, а не изгнание коммунистов. Советская Россия вторгнется с севера, оккупирует нефтяные месторождения в Манчжурии и изгонит японцев из Кореи. Монголы выгонят Дэмчигдонрова и всех этих чингизидов, хотя я думал, что Чойбалсан сам из них, оказалось, они считают это реакционным пережитком. Здесь отмечу, что все территории, отнятые японцами до 1937, вернутся под наше единое управление. Дальше и американцы, и русские готовы помочь разгромить остатки имперцев на наших временно оккупированных территориях в центре страны, между прочим так же безвозмездно. Вроде бы, весь мир сейчас считает сам факт японского милитаризма серьезной угрозой, а потому готов помочь нам просто так, потому что это и их интересы тоже. Надеюсь, как коммунист, ты прислушаешься к моим словам хотя бы потому, что в этом будут добровольно участвовать большевики. Это план всего мира по избавлению от японской агрессии, не только наш. Возврат всех наших территорий к границам 1912 года — не их личное желание, а скорее идеологическая необходимость, чтобы эти островные черти навсегда поняли, что это не разные державы смяли их в ходе решения личных стратегических задач, а смяли именно их, абсолютно намеренно, забыв все разногласия лишь ради прекращения их агрессии. - ответил Чан Кайши.— Москва? Серьезно? Они ввязались в это несмотря на все потери в Европе? Честно, это даже удивительно.— Ничего такого. В Советской России живет больше двухста миллионов человек, по крайней мере так было до войны. Американская разведка знает, что их потери, ну, около десяти миллионов, не больше, скорее даже семь. Там есть ресурсы и люди не то что на разгром остатков имперцев в Азии, но и на повтор войны с Германией. Касательно их вторжения в Манчжурию, это уже решено и подготовлено. Оно начнется буквально через несколько дней, войска с мая из Германии давно переброшены на восток. Там огромное количество армий, там много танков, на порядок превосходящих немощные японские танкетки, которые никогда не могли победить в танковом противостоянии, между прочим. Нам они столько проблем доставили лишь потому, что вся наша армия это или пехота, или устаревшая лет на двадцать техника. Нормальные танковые армии громили японцев везде, в степях Манчжурии так и вовсе предвидится повторение «блицкрига» в версии красных. К сентябрю японцы потеряют все жизненно важные для армии ресурсы, к октябрю Империя останется существовать только на бумаге и в головах пары сотен партизан. Суть в том, что исполнителями этой операции будут не просто толпы солдат, а настоящие ветераны, многие из которых прошли всю Европу и не только ее. Сейчас положение имперцев похоже на то, что было у нас в 1938. Потеряно много территорий, а ополчение и призывники бессильны перед регулярными армиями, имеющими как боевой опыт, так и на порядок превосходящее техническое обеспечение. У японцев сейчас почти нет ветеранов, вся эта Квантунская Армия была раскидана ими для защиты островов и потеряна, я слышал, в марте там служило меньше трехсот тысяч человек, хотя сейчас они призвали еще столько же из рядов 16-летних манчжурских селюков. Но подумай сам — там не осталось ни одного, повторюсь, вот вообще ни единого подразделения из тех, которые были там в 1940. За пять лет все боеспособные подразделения японцев уничтожены или просто прекратили свое существование. Вспомни, как часто нам сопутствовал успех в наших военных операциях в 1937, и как это стало с 1944, понимаешь? Теперь даже мы способны зачастую разбить имперцев, а для остальных армий это не будет проблемой вообще.— А тебе, походу, нравится каждый раз упоминать, что иностранные армии лучше нашей? Американцы, случайно, не предсказали тебе кроме капитуляции Японии еще и внезапное появление у тебя сил Союзников для наступления на север?— Хах, везде-то вы, красные, найдете заговор. Просто оценивай обстановку трезво — их армии правда сильнее нашей, но разве это было по другому десять лет назад? Или сорок, когда цинские императоры проигрывали западу одну войну за другой? На фоне их, наша нынешняя армия — лучшая. Мы не первые в мире по этим показателям, и даже если ты хочешь вывести на первое место, сначала надо признать, что мы далеко позади них…Генералиссимуса Чана Кайши прервал звон стоявшего посередине стола телефона. Он неторопливо потянулся к нему и ответил.— Генералиссимус на проводе. Кто беспокоит?— Здравия желаю, это полковник Луань, противовоздушная оборона Чунцина. Над городом враг.— Что? Кто и сколько их? Куда движутся?— Один японский самолет, очень высоко, движется на север.— Сколько японских самолетов?— Один, товарищ генералиссимус.— Серьезно?! И ради этого надо мне названивать? Один самолет, мать его, он нашел. Что он вообще нам сделает, снайперски отправит одну бомбу? Не тратьте снаряды, пусть летит дальше. А тебе, полковник, на будущее — если ты продолжишь прерывать меня ради того, чтобы сообщить, что у вас там один самолет, или может вообще их нету, рискуешь стать майором. Суть ясна?— Ясна, товарищ генералиссимус, виноват. Разрешите выполнять?— Разрешаю, конец связи.Чан Кайши положил телефон и сел на место.— Ну, все, с мысли сбил уже. Мне сейчас звонил начальник городской ПВО, чтобы сказать, что они засекли целый один вражеский самолет. У кого-то еще остались сомнения, что нашей армии очень далеко до идеала? Какое, по вашему, вооружение может нести один самолет, что оно может оказаться очень опасно для целого города с дивизионами зенитных орудий? Зато сразу докладывать об этом самому высокопоставленному человеку в стране, видимо, для них необходимость.Чан Кайши встал и подошел к окну, открыв его. Из-за деревьев он даже не видел никаких самолетов в небе. Погода была почти полностью безоблачной, но даже там, где листья не мешали смотреть, все еще не было никаких намеков на вражеские самолеты.Может, и не был их там?Но B-29 Superfortress японской авиации находился в 9256 метрах над Чунцином. Трое из экипажа открыли бомболюк, проталкивая вниз огромную бомбу, что, почему-то, не удавалось. Ясуда смотрел за этим из середины кабины. Солдаты пытались вытолкнуть застрявшую бомбу чуть ли не пальцами, аккуратно пытаясь продвинуть ее по пазам в металлической конструкции, и, очевидно, усилий для этого крайне не хватало. Ясуде попросту надоело смотреть, как три взрослых, еще не старых человека не могут даже банально выбросить из самолета бомбу.Такео Ясуда встал, жестом прогнал всех троих вглубь кабины, зацепился за вовсе не предназначенные для этого поручни на крыше самолета и навалился на бомбу всем своим весом, выбивая ее ногами. Резко пройдя дальше, бомба отвалилась от конструкции с двух противоположных по диагонали сторон. Кажется, все было не так гладко даже когда дело в свои руки взял сам генерал. Решение пришло ему в голову через минуту.Он взял справа от себя один из штатных бортовых огнетушителей и бросил его вниз, выбив бомбу с третьего крепления, после чего она сама отвалилась с последнего. Ядерная бомба и огнетушитель отправились на Чунцин. Ясуда еще не до конца понимал, что он сделал, и что потомки будут использовать всевозможные описания того, как он буквально выпнул ядерную бомбу ногами в качестве примера либо абсолютного бесстрашия, либо невероятной глупости и отсутствия инстинкта самосохранения. Он все еще не совсем верил, что взрыв этой бомбы будет достаточно мощным, чтобы нанести какой-то серьезный ущерб. С помощью остальных трех солдат, ранее им отогнанных, он лично закрыл бомболюк и отправился в хвостовую часть бомбардировщика с блокнотом и карандашом, все в тех же защитных очках, вспомнив, что ему предписано хотя бы условно зафиксировать последствия удара.Прошло 40 секунд. Одинокая большая бомба была в километре над Чунцином. Через 5 секунд она была на высоте 428 метров. В 600 граммах из 58 кг содержавшегося в ней урана началась реакция деления.После яркой вспышки последовала оглушающая ударная волна. Город Чунцин полностью прекратил свое существование.***Полковник Юэ Луань очнулся на площади расположения бывшего командного расчета ПВО Чунцина. Вся его форма была в крови, расположенные рядом орудия куда-то исчезли, в ушах бесконечно громко звенел беспрерывный шум. Луань помнил, что находился его командный расчет на пригорке чуть поодаль самого города. Один его глаз был залит кровью и, кажется, уже вообще не способен был что-то видеть. Последним глазом он кое как посмотрел вдаль, но не увидел ничего кроме ровной площади. Он с трудом перевернулся на живот и перекатами отодвинулся от закрывавших обзор руин, чтобы посмотреть в другую сторону — там не было ничего, кроме сгоревших полей. Получается, город все таки был там, куда он посмотрел изначально? Полковник вновь повернулся. Ему удалось рассмотреть валяющиеся в хаотичном порядке руины и разлетевшиеся кирпичи. Где-то до сих пор стояли столбы дыма, местами даже оставался огонь. Он ощупал бинокль на шее — одна из линз была разбита. Хорошо, что приставляемый к ней глаз у полковника так же отсутствовал. Он использовал бинокль как монокль чтобы оценить ситуацию в городе издалека.Там не было людей и какого-то намека на них. Здесь было не больше пары километров до города, но даже трупов ему рассмотреть не удалось. Раздался какой-то протяжный стон со стороны ведущей в город дороги. Полковник от неожиданности уронил бинокль, разбив последнюю линзу. Выругавшись, он перекатился дальше, чтобы проверить дорогу.По ней что-то двигалось. У этого были короткие ноги, как потом дошло до полковника, они были оторваны по колено. Оно тоже было в военной форме, но обгоревшие и рваные лохмотья могли быть признаны за форму только по едва сохранившейся нашивке. Луань увидел голову, но не посмотрел в глаза. Глаз там не было. Лица, впрочем, тоже. Отвратительная черно-желтая полутвердая масса частично сползала по обуглившемуся черепу этой сущности, признавать в которой человека мозг Луаня абсолютно отказывался. Проковыляв на обрубках ног еще пару метров, это что-то затихло и свалилось на бок, от чего жижа на лице стряхнулась на землю, и полусгоревший черный череп стал виден еще лучше. Полковника охватило далеко не самое приятное чувство в горле, за которым последовала активизация рвотного рефлекса, и теперь желудок офицера был абсолютно пуст. Только сейчас он смог почувствовать еще и то, что кроме противного жжения в горле у него был какой-то неперебиваемый металлический привкус во рту, который был даже хуже, чем если бы это было последствием попадания крови в рот — трижды тяжело раненный, он прекрасно знал, как это ощущается. Он несколько раз сглотнул слюну, чтобы уменьшить эффект жжения, но справится с привкусом по прежнему не смог. Тогда он наоборот, сплюнул на дорогу, но это так же не возымело никакого эффекта.Луань лежал на спине и думал, что ему теперь делать. С одной стороны, он хотел добраться до остатков города и узнать, что же все таки произошло, с другой стороны едва ли мог сделать это физически, а после увиденного им выползшего из города существа желание посетить его стало куда меньше. Все таки переборов себя, он решился попасть в город — это было его обязанностью. Он нашел какую-то винтовку, металлические части которой все еще были довольно горячими, как впрочем и деревянный корпус, но, по крайней мере, не показывали признаков разрушения. Едва поднявшись, он, опираясь на винтовку, медленно отправился в руины, ковыляя и нередко падая. Больше чем за три часа он все-таки преодолел что-то около пары километров и оказался в городе. У полковника сильно болела голова, но он списывал все это на имеющиеся ранения. Не в силах идти дальше, Луань присел на какую-то груду кирпичей, которая, судя по виду, разлетелась из ближайшей стены в направлении, обратном предполагаемому эпицентру взрыва. Полковника стошнило кровью без каких-либо видимых причин.«А генералиссимус и Ян Сэнь? А остальные прибывшие, где они сейчас?» - внезапно вспомнил полковник. Он посмотрел вперед и понял, что рассмотреть местонахождение их довольно удаленного особняка не было проблемой, потому что абсолютно все строения между ними были разрушены. Как не увидел он и привычного особняка на холме. Судьба всех командующих сразу стала для него очевидна.Полковник смотрел на свою форму. Она была вся в пыли и порвана, по штанине теперь стекала сблеванная им минуту назад кровь, отсутствующий глаз продолжал болеть и периодически кровоточил. Оставшийся глаз уже еле видел, обзор командующего ПВО Чунцина затягивала какая-то черная пелена. Не в силах удерживаться в сидящем положении, он упал на спину и посмотрел в голубое безоблачное небо, для него уже бывшее по большей части черным.«Гребаный один японский самолет… И что это вообще такое было?»Он постепенно закрыл последний глаз. Полковник Юэ Лунь умер.С облучением около 750 рентген никто не смог бы прожить дольше.