Страна Незаходящего Солнца. Том I

Глава XI

В Пинфан ехал «Куроган». В нем сидело два человека, обычный рядовой шофер и сидевший рядом офицер.Офицеру было под пятьдесят лет, у него были усы и небольшая бородка, на глазах очки с круглой оправой, а волосы скрыты под уставной армейской кепкой. Температура в окрестностях Харбина сейчас, во второй половине августа, все еще была где-то около +15 градусов, поэтому одет он был в летнюю униформу, в отличии от многих солдат и офицеров из более северных регионов Маньчжурии и Мэнцзяна. На поясном ремне были закреплены офицерский планшет и кобура, в которой находился довольно редкий пистолет «Тип 19», предназначенный для офицеров Квантунской Армии и вообще контингента в северном Китае. Этот офицер был одним из не более чем ста владельцев данного оружия, и очень этим гордился, зная, что Тип 19 лучше оригинального пистолета Тип 14, который сложнее в производстве и хуже в характеристиках.На погонах у него было две большие серебряные звезды — значит, он был генерал-майором Императорской Армии. Над правым грудным карманом была темно-зеленая буква «М», безошибочно определявшая в нем офицера военной медицинской службы. И этот офицер посмотрел в окно.Было еще довольно темно, хотя, казалось, солнце начинало подниматься. Возле Пинфана, там, где он сейчас проезжал, было много полей. Он уже давно не бывал в Маньчжурии, но именно бескрайние пустые просторы этого региона так хорошо ему запомнились. Что здесь он мог видеть всю местность на много километров вперед, и понимать, что в этих полях нет никаких укрытий, что намного севернее, где ему доводилось бывать во время нескольких специальных операций, в степях, напоминавших пустыню, везде ничего не было. Какой-нибудь небольшой ветер здесь, не встречая препятствий, расходился на десятки километров, а немногочисленные реки были единственными источниками воды для многих людей по течению выше. Особенно это было актуально сейчас, когда на разных уровнях, из одной реки пили как японские гарнизоны, так и советские наступающие части. Генерал-лейтенант представил себе последствия, если бы кто-то, тайно, находясь условно между этими двумя категориями потребителей водных ресурсов, по середине реки, течение которой несет воду на север, к русским, запустил в реку химические отходы, споры смертельных заболеваний и подобные вещи. Он незаметно улыбнулся. Для многих людей такая мысль была бы неким представлением об ужасном будущем, но для него была вторым (после необъятных пространств) приятным воспоминанием о времени, проведенном в Маньчжурии в прошлом.Водитель свернул в небольшой городок. Здесь, на довольно узких улицах, было еще темнее, но включить фары генерал-лейтенант не разрешал, говоря, что вражеская разведка и авиация может следить за этим районом. Пока «Куроган» медленно проезжал по улицам, он рассматривал здания и проходивших людей. Не то, чтобы за эти годы поменялось особо много: в переулок, как бы скрываясь от лишнего внимания японцев, сбежал какой-то сгорбленный старый бедняк, в это время по обочине спокойно шел японский рядовой с винтовкой на плече и в каске — офицер знал это место, и, видимо, здесь все еще регулярно проходил патруль. Чуть дальше, на скамейке с облупившейся краской, сидел другой солдат с перебинтованной головой. Судя по всему, он был отправлен в тыл из-за ранения, но даже здесь фронт довольно быстро гнался за ним, ежечасно приближаясь к Харбину и Пинфану в частности. А вместе с этими городами, фронт приближался и к одному объекту, даже комплексу объектов, возле города.Через полчаса генерал-лейтенант уже был там.***Генерал-лейтенант был уже на территории объекта. После того, как машина проехала КПП, он попал в привычную обстановку — справа от него была железная дорога, которая, как он точно знал, вела с территории объекта в сам Пинфан и прилегающую воинскую часть авиации, а слева, за рвом и земляным валом, располагалось довольно большое здание учебного корпуса. Вообще, участок за этим рвом принадлежал подразделениям санитаров, которые учились там, жили там же и точно там же служили, для чего у них все было — на этом участке располагался свой плац, своя спортплощадка, своя баня и склад, игравший для этих стажеров, внезапно, роль общежития. Чуть дальше, отделенный двумя дорогами и рвами, за спортплощадкой располагалось еще одно крупное здание. Генерал-лейтенант помнил, что там находился большой лекционный зал и столовые, кинозал и магазин. Ему неоднократно доводилось бывать в этом кинозале как в качестве зрителя, так и в качестве автора кинолент. В первом случаи он смотрел, чаще всего, поставленные художественные фильмы про героев войны — например, «Сражающиеся солдаты» 1939 года, или «Сказ о командире танка Нишизуми» 1940 года. Во втором же случаи фильмы, созданные и показываемые им, были далеко не такими интересными и захватывающими, но намного более важными. Потому что это были записи медицинских экспериментов и опытов как над уже умершими, так и над еще живыми людьми. Он выяснил и запомнил очень много важных вещей о пределах человеческих возможностей, ходе и последствиях тех или иных заболеваний, воздействии на человеческое тело различных факторов и подобных вещей, а потом передавал свои знания, удобно запечатленные на этих кинолентах, своим подчиненным и ученикам. Но, пока он вспоминал об этом, «Куроган» уже проехал дальше, и после треугольного разъезда привел его еще одному КПП, рядом с которым стояло очень длинное здание, вокруг которого находились другие дороги и разъезды. Это было хозяйственное управление, крупнейшее в комплексе здание, и именно туда он сейчас направлялся.Генерал-лейтенант вылез из машины, когда та остановилась почти у входа в здание. Водитель сразу ушел куда-то в сторону столовой, а сам генерал зашел внутрь, быстро попав из проходной в длинные коридоры. Он пошел по одному из них, и шел довольно долго — к таким расстояниям он не привык даже за время службы в более высоких штабах, которые обычно квартировались в занятых бывших гражданских зданиях. Дойдя до конца коридора, генерал-лейтенант выглянул в окно, а затем зашел в тамбур и поднялся на второй этаж. Здесь он снова пошел дальше по коридору, в противоположную сторону относительно той, по которой шел внизу, и остановился перед одной из дверей, не доходя даже до середины.Он очень часто ходил сюда таким маршрутом целых шесть лет своей жизни, с 1936 по 1942 год. И вот уже три года он здесь ниразу не был. Генерал-лейтенант взглянул на дверь. Металлическая табличка на ней гласила: «кабинет начальника отряда, генерал-лейтенант Китано Масадзи». Он постучал в дверь и сразу же вошел, не дожидаясь ответа.За письменным столом сидел и что-то быстро писал генерал в такой же форме, идентичный вошедшему. Правда, в отличии от него, тот был гладко выбрит, коротко пострижен и не носил очки, а еще был явно более тучным. Еще дописывая, он, не отрываясь от процесса, крикнул в сторону двери.— Да, войдите.Генерал у двери усмехнулся.— Ну, я вошел.— Здравствуйте, вы кто? Присаживайтесь. - Масадзи Китано на секунду оторвался и взглянул на вошедшего, и тут же продолжил писать. Только через еще несколько секунд он резко отбросил перьевую ручку и уставился на генерал-лейтенанта, да так неотрывно и не двигаясь, что, казалось, зашел к нему чуть ли не сам император, а не равный по званию человек. Пошатнувшись, он начал вставать со стула, неаккуратными движениями чуть не уронив этот самый стул. - Исии-доно, я, я…Генерал-лейтенант Сиро Исии подошел ближе к нему, встав напротив. Китано уже встал смирно и выполнял воинское приветствие.— Да вижу, что ты, Китано-сан. Ты чего так реагируешь? Мы с тобой, как я погляжу, теперь одного звания. Устав не требует отдавать честь равному по званию. А, ну да ладно, я все понимаю. - Исии подвинул к себе один из стульев, стоявший во всю длину этого стола, и сел на самое ближнее к командиру место. - Ты мне лучше расскажи, что у вас тут без меня было? Три года здесь не был, все таки, а, как видишь, по приезду сразу же к тебе пришел. Я ведь помню, в каком кабинете сам сидел, и в какой тебя потом назначил.Китано сглотнул и кое-как присел на свое место, приходя в себя.— Исии-доно… Ты как здесь оказался? Почему меня не предупредили о твоем приезде?— А зачем? Я здесь не на курорт приехал, не стал передавать информацию о своем движении третьим лицам. Кроме меня, пары рядовых исполнителей и тебя, об этом знают только Ямада-доно и Хикосабуро-доно. Остальным знать не обязательно. Я сюда приехал не просто с тобой повидаться, у меня здесь есть крайне важная задача. Считай, наша цель, постоянный приказ от императора.— …Русские уже дошли до Пинфана, да?— Что? Причем тут русские? Нет, я знаю, что они наступают, но нет, русские не пришли. Однако, это напрямую связано с целью моего визита. Все таки, Китано-сан, я надеюсь, эти три года ты не провел отдыхая и безостановочно заседая в кабинете? Нам нужны практические результаты опытов, за которые ты с таким рвением выступал, еще когда я был здесь.Сиро Исии снова встал и подошел к окну, отодвинув светлую занавеску. Постояв так с полминуты, он и вовсе открыл окно, а затем подозвал Китано к себе, и когда тот подошел, сказал, указывая пальцем в окно:— Видишь это все?— Что «все»? Конкретнее.— Ну, я бы выделил две категории объектов. Здания нашего комплекса и все остальное.— Да, вижу. А что?— Теперь представь, что сюда пришли большевики. С танками и самолетами, и нет, наша героическая армия не смогла сдержать натиск и покинула объект. Большевики захватили Пинфан. Представил?— Так точно… - Китано неуютно поерзал, но действительно представлял себе такую картину, и уже далеко не в первый раз— Вот в таком случаи у нас есть два варианта, один из которых мы обязательно должны выполнить. Они взаимоисключающие. Первый вариант, это на случай, если мы ничего не сможем и большевики придут быстрее, чем мы развернем вооружение. В таком случае, мы должны будем полностью уничтожить комплекс. Нужно будет заминировать все здания, сравнять все с землей и, особенно важно, уничтожить все документы о нашей деятельности. Вообще все, что здесь есть.— Невеселая перспектива… А второй вариант?— А это то, к чему я, и, уверен, ты тоже, стремимся. Теперь представь, что окрестности нашего объекта выглядят так же, как и всегда, но почему-то прошедшие там большевики умерли через месяц, а вслед за ними и все, кто с ними контактировал. Весь этот месяц они нагружали свои медсанчасти и медбаты собой, мало кто мог даже четко определить их диагноз, да и от того не было толку, ведь таких лекарств не найти в шкафчике с таблетками в какой-нибудь санитарной машине. Большевистская армия разрушена, часть соединений прекратила свое существование, все остальные наотрез отказываются продолжать наступление и вообще попытки атак на японские позиции, наперебой придумывают и распространяют глупые легенды, в которые тут же верят и сами же пугаются, в конце концов, полностью перепуганная невидимой угрозой, от которой нет защиты, Красная Армия покидает Маньчжурию, не забывая пить из зараженных рек и терять людей даже на марше, просто как можно быстрее оставляя их трупы позади себя, чтобы не связываться с очагом инфекции. Такой вариант нравится тебе больше?— Однозначно, это наша победа. Я помню, Вы называете это «полномасштабная биологическая война». Если мы получим приказ из Токио, то обязательно успеем развернуть и применить все имеющиеся у нас средства ведения такой войны, Исии-доно.— Я даю тебе приказ из Токио. Я был там, и перед отправкой сюда, мне передали секретную телеграмму с формальным разрешением на действия. Твои руки развязаны, Китано-сан, ты вправе сделать с этой землей все, что заблагорассудиться, если считаешь, что это поможет нам выиграть войну. Но ты ведь не думаешь, что я просто встану рядом и буду наблюдать? Я командовал отрядом еще тогда, когда мы сидели в Чжунма. Я не хочу положить начало теории полномасштабной биологической войны, развить ее и в итоге не принять никакого личного участия в практической части. Понимаешь ли, Китано-сан, мне тоже хочется приложить свою руку к первому настоящему боевому испытанию наших достижений, и, надеюсь, по совместительству, к первому крупному поражению большевиков в Маньчжурии.— Я не смею препятствовать, Исии-доно. Наоборот, поддержка и личное участие такого лидера и специалиста, как Вы, сильно увеличит шансы на успех мероприятия.— Благодарю, Китано-сан. Рад слышать, что мои заслуги признают мои преемники. Несмотря на то, что я сейчас, по сути, нахожусь на более высокой должности, я даю тебе право приказать мне, на каком направлении и в составе какого подразделения я буду действовать. Я не боюсь побывать на фронте, наоборот, сейчас это необходимо для меня.— На Большой Хинган. Вам, Исии-доно, я готов доверить самую сложную, но в то же время самую важную задачу. От вашего подразделения будет требоваться совершить рейды прямо у линии фронта, чтобы отравить источники пищи и воды, а так же распространить инфекции там, где будут вынуждены остановиться на передышку и сбор сил вражеские армии. Остальное Вам расскажет полковник Такахаси.— Тот самый Такахаси?— Да, тот самый. Он будет ждать Вас в Бугте, это поселок на самом перевале. И да, Исии-доно.— Слушаю.— Не приказываю, но крайне советую получить на складе рабочую или солдатскую форму. Во время задания Вам будет не перед кем демонстрировать высокое звание, а вот советская контрразведка сделает все, чтобы взять Вас живыми. Я уверен, они прекрасно осведомлены, что наш отряд никуда не исчез из Маньчжурии, и внезапное появление генерала медслужбы на передовой заставит их действовать.— Я понимаю, Китано-сан. Как ты помнишь, я участвовал в некоторых операциях в 1936 и 1939 годах, у меня есть опыт отравления источников воды как на линии фронта, так и глубоко за ней. Я и не собирался светить погонами, к тому же заметно выросшими с тех лет. В любом случаи, спасибо за совет, я возьму нужную форму. Но, похоже, заговорившись о войне, мы с тобой забыли, зачем я сюда приехал.— Не забыли, мы уже говорили об этом. Полномасштабная биологическая война.— Да? А про уничтожение комплекса?— Вы сказали, что это нужно будет сделать, если большевики дойдут сюда.— Значит, действительно все… В этих местах слишком много хороших воспоминаний для меня, я даже забываю, о чем говорил десять минут назад, вспомнив какое-нибудь событие десятилетней давности. Мне пора поскорее отправляться на Большой Хинган, иначе, я скоро забуду, зачем вообще приезжал.— Погодите, Исии-доно, вы уедете прямо сейчас?— Да, это так.— У Вас даже не будет немного времени на то, чтобы снова пройтись по комплексу? Вам это не интересно?— Слушай, Китано-сан, чем дольше я буду разгуливать по комплексу, тем больше шанс, что через неделю его не станет. Я нужен на передовой, у меня нет возможности позволить себе быть здесь. И да, ты распределил все запасы оружия?— Так точно, Исии-доно. Группа Карасавы продолжает производство бактерий, и по мере поступления я продолжаю отправлять их на фронт. Все идет строго в соответствии с уставом и приказами. Более того, летом этого года приходил приказ о расширении производства, так что у нас сейчас исторический рекорд подразделения по этому направлению.— Ну, что я могу сказать… Молодец, Китано-сан, я желаю тебе успехов. Когда мы выбьем большевиков, я посмотрю, что здесь изменилось, более подробно. Продолжай в том же духе, и мы навсегда войдем в историю. А теперь, прощай.Сиро Исии спокойно встал и вышел из кабинета, не дав Китано даже вставить слово. Тот остался наедине со своими многочисленными мыслями о прошедшем визите и резком уходе своего бывшего командира. По крайней мере, он остался горд тем, что Исии-доно похвалил его — значит, действия, предпринимаемые Китано последние три года, оказались верны. Улыбнувшись, Китано встал и подошел к окну, в котором увидел уже уезжающего Исии, ненадолго остановившегося у вещевого склада и вышедшего оттуда с комплектами одежды рядового состава. После этого, «Куроган» с его бывшим командиром удалился из поля зрения в направлении, откуда прибыл — поселок Пинфан. Китано улыбнулся. Он понял — если даже генерал-лейтенант по своему желанию отправляется на передовую, значит, слабые европейцы точно не смогут сломать непоколебимый дух японской нации. Когда-нибудь обязательно наступит победа.***19 августа человек в форме обычного рядового японского солдата находился в Маньчжурии, севернее Большого Хингана. С ним было еще несколько человек, среди которых выделялся капитан, форма которого так же была полностью взята от рядового состава, даже вместо фуражки была каска, но его контрпогоны с двумя красными полосами и тремя звездами выдавали в нем явно не солдата. У всех остальных погоны соответствовали их низким званиям, от рядового до старшины, ну а у упомянутого выше человека вообще не было никаких знаков различия, кроме нашивки, просто определявшей его принадлежность к Императорской Армии.Все эти люди находились на холме в степи. Четверо из них держали большой деревянный ящик, выкрашенный в темно-желтый цвет. Капитан посмотрел в бинокль вперед — там было озеро, возле которого расположились многочисленные палатки и стояла техника. Беглый осмотр позволил рассмотреть несколько Т-34-85 и пару санитарных грузовиков, а так же ГАЗ-67 и грузовую «полуторку», стоявшую около, судя по всему, местного склада. В лагере находилось немало людей, абсолютно все из них были солдатами РККА, вооруженные винтовками или автоматами, некоторые — офицеры, причем, судя по погонам, довольно важные. Опустив бинокль, капитан скомандовал.— Выпускайте.Четверо солдат сразу опустили ящик на землю, после чего открыли его, и из ящика в небо вылетели десятки птиц, направившиеся в сторону лагеря. Весь отряд наблюдал за ними, пока человек без погон не обратился к капитану.— Хочешь, объясню, почему именно здесь?— Это не обязательно, Исии-доно. Я понимаю, зараженные птицы принесут инфекцию большевикам, это выведет их из строя. Другое подразделение сейчас занято чем-то похожим, они будут запускать к противнику зараженных чумой мышей.— Ты не все понял, капитан. Есть много точек, куда бы я мог назначить нашу группу с этим заданием. Но я выбрал именно это место. Почему? Потому что эти птицы всегда летят на источник воды. Они не только гарантированно прилетят к большевикам, они так же задержаться там на достаточно долгое время. Не важно, что произойдет за это время, в любом случаи, какой-нибудь солдат обязательно пойдет к берегу и потрогает их, или попытается прогнать, или птицы будут пролетать над лагерем и оставят свой помет. Все это гарантированно приведет к началу распространения патогена среди людей. К тому же, я не думаю, что они здесь на долго. Лагерь появился тут буквально два дня назад, они даже не окопались, ибо уверены, что фронт не вернется туда. Значит, скоро они двинуться дальше, а с ними и заболевание.— А если не двинуться? Мы не можем знать всех планов большевиков. Русские непредсказуемы.— А если не двинуться, они начнут болеть и умирать прямо там. Рано или поздно штатные медики в подразделении не справятся, и к ним прибудет медицинская бригада из другого подразделения. Наши разведчики точно установили, что русские военные врачи не рассматривали возможность применения биологического оружия, поэтому они не только не смогут излечить больных, а так же сами станут жертвами болезни. Это новый патоген, его нигде не применяли, к нему ни у кого нет иммунитета, если не считать, конечно, редчайшие случаи врожденного. Он довольно слаб, выжившие им вряд-ли заразятся вновь, но нужно ли это? Большинство не переживет и первого заражения.— Так много слов, Исии-доно… Вы совершенно точно уверены в успехе этого мероприятия?— Капитан, я лично командовал созданием этого штамма. Если это провалиться, мне придется спасать свою честь при помощи сэппуку. Где моя катана?— Не могу знать, Исии-доно, я не видел Вас с ней.— Это потому, что я оставил ее в Токио. Понимаешь, почему?— Так точно, Исии-доно.Сиро Исии убрал руки в карманы и промолчал. Правой рукой он сжал находящийся в ножнах короткий нож кусунгобу. Это оружие, вместе с рукоятью составлявшее меньше 30 сантиметров, досталось ему от отца, богатого землевладельца из префектуры Тиба, в которой родился и сам Сиро. Именно этот кинжал и был его «катаной» на случай, если провал все-таки случится. Исии мог обмануть подчиненного, если это повышало его боевой дух, но обмануть ками он не имел возможности, и, хотя сам вопрос существования ками был религиозно-философским, от чего ученый-микробиолог был довольно далек, оставался и последний аргумент — в первую очередь, он не мог обмануть самого себя, попытавшись выдать недостойную смерть, совершенную не согласно ритуалу, заменой правильной.Вскоре, убедившись, что птицы долетели до озера, Сиро Исии приказал «захоронить» ныне пустой ящик, набросав в него камней и выбросив в реку, до которой его пришлось нести несколько километров. Пока подчиненные просто выполняли приказ, занося ящик поглубже в воду, генерал-лейтенант следил за течением. Он помнил, в каком направлении находились позиции армии, и быстро сопоставил, что течение шло в обратном направлении — то есть, ниже по течению располагались позиции Красной Армии. Теперь, по его приказу, солдаты накидали в реку еще и небольшие железные тубусы, плотно закупоренные по всему периметру, правда, перед броском намеренно от этого избавляясь, скручивая крышку. Как можно было понять из того, что вывалилось из некоторых тубусов при падении в реку, они были наполнены дохлыми крысами. Следя глазами за движением крыс, Исии-доно закономерно прокомментировал:— Теперь точно все пойдет по плану. Все, что ниже по течению, будет заражено сибирской язвой. Любое существо, которое попытается сожрать эти трупы, скорее всего рыба или птица, постигнет та же участь.Капитан не упустил возможности дополнительно поинтересоваться у по сути уравненного с ним генерал-лейтенанта еще и об этом.— «Скорее всего»? Исии-доно, но это может быть кто-то еще, кто захочет сожрать это, не являясь рыбой или птицей?— Да, может. Например, тот, кто долго ничего не ел. Такими станут большевики, когда командование начнет опасаться присылать какие-то дополнительные конвои в район эпидемиологического бедствия, чтобы не разносить заразу по всей армии.— Вы думаете, голодные большевики дойдут до того, что попробуют съесть плывущих по течению дохлых крыс?— Почему нет? Человек, не способный удовлетворить базовые потребности, очень быстро теряет лицо и вообще человеческий облик, переходя к образу жизни выживающего животного. Особенно это касается тех, кто и человеком-то никогда не был, а лишь биологически считался homo sapiens, пусть и был скорее обезьяной или бревном, нежели человеком. Один мой коллега видел немало маньчжурский обезьян, а мне, похоже, придется увидеть сибирских.— В Сибири есть обезьяны?— Есть. Они иногда мигрируют в Маньчжурию, обычно носят форму болотного цвета, красную звезду и винтовку.Весь отряд рассмеялся над этой шуткой. Вряд ли кто-то понял, что имел в виду Сиро Исии, упоминая маньчжурских обезьян, да и не до конца прочувствовали глубину его отношения к солдату противника, они, тем не менее, были действительно обрадованы столь прямолинейной шовинистической шуткой. Но их радость быстро прервал раздавшийся выстрел.Один рядовой, секунду назад так же надрывавшийся над сравнением большевика с обезьяной, безвольно свалился на землю, оставляя кровавый шлейф, бьющий из простреленной головы. Часть его черепной коробки попросту треснула, и из нее вытекли мозги бойца. Остальной отряд, включая Исии, быстро попрятался за камнями, в то время как раздались новые выстрелы. Стрелял явно не один человек, их было не меньше трех. Исии попытался выглянуть из-за камня, но его мгновенно загнала обратно прилетевшая почти ему в лицо пуля, лишь по счастливой случайности врезавшаяся в камень, и отколовшая его часть. В воздухе разлетелось небольшое количество каменной пыли, которая осела на кепке у ученого. Сидевший за камнем напротив него сержант выстрелил в направлении противника в ответ, после чего раздался какой-то вскрик, и японцев на секунду охватила радость от точного попадания, мгновенно загнанная глубоко в подсознание (как и сами японцы были загнаны за укрытия) еще более мощным огнем на подавление. Как Гидра, после ранения или смерти одного из русских солдат, те стали сопротивляться лишь сильнее.Прозвучал еще один вскрик, но на этот раз намного ближе. Сержант за камнем дернулся и упал, прижимая ладонью плечо, куда ему угодила пуля. Капитан в этот момент незаметно для всех достал гранату и бросил ее в противника, запрятавшись еще дальше в укрытие. Через несколько секунд, когда мощный взрыв и последовавшая вспышка смешались с криками русских солдат, а сам яркий взрыв быстро превратился в дым, Исии понял, что нужно действовать.Он снял винтовку с плеча и перевалился через камень, за которым прятался, и, тут же встав в полный рост, примкнул штык к «Арисаке». Следом за этим он двинулся вперед, и уже через секунду сорвался на быстрый бег, оглашая окрестности криком «Тэнно хейка банзай!». Сиро Исии лично пошел в банзай-атаку, один. Правда, ненадолго — воодушевленные примером, остальные бойцы побежали за ним, подготавливая оружие на бегу, и даже раненный в плечо сержант, держа штык левой рукой, а винтовку вовсе оставив за камнем, побежал вместе с ним. Весь спецотряд, выполняющий секретные поручения в тылу врага, только что перешел от диверсии к прямо противоположной тактике, атакуя врага напролом, в лоб. И единственной их маскировкой был дым от гранаты. Когда он рассеялся достаточно, чтобы можно было хорошо рассмотреть атакующих, те уже были слишком близко.Сиро Исии бросился на врага, проколов тому шею штыком. Лезвие прошло через трахею и застряло в шейном позвонке солдата. Как Исии успел рассмотреть, погоны у него были без каких-либо линий и вообще символов, потому он, скорее всего, был рядовым. Стоявший чуть поодаль, справа от убитого, солдат уже навел винтовку на генерал-лейтенанта, но ситуацию резко изменил тот же самый раненный сержант. Бросившись на красноармейца, он своим телом отвернул ствол его винтовки, из-за чего тот выстрелил в землю, а шанса на перезарядку уже не имел. Кое-как введя «в строй» свою раненную руку, сержант прижал ею врага к земле и полоснул ему ножом по шее. В этот раз крови было намного больше, чем от колющего удара Исии, но, боясь остановиться и не добить врага, сержант продолжал резать его. Теперь он выбил ему левый глаз, а в правый всадил нож с такой силой, что нож определенно достал до мозга. Через пару секунд стало ясно, что враг точно мертв. Исии повернулся к третьему врагу…Русский сержант, боровшийся с японским рядовым, не собирался сдаваться. Несмотря на штык, всаженный в его живот, причем явно не первый раз, превозмогая боль, он одной рукой достал из подсумка японца, с которым сцепился, гранату Тип 97, выдернул предохранительную вилку и ударил ею об каску противника, не выпуская из руки. Взрыв уже был инициирован, и когда он случится, было лишь вопросом времени, и то однозначным — через 4 секунды. Исии продолжал наблюдать, кажется, отключенный от реальности. Но капитан внезапно вернул его в этот мир, подбежав к нему сбоку и, схватив за плечи, толкнув вместе с собой в овраг.В следующее мгновение раздался взрыв. К этому времени в овраг уже скатился и раненный сержант, и еще несколько солдат. После взрыва Исии ожидал, что на воздух взлетела куча земли, которая сейчас обрушиться им на головы, но этого не произошло — граната была намного менее мощной, чем артиллерийские снаряды, с действием которых Исии сравнил этот взрыв, вспоминая артподготовку РККА в 1939 на Халхин-Голе. Ситуация перешла в молчаливое ожидание неизвестного — взрывов больше не предвиделось, все, кто мог выжить, уже находились в овраге, но никто ничего не говорил. В конце концов, спустя минуту, заговорил капитан, поднимая голову:— Исии-доно… Вы герой..— Что?— Вот так броситься в атаку… Вы настоящий самурай и воин императора.— А… Ну да.. Хорошо, какие у нас потери?— Двое убитых, сержант ранен.— Сильно ранен?Здесь в разговор вмешался сам сержант.— Никак нет, Исии-доно. Я готов продолжать операцию.— Нет, мы не будем. Мы и так уже многое выполнили, но теперь русские нашли нас и смогли атаковать. Скорее всего, за нами уже вышли более крупные силы. Мы сейчас же вернемся на исходные позиции и перейдем линию фронта обратно.Сиро Исии встал и отряхнулся от грязи и пыли, которую собрало его снаряжение за время, пока он катился вниз. Жестом позвав за собой остальных, он стал быстро вылезать из оврага, карабкаясь в горку и иногда хватаясь за кустарники, торчавшие из земли. Дальше всем отрядом был проделан маршрут, которым они вообще попали за линию фронта, и к вечеру смертоносный отряд выбрался на японскую территорию, где был подобран заранее подготовленной командой.Сиро Исии не погиб и не был пленен в ходе этой операции. Думая о ее последствиях, он записал на свой личный счет как минимум одного умершего командира рангом не ниже полковника, а так же тысячи рядовых солдат и мирных жителей. Это вполне устраивало Исии и было для него очевидным поводом для гордости, ведь теперь он понимал, что последние десять лет работы не прошли даром — он лично пустил их в ход и добился ошеломительных успехов. Конечно, иногда он думал, что еще слишком рано предполагать ее успех, но это было единственным видевшимся ему вариантом развития событий. Сиро Исии не верил, что мог проиграть. И не собирался даже думать об этом. Он снова сжал в кармане свой кусунгобу.Главное, что полномасштабная биологическая война была начата именно им. Остальное… Кому это интересно? Вне зависимости от ее исхода, следующие поколения будут столетиями изучать историю жизни этого генерала-микробиолога, либо в виде жизнеописаний героя Исии-доно, либо в виде статей о бесчеловечных экспериментах узкоглазого дьявола. Они в любом случаи никуда не убегут от памяти о нем.Думая об этом и пересекая Большой Хинган, Сиро Исии опять улыбнулся.***Более чем в семи тысячах километрах западнее находился буквально другой мир. Часть восточной Европы, огромный город-герой (еще не официально), стольный град страны советов — Москва.Пока милитаристы, не отличающиеся особым кругозором, сидя в Харбине и Муданьцзяне, да на склонах Большого Хингана, думали о этих территориях как о чем-то вроде края света, где ничего нет и никто не живет, то в самой Москве, прямо в Кремле, думали о японских милитаристах. И не просто думали, сравнивая Маньчжурию с безжизненной пустошью, а думали как о противнике, который должен быть разбит тактически и стратегически. И сегодня, 27 августа 1945 года, в последние дни лета, обсуждение было довольно неприятным для всех присутствовавших. А присутствовали там очень важные в масштабах страны и всего мира люди.Заседала ставка Верховного Главнокомандования. В ее состав входили генерал армии Алексей Антонов, по совместительству бывший начальником генштаба РККА; маршал Александр Василевский, командующий Маньчжурской операцией; генерал армии Николай Булганин; адмирал Николай Кузнецов, он же нарком ВМФ; с ними был легендарный маршал победы Георгий Жуков. И, конечно, секретарь ЦК КПСС, народный комиссар обороны, председатель ГКО, сам верховный главнокомандующий ВС СССР. Иосиф Виссарионович Сталин.Это было похоже на схожую ставку в Японии, правда, не Императорскую — она созывалась лишь по особым случаям. С такой же регулярностью, как в Ставке ВГК, заседания в Японии происходили у Высшего совета по управлению войной, да и состав его был почти идентичен, кроме того, что в Японии он был строго закреплен за занимаемыми должностями. Здесь, в московской Ставке, изменения в составе происходили редко. Если не считать короткого периода с 23 июня по 10 июля 1941, то почти всю Великую Отечественную, до 17 февраля 1945, состав Ставки был неизменен, пока в этот самый день из него не вышли сразу пять человек — маршалы Тимошенко, Ворошилов, Шапошников (который умер через месяц), Буденный и нарком иностранных дел Молотов. И вот, сегодня весь новый состав, еще не так сильно привыкший друг к другу, и не проведший вместе самые сложные дни тяжелейшей войны, был в сборе в Кремле, в 8 часов утра.Куря трубку, Иосиф Сталин задал вопрос.— Товарищ Василевский… Доложите, как продвигается Маньчжурская операция.Александр Василевский взял со стола папку, с еще довольно свежими бумажными листами — там явно были «горячие» новости, и начал зачитывать.— Операция развивается в соответствии с графиком, но нельзя сказать, что четко по плану. Японские части смогли занять оборону на удобных позициях в Большом Хингане, поскольку войска оказались намного ближе к своим укреплениям, чем докладывала разведка в мае. Тем не менее, все пограничные укрепрайоны Квантунской Армии были уничтожены в первую неделю операции, так же прошли успешно все десанты на территорию оккупированной Кореи. Японские войска сражаются до последнего, в плен сдаются очень редко, как и предсказывала разведка. В Муданьцзяне ведутся городские бои, бронетанковые части перемалывают оборону противника, который продолжает бросать в город плохо обученные резервы. Наилучшие успехи достигнуты в монгольских степях, в наступлении на территорию Мэнцзяна. Коллаборационистская «национальная армия Мэнцзяна» разгромлена, без боя взят Шилин-Хото, завтра начнется битва за Калган. В ополчении Мэнцзяна зафиксирована крайне тяжелая нехватка качественно подготовленных солдат и стрелкового вооружения, техники и тяжелой артиллерии нет. Я приказ скорректировать операцию под сложившуюся ситуацию.— Вот как, товарищ Василевский… И что же Вы решили изменить в стратегической задаче?— Направление главного удара. Вместо того, чтобы пробиваться через укрепрайоны Большого Хингана, мотопехота и танковые части нанесут удар через степи, при поддержке монгольской армии выйдя с территории Мэнцзяна в Маньчжурию. Тогда мы отрежем Маньчжурию от сухопутного сообщения с оккупированным Китаем, затем займут Харбин и Синьцзинь, затем Мукден. Так же будет нанесен удар из Муданьцзяня, отрезано сухопутное сообщение с Кореей. Таким образом, Большой Хинган будет полностью окружен и отрезан от снабжения, его капитуляция станет вопросом времени.Сталин внимательно слушал доклад и продолжал курить. Когда маршал закончил, в кабинете вновь повисла гробовая тишина. Жуков переглянулся с Антоновым, а Василевский на его взгляд не отреагировал. Наконец, Сталин заговорил.— Вы, товарищ Василевский, забыли сказать самое главное.— Виноват, товарищ Сталин, не понимаю, о чем Вы.— У Вас есть продуманные корректировки в план, и это хорошо. Намного лучше, чем если бы мы уповали на подписанный мною приказ, выполнить который не удалось. Но на фоне этого, Василевский, Вы потеряли очень важный момент. Выполнить изначальный план, исходя из Вашего доклада, не удалось?— …Так точно, товарищ верховный главнокомандующий.— Значит, где-то была допущена ошибка. Возможно, в самом плане; возможно, в разведывательных данных; в оценке вражеских сил; в самих действиях на фронте, в конце концов. Эта ошибка привела к срыву плана. Где эта ошибка и решена ли она?— Понял, товарищ Сталин. Займемся, выявим и ликвидируем ошибку.— …И не забывайте, наш враг не всегда кочевник или японец. Усильте контрразведывательную борьбу. В Ваших корректировках к плану я не услышал ничего про белобандитов на службе у Японии и более поздних предателей.— Случаев перехода на сторону противника не зафиксировано, как и успешного внедрения японцами диверсионных и шпионских групп.— Зато было наоборот. Предатели и белобандиты возвращались на нашу сторону. Это очень наглое и открытое внедрение, товарищ маршал, и я удивлен, что у Вас не зафиксировано даже это. Это ли не внедрение диверсионной группы?— Виноват, исправим, товарищ Сталин.— Надеюсь на это. Вы, Александр Михайлович, справились со всеми выпавшими трудностями во время фашистского вторжения. Уверен, справитесь и с японскими империалистами.Сталин докурил и вытряхнул пепел из трубки в пепельницу. Оставив ее там, генсек встал и заявил:— Совещание объявляю законченным. Все свободны.Присутствовавшие люди не стали задерживаться, и уже через полминуты кабинет опустел. Сталин остался наедине с полной тишиной, уже не нарушаемой редкими телодвижениями офицеров или чьими-нибудь нервными постукиваниями по столу. Человек, сохранивший ведущее социалистическое государство даже в пламени 1941 года, точно не мог проиграть, реализуя концепцию «малой крови на чужой земле» в идеальных условиях. Да и его фамилия-прозвище была подобрана не случайно.