Наконец всадники выбрались на опушку. У Витьки будто что-то оборвалось внутри: его Вороновки не было.
Не было ни ровного ряда кирпичных хат, ни школы. Не выбежала навстречу мама, не выбирался из-под своего велосипеда растрепанный Колька Горобчик.
На знакомых холмах и впадинах раскинулось совсем другое село. Оно было сплошь окружено высоким, почти в человеческий рост, кольцом из массивного древоколья. За плетнем виднелись крыши приземистых домиков. На лугу перед изгородью паслись коровы. Один теленок приблизился к всадникам и замычал. По-видимому, пыталось что-то рассказать.
Поодаль промчал табун коней.
Всадники пропустили ворота и без спешки направились вдоль почти безлюдной улицы. Каждое подворье напоминало небольшую крепость. У того места, где должна была быть его хата, Витька невольно придержал коня. Олешко подозрительно посмотрел на него и положил ладонь на рукоятку меча.
— Почему остановился? — спросил он — Что-то выведываешь?
— Как что? — подал голос один из всадников — Росанку выведывает, разве не видишь?
Всадники почему-то захохотали. А Олешко покраснел и, похоже, вспылил.
— А ну, не задерживай! — гаркнул он и подтолкнул парня.
— Я здесь жил — сказал Витька.
Вокруг наступила молчанка. Даже Олешко, что собирался еще что-то прибавить, застыл с разинутым ртом.
— А? — наконец отозвался кто-то — Так он, выходит, наш?
— А ведь действительно, у Миланки когда-то был парень — сказал дед Овсей — Мирком его звали…
Он приблизился к Витьке и внимательно осмотрел его с головы до ног. Пожал плечами.
— Будто похож на Мирка — наконец сказал он — А впрочем…
— В Городище разберемся — буркнул Олешко. Красная краска все еще не сошла с его лица — Отдадим дядьке Ильку, а уж он сам пусть решает, что к чему.
Римовское Городище не шло ни в какое сравнение с вороновским. Перед глазами Витька предстало не заросшее сорняками кладбище, а настоящая крепость. Глиняные валы возвышали и без того крутые склоны. Из них густо торчали заостренные колы. Тяжелые врата сверкали на солнце металлическими полосами.
С трех сторон крепость окружали плавни. С четвертой стороны, от Римова, Городище отмежевывалось широким прудом с илистыми берегами. В более узком его месте, через пруд была переброшенная гать. Копыта процокали по толстым доскам. Через подъемный мост всадники вереницей въехали в крепость и очутились посреди просторного дворика. Со всех сторон к нему подступали приземистые здания из колод, крытые дерном. Ближе к обрыву вздымалась башня на четырех столбах. Неподалеку от башни торчала огромная, почти в два человеческих роста, гранитная глыба.
На дворике было десятков пять воинов — широкоплечие, длинноусые здоровяки с длинными чубами на бритых головах. Кто соревновался в поединке на мечах, кто чинил сбрую.
Группа воинов расположилась в холодке под гранитной глыбой. Оттуда раз-по-раз доносился громкий хохот. В углу дворика булькали над пламенем два огромных казана. Пахло пшенной кашей и свиными шкварками.
— Олешко появился! — позвал кто-то от врат. Воины заулыбались, кое-кто приветственно поднял руку — видно Олешка здесь любили.
Лишь один воин, кажется, не обратил на пришельцев никакого внимания. Это был настоящий великан. Даже наивысшие воины в сравнении с ним имели вид худосочных ребят. Ему было лет тридцать или немного больше.
Великан кормил гнедого коня, такого же массивного, как и сам. Конь довольно помахивал хвостом и время от времени благодарно фыркал.
— Ешь, Гнедко — голос у великана был глубоким, будто доносился из колодца — Ешь, дружок, пока есть что…
— Боже помоги, дядь Илька! — поздоровался Олешко и соскочил с коня — Вы, кажется, куда-то собрались, да?
Великан медленно повернул к нему суровое загоревшее лицо. Какую-то минуту молчал.
— Да сначала будто собирался — сказал наконец — а как услышал, что полынцы наскочили на тебя, то раздумал.
Олешко улыбнулся. Витька лишь сейчас заметил, что в отличие от взрослых дружинников Олешко был пострижен «под макитру», как говорили в Вороновке, а вместо длинного уса носил небольшие черные усики.
— Думали, что сам управлюсь? — сказал он — И хорошо сделали.
— Да нет. Подумал, что видимо теми полынцами и близко не пахнет.
— Дядя Илька сначала ехали со всеми — прошептал один из ребят, что протеснился ближе к Олешку — своего Гнедка даже галопом гнали. А когда усмотрели с опушки, что с тобой все в порядке, то плюнули в сердцах, да и повернули назад.
Олешко сокрушенно покачал головой.
— Эх, дядь Илька, дядь Илька — сказал он — много вы потеряли. Там, знаете…
Накормив коня, дядь Илька с сумкой в руке подошел к пришельцам.
— Что там, не знаю. Знаю лишь то, что по тебе добрая хворостина плачет.
Олешко сделал вид, будто очень удивился.
— Это почему же? — спросил он.
— Зачем своих ребят отпустил, а сам остался? Забыл, зачем был послан?
Погодите, дядь Илька… я и не думал сначала их отпускать. Вы ж знаете, с какой вестью мы возвращались.
Строгое лицо дядь Ильки посуровело еще больше.
— Да уж знаю…
— Ну вот. Уже за Ворсклой мне показалось, будто нас выследили. Ну, не совсем выследили, а так… будто кто-то вместе с нами пробирается в Римов. И были, видать, не из храбрых, остерегались на пятерых нападать. Поэтому я ребят и отпустил. Пусть, думаю, донесут, что мы разведали, а я тем временем поинтересуюсь, кто это крадется. Может посмелеют, усмотрев, что я сам…
— Охо-хо! — прогудел на то дядь Илька — Бить бы тебя, говорю, да некому.
— Да я и сам так думаю — охотно согласился Олешко — хорошо, что некому. А тут еще и Змеем запахло.
Дядь Илька подозрительно глянул на Олешка.
— Что ты плетешь? Каким еще Змеем?
— А таким…
Олешко повторил то, что Витька уже слышал. И о Змее-вертолете вспомнил, и о том, что сложновато ему пришлось бы, если б не внезапный испуг половцев.
За время Олешкова рассказа дядь Илька время от времени внимательно поглядывал в сторону Витьки. Точь-в-точь так, как дед Овсей. Когда Олешко наконец смолк, великан задумчиво прогудел:
— То, по-твоему, выходит, что этот ребенок тебя спас?
Олешко пожал широкими плечами.
— Оно конечно так, но…
— Имеешь сомнение?
— Конечно, имею. Ибо неизвестно, что лучше: половецкий выведчик или Змеев…
— Обое рябое — подтвердил дед Овсей.
Дядь Илька качнул головой. Тогда повернулся к Витьке.
— По што молчишь?
Витька действительно как воды в рот набрал. Что он должен был сказать? Олешко и так уже все рассказал.
— Да он же малец — вдруг подал голос седоусый воин с шрамом через все лицо — он же едва на ногах держится, сердечный.
— Ага — поддержал его другой — да и какой из малого выведчик? Где вы такое видели?
— И язык наш, видимо, не знает…
— Нет, язык он знает — возразил Олешко — и разговаривает тоже. Хоть и чудно как-то, однако понять можно. А еще говорит, вроде бы жил там, где сейчас тетка Миланка.
— Странно… — прогудел великан — А вы, дядьку, что обо всем этом скажете? — обратился он к деду Овсею.
— Разобраться надо — хмыкнул тот и подвернул кончик уса — как бы там ни было, но сцапали его возле самой Змеевой норы.
— В том то и дело — согласился дядь Илька — Но как ты с ним разберешься? Был бы взрослый — то другое дело…
— Вот то-то и оно — сказал тот, у кого шрам шел через все лицо — мы ж не половцы, чтобы детвору мучать. И не Змеи кровожадные.
В этот миг от врат донесся веселый голос часового:
— Бегите, кто в Бога верует! Тетка Миланка бежит! За миг в вратах появилась высокая простоволоса женщина. В руках она держала что-то похожее на сапу.
— Ого! — тихонько говорил кто-то из дружинников — И правда, надо разбегаться.
— Где он? — еще издалека начала тетя Миланка — Где мой Мирко?
— Какой Мирко? — зашумели воины, которые пришли позже.
Тетка Миланка прошла через них как нож сквозь масло. Остановилась перед Витькой. Долго всматривалась у него и вдруг упала на колени.
— Это он — тихо сказала она — сыночек, нашелся!
— Подожди, сестрица — остановил ее дядь Илька — здесь, знаешь, надо разобраться…
— То и разбирайтесь — отрезала ему тетка Миланка — а мы домой пойдем. Пойдем, ладо мое?
— Подожди, говорю — повысил голос дядь Илька — Здесь, говорю, дело темное…
— То свечку засвети, если темное… А Мирка моего пять лет дома не было. Отойди, слышишь?! — громыхнула она на воина, который заступил ей дорогу.
Того как будто ветром сдуло.
— Ну и сестра у тебя — с почтительным опасением в голосе сказал он дядь Ильке, когда тетка Миланка с Витькой исчезли за вратами.
— И не говори — тяжко вздохнул дядь Илька.