Сталь и пепел

Глава 38

Рассвет задержался за плотной пеленой низких туч, обещая не свет, а лишь серую, бесцветную муть. Время, отведенное на операцию у мельницы, сжималось. Двое отсутствующих фалькенхарцев могли вернуться с минуты на минуту. Промедление грозило свести на нет всю чистоту проведенной работы в деревне.

Коршун принял решение быстро, как и положено в полевых условиях.

— Рогар, Сова — остаетесь здесь, прикрываете наших новых «друзей» и точку отхода. Крот — на тропе от мельницы к деревне, предупредить, если кто-то пойдет. Лирэн, — его единственный глаз буравил меня, — ты и твой зверь. Все, что нужно — тишина и отсутствие следов. Мы не можем позволить им поднять тревогу. Взяли живыми — отлично. Нет… так, чтобы было похоже на несчастный случай или внутренние разборки. Понятно?

— Так точно, сержант, — я кивнул, уже прокручивая в голове возможные сценарии. Мельница. Старая, деревянная постройка на сваях у самой воды. Одно основное помещение, вероятно, чердак. Один вход со стороны суши, возможно, еще выход на плотину или к лодке. Ограниченное пространство, минимум укрытий снаружи. Шум воды заглушит многое, но не все.

Я посмотрел на Тень. Он уже стоял, настороженный, уловив направление моих мыслей. В нашу связь легла четкая, холодная цепочка образов: запах сырого дерева и старой муки, скрип вращающегося вала, ощущение замкнутости и… два очага жизни. Сонных, расслабленных. Охрана не ожидала беды в своей, казалось бы, безопасной тыловой норке.

— Идем, — сказал я тихо, больше себе, чем Тени.

Путь до мельницы занял меньше получаса скрытного движения вдоль берега. Река Стикс здесь была широка и глубока, ее медленное, темное течение скрывало под поверхностью опасные омуты. Сама мельница выглядела уныло и заброшенно, даже до войны, судя по облупившейся краске и покосившимся ставням. Деревянное колесо, неподвижное, густо облеплено мхом. Узкий мостик вел от берега к тяжелой дубовой двери.

Я остановился в последней полосе прибрежного кустарника, изучая объект. Тень бесшумно лег рядом, его глаза, казалось, впитывали свет, делая окружающий мир еще более тусклым. Я начал мысленно раскладывать задачу по полочкам, как учили когда-то в другом мире, на другом типе войны.

Цель: нейтрализация двух боевых единиц противника.

Ограничения: бесшумность, минимальная заметность вмешательства, предпочтительно — живой захват для допроса, но допустима ликвидация при угрозе провала.

Ресурсы: я (ограниченная физическая сила, навыки рукопашного боя и скрытного проникновения), Тень (сверхъестественные способности к маскировке, скорость, сила, нечеловеческие чувства), местность (ограниченное пространство, шум воды).

План А (бесшумный вход и захват): использование Тени как отвлекающего фактора или инструмента мгновенной нейтрализации одного противника с одновременным моим входом и обезвреживанием второго.

План Б (засада на подходах): взять их поодиночке, когда будут возвращаться. Риск — неизвестное время, возможность их возвращения вместе, с громкими разговорами, что усложнит захват.

План В (несчастный случай): инсценировка. Но требовал времени и идеальных условий.

Тень, словно читая мои мысли (а он, по сути, так и делал), подал импульс: образ паутины в углу мельницы, ощущение духоты и сонливости. И резкий, ясный посыл: сон. глубокий. сейчас.

Он предлагал усыпить их? Как? Магией? Своим присутствием? Рисковано. Но если сработает…

Я отрицательно покачал головой, мысленно проецируя сомнение. Слишком неизвестный фактор. Нужна предсказуемость.

Новый образ: вид сверху на мельничную дверь, ощущение скольжения по черепице, и затем — внутренность помещения, увиденная как на ладони: два солдата. Один, потолще, спит на грубо сколоченной кровати у дальней стены, похрапывает. Второй, молодой, с белесыми волосами, сидит у стола у единственного окна, ковыряет в зубах ножом и сонно смотрит в предрассветную муть за стеклом. На столе — остатки еды, фляга. Их оружие: две алебарды прислонены к стене у двери, арбалет висит на крюке, рядом колчан.

Идеальная картина для анализа. Спящий — легкая цель. Бодрствующий — проблема. Он лицом к окну, то есть спиной ко входу? Нет, окно сбоку. Он может видеть дверь периферийным зрением. Риск.

Я снова мысленно перебрал варианты, проецируя их Тени. Вариант: ты — дверь. Я — окно.

Пришло понимание и одобрение. Он понял. Мы выработали примитивный, но эффективный тактический язык.

Действовать нужно было сейчас. Пока бодрствующий не окончательно проснулся и не начал проявлять активность.

Я жестом показал Тени занять позицию прямо у двери, в мертвой зоне, куда не падал бы свет от возможной лампы внутри. Сам же, крадучись, как тень (вот уж действительно), двинулся вдоль стены мельницы к единственному окну. Оно было приоткрыто для проветривания, стекло мутное, в паутине.

Изнутри послышалось сонное бормотание:

— …чертовы комары… Эй, Бруно, просыпайся, скоро смена…

Это был наш сигнал. Бодрствующий собирался будить товарища. Значит, скоро они оба будут в сознании и относительно активны.

Я не дал мысленную команду. Я просто захотел, чтобы Тень вошел. И в ту же секунду с той стороны двери раздался не громкий, но отчетливый звук — скрежет, будто огромный кот точит когти о грубые дубовые доски. Звук был странным, нервирующим, неестественным.

Внутри все затихло. Потом голос, уже настороженный:

— Что это? Кто там?

Шаги. Бодрствующий солдат встал и, судя по звуку, взял в руки алебарду. Он не подошел сразу к двери. Он, видимо, смотрел в ее сторону, пытаясь что-то разглядеть в щели.

— Бруно, вставай, черт возьми! — прошипел он, пиная ногой кровать.

Спящий заворчал и начал шевелиться.

Время кончилось. Я действовал на автомате. Моя рука через приоткрытую форточку нашла внутреннюю задвижку окна и мягко, без щелчка, отодвинула ее. Рама подалась бесшумно — дерево было сырым и разбухшим. Я приподнял ее на сантиметр, еще на один.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась изнутри. Белесый солдат, держа алебарду наперевес, высунул голову наружу.

— Кто там, я сказал! — его голос дрожал от смеси злости и страха.

Он не увидел никого. Тень, конечно, уже не было там. Но дверь была открыта.

Солдат сделал шаг вперед, на узкий мостик, оглядываясь. Через открытое окно я увидел его спину. Совсем рядом, метрах в трех от меня Идеальная мишень.

Я не стал лезть в окно. Я действовал иначе. Схватив со стены под окном старую, пустую бочку для дождевой воды, я с силой покатил ее вдоль стены, от мельницы, в сторону кустов. Бочка, грохотя, покатилась по камням, создавая отличный отвлекающий шум.

— Там! — рявкнул солдат и, забыв про осторожность, бросился с мостика на берег, в сторону шума, оставив дверь широко открытой.

Это была ошибка. Роковая.

Едва он сделал три шага по сырому грунту, как из-за угла мельницы, из самой гущи тени, вырвалась черная молния. Тень не рычал. Его тело, двигавшееся с невероятной скоростью, сбило солдата с ног, как ураганный ветер соломинку. Я не видел удара. Услышал лишь глухой, мягкий стук и короткий, обрывающийся выдох. Когда я перевел взгляд, солдат лежал неподвижно, а Тень уже стоял над ним, его морда была близко к лицу человека. От зверя исходила такая аура первобытного, абсолютного превосходства, что даже мне, наблюдателю, стало не по себе. Солдат не просто был оглушен. Он был парализован страхом до потери сознания.

Но один оставался внутри. «Бруно».

Я уже не скрывался. Рванувшись к открытой двери, я влетел внутрь мельницы. Помещение было погружено в полумрак, пахло плесенью, мукой и немытым телом. Второй солдат, толстяк, только что поднялся с кровати, его глаза были мутными от сна, но рука уже тянулась к алебарде у стены.

— Шта… кто ты?! — сипло выкрикнул он, увидев меня.

У меня не было времени на диалог. Расстояние — пять шагов. Он — дезориентирован, без доспехов (спал в исподнем), но уже хватает оружие. Я — легче, быстрее, но без значительного силового преимущества в прямом противостоянии.

Я не побежал на него. Я сделал резкий шаг в сторону, к столу, и с размаху сбросил на пол глиняный кувшин и деревянную миску. Грохот разнесся по маленькому помещению. Солдат инстинктивно отпрянул, его взгляд на долю секунды отвлекся на источник шума.

Этого мгновения было достаточно. Я использовал принцип, знакомый каждому, кто занимался рукопашным боем: не сила, а скорость и использование импульса противника. Я не стал атаковать его тело. Я атаковал его оружие. Рванувшись вперед, я левой рукой намертво захватил древко прямо под наконечником, блокируя возможность замаха, а правой, сложенной в «молот», с короткого, резкого закручивания корпуса ударил в локтевой сустав его правой руки, которая держала древко.

Раздался сухой, болезненный хруст — не перелом, но вывих или серьезное повреждение связок. Солдат взвыл от боли, его пальцы разжались. Алебарда теперь под моим контролем. Я резко потянул ее на себя, одновременно подставив подножку. Толстяк, теряющий равновесие от боли и неожиданности, тяжело рухнул на пол, ударившись затылком о половицы. Он замотал головой, пытаясь прийти в себя.

Я не дал ему опомниться. Бросив алебарду в сторону, я навалился на него коленом в грудь, прижимая к грязному полу. Моя правая рука с уже зажатым в кулаке коротким, тупым обрезком свинцовой дроби (я подобрал его еще у барака и носил как импровизированную кастет) опустилась ему на висок. Убивать я его не собирался, поэтому точный, дозированный удар и его тело обмякло.

Тишина. Только шум воды снаружи да мое собственное тяжелое дыхание. Я проверил пульс у обоих. Живы. Первый, на улице, без сознания, возможно, с сотрясением. Второй — с вывихнутой рукой и тоже в нокауте.

Я быстро обыскал помещение. Нашел солдатские котомки, несколько писем (ценная информация), пару серебряных монет (оставил), карту местности с пометками (забрал). Ничего, что указывало бы на скорое возвращение других сил. Похоже, эти двое действительно были единственным караулом на мельнице.

Вытащив наружу второго солдата, я уложил их рядом, под навесом, подальше от воды. Связал их собственными ремнями и портянками, заткнул рты кляпами из обрывков их же одежды. Теперь даже если они очнутся раньше, чем необходимо, кричать и убежать не смогут.

Тень наблюдал за всей процедурой, сидя в стороне, как грозный, безмолвный судья. От него шла волна холодного, делового одобрения. Работа сделана чисто и эффективно.

Я осмотрелся. Нужно было инсценировать… что? Несчастный случай? Драку? Нет. Лучше всего — исчезновение. Простое исчезновение двух солдат, которые, возможно, решили сбежать, прихватив что-то ценное. Я закинул их котомки в лодку, привязанную у мельницы, и оттолкнул ее от берега. Течение медленно понесло утлое суденышко вниз по реке. Пусть ищут.

Затем я вернулся внутрь, слегка перевернул стол, рассыпал остатки еды. Создал легкий беспорядок, который выглядел не как борьба. Скорее, как спешные сборы.

Последний штрих. Я взял один из солдатских ножей и воткнул его в притолоку двери снаружи, оставив торчать. Немного театральности для тех, кто будет расследовать. Нож как знак «прощания» или вызова.

Выйдя наружу, я кивнул Тени.

— Все. Чисто.

Он встал, потянулся, и в его золотых глазах мелькнуло что-то вроде усталого удовлетворения. Для него это была охота. Сложная, интересная охота. И добыча была поймана.

Мы вернулись к своим. Крот, затаившийся у тропы, подтвердил, что никто не проходил. Коршун, увидев нас целыми и невредимыми, лишь хмыкнул.

— И?

— Нейтрализованы. Живы, связаны, в кустах у мельницы. Можно забрать. Инсценировка — дезертирство.

Сержант кивнул, и в его взгляде, впервые за долгое время, я увидел молчаливое принятие факта. Я сделал то, что было нужно. Без пафоса, без ошибок. Как правильный инструмент.

— Хорошо. Рогар, Крот, идите, заберите «подарки». Быстро и тихо. Мы двинемся к точке сбора. Нам нужно быть подальше от Штейнхагена до того, как кто-то хватится своих людей.

Пока они уходили, я присел на камень, давая дрожи в руках утихнуть. Адреналин отступал, оставляя после себя холодную, ясную пустоту и удовлетворение. Задача выполнена. Не силой грубой мощи, которой у меня не было, а точным расчетом, использованием ресурсов и пониманием психологии противника. Это пока все, что было у меня в доступе в столь юном теле.

Тень подошел и лег у моих ног, положив тяжелую голову на лапы. Его шкура переливалась в сером свете наступающего утра. От него исходило тепло и то самое странное чувство… связи. Не рабской преданности, а союзничества. Думаю, что зверь видел во мне не хозяина, а партнера, чьи странные, не звериные методы оказались столь же эффективными в охоте, как его когти и скорость.

Мы сидели так несколько минут — солдат из другого мира и легендарный зверь, связанные незримой нитью в настоящем, которое было войной. Мы только что провели безупречную операцию. И оба понимали — это было только начало. Штейнхаген был диагностирован и «прооперирован». Но болезнь под названием «Фалькенхар» расползалась дальше. И нам, этой странной паре, предстояло стать ее самым неожиданным и грозным противоядием.