Глеб, притаившийся в переулке неподалёку от металлургического завода Морозова, выжидал, нетерпеливо покусывая губу. Прошло уже минут пять, как он повязал Порфирию на шею ленту, под которую засунул фотографию жертвы и отправил кота отнести улику Воронцовой. Каждая секунда ожидания отзывалась болью. Глеб успел перебрать в голове все самые наихудшие варианты развития событий. От того, где над уликой посмеются, до мыслей, где Морозов решит не сдаваться так просто, и его охрана устроит на заводе настоящую бойню.
Наконец перед проходной началась какая-то суета. Впереди, важно вышагивая и задрав хвост, топал Порфирий. За ним тянулась колонна полицейских, ведущих к тюремным фургонам людей олигарха. Замыкали процессию Воронцова и пухленький мужчина со смешными усиками, держащие закованного в наручника Морозова.
У Глеба вырвался вздох облегчения.
— Получилось. Всё-таки получилось, — прошептал он сам себе. — Приятной дороги к виселице, Фёдор Романович.
Неясным оставался вопрос о его собственной дальнейшей судьбе. Снимут ли с него обвинения в убийстве Андрея? Получится ли расколоть Морозова на признание? Если нет, Глебу либо придётся каким-то чудом выкручиваться, либо провести остатки дней в тюрьме. Впрочем, дни эти будут короткими, ровно до приведения казни к исполнению. Хотя это ещё вопрос будущего, в настоящем надо порадоваться текущим успехам, иначе и вовсе сойти с ума можно.
— Один шаг, за один раз, — пробормотал Глеб, глядя на подходящего к нему Порфирия. — Как всё прошло?
— Всё проходит, как по маслу, когда за дело берусь я, — кот горделиво задрал мордочку. — Принес фотографию, показал Лихорубову. Это прокурор нашей губернии. Кстати, весьма приятный молодой человек, он сразу оценил мой важнейший вклад в расследование. Тут же приказал арестовывать Морозова и прямо на каторгу его тащить. Потом все бросились меня нахваливать, да благодарить, да что без моей помощи, дескать, ушёл бы душегуб безнаказанным. Медаль дать обещали, но я не возьму, я скромный.
Глеб был уверен, что насчет последнего Порфирий все-таки приврал, но тем не менее тоже рассыпался в благодарностях. Доброе слово и коту приятно. Затем, от избытка чувств, подхватил его на руки, покрутил кота в танце и чмокнул в меховую макушку.
— Фу, прекрати немедленно, — Порфирий начал яростно размахивать во все стороны лапами и хвостом. — Я взрослый кот, а не какой-то карапуз пузатый, а ну пусти, говорю, пока я тебе всё лицо не исполосовал.
Не прекращая улыбаться, Глеб поставил кота на землю и тот начал нализывать лапу и протирать голову.
— Ну и молодёжь пошла, — проворчал Порфирий, хотя в его словах Глеб не уловил и намёка, что тот сердится по-настоящему. — Ты, душевник мой дорогой, давай, того, эмоции-то прибереги. Дела ещё не закончены.
Он посерьёзнел.
— Я сейчас пойду в полицейское управление, — сказал он. — Попробую подслушать, что там на допросе Морозова будет твориться. Сумеет ли этот скользкий гад вывернуться от таких обвинений. А ты и не думай там показываться. Не забывай, Глеб, с точки зрения закона, ты всё ещё беглый преступник. Попадёшься на глаза особо ретивому городовому, вмиг тебя подстрелит, как особо опасного.
— Что вы всё мрак нагоняете, Порфирий Григорьевич, — Глеб отмахнулся. — Лично я ещё планирую открывать шампанское и махать Морозову платочком вслед, путь до эшафота у него будет неблизкий.
— Шампанское это хорошо, — ответил кот, — но всегда успеется. Сейчас ещё рано терять бдительность. Давай, поосторожнее будь. Заляг на дно и не мельтеши у людей перед глазами. Дождись, пока я и или Анна Витольдовна сообщим последние новости.
Затем он лукаво улыбнулся, оскалив мелкие белые зубки:
— Но предчувствие у меня хорошее. Так что можешь уже закупаться шампанским и тунцом. Самым отменным, замечу. С тебя причитается.
— Всё бы вам о тунце только, Порфирий Григорьевич. Такие дела сделали, даже воздух чище стал!
Тот лишь махнул на Глеба хвостом.
— А ты как хотел? Это у вас, юных балбесов, только всякий ветер в голове. Кто-то должен думать о самом важном.
Кот посмотрел вслед отъезжающим полицейским машинам.
— Всё, — сказал он. — Я побежал. Не хочу пропустить ничего интересно.
Глеб посмотрел вслед уходящему Порфирию и задумчиво потёр щетину на щеках. С одной стороны, кот, конечно, прав. Надо дождаться, пока Морозова «расколят» на допросе. Если он сознается, что убили несчастного Андрея его люди по его же приказу, с Глеба снимут эти обвинения. Так что, вроде как, надо бы подождать. Но ликование в душе, что наконец они сумели прищучить промышленника, тоже требовало выхода. Сидеть в гостинице, ждать, помирать со скуки и нервно прислушиваться к каждому шагу? Мысль эта была невыносима, всё естество требовало дальнейших действий. Куда же отправиться?
По сути, во всём Парогорске оставался единственный человек, с которым можно было поделиться радостной новостью об аресте Морозова. Так что Глеб развернулся и пошёл в игорный дом «Аврора».
Хотя в Парогорске творились такие серьёзные дела, местным игрокам, как будто, не было до них никакого дела. По-прежнему раздавали карты, делали ставки, кричали, ликовали, били в припадках злости по краям столов.
— Рубченко у себя? — спросил Глеб.
— Нет, — бармен помотал головой. — Сегодня Константин Сергеевич не приходил.
Предчувствие чего-то нехорошего разлилось по душе.
— Он куда-то уехал? Отпуск, командировка? — спросил Глеб.
Бармен пожал плечами.
— Вчера, как вы ушли, так и он следом уехал. С тех пор и не возвращался.
Интуиция уже вовсю била тревогу. Куда он делся? Сдал Морозова с потрохами и на случай мести от олигарха решил бежать, залечь на дно? Зачем? Неужели настолько не верил, что промышленника получится схватить, что счёл более разумным заранее сбежать от возможной мести?
— Думаете, он дома? — спросил Буянов в надежде, что бармен может хоть что-то знать о планах своего начальника. Больше и спросить-то было не у кого.
— Может и дома, — тот снова пожал плечами. — Может просто заболел. Или по делам каким отъехал, кто его знает. Он мне не докладывает.
— А вы не подскажете, где Константин Сергеевич живёт? — спросил Глеб, пытаясь придать голосу невинные ленивые интонации. — У меня дело к нему срочное, а адресок я так и не успел узнать. Раз тут нет, съезжу, проведаю друга.
Он ожидал, что бармен либо не знает адреса, либо вовсе откажется отвечать, но тот, после некоторого раздумия, кивнул:
— Знаю, конечно. Езжайте на Мельниковский переулок, там старый дом такой, под красной черепицей.
Бармен почему-то хмыкнул.
— Увидите, сразу поймёте, — сказал он.
Неочевидное преимущество маленьких городов — тут глубоко не спрячешься от внимательных глаз. Глеб коротко поблагодарил его и вышел из казино. Интуиция вовсю трубила, что Рубченко нужно найти, и найти немедленно.
Нужный дом действительно нашёлся быстро. Всё, что смущало — подобное жилище, казалось, совсем не подходит состоятельному бизнесмену, владельцу игорного дома. Дом казался давно заброшенным: черепица местами уже осыпается, краска на стенах поблекла и облупилась, а деревянные ступеньки крыльца прогнили. От вида этого здания чувство тревоги только разрасталось. Может, бармен ошибся и Рубченко тут никогда и не жил?
Глеб со всей силы замолотил в дверь. Никто не отвечал. Подсознание уже по-звериному выло внутри, что нужно срочно искать Константина. Что-то было совсем нечисто в его загадочном внезапном исчезновении. Времени спрашивать, где сейчас Рубченко в каком-то другом месте или вызывать полицию не было, так что Глеб поднял камень и разбил им окно.
— Молодой человек! — визгливо вскрикнула проходившая мимо старушка. — Вы что делаете! Я сейчас полицию вызову!
— Да ладно, я сам полицейский. Срочное расследование, не мешайте, — огрызнулся Глеб, локтем выбил самые крупные осколки и запрыгнул в окно.
Он оказался в пустой комнате, где из мебели был только густой слой пыли на полу. Глеб торопливо начал осматривать остальные помещения, которые также давным-давно не знали уборки. Либо Рубченко не держит слуг вовсе, либо их надо уволить. По всем углам грязь, паутина, плесень. Единственным чистым участка пола была дорожка от входной двери до лестницы на второй этаж. Глеб поднялся по ступенькам, дёрнул ручку. Заперто. Разбежался, приложил дверь плечом. Дерево жалобно затрещало. Ещё один удар и замок вырвало с корнем из косяка. Глеб щёлкнул выключателем, разогнав мрак от плотно занавешенных штор, и присвистнул. По сравнению с запустением остального дома, эта комната напоминала скорее логово сумасшедшего учёного. Повсюду валялись какие-то чертежи, схемы, наброски странных устройств. Книги по геологии, минералам, инженерному делу, магические пособия. На одном из чертежей, внутри схемы какой-то замысловатой машины был изображён распятый человек.
— Чем ты тут занимался, сумасшедший сукин сын?
Глеб разворошил чертёжные листы, надеясь найти где-то очевидную подсказку. Например, карту с крестиком «убежище здесь». Но, увы, ничего подобного нигде не оказалось. Глеб снова выругался и начал приглядываться к каждой вещи, в поисках хоть какого-то намёка, где теперь искать Рубченко. Его внимание привлёк единственный предмет, который не вписывался в общий антураж одержимого магией и минералами инженера. Маленькая фотокарточка в простой деревянной рамке.
Строгая женщина в форме горничной, улыбается самым краешком губ, позирует на фоне, видимо, господского дома с белыми колоннами. Рука её лежит на плече мальчугана лет пяти в матроске и шортах. Девушка показалась Глебу очень знакомой, он вынул фотографию из рамки, чтобы рассмотреть ближе. Она похожа на Рубченко! Это… его мать? Стало быть, мальчишка сам Константин? Внезапная новая догадка озарила, как молния. Семейство Рубченко стоит не просто на фоне какого-то дома. Это особняк Шмита. Неужели мать Константин служила у губернатора? Глеб перевернул карточку. На обратной стороне убористым женским почерком тянулась надпись «День рождения Ольги, тринадцатое октября».
Сегодняшняя дата. Глеб вспомнил рассказ Рубченко, что его мать умерла. А где может быть сын, который так бережно сохранил фотографию матери, в день её рождения? На кладбище.
На его счастье, погост в Парогорске оказался ровно один. Ещё один плюс маленьких городов, мрачно отметил про себя Глеб. Искал бы иначе до второго пришествия, до компьютеров на паровой тяге в этом мире, к сожалению, ещё не додумались, по электронным базам не проверить.
Смотритель кладбища, маленький сухой старичок, будто иссушенный самой жизнью, как изюм, до прихода Глеба то ли спал, то ли пил, то ли спал после того, как пил. Глебу пришлось добрых десять минут колотить кулаком в дверь его фанерной сторожки, прежде чем дед показал лысеющую голову в окошке.
— Чего надобно? — пробурчал он. — Чего ходите тут, шумите, двери ломаете?
— Мне нужно узнать, где похоронена Ольга Рубченко, — сказал Глеб.
— Не знаю такой, — старик хотел затворить окошко, но Глеб его придержал.
— Я из полиции, вопрос государственной важности, — сказал он.
— Да мне всё едино, — отмахнулся дед и снова попытался закрыть оконце. — Хоть сам государь-император тебя послал, окаянного.
— А если я, так и быть, немного отплачу за помощь? — сказал Глеб, тряхнув последними копейками в кармане.
— Это, тово, тогда ладно уж. Так бы сразу и сказали, время-то тянете моё, — старик заулыбался, показав последние три зуба. — Что надобно-то?
— Ольга, Ольга Рубченко, — стараясь не закипать, повторил Глеб. — Где она похоронена?
— Не знаю я такой, — прошамкал старый смотритель кладбища. — Столько покойников тут нашли покой, за десятки-то лет. Вы что, молодой человек, думаете, я всех поимённо знаю?
— Да, — подавив раздражение, ответил Глеб. — Именно так я и думал, дедуль.
— Эх ты ж, наивный какой, — смотритель каркающе-хрипло рассмеялся. — Иди вон, если знаешь, кто отпевал, тогда попов тряси. Может и вспомнят чего. А может и нет. Мне-то всё едино.
Глеб вздохнул и окинул взглядом простиравшееся кладбище. Тысячи крестов, новых и уже давно покосившихся, склепы, увитые плющом, надгробные камни. Осматривать самому каждое захоронение — жизни не хватит. Надо соображать, подстегнул Глеб сам себя, чутьё подсказывало, что нет у него времени. Он прикинул в уме. Если бы мать Рубченко скончалась недавно, наверное, нашлись бы у него в доме и более свежие фотографии?
— Скажите, — как можно более мягко спросил Глеб. — А где захоронены те, кто скончался лет двадцать назад? И покойный из простых людей, не аристократов. Какой это участок кладбища?
— Двадцать лет, говоришь? — дед задумчиво закатил глаза, пошамкал губами. — Ну, эта, вон там, стало быть, где уже деревьями всё поросло. Там и могилы старые, из простых, и те, кого отпевать отказались. Все в той сторонушке лежат.
Он указал рукой на дальний угол кладбища, больше напоминавший уже непролазную рощу.
— Туда особо-то и не ходит никто, не ухаживает, — словно оправдываясь, сказал смотритель. — А мне самому-то и силёнок-то уже не хватает.
— Спасибо, — буркнул Глеб, положил гривенник на подоконник сторожки, и пошёл к старому участку погоста.
Он и сам не знал, что хотел здесь найти. Может, встретит скорбящего Рубченко и все подозрения окажутся напрасными. Или всё-таки окажется прав в своих подозрениях и увидит на могильном камне какой-то намёк, проливающий свет на все происходящие странности. Но к тому, что увидел, протиснувшись между обвалившимися оградками и кустами шиповника, он был не готов.
Могила была разрыта. Гроб исчез. Старый потрескавшийся и почерневший от времени крест, на котором едва виднелась надпись «Рубченко О. С.», выворочен и отброшен в сторону. Глеб присел, взял горсть земли. Совсем свежая, значит, копали недавно. Может даже сегодня ночью.
— Похоже, — пробормотал Глеб, — Константин всё-таки поехал крышей. Зачем же ты мать-то родную выкопал, а?
Он отряхнул руки и осмотрелся. В кустах рядом нашлось ещё два интересных предмета. Старый фонарь и кирка. Глеб осмотрел фонарь. Простая старая масляная лампа в деревянной раме, с прикрученным сверху проржавевшим кольцом. Надо думать, соображать, подстёгивал себя Глеб, ты же сыщик. Отставил в сторону. Поднял кирку. Длинная деревянная рукоять, отполированная ладонями за сотни и тысячи часов работы. Лезвие уже заточено и перезаточено десятки раз. Что это даёт, о чём может подсказать? Что инструментом много и часто пользовались? Какой прок, как это поможет найти её владельца? Он шахтер? Прячется в шахте? В округе Парогорска десятки и десятки шахт, где именно эту кирку мог взять Рубченко?
В припадке злости на самого себя, свою несообразительность и на весь мир разом, Глеб хотел закинуть инструмент куда подальше, но вдруг обратил внимание на одну маленькую деталь. Между деревянной рукояткой и металлическим клювом кирки застряли маленькие черные камешки. Глеб выцарапал несколько штук себе на ладонь, рассмотрел поближе. Крошечные минералы, похожие на опаловые звёздочки что-то очень сильно напоминали.
— Где-то я вас уже видел, — прошептал Глеб, изо всех сил напрягая память.
Перед глазами замелькали страницы книги по геологии, которую он читал в тюрьме. Той самой, что так и не забрала из библиотеки исчезнувшая Елизавета. Это не просто чёрные камешки, это некролиты потемневшие от залежь гагонита. И в радиусе ста километров его можно добыть только в одной-единственной шахте.
— Теперь я знаю, где ты спрятался, сволочь.