Глава 23

— Это вы сказали губернатору, куда направляетесь? — спросил Глеб, увидев, чья подпись была в конце записки.

— Разумеется, нет, — холодно ответила Воронцова. — Должно быть он послал кого-то, чтобы за мной проследили. Я же говорила вам, Шмит, может, и убит горем о пропавшей дочери, но хватку не потеряет. Губернаторами наших суровых краёв не становятся растяпы, впадающие в слабоволие по любому поводу.

— Не понимаю, — сказал Глеб, отметив про себя, что последние слова Воронцовой прозвучали будто с некоторой гордостью за Шмита. — Вы же сказали, что губернатор отказался помогать. С чего это вдруг он пишет, что решил отвлечь Морозова?

В записке было всего несколько строк, написанных чётким педантичным почерком, с острыми краями букв.


«Завтра, в двенадцатом часу дня, я отдам приказ всем имеющимся полицейским силам провести обыск на металлургическом заводе Морозова. Боровому доверять нельзя, поэтому завтра прибудет по моему запросу прокурор губернии. Если хотите что-то найти, времени лучше не будет. Действуйте, как сочтёте нужным»


— Чужая душа потёмки, — ответила Воронцова. — Полагаю, нашёл в себе смелость ответить, как он думает, похитителю дочери.

— О, вы нашли ключик к его сердцу? — ехидно спросил Глеб. — Сумели всё-таки вывести губернатора из недельной спячки?

Анна Витольдовна поджала губы.

— Не имею ни малейшего понятия, что повлияло на решение Михаила Германовича, — сказала она, — но если он пишет, что собирается устроить рейд на одну из фабрик Морозова, это наш шанс проникнуть в особняк промышленника. Будьте уверены, на грядущую собачью свалку явится и сам Морозов и все его приспешники. В доме останутся только слуги, а уж с ними вы как-нибудь разберётесь, Глеб Яковлевич.

— Я? — переспросил Глеб. — Позвольте узнать, госпожа Воронцова, где же будете вы в тот момент, когда я буду отбиваться от десятка слуг, чтобы достать компромат на Морозова?

— Там, где мне и положено быть, — сухо ответила Воронцова. — Вместе с остальными сотрудниками полиции буду проводить обыск на заводе, заниматься описью, изучать документацию. Операция общегородская, моё отсутствие вызовет слишком много ненужных вопросов. Тем более, Глеб Яковлевич, вы что, хотите, чтобы по вашей милости я снова нарушала закон, занимаясь незаконным проникновением в частное жилище?

— Даже так, — хмыкнул Глеб. — А мне, стало быть, можно? Выписываете индульгенцию? Как ещё могу нагрешить, можно весь список сразу озвучить?

— Не время для шуток, господин Буянов. На подобное я закрываю глаза только потому, что ваши действия всё ещё в интересах следствия. Не забывайте, мы всё ещё расследуем убийство девяти женщин. Что касается лично ваших грехов, если не докажем вину Морозова в убийстве Андрея, следующий подозреваемый это вы. Вам, Глеб Яковлевич, всё равно смертная казнь грозит, так что одним маленьким правонарушением меньше, одним больше, уже роли не играет.

— В прошлый раз я туда проникал ночью и все равно чуть-чуть не попался, — напомнил Глеб. — Так ещё и Андрей…

При упоминании погибшего друга к горлу подкатил ком.

— Так ещё и Андрей караулил, чтобы никто не подкрался. А сейчас лезть в особняк одному? Вы меня переоцениваете, вряд ли я справлюсь разом со всеми слугами, которые решат скрутить «воришку».

— Я с тобой пойду, — мурлыкнул Порфирий, широко зевнул и положил мордочку на лапки. — Не справишься, так тебя повесят, а с кем я тогда в шахматы играть буду?

— Так и поступим, — подытожила Анна Витольдовна. — Завтра, в двенадцать, мы со всеми сотрудниками полиции начинаем обыски на заводе. В ту же минуту об этом оповестят Морозова, не сомневайтесь. Времени у вас будет предостаточно, чтобы суметь найти и открыть тайник, но рекомендую всё-таки не мешкаться.

— А если нет там никакого компромата? — ехидно спросил кот, приоткрыв зел’ный глаз. — Что нам делать? Бежим в Австралию?

— На текущий момент, — холодно подытожила Воронцова, — запасного плана у нас нет. Молитесь, Глеб Яковлевич, чтобы информация Рубченко подтвердилась. Если в тайнике не будет фотографий…

Не закончив предложения, она нервно дёрнула плечом, развернулась на каблуках и вышла.

— Вам конец, Глеб, — закончил за неё Порфирий и сразу же притворился спящим.


— Который час? — спросил Глеб, задумчиво поглядывая на солнце.

Они с Порфирием уже битый час выжидали, притаившись за углом дома, когда в особняке Морозова начнётся суета. По улице катили редкие извозчики, проносились паромобили, прогуливались парочки, бегали стайки гимназистов, но, слава богу, никто не обращал внимания на мужчину, низкого надвинувшего шляпу на глаза и сидящего возле его ног толстого рыжего кота.

— Без двух минут двенадцать, — лениво ответил Порфирий, помахивая кончиком хвоста.

— Как вы так точно определяете? — спросил Глеб, лишь бы что-то спросить и подавить в себе чувство нарастающей тревоги.

— Это вам, простым смертным, нужны какие-то часы, компасы и прочая ерунда, чтобы выживать, — назидательно ответил Порфирий. — Не приспособлены вы, люди, к выживанию в природе. Не то что мы, коты, венец творения природы.

— Насчет венца полностью согласен, — кивнул Глеб. — Вот ведь не повезло, перенёсся в другой мир и снова стал человеком. А был бы сейчас котом, ел бы тунец, спал бы на коленях какой-нибудь милой вдовушки, а не вот это всё.

— Стать котом ещё заслужить надо…

Порфирий оборвал очередную саркастичную тираду на полуслове. В особняке Морозова началось какое-то движение. Засуетились охранники возле ворот, подкатывали машины, из дома потянулись крепкие мужчины со сломанными носами, спешно грузились в автомобили и куда-то уезжали.

— О, а вот и звоночек поступил, — удовлетворённо прокомментировал Порфирий. — Всё по плану, пока что.

Последним из дома, в окружении четвёрки телохранителей, вышел сам Морозов, пунцовый от злости. Они сели в подогнанный длинный паромобиль и с ревом машина унеслась вдоль по улице.

— На этом, видимо, всё, — кот выгнул спину дугой, потянулся. — Не теряем времени, пошли.

Глеб и Порфирий быстро пересекли улицу, подошли к тому самому месту в ограде, где прутья были пошире. Буянов протиснулся внутрь, а кот прыгнул за ним.

— Постоишь на стрёме? — шепнул Глеб.

— «На стрёме»? — Порфирий хихикнул. — И недели в тюрьме не провёл, а уже такие слова выучил. С тобой пойду, за тобой глаз да глаз.

Глеб быстро прикинул в уме, где должен располагаться кабинет промышленника, куда он уже как-то раз проник. Чувствуя себя так, будто находится под прицелом снайперской винтовки и в любой момент могут выстрелить, подошёл с нужной стороны дома, прижался к стене, осторожно глянул в приоткрытое, на его счастье, окно. В кабинете Морозова никого не было. Глеб мысленно вознёс благодарность к небесам. С его-то удачей внутри можно было ожидать целую роту солдат или что-то ещё в этом роде. Он подтянулся, влез на подоконник и спрыгнул в комнату, а рядом бесшумно приземлился Порфирий.

— Ничего такой кабинетик, — сказал тот, — мне нравится. Жить можно.

— Порфирий Григорьевич, — нервно прошептал Глеб, — давайте острые наблюдения на более спокойные времена оставим?

Он подошёл к большой картине, висящей сбоку от рабочего стола. Вспомнил все шпионские фильмы, которые предупреждали, что там может быть сигнализация, осмотрел под всеми возможными углами, но не увидел за ней никакой лески, или чего-то подобного. Медленно и осторожно, будто снимал мину, взял пейзаж какой-то итальянской местности за раму и снял с крючка. Рубченко не обманул, за картиной действительно была дверца сейфа. Никакой замочной скважины, только блестящая холодной сталью ручка и лимбовый замок — круглый верньер с цифровыми делениями.

— Чёрт возьми, и как мы должны открыть его? — прошипел Глеб.

Он наудачу покрутил верньер туда-сюда, тот отозвался тихим перещёлкиванием, но, естественно, сейф и не подумал открыться.

— А вот об этом раньше надо было соображать, — отозвался Порфирий, уже удобно устроившийся в дорогом кожаном кресле промышленника.

Глеб со злостью ударил кулаком по стене. Не стоило и надеяться, что тут как в компьютерных играх, код от сейфа будет записан где-то в бумагах, нацарапан на стене или окажется днём рождения Морозова.

— Эх, всему-то тебя учить, — проворчал Порфирий, слезая с кресла, на сидении которого оставил следы рыжей шерсти. — Давай покажу, как это делается.

Он запрыгнул Глебу на плечо и навострил треугольное ухо.

— Давай, крути по часовой, только очень медленно. Когда скажу — остановишься и будешь крутить в другую сторону. А сам чтоб ни звука. И дыши потише, сопишь, как конь. У меня-то, в отличие от тебя, нежный острый слух.

Глеб осторожно, словно проводя какую-то хирургическую манипуляцию, начал поворачивать верньер. Когда вверху оказалась цифра «сорок пять», Порфирий резко дёрнул ухом.

— Стоп! Теперь в другую сторону вращай.

Пятнадцать… Шестнадцать… Семнадцать…

— Стоп! Снова по часовой.

Девятнадцать… Двадцать… Двадцать один…

Тихий щелчок.

— Открывай, — азартно шепнул Порфирий и облизнулся, будто надеясь увидеть внутри мировые залежи тунца.

Глеб медленно повернул металлическую ручку вниз и потянул на себя. Дверца сейфа открылась. Внутри на нескольких полочках плотно разместились стопки бумаг и какие-то коробочки. Глеб торопливо осмотрел содержимое. Акции, договора, ничего интересного. С чувством мелкого мальчишеского хулиганства просто бросил на пол ценные бумаги, стоимостью в сотни тысяч рублей. Начал открывать одну коробочку за другой. Кучка бриллиантов, искрящаяся и переливающаяся даже в тусклом свете. Откинул в сторону. Изумруды, размером с наперсток. Тоже туда же. Рубины, сапфиры, жемчуг… За эти камни можно было целиком купить, наверное, целую губернию, вместе со всеми жителями разом, но Глеб искал не это. В самой глубине, далеко за этими несметными богатствами, лежала скромная картонная коробочка, сентиментально повязанная красным бантом.

Уже зная, что он увидит внутри, Буянов потянул за кончик ленты и снял крышку. Примерно сотня чёрно-белых фотографий. Глеба передёрнуло, он сжал зубы. На карточках были запечатлены женщины. Одетые и обнаженные. Ещё живые и уже испускающие последний вздох. Красивые и здоровые, пусть и плескался в их глазах животный страх и осознание неминуемого, а вот уже искалеченные, изрезанные, изуродованные. Все похожи, как родные сёстры. И на каждой фотографии рядом сам Морозов. Позирует с несчастными, будто любящий муж привёл жену в ателье, сделать снимки на память. Только в руках у него, то нож, то тесак, скальпель, бритва, клещи…

— Возьми себя в руки, — зашипел Порфирий Глебу прямо в ухо. — Мы нашли, что хотели. Забирай коробку и уходим скорее.

Глеб убрал фотографии в карман пиджака, залез в окно и спрыгнул на землю. Не встретив по пути ни слуг, ни охраны, они с котом спокойно перелезли через прутья решётки и оказались на улице. На другой стороне он увидел гимназиста, с торчащей из кармана рогаткой и сдвинутой на затылок форменной фуражкой. Глеб замер, ожидая, что тот сейчас во всю глотку начнёт звать полицию, но мальчишка лишь щербато улыбнулся, подмигнул и по-свойски приложил палец к губам. Буянов усмехнулся, подмигнул ему в ответ и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул, взмахнув рукой. Его сигнал увидел извозчик и сразу же подкатил бричку, запряжённую сонной пегой клячей.


На металлургическом заводе царил полный хаос. Ровно в двенадцать часов дня к проходной начали стягиваться десятки полицейских, выстраиваясь в ровные шеренги. Подкатывали всё новые и новые паромобили, тюремные фургоны. Воронцова, как офицер на Бородинском поле, вышла вперёд, взглянула на часы. И как только секундная стрелка показала точно «двенадцать» махнула рукой.

— Вперёд!

В рабочие офисы начали врываться сотрудники полиции, на все возмущённые крики и жалобы отвечая лишь «приказ губернатора». Загрохотала опрокидываемая мебель, хлопали толстые стопки бумаг, скидываемые из шкафов на пол, захлопали двери.

— Как пожар в борделе, право слово, — сказала Анна, стоя в центре творящегося хаоса, заложив руки за спину.

— Что вам здесь надо⁈ — брызгая слюной от возмущения, к ней подскочил какой-то плешивый клерк. — Я управляющий! Вы что, не знаете кому принадлежит этот завод? По какому праву…

— Я знаю, чей это завод, — холодно ответила ему Воронцова. — И, отвечая на ваш первый вопрос, мне здесь не надо ровным счетом ничего. А теперь исчезните, пока я не приказала вас арестовать.

Не прошло и десяти минут с начала полицейской операции, как за окнами заскрипели покрышки подъезжающих машин и в кабинет управляющего ворвался лично Морозов, в сопровождении двух десятков человек личной охраны.

— Что здесь происходит⁈ — пунцовый от злости, будто вот-вот схватит инсульт, он рявкнул так, что задребезжали пепельницы на столах.

— Ничего особенного, — спокойно ответила Воронцова, поворачиваясь к нему лицом. — Проводим обыск.

— По какому праву⁈ — взревел промышленник.

— Извольте не орать так, оглушите. Мы здесь по личному приказу губернатора. Он, если вы почему-то забыли, имеет полномочия назначать ревизии предприятий, если имеются основания полагать, что финансовые операции проводятся с нарушением закона.

— Какой ещё ревизии⁈ — Морозов и не думал успокаиваться. — Вы что, страх совсем потеряли, Воронцова?

К начальнице стягивались все новые полицейские, плотным кольцом окружая промышленника и его свиту. Обстановка накалялась так, что в любой момент могла перейти к побоищу.

— Я уже позвонил вашему начальнику! — продолжал орать Морозов. — Боровой почему-то был не в курсе ваших сумасшедших планов. Я смотрю, вы совсем уже зазнались? Решили, что можете потакать вашему старому дружку Шмиту? Ничего, ничего-о-о. Вы доигрались! Вы у меня теперь не просто должности лишитесь, я вас в тюрьме сгною!

— Как любопытно, — послышался откуда сзади тихий высоковатый мужской голос. — Извините, простите, позвольте.

Между полицейскими и амбалами охраны Морозова протиснулся невысокий человечек. Толстенький, с большими круглыми глазами и смешными тонкими усиками, он приподнял шляпу-котелок, явив лысую голову.

— Вы ещё кто? — повернулся к нему промышленник.

— Позвольте представиться. Лихорубов, Пётр Алексеевич. Главный прокурор нашей маленькой прекрасной губернии.

— Вы что здесь делаете? — Морозов сверлил его взглядом не отрываясь.

— Ну как же, — маленький прокурор развёл руками. — Доложили мне, что у вас тут беспорядки, преступления, убийства, побеги, полнейший хаос. Без меня не разобраться. Вот, приехал лично убедиться.

Он ещё раз приподнял котелок и поклонился сначала Воронцовой, потом Морозову. Промышленник сплюнул прямо на пол.

— Очень вы вовремя, господин прокурор. Губернатор спелся с полицией и пытается задушить мой бизнес.

— Как любопытно. — Лихорубов покивал и повернулся к Воронцовой. — Вопрос хороший, госпожа полицейская, могу ли я узнать, по какой причине вы вторглись на частное предприятие? Мешаете процессам? Нехорошо-с.

Один из охранников Морозова толкнул плечом слишком близко подошедшего полицейского. Не глядя на него Лихорубов слегка взмахнул пальцами и мордоворот тут же беззвучно повалился на пол, будто скрученный по рукам и ногам.

— Тихо, тихо, не дерзите, — с той же спокойной улыбкой тоненьким голоском сказал прокурор. — Так что, госпожа полицейская, простите, ещё не знаю вашего имени-отчества, почему вы здесь, позвольте узнать?

— Личный приказ губернатора, — ответила Анна. — Имеются основания подозревать, что господин Морозов замешан в уголовных преступлениях.

— Даже так, — прокурор озадаченно поцокал языком. — Неужели и улики к тому имеются? Или вы так по велению сердца решили? Ой, кто это тут у нас⁈

Все присутствующие с удивлением проследили за взглядом прокурора. Об его ногу потёрся толстый рыжий кот с красным бантом на шее.

— Добрый день, прекрасный сударь, — Лихорубов с улыбкой дружелюбно почесал кота за ухом. — Что там у вас? Для меня что-то? Как мило с вашей стороны, мой пушистый друг.

Он вытащил из-под банта фотокарточку, поднёс к лицу. Взглянул на Морозова. Взгляд его в одно мгновение стал ледяным, как прикосновение смерти, черты лица ужесточились, заострились.

— Арестовать! — сказал прокурор, словно выстрелил.

Загрузка...