Стажер магического сыска

Глава 17

Глеб с Андреем на хвосте, которому явно тяжело давались пробежки, пронеслись квартал или два, прежде чем свернули в переулок и дали себе передышку. На аурографиста было грустно смотреть. Даже в темноте было видно, как раскраснелось его залитое потом лицо, а глаза подслеповато щурились.

— Ну и дел мы с вами наворотили, Глеб Яковлевич, — тяжело дыша сказал он.

— Всё в порядке, Андрей, никто нас не видел, — попытался успокоить товарища Глеб. — Узнали всё, что хотели. Всё прошло в лучшем стиле, как у настоящих шпионов.

— Очень на это надеюсь, — ответил аурографист, утирая платком лицо. — Но больше я на такое ни в жизни не пойду, даже не уговаривайте. Мне казалось, что за нами гонятся.

— Это просто эхо наших шагов было, успокойтесь.

— А собаки? — плаксиво спросил Андрей.

— Ну что, собаки? Подумаешь. Не догнали же? А из охраны никто даже ухом не повёл, мало ли какой бродячий кот их гончих потревожил, чего суетиться.

— Я очки потерял из-за всего этого безумства! — возмутился Андрей, щурясь и моргая. — А мог и с жизнью расстаться вообще-то!

— Да прекратите, друг мой. Купите новые. Главное, что мы узнали всё, что хотели.

— Вам что-то удалось разузнать? — тут же оживился Андрей, явно передумав продолжить причитания о потерянных очках. — Вы видели девушку? Елизавета Михайловна там?

Глеб покачал головой.

— Оказывается, господин Морозов непричастен к её исчезновению, — сказал он. — Любопытно. Он предполагает, что та сбежала в какое-то романтическое приключение.

— И как нам это помогает в расследовании? — недоумённо спросил Андрей. — Одного подозреваемого можно исключить, это хорошо. Но у нас и девушка пропавшая и целая куча трупов в лесу. И одно с другим не вяжется, получается, так ещё и улик, считай, что никаких!

— Пока не представляю, — сознался Глеб. — Расскажу завтра всё Анне Витольдовне о нашей дерзкой разведке, опыта у неё побольше в полицейских делах, может, прикинет, что к чему в этом деле.

— Э, нет-нет-нет, — замахал руками Андрей. — Глеб Яковлевич, вы меня в это дело не впутывайте. Хотите рассказывать, что вы в чужой дом проникли — это пожалуйста, сколько угодно. Вы у госпожи Воронцовой стажёр, вас она просто отчитает, да и смилуется. А с меня она шкуру спустит и уволит в тот же миг.

— Да ладно вам, Андрей, не драматизируйте. Без вас бы я не справился, вы действовали, как герой и помогли узнать ценную информацию.

— Нет, тысячу раз нет, — Андрей протестующе махнул ладонью. — Не упоминайте даже моё имя. Пообещайте мне.

— Ладно, — сдался Глеб. — Не хотите светиться — скажу, что был один. Обещаю.

— Хорошо, — аурографист подуспокоился. — Давайте найдём экипаж и по домам разъедемся, меня уже ноги не держат от всей этой беготни. Хочу поскорее вернуться в любимое кресло, да выпить чаю горячего, под хорошую книжку. Хватит с меня этих шпионских страстей.

Глебу снова всю ночь снились кошмары. Один сменял другой. То он видел жирных червей, выползающих из пустых глазниц черепа, то за ним гнались огромные псы, оскалив окровавленные морды, а он никак не мог оторваться от них, двигаясь, будто под водой. Жуткие сновидения прервались только тогда, когда луч солнца, пробившийся между крыш соседних домов, попал на глаза.

Глеб сел на кровати, отгоняя последние отголоски ночных видений. Голова болела, будто с похмелья, ноги гудели после вчерашнего забега. Он умылся холодной водой, что хоть немного помогло взбодриться, позавтракал без аппетита, чем нашлось, собрался и пошел на службу.

Андрей вчера был прав, думал Глеб, широкими шагами меряя булыжную мостовую. От начальницы явно грядёт взбучка. Проникнуть в чужой дом это уже не самовольство, а самое что ни на есть преступление. Остаётся только гадать, насколько важной она сочтёт информацию, что как минимум к похищению Елизаветы Морозов непричастен. От этого, собственно, и зависит, как пройдёт сегодняшний день. Либо сухая похвала, после моральной выволочки, либо «жетон и оружие на стол».

Погруженный в тяжёлые мысли, прокручивая в голове все возможные варианты, куда может свернуть их диалог, Глеб не заметил, как дошёл до участка. Подняв голову, он увидел, что неподалёку от входа стоит Рубченко.

— Чёрт возьми, что ему здесь надо? — пробормотал Глеб.

Он ещё не успел забыть разговор владельца казино с Морозовым. В доверие, говорит, втирался. Полезные связи заводил, сволочь двуличная. Чтоб ему провалиться. А ведь казался одним из немногих последних приличных людей в этом проклятом городишке. Что ему здесь надо? Увидев Глеба, Рубченко дружелюбно помахал ему рукой и пошёл навстречу. Буянов натянул на лицо самую добродушную мину, на какую был способен, постаравшись придать ей естественный вид. Не стоит Константину знать, что о его подлой натуре уже известно.

— Глеб Яковлевич! — радостно воскликнул тот, протягивая ладонь. — Рад видеть.

Глеб ответил на рукопожатие. По телу разлилась волна чужих эмоций: спокойствие, радость. Эта гадюка хорошо умела прятать свою натуру. Странно. Или он не фальшивит? Что если это его разговор с Морозовым был игрой перед сильным мира сего? Чтобы всегда иметь такую серьёзную «крышу»?

— Взаимно, Константин Сергеевич, — ответил Глеб. — Какими судьбами здесь?

— Хотел бы сказать, что просто зашёл проведать нового друга, да, боюсь, не с моим режимом работы такие удовольствия, — Константин обезоруживающе улыбнулся. — Вопрос у меня чисто делового характера.

Он понизил голос до шёпота и пристально посмотрел на Глеба.

— Вы же помните, что вы мой должник? Пришло время расплачиваться по долгам.

Внутри Глеба всё напряглось. Все-таки Рубченко человек Морозова. Сейчас будет предложение, от которого невозможно отказаться.

— Я всё помню, — холодно ответил Глеб.

— Вот и славно, — Рубченко запрокинув голову громко рассмеялся. — Видели бы вы сейчас своё лицо, ох, простите, Глеб. Не удержался. Если серьёзно, у меня дело максимально приватного характера.

Он достал из кармана белый конверт.

— Понимаете, ситуация несколько деликатная. У меня есть одна знакомая, дама весьма и весьма состоятельная. Столь же состоятельная, сколь и замужняя.

Рубченко снова перешёл на шепот и с заговорщицким видом огляделся, будто их кто-то мог подслушивать.

— Вчера вечером, а то и, скорее, уже сегодня утром, — продолжил он, — она подошла ко мне в «Авроре» и поинтересовалась, не имеется ли у меня знакомств в полиции. Я уже готовился предположить самое худшее, но нет. Оказалось, речь идёт о делах амурных. Моя знакомая поведала мне, что несколько недель тому назад увидела случайно на улице молодого человека в полицейском мундире. И с тех пор, дескать, лишилась покоя и сна. И кусок не лезет в горло и даже карты при игре в бридж из рук выпадают. Одним словом, мадам решилась найти объект своего воздыхания. Но как? Случайные встречи на то и случайны, чтобы более не повторяться. Отправить своего слугу следить? Караулить возле участка? Кому можно доверить подобное? Ну как, донесут мужу?

Рубченко поцокал языком.

— Простым скандалом в такой ситуации не обойдёшься. Однако, стрела Амура под сердцем свербела всё сильнее, вот мадам Петро… Впрочем, обойдёмся без фамилий. Вот оная мадам и решила обратиться ко мне. Не смогу ли, дескать, я найти юного прелестника, укравшего её сердце в одну секунду, и передать ему эту любовную весточку.

Константин взмахнул конвертом. Глеб, который на протяжении всего монолога пристально следил за лицом Рубченко, не уловил в нём и тени фальши. Либо говорит правду, либо законченный лжец.

— И кто же её заинтересовал? — спросил Глеб.

Рубченко развел руками.

— Честно признаться, из всей полиции Парогорска я только с вами знаком. А словесный портрет, который обрисовала мне мадам, весьма расплывчат. Молод, немного сутулится, носит мундир, в очках. Ах да, и, цитирую, прелестен, как юный Аполлон. Если, конечно, это вам поможет опознать коллегу.

Рубченко снова рассмеялся. Глеб не выдержал и усмехнулся в ответ.

— Да, — сказал он, — знаю я одного человека, который подходит под описание.

— Вы мой спаситель, — Константин приложил руку к сердцу. — Мой, и загадочной мадам «эН». Прошу, передайте конверт этому прекрасному незнакомцу. Но, умоляю, войдите в положение, ситуация щекотливая, никому ни слова. Только между нами.

Глеб колебался ещё несколько секунд, прежде чем принял конверт и убрал его во внутренний карман.

— Само собой, сохраним это в тайне.

— О, тысяча благодарностей, — Рубченко снял цилиндр и поклонился. — Теперь я ваш должник. Обещаю, возмещу стократно. Кажется, вы предпочитаете виски? Двери моего дома всегда открыты для вас, Глеб Яковлевич. Жду с нетерпением, заходите. А прямо сейчас, прошу меня извинить, ещё тысяча дел, ещё сотни одиноких сердец ждут, когда Купидон, в моём лице, завяжет любовные узелки.

Он рассмеялся и, помахав на прощание рукой, ушёл. Глеб проследил за ним взглядом, машинально барабаня пальцами по карману, где лежал этот странный конверт, затем вошел в здание полицейского участка. Просьба Рубченко была невероятно странной, но какой-то… возможной? Кто знает, чего ожидать. Глеб нашёл укромный уголок, где его никто не видел, достал конверт. Обыкновенная белая бумага, никаких надписей, только сургучная блямба без оттиска печати. Вроде письмо, как письмо. Но, кто знает, вдруг там какая-то магическая ловушка? Или какой-нибудь гадостный порошок, который при вдохе убьёт его? Лучше уж, решил Глеб, он сам пострадает, чем Андрей, который и так по его вине вчера натерпелся. Недолго поколебавшись, он сорвал сургуч и достал лежащий внутри листок. Мелкий убористый почерк с завитушками.

«Мой милый незнакомец. Вы не знаете меня, как я не знаю Вас. Но с тех пор, как я увидела Вас, я лишилась покоя. Вы занимаете мой разум и моё сердце каждое мгновение, и я не могу сделать и единого вдоха, чтобы не думать о Вас. Пусть я покажусь Вам безрассудной и фривольной, мне всё равно. Все, о чём я прошу, это о единственной встрече. Умоляю, не откажите женщине, что растворилась в бездне ваших глаз. Я буду ждать Вас каждый день в десятом часу вечера, в Алексеевском парке, у северного входа. Пусть наши чувства могут оказаться и невзаимны, но если в Вашем сердце есть хоть капля милосердия, даруйте мне хоть минуту Вашего общения, о большем я и не смею просить»

Письмо было без подписи. Почерк похож на женский. Глеб провёл запиской возле носа, пахло фруктовым парфюмом. Что же, похоже, у Андрея действительно завелась пылкая поклонница. Убрав письмо обратно в конверт, Глеб решил отложить на потом свои курьерские обязанности. Сначала доклад о ночной вылазке.

Он постучал в дверь кабинета начальницы.

— Войдите!

С решимостью всходящего на эшафот, Глеб открыл дверь. Анна Витольдовна сидела за столом и что-то решительно черкала в бумагах. Молча указала на кресло. Глеб присел и сделав глубокий вдох, на одном дыхании начал пересказывать своё вчерашнее приключение, не забыв про обещание упустить роль Андрея в проникновении в дом Морозова. Воронцова всё так же хранила молчание, пока он торопливо в лицах рисовал подслушанные речи.

— Вы что, с ума сошли? — наконец спросила она, когда Глеб закончил. — Вы что, плохо слушали Боровова? Запамятовали уже, что он дал нам прямой запрет беспокоить Морозова? И что, вы не нашли ни одной более умной идеи, чем ворваться к промышленнику в дом, будто вор? Вы хоть представляете, что произошло бы, если бы вас застукали?

— Никто нас… меня, никто меня не видел.

— Вы меня с ума сведёте, Глеб Яковлевич. С каждым днем количество убитых в деле только множится. Не хватало мне ещё и вашего трупа, ко всем прочим радостям. У нас улик, чтобы подвести преступника под суд — кот наплакал, если вы забыли. И вместо рутинной полицейской работы, вы, значит, решаете поиграть в шпиона? У вас что, детство ещё не отыграло в душе?

— И благодаря моей решительности, — Глеб сделал ударение на последнем слове, — мы хотя бы узнали, что Морозов непричастен к исчезновению Елизаветы Михайловны.

Воронцова нервно дёрнула плечом.

— Что же нам это дает? — спросила она. — Хорошо, предположим, дочка губернатора жива-здорова, не похищена. Как нам это поможет расследовать убийство девяти женщин в лесу? Или вы, как и Боровой считаете, что наш единственный свидетель, который мог дать показания, просто так взял и повесился? От душевного расстройства? Это — убийство, Глеб Яковлевич, ещё одно звено той же цепи. И я ожидала от вас помощи. Помощи, понимаете? Начальство связывает меня по рукам и ногам, а мой стажёр в это время, как вор в ночи крадётся по чужим домам и подслушивает? Вы что, не понимаете, что ваши пересказы чужих разговоров ни в одном суде не примут?

Анна Витольдовна вздохнула и сжала губы в тонкую линию.

— Я хоть что-то делаю, а не сижу, сложа руки, — сердито огрызнулся Глеб. — Я достал нам информацию, которая внесла хоть малейшую ясность в происходящее.

— Господин Буянов, — отчеканила начальница, крепко стиснув пальцы, — ступайте и помогите Андрею Егоровичу. Возможно, хоть так от вас будет прок, если вы никак не в силах усвоить методы ведения следствия. Видеть вас не могу больше.

Обиженно фыркнув, Глеб надел цилиндр и вышел из кабинета. Не переставая ругаться себе под нос, распахнул дверь в архив. Андрей, изучавший очередной снимок ауры, понял всё без слов.

— Плохо всё прошло, да? — осторожно спросил он.

— Хуже некуда, — буркнул Глеб. — Сослала меня к тебе. Никакой благодарности от этой женщины. Мы шеями своими рисковали, чтобы хоть как-то в расследовании продвинуться, а она всё одно — вы не помогаете, господин Буянов, какой от вас прок, господин Буянов, даже отчет написать не можете, тьфу.

Он сердито плюхнулся на скрипнувший стул.

— «Мы»? — переспросил встревоженный аурографист.

— Про тебя я ей не сказал, не беспокойся, — отмахнулся Глеб.

С нервным вздохом облегчения Андрей снова уткнулся в снимок.

Внутри Глеба всё клокотало. Что ни делай, никак Воронцовой не угодить. К чёрту всё, сразу бы уехал куда подальше и никто бы ему не выговаривал. Он сердито засопел, раздумывая, не махнуть ли и в самом деле рукой, да и не подать рапорт об увольнении, но в этот момент вспомнил про конверт, лежащий в кармане. Глеб хлопнул себя по лбу.

— Совсем из головы вылетело! Андрей, у меня для тебя сюрприз.

Он протянул конверт другу.

— Что это такое? — подозрительно спросил аурографист, опасливо косясь на белую бумагу. — От кого?

— Прочитай и узнаешь.

— А почему сургуч уже сломан?

— Ой, — Глеб махнул рукой, — Андрей, ну хоть ты мне мозги не сверли. Просили тебе передать. Так что надевай сегодня самый накрахмаленный воротничок и не забудь цветы.

Он поднялся со стула.

— А ты куда? — спросил аурографист.

— Да пошло всё к черту. Хватит с меня. Я пошёл домой, мне надо отдохнуть. Если придет наша мегера — пусть увольняет. Я от неё уже устал.

Пока Андрей испуганно хлопал глазами, Глеб вышел из его темного логова и отправился домой. По пути зашёл в магазин, прикупил бутылку вина, на какую хватило денег. Порфирий Григорьевич в гости всё не заходил, так что пришлось напиваться одному. Пускай все проваливается, куда подальше. Весь Парогорск, все эти убийства, все эти Анны Витольдовны скопом. Завтра же он уйдёт на вокзал и отправится куда угодно, лишь бы подальше от этого места.

Пойло оказалось на редкость гадостным, зато пьянило отлично. Так что Глеб и сам не заметил, как стены и потолок закружились в карусельном хороводе. Кое-как раздевшись, он рухнул на кровать и мгновенно провалился в чёрную бездну.

Спать, однако, долго не пришлось. Кто-то со всей дури барабанил в дверь так, что дребезжали стекла.

Проклиная всё на свете, Глеб поднялся с кровати, замотался в одеяло и пошёл открывать. На пороге стоял бледный и встревоженный Кузьма Макарович.

— Что такое? — пробормотал Глеб. — Боже, который час?

— Пятый час утра, — мёртвым тоном ответил полицейский, судорожно сглотнув.

— Что случилось? Вас Воронцова послала?

— Беда у нас, Глеб Яковлевич…

— Ну чего такое, говорите уже!

— Андрея Егоровича убили…