Глава 15

— Думаю, мы увидели достаточно, — холодно сказала Анна Витольдовна, глядя на мраморно-белые кости черепа. — Вот, что здесь скрывает Фёдор Романович. Идёмте, господин Буянов, нам нужно как можно скорее вызвать остальных сотрудников.

Глеб и сам был рад уйти подальше от сырой могилы в лесу, его всё ещё потряхивало от эманаций смерти и от картины, когда из холодной земли показались пустые глазницы.

Вся остальная служебная суматоха замелькала причудливым, быстро переливающимся калейдоскопом. Полетели звонки, прибывали паромобили, в лес съезжались всё новые и новые жандармы, таскался с тяжелым аурографом, усердно пыхтя и спотыкаясь на каждой кочке, лучший аурографист Андрей.

С полицейскими приехали несколько работяг в поношенных робах и мятых кепках. Не выпуская папирос из пожелтевших зубов, они со скучающим видом начали методично перерывать землю в лесу, где было найдено первое захоронение.

Когда была глубже разрыта могила, которую нашли Глеб и Анна, оказалось, что скелет принадлежит женщине. Это подтверждали и характерные особенности ауры и поблёкшее от времени и непогоды ситцевое платье. Рядом с ней, буквально в полуметре, нашлось последнее пристанище ещё одной женщины. Затем ещё одной. И ещё и ещё…

Глеб, которому только и оставалось, что молча наблюдать, как из-под земли достают всё новые останки, старался глубоко дышать и по возможности смотреть куда-то в сторону. Если бы оказался хоть чуточку, на самую капельку менее везучим — он и сам бы оказался рядом с этими скелетами, прикопанный под полуметром плотной сырой земли. Рядом стояла Анна, будто капитан на палубе во время шторма, заложив руки за спину, хладнокровно наблюдая за ведущимися работами.

К ним подошёл Кузьма Макарович, отряхивая руки.

— Нашли пока что девять единиц останков, — произнёс он так спокойно, словно каждый день чем-то подобным занимается. — Продолжаем работать, может и ещё кого обнаружим. Но сейчас, кого извлекли, судя по одежде и длине волос — все останки принадлежат женщинам. Взрослым женщинам, — зачем-то уточнил он. — Кто-то подольше лежит, кто-то поменьше. Но все аккурат лежат, в рядочек. На несчастный случай такое не спишешь.

Злобно прибавил он, сплюнул, ругнулся и, сняв фуражку, перекрестился.

— Теперь ясно, что так ревностно охраняли люди Морозова, — сказал Глеб, всё ещё чувствуя какую-то странную смесь злобы и вины, что ему повезло больше, чем этим несчастным женщинам.

— Те возможно и не догадывались, что именно стерегут, — резонно парировала Воронцова. — Могли просто получить задание охранять дом от незваных гостей любыми методами. Включая физическое устранение. Впрочем, это мы ещё выясним. Идёмте взглянем, Глеб Яковлевич.

Усилием воли Глеб заставил себя подойти ближе к приметному толстому стволу старой потрескавшейся сосны, у подножия которой на брезентовых плащах лежали девять перепачканных землёй скелетов. Айболит, с зажатой в зубах трубкой, окончил осмотр одного из тел, поднялся, отряхивая руки.

— Что можете сказать по первичному осмотру, Казимир Иннокентьевич? — спросила Воронцова.

— Ничего особо интересного, — ответил тот, пыхнув облачком тёрпкого дыма.

Глеб увидел, как на одном из черепов в налипшей грязи копошится жирный червь и крепко стиснул зубы, пытаясь подавить рвоту.

— При беглом осмотре не видно ни огнестрельных ранений, ни особо заметных повреждений, которые могли бы привести к летальному исходу, — продолжил тем временем врач, не обращая внимания на побледневшего Глеба. — Правда, на некоторых костях мне удалось рассмотреть тонкие надрезы. Возможно, жертв зарезали ножом. В этом случае причина смерти — банальная кровопотеря. Впрочем, окончательные заключения буду делать по каждому телу отдельно, когда исследую их в тишине и спокойствии, у себя в прозекторской.

— Разумеется, Казимир Иннокентьевич, — кивнула Воронцова. — Благодарю, сейчас этого более чем достаточно.

Доктор приподнял шляпу и отошёл в сторону, давая им рассмотреть останки. Анна подошла ближе, расправила плечи, подняла подбородок.

— Что вы видите, Глеб Яковлевич? — спросила она.

Тот сделал глубокий вдох и медленный выдох. Это всего лишь мертвецы. Как на рисунках в учебнике по биологии. Только настоящие и прямо перед глазами. Вот и вся разница.

— Девять трупов, — откашлявшись, начал он. — Все женские, судя по платьям. У всех тёмно-каштановые волосы. Все примерно одного телосложения. Значит, выбирает жертв неслучайно. В этом есть какая-то система. Возможно, все они при жизни напоминали Морозову какую-то женщину, которая его обидела. Мать, первая несчастная любовь или любовница, заразившая нехорошей болезнью. Вероятно, не может отомстить той и вымещает злобу на схожих внешне.

Он взял паузу, пытаясь припомнить, на что ещё обращали внимание герои всех детективных сериалов, которые он смотрел. Воронцова поправила выбившуюся прядь волос, одобрительно кивнула:

— Продолжайте.

Глеб задумчиво прикусил губу. Если начальница так уверена, что есть ещё что сказать, значит, он что-то упускает. Он перевёл взгляд на Воронцову, затем обратно на женские останки.

— У них у всех очень короткие и открытые платья, — наконец озарило его.

— Открытые и дешёвые, — кивнула Анна. — Что это нам говорит?

— Они все были… Проститутками?

— Либо были нарочно одеты под проституток. Не будем ничего безапелляционно утверждать, пока не установлены личности погибших.

— Возможно, Фёдору Романовичу доставляло особенное удовольствие одевать несчастных под продажных женщин? — подхватил Глеб.

— Возможно, — согласилась Анна. — Хотя и его непосредственную причастность к убийствам ещё предстоит доказать. Пусть у меня и нет сомнений, что это его рук дело, однако, мы должны соблюдать беспристрастность и собрать доказательную базу.

— Какую ещё базу? — возмутился Глеб. — Его люди стреляли в меня, чудом не убили! Они охраняли целое кладбище, которое тут устроил Морозов, дело яснее ясного! У этой сволочи руки по локоть в крови.

— Спокойнее, Глеб Яковлевич, спокойнее, — осадила его Анна. — Рассуждайте с холодной головой, а не хватайтесь за саблю. Нам нужны доказательства. Я жду от вас действий, соответствующих вашей должности полицейского, а не самоназначенного народного мстителя. Итак, я вас внимательно слушаю?

Глеб сердито фыркнул, затем всё-таки призадумался.

— Тут много трупов. Они все не могли разом исчезнуть бесследно. Значит, есть свидетели, которые могут что-то знать. Родственники, друзья, коллеги по непростому бизнесу.

— Наконец-то, — начальница чуть улыбнулась уголком губ. — Вы начали рассуждать здраво, Глеб Яковлевич. Займёмся опросом возможных свидетелей.


Они потратили весь день, но расспросы, казалось, не дадут результата. Они побывали в запущенных притонах и дорогих салонах, общались с невероятной красоты девушками и скользкими типами, украшенными ножевыми шрамами, но везде встречали один и тот же ответ — «ничего не знаю».

Уже давным-давно стемнело, когда наконец какая-то девица, накрашенная так, что больше походила на куклу, наконец махнула рукой, после долгого размышления.

— Вот туда вам сходить надо. На втором этаже там Таня живёт. Татьяна Алексеевна… нет, не помню фамилию.

— Почему вы решили, что она что-то знает?

Девица безразлично пожала плечами.

— Выглядит так, — сказала она, — словно столкнулась с чем-то жутким лицом к лицу. И всё забыть не может.

Дом, на который им указали, выглядел, будто заброшенный. Странный симбиоз кирпича и дерева уже весь покосился, грозясь в любой момент завалиться набок и рассыпаться в крошку. Глеб и Анна поднялись по скрипучим прогнившим ступенькам на второй этаж. На стук в дверь изнутри послышался осторожный шорох, словно промелькнула мышка.

— Татьяна Алексеевна, откройте, это полиция, — тихо сказала Воронцова.

— Что вам надо?

Даже сквозь дверь в приглушенном голосе слышался страх.

— Ничего, просто поговорить.

Загремел засов, дверь чуть приоткрылась и в щели показалось бледное девичье лицо.

— О чём поговорить? Я ничего не нарушаю и никому не мешаю.

— Можно мы войдём? — спросила Воронцова. — Разговаривать так — крайне неудобно.

Татьяна нервно кивнула и только чуть шире приоткрыла дверь, так что Воронцовой и Глебу пришлось протискиваться в её комнатушку. Девушка выглядела болезненной. Мертвенно бледное лицо, под широко распахнутыми глазами залегли чёрные круги, волосы растрёпаны. Скромное платье застирано так, что вот-вот разойдётся на нитки.

Комната выглядела под стать хозяйке. Голые деревянные стены, узкая кровать, пара стульев, да разваливающийся комод. Что удивляло больше всего — это плотно задёрнутые шторы, ярко горящий светильник, а по всем углам расставлены зажжённые свечи и лампы.

— Что вам надо от меня? — испуганно спросила Татьяна, присаживаясь на кровать.

— Просто побеседовать, — сказала Воронцова. — О ваших делах, о жизни.

— Нет у меня никаких дел, уходите.

Анна покривилась.

— Вы выглядите так, будто что-то вас гложет…

— Нет, нет, нет, — быстро затараторила Татьяна, не слушая её, — я не хочу с вами ни о чём говорить, уходите, уходите.

Глеб медленно подошёл к ней, боясь напугать, осторожно присел рядом.

— Татьяна, прошу. Вы можете нам помочь.

Он мягко прикоснулся к её пальцам, чуть сжал кисть. По всему телу тут же закружило вихрем чужие эмоции. Страх, беспредельный страх, от которого не знаешь, замереть или бежать прочь со всех ног. Одиночество, как у единственного выжившего после кораблекрушения, что болтается по воле волн среди бесконечного ледяного океана. И под всей этой давящей массой, крошечное, как искорка, чувство обиды и несправедливости, за которую захочется отомстить и скинуть, наконец, груз с души.

— Татьяна, — осторожно начал Глеб, не отпуская её ладонь, стараясь словами раздуть эту маленькую искру в душе перепуганной девушки. — Представить не могу, что вам пришлось пережить и то, с каким грузом вы живёте каждый день. Помогите нам, расскажите всё, что знаете, и может быть это поможет и вам облегчить душу. Сколько невиновных пострадали из-за этого человека и сколько ещё могут пострадать. А вы способны его остановить.

Огонёк разгорелся чуть сильнее.

— У нас уже есть улики против него, — Глеб продолжил гнуть свою линию, тщательно избегая называть Морозова по имени. — Если ваши слова подтвердят наши предположения, ему уже не отвертеться. Он ответит за всё, что совершил.

В глазах Татьяны заблестели слёзы, она всхлипнула, сказала что-то беззвучно, одними губами.

— Что? — Глеб пригнулся ближе.

— Это Морозов, — прошептала Татьяна, её мелко трясло.

— Что он сделал? — спросила Воронцова.

— У меня была подруга, — быстрым шёпотом затараторила Татьяна, будто боясь, что порыв её храбрости вот-вот развеется, и она уже не сможет себя пересилить и всё рассказать. — Её звали Инга. Мы похожи с ней были, как сёстры. И на лицо, и по характеру. Нас все сёстрами считали, правда-правда. Она тоже из девиц, что за деньги… Она однажды хвастаться начала, что у неё богатый любовник появился. Ухаживает за ней, дескать, на подарки не скупится… А потом Инга просто пропала. Я не знала, что делать. А что, что мне надо было? Что я могла? Надеялась, может Инга всё-таки уехала со своим любовником куда-то, может напишет однажды, приедет. Но её всё нет и нет.

Глеб и Анна слушали не перебивая.

— А потом однажды у меня на пороге он появился. Морозов. — Татьяну затрясло ещё сильнее, она лязгала зубами, но продолжала: — Слова всё говорил. Какая я красивая. Что в невесты меня возьмёт. Подарки приносил. Потом пригласил в поездку с ним отправиться…

По её щекам потекли слёзы.

— Я когда очнулась уже, в его домике оказалась, в лесу. Он измывался надо мной, как только мог придумать. Ингу мне показывал. Тело её. Говорил, что побалуется со мной и тоже убьёт.

Она сделала нервный вздох.

— Не знаю, сколько я там пробыла, в этом аду. Морозов всё уезжал и снова возвращался. И снова меня мучил. Однажды он забыл убрать один из своих ножей и когда его не было, я сумела перерезать верёвки и сбежала.

— Почему же вы не обратились в полицию? — спросила Анна, в голосе которой слышалось только боль и сочувствие.

— Против кого? — Татьяна обернула к ней безумный взгляд. — Против него? Моё слово против его? Продажной девки? Мало вам моей боли, вы ещё хотите и моего унижения?

— Не унижения, — быстро вставил Глеб, чуть сжимая её пальцы, — а отмщения этому ублюдку. Ради вас самой. Ради Инги. Ради всех тех, кто пострадал от него.

Девушка заплакала, прижавшись лицом к его плечу.

— Татьяна Алексеевна, — растерянно спросил Глеб, — вы сможете перед судом повторить вашу историю? Прошу вас.

Девушка, громко всхлипывая, закивала.

— Хорошо, не будем откладывать, — сказала Воронцова. — Поедем прямо сейчас, если понадобится, разбудим судью, пусть выдаст приказ об аресте Морозова…

— Нет-нет-нет, — быстро затараторила Татьяна, затравленно озираясь. — Я никуда не пойду, приходите завтра.

— Почему завтра? — вкрадчиво спросила Анна. — Мы можем съездить прямо сейчас, ваши показания очень важны.

— Я не выхожу по ночам из дома, — губы Татьяны тряслись. — Я боюсь темноты. В ней ходят мертвецы.

Воронцова явно хотела что-то ещё сказать, но увидев, что несчастную девушку трясёт так, будто она вынырнула из проруби, промолчала и только кивнула.

— Значит, мы приедем завтра, да? — спросил Глеб. — Сразу на рассвете, ладно?

— Хорошо, — Татьяна мелко затрясла головой, соглашаясь. — Но только когда будет светло. Если будет темно, я никуда не пойду. В темноте мертвецы.

— Завтра, когда будет светло, — пообещала ей Анна. — Доброй ночи, Татьяна.

Глеб попрощался с девушкой и они с Воронцовой спустились на улицу.

— Татьяна выглядит сумасшедшей, — сказал он. — Думаете, суд примет её показания?

— Решать это будет врачебная комиссия, а не мы с вами, — ответила Анна. — На текущий момент Татьяна наш главный и единственный свидетель, перебирать не приходится. После всего пережитого не удивительно, что она может быть напугана. Для нас же главное чёткость и ясность её показаний, в которые не вкрались навязчивые мысли и страхи. Если Татьяна на суде под присягой подтвердит виновность Морозова, мы его прихлопнем тяжестью остальных, косвенных улик.

— Что сейчас будем делать?

— Нам надо выспаться, особенно вам. Сегодня был долгий сложный день, а завтрашний не обещает быть легче. Встретимся завтра здесь же, на рассвете. Будем надеяться, что солнечный свет отпугнёт мертвецов, что беспокоят Татьяну.


Спалось Глебу скверно. В его кошмарах то извивались жирные черви, копошащиеся в пустых глазницах черепа, то безумный затравленный взгляд Татьяны смотрел прямо в душу, а её чёрные зрачки превращались в бездонные ледяные колодцы. Так что проснулся Глеб рано, когда за окнами была ещё темень. Без аппетита поел, собрался и пошёл к дому Татьяны. С первым рассветным лучом рядом остановился паромобиль Воронцовой.

— Доброе утро, Глеб Яковлевич, — сказала она. — Идём скорее, Морозов и так уже слишком загулялся на свободе.

Они поднялись на второй этаж, Глеб постучал в дверь. Прислушался. Из комнаты не раздавалось ни звука.

— Татьяна Алексеевна, откройте! — крикнул он.

Тишина. Постучал ещё сильнее. Никакого ответа.

— Проклятье. Не знаю как у вас, Анна Витольдовна, а у меня почему-то очень скверное предчувствие. Что-то я не верю, что она просто отошла на рынок.

Глеб забарабанил в дверь со всей силы.

— Татьяна! Таня! Откройте! Это мы! Всё в порядке⁈

Воронцова сделала два шажка назад.

— Глеб Яковлевич, — сказала она ледяным тоном, — выламывайте.

Буянов взял разбег и плечом ударил в дверь. Хлипкое дерево затрещало, скрипнул, надламываясь, косяк. От второго удара вырвало с корнем замок и разлетаясь щепками дверь повисла на одной петле.

В комнате царил мрак, плотно задернутые шторы не пропускали тусклые лучи рассветного солнца. Воронцова нащупала выключатель, зажгла лампу. Помещение медленно наполнилось светом. Глеб обвёл комнату взглядом, словно вся картина в его мозгу очень медленно создавалась в единое целое из маленьких деталей.

Один конец толстой верёвки примотан к ножке кровати. Верёвка переброшена через потолочную балку. Закручена петлёй. Петля обёрнута вокруг шеи Татьяны. Голова свисает набок, язык высунут из посиневших губ, выпучены глаза. Руки безвольно свисают вдоль тела. От каблуков чёрных сапожек мертвой девушки до пола едва ли сантиметров десять.

— У нас висельница, Глеб Яковлевич, — холодно констатировала Воронцова.

Загрузка...